ГЛАВА XLVI
Кое-как Томасу и Дрю удалось убедить Джорджину, чтобы она не выходила из каюты, а за это они не стали ее запирать. Но прошел час с тех пор, как они ушли, и она стала удивляться самой себе, признавшей их безумный план действий, в то время как ей-то уж должно быть ясно, насколько этот план нелеп, учитывая непредсказуемый характер Джеймса. Глупо думать, будто Джеймса можно заставить слепо подчиниться какой-нибудь схеме. Он будет бить копытом, но никогда не разрешит ей встречаться с братьями;… При том, что он согласится и на этот раз пустить ее в дом, что, кстати, теперь ставилось под сомнение. К тому же и ее братья могут заупрямиться.
И с какой стати она сидит здесь и ждет, когда обстоятельства решат судьбу ее будущего? Не лучше ли удрать с «Нереиды» и попытаться самой вернуться в дом Джеймса? В конце концов, найдется какой-нибудь выход из тупика. И на ней то же платье, в котором вчера она совершила свой побег, а в карманах – деньги, которыми снабдили ее Реджина и Рослинн, узнав, что Джеймс не дает ей на мелкие расходы. Можно было еще предположить, что у Джеймса достаточно времени для размышления о том, насколько она серьезна в своих намерениях видеться с семьей. Вчера им не удалось поспорить на эту тему. Самоуправство Уоррена могло разрушить то, чего ей удалось вчера достигнуть.
Сердясь на себя за то, что она вновь позволила братьям распоряжаться ею, она уже собралась удрать из каюты, как в дверях появился Дрю.
– Лучше будет, если ты выйдешь сама, – зловеще произнес он. – Он приехал.
– Джеймс?
– Именно он. И один. И Уоррен уже вне себя, что Мэлори так спокойненько взошел на борт корабля, тогда как Уоррен подготовил команду к отражению штурма. – Дрю расплылся в улыбке, хотя это никак не подходило к серьезности момента. – Наш братишка, наверное, ждал, что Джеймс приведет сюда целую армию, и заставил всех ожидать боя. Но твой англичанин или бесстрашен, или простодушен – он явился совершенно один.
– А где Томас?
– Увы, милочка, наш миротворец отправился на встречу с Клинтоном.
Услышав об этом, она не теряла более ни минуты. Боже, да они, небось, уже поубивали друг друга, если там нет Томаса и некому усмирить Уоррена. Но когда она выбежала на палубу, она увидела, что все еще только начинается, – Уоррен требовал от Джеймса, чтобы тот покинул корабль. И ничто не предвещало, что насилие не состоится. Он стоял на шканцах, вцепившись в перила, все тело его напряглось. Джеймс успел сделать еще несколько шагов, прежде чем целая шеренга матросов выстроилась перед ним, преграждая дорогу.
Джорджина бросилась было к Джеймсу, но Дрю поймал ее и вернул на шканцы.
– Попробуем, может, наш план удастся, Джорджи. Они не причинят ему вреда. А тебе они все равно не позволят подойти к Джеймсу, так же, как и его не подпустят к тебе. Так приказал им Уоррен, и только его приказов они слушаются. И если ты хочешь поговорить с мужем, то, понятное дело, у кого тебе следует просить разрешения. Иначе, разумеется, ты так и будешь без толку бегать туда-сюда.
Говоря это, Дрю ухмылялся. Мерзавец, ему все казалось забавным. Ни ей, ни кому-либо другому, в особенности Джеймсу, это не могло казаться забавным. Стоя на шканцах и глядя на Джеймса, она почувствовала, как сильно бьется ее сердце.
Она не знала, как сильно бьется и его сердце. Утром он проснулся с раскалывающейся от похмелья головой и обнаружил, что вместе со всеми шестью вчерашними собутыльниками провел ночь в гостиной. Затем он поднялся наверх, чтобы, наконец, разобраться со своей женой, и что же – обнаружил ее очередное исчезновение. Понятно, что после всего этого едва ли он мог быть в хорошем расположении духа. Единственное, что успокоило его в это утро, это зрелище трех кораблей, пришвартованных к пристани, и, как выяснилось, на первом же из них скрывалась его жена. То, что она прячется от него, не было самым худшим – хуже то, что она, как он полагал, твердо решила уйти от него и вернуться вместе с братьями в Америку. А зачем еще ей было находиться на корабле?
Джорджина не знала, какие мысли роились в голове ее мужа, но даже если б и знала, как это могло повлиять на ход событий? Пока ситуация еще не вышла из-под контроля, она все еще рассчитывала как-то вмешаться, независимо от того, на кого больше обращен гнев Джеймса.
– Уоррен, пожалуйста… – промолвила она, подойдя к брату, но тот не удосужился даже взглянуть на нее.
– Отойди отсюда, Джорджи, – только и сказал он.
– Не уйду. Он мой муж.
– Это поправимо.
Его наглая самоуверенность настолько возмутила ее, что она оскалила зубы:
– Ты что, ни слова не услышал из того, что я сказала тебе вчера?
Джеймс увидел ее, и она услышала, как он закричал:
– Джорджи! Ты никуда не уедешь!
О Боже, ну зачем он крикнул это столь повелительно? Как теперь увещевать Уоррена после того, как Джеймс снизу отдает такие безаппеляционные приказания? Дрю был прав. Придется метаться туда-сюда и перекрикиваться с Джеймсом. А разве так договоришься о чем-нибудь? И если верить Томасу – а как не верить, достаточно одного взгляда на Уоррена, – даже если она уступит Джеймсу, Уоррен все равно не пустит ее к нему. Без присутствия остальных братьев ничто не могло сдвинуться с мертвой точки. Дрю никогда не мог повлиять на Уоррена, и надо же, что именно бесполезный Дрю был здесь, а остальные отсутствовали.
Она тянула с ответом Джеймсу, и он решил взять инициативу в свои руки – точнее сказать, в свои кулаки. Увидев, что двое из команды уже упали на палубу, Уоррен заорал:
– Сбейте же его с но…
Джорджина ткнула брата локтем в ребро, и он не окончил фразы. Он обернулся и, встретившись с ее страшным взглядом, не смог ничего сказать. В этот момент она одинаково ненавидела и его, и Джеймса. Проклятые идиоты! Как смеют они так наплевательски относиться к ее желаниям и вести себя так, будто не ее будущее решается в эту минуту!
– Джеймс Мэлори, немедленно прекратите! – закричала она, видя, как еще один матрос свалился с ног.
– А ты спустись сюда, Джорджи!
– Я не могу, – крикнула она и хотела добавить: «Пока не могу», – но не успела.
– Единственное, чего ты не можешь, это бросить меня! – крикнул он.
Его отбросили назад. Шестеро матросов стояли против него. Но он бесстрашно дрался с ними, что еще больше раздражало ее. Дурак, кончится тем, что он окажется в реке!
Нужно было что-то делать. В конце концов, она сыта по горло приказаниями, что она должна, а что не должна делать.
– Почему же это я не могу бросить тебя?
– Потому что я люблю тебя!
Выкрикивая это, он даже не сделал паузы между ударами направо и налево. Однако Джорджина замерла на месте, дыхание у нее перехватило, она готова была сесть на палубу – такими слабыми сделались ее колени от невероятного чувства, вспыхнувшего в ее душе.
– Ты слышал, что он сказал? – промолвила она Уоррену.
– Еще бы, вся набережная слышала это, – проворчал Уоррен. – Но это не меняет дела.
Ее глаза округлились. Она не поверила своим ушам.
– Ты что, издеваешься?! Как раз это меняет все дела в мире, потому что я тоже люблю его.
– Тебе и Камерон нравился. Ты сама не знаешь, чего тебе хочется.
– Но я не она, Уоррен.
Он поглядел вдаль, вспомнив женщину, которая так дурно обошлась с ним, единственную, кто мог изменить его отношение к женщинам, но Джорджина схватила его лицо руками и повернула к себе, заставляя его посмотреть ей в глаза.
– Я люблю тебя, Уоррен, и знаю, что ты хочешь сделать так, чтобы мне было хорошо, но здесь ты должен мне поверить. Малком был моим детским увлечением. Джеймс – моя жизнь. Он – единственный, кто мне нужен, единственный, кто мне всегда будет нужен. Не пытайся больше удерживать меня и разлучать меня с ним.
– А он согласится пойти на попятную и разрешить нам встречаться с тобой? Ты знаешь, именно это требуется от него. Если он не отречется от своих слов, мы никогда больше не увидимся с тобой.
Она улыбнулась, понимая, что, наконец, повлияла на него, что теперь вопрос лишь в том, разрешит или не разрешит Джеймс им видеться.
– Уоррен, он любит меня. Ты ведь слышал. Остальное я возьму на себя, но только разреши мне самой позаботиться. Ты лишь испортишь все дело.
– Ладно, – ответил он с вымученной благосклонностью, – Бог с тобой, делай что хочешь!
Она радостно вскрикнула и крепко прижалась к нему, но тотчас отпрыгнула и… в ту же секунду оказалась в объятиях каменной стены.
– Так ты любишь, любишь меня?
У нее не было времени изумляться, как именно он очутился на шканцах. Несколько громких стонов с нижней палубы рассказывали об этом. Ее уже не волновало, слышал ли он ее разговор с братом. Она просто наслаждалась тем, что крепко прижимается к нему, и чтобы это продолжалось, еще крепче обвилась руками вокруг его тела.
– Ведь ты не станешь ругать меня на глазах у моих братьев?
– Я и не собирался, малышка.
Но улыбки не было на его лице, и он не был намерен задерживаться тут. Она задохнулась, когда он сжал ее в своих объятиях, и почувствовала, как он уводит ее прочь.
– Было бы гораздо лучше, если б это не выглядело так, будто ты силой уводишь меня, – сказала она ему.
– Но я все же увожу тебя, моя дорогая девочка.
Ну, будь что будет. Она и не надеялась, что все пойдет как по маслу.
– Ну хотя бы пригласи их пообедать.
– Это еще с какого черта?
– Джеймс!
Глухое рычание прозвучало где-то у него под кадыком, но он остановился и оглянулся. Лишь Дрю смотрел на него, Уоррен глядел куда-то в сторону.
– Черт бы вас побрал, вы все приглашаетесь к нам на обед!
– Боже всемогущий, – промолвила она, когда они снова двинулись, – неужто нельзя было хоть чуть-чуть повежли…
– Заткнись, Джорджи! Скажи спасибо, что хоть так.
Она поморщилась, всей душой желая, чтоб он не был столь откровенен. Но, может, и хорошо, что он с ней откровенен. И все-таки он сделал первую уступку, хоть и со страшным скрипом, но как бы то ни было, начало положено.
– Джеймс.
– Мм-м?…
– Ты стал покладистее.
Одна из его золотистых бровей изогнулась, когда он посмотрел на нее сверху вниз.
– Стал, стал. Да? Стал покладистее?
Она медленно провела пальцем по его нижней губе:
– Ста-ал.
Он остановился прямо тут, на пристани, когда до кареты было еще далековато, и начал целовать ее. Как они добрались до дома, Джорджина уже не помнила.