Книга: Нежный плут
Назад: ГЛАВА XIV
Дальше: ГЛАВА XVI

ГЛАВА XV

Руки Джорджины несколько дрожали, когда ока складывала пустые тарелки обратно на поднос и вытирала стол, не оттого, что пришлось таскать тяжести. Нет, она больше не должна была таскать эти ведра (только от двери до ванной), спасибо доброму французу, который все взял на себя, когда увидел, как она пролила воду на палубу. Его имя Анри. Не слушая ее протесты, он приказал двум матросам, не намного старше, чем предполагаемый возраст Джорджи, носить эти ведра для нее. Конечно, парни были крупнее ее и, определенно, сильнее, а она протестовала потому, что эта работа была поручена ей, и потому, что боялась их отказа.
Но они не протестовали. А Анри объяснил это тем, что ей нужно бы подрасти, чтобы выполнять мужскую работу. Она чуть было не восприняла это как оскорбление, но предусмотрительно придержала язык. Как бы там ни было, мужчина помог ей.
Она все же кое-что должна была таскать, поскольку они отказались переступать порог каюты капитана. Она не винила их за это. Но от таскания таких тяжестей у нее руки бы не дрожали. Нет, они дрожали потому, что Джеймс Мэлори за ширмой скидывал с себя одежду. И осознание этого факта нервировало ее больше, чем все остальные события этого дня.
К счастью, она не должна была оставаться в каюте. Она обязана была вернуть тарелки в камбуз, и еще ей надо было забрать свой гамачок. Но она замешкалась в каюте. И еще оставалась в ней, когда услышала плеск воды.
Она пыталась не думать об этом, но перед ней вставал все тот же образ большого тела, блаженствующего в горячей воде. Его окружает пар, и над ним нависает большая масса золотых волос. Капли пота покрывают его грудь, и она начинает отражать свет люстры, нависающей над ним. Он ложится на спину и закрывает глаза в тот момент, когда его тело расслабляется в теплой воде… и тут воображению пришел конец. Джорджина просто не могла себе представить, как мужчина расслабляется.
Ее глаза расширились, когда она поняла, что делает. Она что, рехнулась? Нет. Это все стресс и напряжение от совершенно ужасного, тяжелого дня, а этот день не кончился. Она сердито швырнула последнюю тарелку на поднос и подняла его, направляясь к двери. Но не успела она дойти до нес, как услышала глубокий голос капитана:
– Мне нужен мой халат, Джорджи.
«Халат? Куда она положила его? О, да, он висит в шкафу, тонкий халат изумрудного шелка. Вряд ли в нем тепло». Она пыталась сообразить, когда это он им пользовался раньше. Но поскольку она не видела у него никаких ночных рубашек, она решила, что он спит в этом халате.
Она положила поднос на стол, быстро выхватила халат из шкафа и только хотела передать его через ширму, как снова услышала голос:
– Иди сюда, парень.
«О, нет. Нет и нет». Она не хочет видеть его расслабленным. Она не желает видеть его искрящуюся при свете люстры кожу, которую она нарисовала в своем воображении.
– Мне нужно забрать гамак, сэр.
– С этим можно подождать.
– Но я не хотел бы беспокоить вас, когда придется вешать гамак.
– Не волнуйся.
– Но…
– Иди сюда, Джорджи. – Она услышала нетерпение в голосе. – Это только на минуту. – Она посмотрела на дверь, единственный путь к спасению. Даже стук в дверь спас бы ее от необходимости заходить за ширму. Но стука не было. Не было спасения. Он отдал ей приказ.
Она встрепенулась и выпрямила позвоночник. А чего она испугалась в конце концов? Она видела братьев в ваннах во всех возрастах. Она приносила им полотенца, мыла им головы, даже купала Бойда, когда тот обжег себе обе руки. Конечно, ему было только десять, а ей шесть, но нельзя сказать, что она не видела мужчину раздетым. Под одной крышей с ней жили пять братьев.
– Джорджи…
– Иду, ради Бога… Я хочу сказать… – Она прошла за ширму. – Чем могу помочь… вам?
«О Господи, это не одно и то же». Он не был ее братом. Большой красивый мужчина, не имевший с ней никакого родства. Его кожа переливалась мокрой бронзой. Она обтягивала литые мускулы, кирпичные мускулы. Она могла думать о нем как о быке, но только потому, что он большой и широкий. Он действительно широк, но крепок. Она сомневалась в том, что в его теле было хоть одно мягкое место… за исключением, может быть, одного. Она покраснела, подумав об этом, и взмолилась, чтобы он не заметил этого.
– Что с тобой, черт возьми, парень?
Он, судя по всему, сердился на то, что она не подошла немедленно. Она опустила глаза в пол, самое безопасное место в этот момент, и надеялась, что выглядит нормально.
– Простите, сэр. Стараюсь быть расторопнее.
– Вижу. Подойди сюда.
Мочалка с мылом в ней уткнулась ей в грудь. Мыло упало на пол. Она схватила мочалку. Ее глаза превратились в большие дрожащие круги.
– Тебе дать новый кусок мыла, – спросил он. – Возьми. Подойди и помой мне спину.
Она опасалась, что он скажет что-нибудь вроде этого. Она не могла сделать это. Подойти близко к голой коже? Дотронуться? Как можно? «Но ты же мальчик, Джорджи, а он мужчина. Он не видит ничего плохого в том, чтобы попросить тебя натереть ему спину. Да тут и нет ничего плохого, ты же мальчик».
– Кепка мешает тебе слышать, да?
– Да, я хочу сказать, нет. – Она вздохнула. – Трудный день, капитан.
– Я понимаю тебя отлично. Ты успеешь все, если я не найду для тебя другого занятия после того, как ты помоешь мне спину.
Ну что ж, она помоет ему спину. А что делать? Может быть, она с него сдерет немного кожи, пока будет делать это.
Она взяла мыло и подошла к краю ванны. Он наклонился вперед. Так что перед ней предстала вся его спина. Длинная, широкая, мужская.
Она поймала себя на том, что смотрит, просто смотрит, любуется. И подумала, как долго она вот так стоит и смотрит. Наверное, недолго, потому что иначе он сказал бы что-нибудь в нетерпении. Черт такой.
Сердясь на него за то, что он заставил ее делать это, она обмакнула мочалку в воду и натерла ее мылом так, что хватило бы на десять тел. Все это она плюхнула ему на спину и стала тереть что было мочи. Он не говорил ни слова. Тогда на какое-то время она почувствовала себя виноватой, видя красный след своей работы.
Она ослабила давление, и гнев оставил ее. Она снова смотрела, удивляясь гусиной коже, которая появлялась, когда она касалась чувствительных мест, видела, как бронзовая кожа исчезает в мыльных пузырях и снова появляется, когда они лопаются. Мочалка была такая тонкая, что не ощущалась совсем, будто ничего не было между его кожей и ее пальцами. Она замедлила движения рук…
И вдруг это произошло. Еда, которой она наглоталась, ожидая, когда закипит вода в камбузе, стала жечь ей живот. Не было сомнений, что ее вот-вот начнет рвать. И снова вырвет в его присутствии.
– Я закончил, сэр. – Она протянула мочалку через его плечо. Он ее не принял.
– Не все, парень. Теперь низ спины.
Она опустила глаза в эту область. Она не могла припомнить, мыла она это или нет. Она начала быстро работать мочалкой, оставляя множество мыльных пузырей в воде… Она даже опустила мочалку на несколько дюймов в воду, к основанию спины, чтобы он не мог сказать, что она недостаточно тщательно выполняет свои обязанности. Но ей пришлось наклониться и приблизиться к нему настолько, что она чувствовала запах его волос и могла ощущать дух, исходящий от его чистого тела. Она даже не обращала внимания на его стоны.
Она старалась делать все так споро, что вдруг ударилась в стену спиной. Просто он быстро обернулся, чтобы посмотреть на нее. Жар в его глазах напомнил ей, где она находится.
– Простите, – забормотала она. – Я не хотел сделать вам больно. Обещаю, что больше не буду.
– Успокойся, Джорджи. – Он повернулся, уткнув голову себе в колени. – Это только небольшое… напряжение. Ты об этом ничего не знал. Ступай. Дальше я закончу сам.
Она прикусила губу. Мужчина разговаривал так, как будто ему было больно. Она должна бы радоваться, но по некоторым причинам не радовалась. Она почувствовала предостережение против… против чего? Сердце у него болит, что ли? Или она рехнулась?
Назад: ГЛАВА XIV
Дальше: ГЛАВА XVI