Раз как-то Дурнов (художник), приятель Брюлова, хотел пошутить над Брюловым и, указывая на посредственную живопись, сказал: «А ведь тут много брюловского стиля». – «Нет, – ответил Брюлов, – тут, Ваня, много Дурнова!»

Очень удачный каламбур и остроумное отпарирование приятельской шутки приятельской же каламбурной эпиграммой.

Зовут художника Егорова, бывало, обедать в какой-нибудь аристократический дом. Он приехал, но все-таки отобедает прежде вплотную дома. – «Да что ж вы не кушаете, Алексей Егорович?» – спрашивает озабоченный хозяин. – «Я обедаю в три часа, а теперь пять, так уж до завтра»… – и просидит за обедом, ни до чего не дотрагиваясь.

Наш русский живописец Егоров отличался неподдельной оригинальностью. Например, когда кто-нибудь даже и за крупную плату, заказывает ему портрет свой, он говорил, ежели физиономия заказчика ему была ему не по нутру: «Убирайтесь от меня, какой я вам портретист, пишу портреты, да не с вас»… и дверь захлопывалась за посетителем. Или иногда на вопрос скучного какого-нибудь гостя «Дома ли Алексей Егорович?» он сам высовывал голову в отвечал: «Егорова дома нет».

На одном художественном вечере в доме нашего славного художника-скульптора графа Ф. П. Толстого, в то время, когда в зале раздавалась музыка в веселый говор, Брюлов сидел в дальней угловой комнате за письменным столом. Перед ним лежал лист писчей бумаги, на которой был начертан эскиз пером. Его застали в ту минуту, когда он делал на бумаге чернильные кляксы и, растирая их пальцем, тушевал таким образом рисунок, в котором никто из присутствующих ничего не мог разобрать. Брюлов всем говорил, что это эскиз «Осады Пскова». Затем он начал мастерски распутывать содержание эскиза из чернильного хаоса, и распутывание это из уст его до того казалось всем ясным, что все вперед, по чернильным пятнам, могли понять и уразуметь всю драму будущей знаменитой картины бессмертного художника. Mногиe просили Брюлова подарить им этот эскиз, сделавшийся вдруг для всех понятным; но художник в ту же минуту разорвал чернильный рисунок, говоря: «Из этого вы ничего не поймете!» Таким образом, некоторые любители видели зародыш картины, оставшейся, к сожалению, неоконченной.

Знаменитый русский скульптор Витали, во время своего пребывания в Берлине, зашел однажды в парикмахерскую и, по окончании туалета, спросил хозяина, сколько ему следует за труды. «Помилуйте, господин Витали, что за счеты между артистами»! – сказал гордо прусак, знавший скульптора в лицо. Художник не мог не улыбнуться такому неожиданному собратству, но не желая оскорбить честного ремесленника, поблагодарил его за лестный отзыв. Спустя некоторое время он прислал парикмахеру свой бюст, превосходно изваянный.

Художник исполнил по заказу иностранного принца коллекцию картин, изображавших различные национальности в их костюмах. После всех народов был изображен француз в костюме прародителя, но со свертками всевозможных материй в руках и под мышками. – «Что это значит?» – спросил принц, посетившей мастерскую художника. – «То, – отвечал художник, что пока я писал француза, он столько раз переменял свой костюм, что я никак не мог захватить его два раза в одном и том же костюме; а потому я ему и дал эти материи – пусть оденется, как ему придет в голову».