ГЛАВА XX

После своего первого посещения павильона мисс Тэвернер побывала там еще много раз. Когда регент приезжал в Брайтон, он любил устраивать неофициальные вечера в своем летнем дворце. Его всегда можно было застать дома, и он оказывал самый радушный прием даже самым застенчивым из своих гостей.

Вряд ли можно было предположить, что регент почувствует к Перегрину такой же интерес, какой он явно проявлял к его сестре. Но даже и Перегрин был однажды приглашен в павильон на обед. Перри отправился туда с чувством большого страха, а вернулся домой, совершенно ослепленный величием всех апартаментов. К тому же на него в немалой степени подействовало и знаменитое диаболинское бренди, которым славились приемы у Регента. Перегрин пытался описать сестре дворцовый банкетный зал, но его впечатления от этого зала оказались весьма туманными. Он мог вспомнить только то, что сидел за бесконечно длинным столом, под люстрой высотой в тридцать три фута, сделанной из хрусталя, жемчугов, рубинов и бриллиантовых кисточек. Люстра свисала из купола, раскрашенного под восточное небо, а над ним простиралась листва гигантского бананового дерева. Перегрину тогда подумалось, что нет таких прочных цепей, которые могли бы удержать эту люстру. Он просто глаз от нее оторвать не мог. Он слабо помнил, что там было еще; кажется, золоченые колонны и серебряная шахматная доска; огромные китайские рисунки, выполненные на фоне инкрустированного перламутра; зеркала, отбрасывающие от себя сверкающий свет люстр; темно-малиновые шторы и кресла; межоконные столбы, покрытые жатым шелком светло-голубого цвета. Перегрин насчитал пять буфетов из розового дерева и четыре двери, украшенные японской инкрустацией на черном лаке. Никогда в своей жизни ему не доводилось бывать в такой комнате. А уж развлечения, которые были предложены гостям… ничего подобного в мире просто больше нет! Ужин был преотличный; он даже сказать не мог, сколько там было разных напитков! А когда убрали скатерти, на стол поставили столько разных нюхательных Табаков, ну не меньше чем дюжина сортов!

На свои ужины Регент дам не приглашал, потому что у него не было хозяйки дома, чтобы оказать им достойный прием. Однако дамы битком набивались на устраиваемые им концерты и приемы. Миссис Скэттергуд, памятуя о тех приятных вечерах, которые она проводила в павильоне, когда гостей там принимала миссис Фитцгерберт, покачала головой и сказала:

– Ах, бедняжка! Пусть люди болтают, что им вздумается, но я всегда буду говорить, что она ему была истинной супругой. И так же, как я слышала, считает и принцесса Уэльская. Хотя от нее, честно говоря, слышать такие слова довольно странно.

– И, тем не менее, вам очень хотелось, чтобы я приняла предложение, сделанное мне Клэренсом, – напомнила мисс Тэвернер.

– Нет, отнюдь! Мне этого совсем не хотелось, такая идея мне тогда просто взбрела в голову. Эти морганистические браки – совсем не самый лучший вариант на свете, хотя лично я в душе никогда не находила веских причин, чтобы обвинить миссис Фитцгерберт в том, что она вышла замуж за принца. Ведь он был так потрясающе хорош собой! Это теперь он стал немножко полноват, но я всегда буду вспоминать его только таким, каким увидела в первый раз: в розовом атласном фраке, украшенном жемчугами, а цвет лица у него был такой, ради которого любая женщина отдала бы свои глаза!

– Сейчас у него цвет лица очень болезненный, – заметила мисс Тэвернер. – Боюсь, его телосложение не располагает к здоровью.

Но хотя миссис Скэттергуд и допускала, что у Регента далеко не самое крепкое здоровье, она никак не хотела согласиться, что черты его лица и фигура очень погрубели, виною чему было, конечно, вовремя, и то, что Регент всегда потакал своим слабостям.

В ее детские годы Регент был для миссис Скэттергуд принцем из волшебной сказки, и она не желала слышать ничего такого, что могло хоть как-то умалить его достоинства. Мисс Тэвернер это огорчало, потому что их частые посещения павильона были ей не совсем по душе. Регенту исполнилось пятьдесят, но он по-прежнему любил ухаживать за хорошенькими женщинами. И хотя в его поведении ничто пока еще не вызывало у Джудит тревоги, ей в его присутствии становилось как-то неуютно. Миссис Скэттергуд, наделенная от природы редкой проницательностью, не могла не заметить, что Регент одаривает мисс Тэвернер своим особым расположением. Но она говорила Джудит, что это расположение – чисто отцовское, и не раз подчеркивала, что Джудит должна считать, что оказываемое ей внимание – высокая честь для нее. Миссис Скэттергуд удивляло, что ее компаньонка не горит желанием посещать павильон, и не переставала ей напоминать, что королевские приглашения равносильны приказам. И, таким образом, мисс Тэвернер приходилось два-три раза в неделю с миссис Скэттергуд посещать павильон. После таких частых визитов прославленные достопримечательности, выставленные в галерее, и музыкальный зал, и салон она изучила настолько хорошо, что они уже не казались ей выдающимися. Джудит получала истинное наслаждение, слушая игру Виотти на скрипке и Виепарта – на арфе. Она присутствовала на одном праздничном вечере для избранных, когда Регент, прослушав несколько многоголосых песен, внял настойчивым уговорам присутствовавших и в назидание им сам спел «Как весело сверкает рюмка». Джудит показали такие редчайшие вещи, как сделанный из черепахи столик, стоявший в Зеленой гостиной, а также пагоды, украшавшие салон. Ей даже выпала сомнительная честь вызвать особое к себе отношение со стороны герцога Кумберландского. Джудит считала, что павильон уже ничем больше ее удивить не может. И когда в четверг они с миссис Скэттергуд собирались поехать туда на очередной прием, она просто потрясла добрую миссис Скэттергуд, заявив, что ей гораздо больше хотелось бы поехать на бал в «Старый корабль».

Когда миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер прибыли в павильон, оказалось, что в этот вечер Регент не собирается, как обычно по четвергам, устраивать музыкальный спектакль. Гостей ожидал вечер бесед, организованный в галерее и в очень душном салоне. Салон представлял собою очень большую круглую комнату, расположенную в центре восточной передней части дворца. Над ней возвышался купол, неизбежный для всего павильона. Увеличивали салон два полукруглых алькова. В салоне, в основном, преобладали рубиновый и золотой цвета; здесь висело несколько величественных люстр, отражавшихся в длинных трюмо. Все это создавало особую элегантность, отчего салон одновременно и удивлял, и ослеплял.

Мисс Тэвернер огляделась вокруг, ища глазами кого-нибудь из своих знакомых. Ей было приятно увидеть капитана Аудлея, беседовавшего с лордом Питершемом, который, как она слышала, тоже приехал в Брайтон. Капитан Аудлей заметил Джудит и тут же позвал к ней своего собеседника.

– Послушайте, Питершем! Я настаиваю, чтобы вы показали это мисс Тэвернер! – весело сказал он, пока Джудит и Его Светлость обменивались рукопожатием. – Я уверен, она будет в восторге. Дорогая моя мисс Тэвернер! Этому счастливчику досталась новая табакерка, ну просто самая восхитительная из всех, которые я видел за последние десять лет.

– О, в коллекции у лорда Питершема самые очаровательные табакерки! – улыбнулась мисс Тэвернер. – У меня каждая табакерка подобрана к определенному платью, а у него они – на каждый день года. Умоляю вас, покажите мне эту новую табакерку, сэр! Ах, действительно, какая же это прелесть! Мне кажется, это севрский фарфор?

– Именно так, – любезно согласился Питершем. – Это отличная коробочка для лета; она для зимней одежды не подойдет, я думаю.

– Не подойдет, – серьезно сказала Джудит. – Я полагаю, вы правы.

– Эти милые пустячки меня совсем не трогают, – посетовал капитан. – Для меня ваш разговор о табакерках – напрасно потерянное время. Ведь вы теперь будете о них болтать до полуночи!

– Ну уж нет! – ответил Его Светлость. – Говорить на любую тему до полуночи – было бы ужасно скучно. Однако вы мне напомнили об одном важном деле. Куда делся Ворт? Подписался ли он на коллекцию Табаков, которую к нам привозит из Мартиники фирма «Фрибург и Тренер»?

– Он мне про это ничего не говорил, но вы можете спросить у него самого. Он сегодня будет здесь, попозже вечером. Мисс Тэвернер, ни под каким предлогом не смотрите направо! Там стоит монах Льюис, который с нетерпением только и ждет любой возможности, чтобы подойти к вам. А уж если ему только удастся завладеть вашим вниманием, вы ни за что не сможете избавиться от него по меньшей мере целых полчаса. Никогда не встречал более болтливого человека!

Мистер Льюис был автором знаменитого романа «Амрозио, или Монах». Он был не из тех, кто может легко упустить свою добычу. Очень скоро он буквально вцепился в мисс Тэвернер (или, как говорят, «влез в петлю от пуговицы») и начал осуществлять на практике предсказание капитана Аудлея. Она была бы действительно вынуждена терпеть его Бог знает сколько, но ее спас сэр Джон Лейд, который подошел к Джудит и поинтересовался, не хочется ли ей продать ему своих гнедых лошадей. Такого желания у нее не было, как не было и особого интереса к сэру Джону, который насквозь пропах конюшней, а выражался только языком, свойственным его грумам. Тем не менее, она была благодарна сэру Лейду за то, что ему удалось прервать бесконечный поток красноречия мистера Льюиса. Сэр Джон уже неоднократно просил Джудит продать ему этих гнедых, но на сей раз она, сверх его ожиданий, выслушала его гораздо более внимательно.

Регент всегда нагревал свои комнаты до такой температуры, что находиться в них было почти невозможно. К половине двенадцатого у мисс Тэвернер разболелась голова, и она стала подумывать о своей постели. Однако в Зеленой гостиной уже были расставлены карточные столы. Эта гостиная с южной стороны соседствовала с салоном, где в казино наслаждалась партией в роббер миссис Скэттергуд, собиравшаяся остаться там наверняка еще на час. Мисс Тэвернер удивилась, почему не пришел ее опекун. Для себя лично она решила, что вечер этот был на редкость скучный. Джудит только приготовилась присесть на шелковую оттоманку рубинового цвета, стоявшую подальше от камина, как вдруг услышала, как кто-то произнес ее имя. Мисс Тэвернер подняла глаза и увидела перед собой Регента.

– Наконец-то я могу урвать время, чтобы обменяться хоть парой слов с вами! – весело сказал Регент. – Не знаю уж, как это вышло, но у меня за весь вечер не было никакой возможности подойти к вам. Это совсем не годится! А у меня есть одна очень милая вещица, которую я хочу вам показать. Это нечто такое, льщу себя надеждой, что вам должно очень понравиться!

Джудит улыбнулась и сказала что-то вежливое в ответ. От Регента исходил сладкий аромат Марасгинского вина. И, хотя было известно, что пить он совсем не умел, мисс Тэвернер не могла не заподозрить, что на сей раз он хлебнул достаточно, чтобы придать себе побольше храбрости.

– Да, да, да! Вы обязательно это увидите! – пообещал Регент. – И заберете это с собой домой, если хотите доставить удовольствие мне. Но эта вещь в другом месте, не здесь. Нам для этого как-то надо проскользнуть в Желтую гостиную. Пойдемте, позвольте предложить вам руку. Мне кажется, вы ту комнату еще не видели, да? Эта комната самая моя любимая.

– Нет, сир, я не помню, чтобы я видела эту комнату. Но, может быть, миссис Скэттергуд…

– Фу, какая ерунда! – произнес Регент. – Миссис Скэттергуд сейчас очень занята, уверяю вас, и без вас совсем не скучает. А если и заскучает, знаете ли, вам достаточно ей сказать, что вы со мной, и ни малейших возражений с ее стороны не будет.

Мисс Тэвернер мучительно пыталась срочно придумать какой-нибудь предлог и отказаться, но ничего путного не приходило в голову. Она не знала, что ей сказать, потому что как может какая-то простая мисс Тэвернер, из какого-то там Йоркшира, осмелиться дать отпор принцу-Регенту, который по возрасту годится ей в отцы? Ей никак не следует с ним идти, но что ей придумать, чтобы отказаться? Это бы его, разумеется, оскорбило, а о таком и подумать-то страшно. Джудит позволила Регенту зажать в своей руке ее ладонь. Она попыталась себе внушить, что он так сильно сжал ее ладонь непроизвольно. Регент повел Джудит к одной из складывающихся дверей в северной части салона и распахнул ее прямо в Желтую гостиную.

– Смотрите! – сказал он. – Здесь в тысячу раз лучше, чем посреди толпы посторонних людей, ведь верно? Это моя приватная гостиная, не очень большая, но именно такая, где можно почувствовать себя уютно и свободно.

Мисс Тэвернер не могла не отметить про себя, что для описания Желтой гостиной она бы слово «уютно» не употребила. Здесь, вне сомнения, было очень жарко и ужасно душно. Однако эта комната имела свыше пятидесяти футов в длину и больше тридцати футов в ширину. Потолок в ней покоился на белых и золотых, увитых змеями колоннах. Они простирались внутрь зонтичных капителей, увешанных колокольчиками. Желтая гостиная, по ее мнению, мало походила на комнату для неформальных встреч. А еще показалось, что мало комфорта прибавляли и пять дверей с панелями из зеркального стекла. Занавеси на окнах были из полосатого атласа; тут стояло огромное количество покрытых мозаичным узором столов стиля «буль» с вставками из азиатского фарфора. Стены были белые, по краям позолоченные. Их украшали китайские картины, китайские фонарики и летящие драконы. Кресла и диваны были обиты голубым и желтым атласом. Мебельных дел мастер, их сотворивший, имел свое оригинальное и не лишенное вкуса суждение о красоте и поместил на спинке каждого своего изделия по китайской статуэтке с колокольчиками в обеих руках.

– Ну, разве это вас не поражает? Как вам это нравится? – потребовал ответа у своей гостьи Регент.

– Чрезвычайно элегантно! Это совершенно необыкновенно, сир! – прошептала мисс Тэвернер. Ей хотелось только одного – чтобы Регент не закрывал дверь, ведущую в салон.

– Да, льщу себя надеждой, это так и есть! – с глубоким удовлетворением произнес Регент. – Но я вам кое-что скажу, моя дорогая: ваши очаровательные локоны точно такого же цвета, как позолота на этих стенах! Ну, разве это не странно? Вы должны разрешить мне сказать вам, что вы являетесь восхитительно красивым созданием! – Очевидное замешательство мисс Тэвернер вызвало у него веселый смех, и он слегка ущипнул ее за щечку. – Ну, не надо, не надо! Вам совсем не стоит краснеть! Вам совсем не нужно, чтобы о том, какая вы милая прелестница, говорил вам я! Ведь вы же сами можете это увидеть, взглянув в любое зеркало, куда бы вы ни устремили свой взор!

Регент стоял очень близко от Джудит. Одной рукой он сжимал запястье ее руки и не сводил глаз с ее лица. В них сквозило такое жадное выражение, что Джудит стало жарко как никогда и она не на шутку испугалась. Она сделала вид, что очень заинтересовалась хронометром Вильяма, стоявшим на каминной доске, и подвинулась поближе к камину.

– У вас в павильоне столько прекрасных вещей, сир, что просто не перестаешь восхищаться, – сказала Джудит.

– Да да, я полагаю, так оно и есть. Но самое прекрасное из всех его украшений появилось здесь всего час назад, – ответил Регент, идя вслед за Джудит.

Будь он хоть Регентом, хоть кем угодно, решила Джудит, ей надо обязательно усмирить этот его порыв влюбленности. И она произнесла как можно спокойнее:

– Вы хотели мне что-то показать, сир. Интересно, что же это может быть? Можно мне это увидеть сейчас, пока мы не вернулись в салон?

– О, не надо спешить, – ответил Регецт. – Вы, разумеется, это непременно увидите, потому что эта прелесть предназначена для вас. Смотрите! – И он поднял с одного из столов табакерку работы Петито и сжал ее в пальчиках Джудит. – Это не совсем обычный подарок для леди, не правда ли? Однако мне кажется, что табакерки вам нравятся больше, чем дамские пустячки.

– Я даже не знаю, что и сказать, сир, – проговорила мисс Тэвернер. – Вы очень, очень добры. Я очень благодарна вам. Уверяю вас, я буду этот подарок очень беречь, и… я все время чувствую, что мне оказана великая честь.

– Ну-ну, перестаньте, – широко улыбнулся Регент. – Я не люблю, чтобы меня благодарили вот так! Давайте забудем все формальности, хорошо?

Теперь Регент подошел к Джудит так близко, что она почувствовала тепло его тела. Он готов был вот-вот ее поцеловать; его рука стала гладить ее оголенное плечо; она ощутила на своей щеке его горячее дыхание. Джудит чувствовала физическое отвращение к его вульгарной тучности, запаху его духов, которыми он тоже обильно поливал свою одежду. Первым порывом Мисс Тэвернер было резко его оттолкнуть и скорее убежать в салон, но она вдруг ощутила странную слабость, и от жары, стоявшей в комнате, у нее закружилась голова.

Рука Регента по-прежнему сжимала ее запястье.

– Боже! Какая скромность и застенчивость! Но не надо стесняться меня, не надо!

Мисс Тэвернер испытывала очень странное ощущение – ей было одновременно и холодно, и жарко. Она очень тихо произнесла:

– Простите меня, сир! Но в комнате так тесно – я боюсь – я должна – на минутку сесть! – Джудит попробовала хоть как-то вырваться из его объятий и вдруг, в первый раз в жизни, не успев произнести больше ни единого слова, потеряла сознание.

Через минуту или две мисс Тэвернер пришла в себя. Первое, что она почувствовала, было ощущение тошноты, а потом, что ее окружает нечто ей незнакомое, со всех сторон сверкающее. Чей-то злой голос громко произнес:

– Ерунда! Чепуха! Она не вынесла жары! Ужасно скверно! Чрезвычайно жарко! Ничего подобного не слыхал! Упасть в обморок в павильоне! Воистину, чертовски неловкое положение! Ни за что на свете не хотелось бы мне в такое попасть.

Мисс Тэвернер узнала, кому принадлежал этот голос. Она почувствовала у себя на лбу прохладную ладонь и вся содрогнулась. Из ее груди вырвался стон. Джудит открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо своего опекуна. Какой-то миг она молча смотрела на него, а потом благодарно прошептала:

– О, это вы!

– Да, это я, – сказал Ворт совершенно спокойным голосом. – Вам сейчас станет лучше. Не пытайтесь вставать.

Мисс Тэвернер сжала руку графа.

– Пожалуйста, останьтесь. Пожалуйста, не уходите, не оставляйте меня здесь.

Рука Ворта подбадривающе сжала ее руку. На его лице появилось странное выражение, как будто что-то его очень удивило.

– Вам не о чем тревожиться, – сказал он. – Я никуда не собираюсь уходить. Я только хочу принести вам бокал вина.

– Не знаю, как это я потеряла сознание, – совсем по-детски сказала Джудит. – Со мной никогда раньше такого не было. Но я просто не знала, что мне делать, и…

– Вы потеряли сознание из-за жары, – прервал ее граф. В его голосе прозвучала твердая убежденность, казалось, ему не хотелось, чтобы мисс Тэвернер закончила начатую ею фразу. Ворт высвободил свою руку и поднялся. – Пойду принесу вам что-нибудь выпить.

Мисс Тэвернер проследила глазами, как он выходил из комнаты, и попробовала привести в порядок свои мысли. Ее вдруг потрясло, что она лежит, вытянувшись во весь рост, на диване, в Желтой гостиной Регента, и сам Регент находится тут же. Он выглядел очень мрачным и оскорбленным. Джудит удалось сесть и спустить ноги на пол. Но голова при этом очень неприятно куда-то поплыла. В этот момент мисс Тэвернер довольно ясно вспомнила, что произошло перед ее обмороком. Она не имела ни малейшего представления, что побудило ее прижаться к его руке так, как будто она была просто напуганной школьницей. Изо всех сил пытаясь сохранять хладнокровие, Джудит сказала:

– Я должна попросить у вас прощения, сир, за то, что доставила вам такое беспокойство. Это воистину для меня просто позор!

Взор Регента несколько смягчился.

– Ну что вы! Что вы! Я полагаю, в этой комнате было слишком жарко. Но ведь сейчас вам уже лучше? Вы не возражаете, если я снова закрою окно?

Мисс Тэвернер оглянулась вокруг и увидела, что одна из полосатых штор была отдернута, а одно из длинных окон – распахнуто.

– Разумеется, сир. Уверяю вас, мне уже совсем хорошо!

Регент поспешил к окну и закрыл его.

– Ночной воздух весьма предательский, – сурово произнес он. – А я особенно подвержен простудам. Ворт поступил ужасно неосторожно. Однако я ничего не говорю. Нам всем надо надеяться, что ничем плохим это не кончится.

Джудит поднялась; голова очень болела, и она положила на лоб руку. Регент разглядывал ее, не скрывая своего беспокойства, и от всей души желал, чтобы в комнату поскорее вернулся Ворт. Мисс Тэвернер выглядела очень слабой, и было бы чертовски некстати, если бы она снова упала в обморок. Он готов был поклясться, что ничего подобного здесь никогда не было. Ну как он мог догадаться, что эта девчонка окажется такой сверхстыдливой глупышкой? Макмэхан – а уж ему-то он теперь выскажет все, что о нем думает! – ввел своего Регента в заблуждение. И еще одна непростительная ошибка этого чертова идиота Макмэхана – он утверждал, что Ворту на свою воспитанницу просто наплевать! А Ворт ворвался в комнату безо всяких церемоний, нарушив самые обыкновенные приличия. Он не только не высказал доверия ни к единому слову, произнесенному Его Высочеством принцем, но даже нагло продемонстрировал свое недоверие. Действительно, в скверное положение поставила его эта девчонка. Потому что он ведь ничего плохого не сделал, совершенно ничего! Однако то, что его застали в тот момент, когда он сжимал в своих объятиях потерявшую сознание молодую особу, то, что он был вынужден все это поспешно объяснять опекуну этой особы, – все это очень задело чувство собственного достоинства принца, а это чувство у Его Высочества было самым уязвимым. Его, против воли, выставили напоказ в самом неприглядном виде: вряд ли он сумеет это мисс Тэвернер когда-нибудь простить. Однако сейчас, как ему кажется, она действительно вела себя более разумно. Когда принц увидел, что мисс Тэвернер после обморока приходит в себя, он ужасно испугался, что она обрушит на Ворта свою неправдоподобную, неразумную версию всего случившегося.

Регент с большим волнением вглядывался в лицо Джудит. Она все еще была очень бледна. Если бы принцу не надо было столь тщательно оберегать свое собственное здоровье, он бы даже снова мог открыть окно.

– Бокал вина сразу же прибавит вам сил, – с надеждой проговорил он.

– Конечно, сир. Со мной ничего серьезного, сир, уверяю вас. Мне очень стыдно, что я доставила вам столько неудобств. Умоляю вас, вам не стоит ради меня забывать о своих остальных гостях. Ваше отсутствие могут заметить. Если бы можно было послать за миссис Скэттергуд, сир…

– Конечно, конечно, если вам этого хочется, сейчас же, – сказал принц. – Хотя она сейчас играет в карты, знаете ли, и, я полагаю, это вызвало бы какие-то разговоры, а для вас они были бы нежелательны.

– Ах, да, конечно, сир! Вы совершенно правы, сир, – покорно ответила мисс Тэвернер. – Лорд Ворт скажет, что лучше всего предпринять.

В этот самый момент в комнату вошел граф. В руке он нес бокал вина.

– Я вижу, вам уже лучше, мисс Тэвернер. Не позволите ли вы, сир, высказать мне мнение, что для вас сейчас было бы разумно вернуться в салон? Вы не должны беспокоиться, можете спокойно оставить мисс Тэвернер со мной.

Регент как будто только и ждал этого, хотя тон, каким Ворт подал свой совет, ему не понравился. Принц настойчиво попросил мисс Тэвернер о том, чтобы она и думать не смела уйти, пока не почувствает себя совсем хорошо, и заверил ее, что неудобства, вызванные ее обмороком, для него ровно ничего не значат. После этих слов принц вышел через дверь, ведущую в Китайскую галерею. У двери стоял Ворт и держал ее нараспашку.

Граф закрыл дверь и вернулся к дивану, где сидела мисс Тэвернер. Он заставил ее отпить принесенного им вина. То чувство облегчения, которое сразу же охватило ее, когда она увидела его, придя в себя, теперь сменилось чувством стыда из-за того, что ее застали в такой компрометирующей ситуации. Джудит с большим трудом произнесла:

– Я не знала, что вы были в павильоне. Вы наверняка удивились, обнаружив меня в этой комнате. Я это понимаю, но…

– Мисс Тэвернер, как это могло с вами случиться? – прервал ее граф. – Я приехал в салон, и меня тут же встретил Брюммель. Он мне сказал, что вы скрылись вместе с Регентом. Я сразу же пошел сюда, чтобы воспрепятствовать этому недостойному «тет-а-тет». И увидел, что вы в объятиях Регента и теряете сознание. Будьте столь любезны, немедленно объясните мне, что все это значит? Что произошло в этой комнате?

– О, ничего, ничего, клянусь честью! – с отчаянием произнесла Джудит. – Это из-за жары, только из-за жары!

– Почему вы оказались здесь? – требовал ответа граф. – С какой целью вы хотели уединиться с Регентом? Что вам безразлична ваша репутация – это я знаю, однако я даже и представить себе не мог, что вы способны на такую опрометчивость!

Гнев заставил ее сказать правду:

– А как могла я с ним не пойти, если он меня к этому принудил? Что я должна была ему ответить? Миссис Скэттергуд была в карточном зале, а вас вообще не было. Откуда мне было знать, что надо делать или говорить, когда моего общества просит не кто иной, как принц-Регент? Вы бы могли и не высказывать мне свои упреки! Вы не можете знать всех обстоятельств. И не смеете больше ничего говорить! Думайте обо мне все что вам угодно: мне это абсолютно все равно!

– Нет, не все равно! – с сильным чувством произнес граф. – По крайней мере в этом-то я совершенно уверен! Но пока я являюсь вашим опекуном, я обязан и я буду осуждать такое поведение.

Мисс Тэвернер удалось подняться, хотя колени у нее все еще дрожали.

– Это не означает, что вы должны говорить со мной таким тоном. Вы твердо вознамерились презирать меня? Наступило короткое молчание.

– Я вознамерился вас презирать? – изменившимся голосом спросил граф. – Что должна означать такая чушь?

– Я не забыла ваших слов, которые вы мне сказали в тот день – в Кокфильде.

– А вы думаете, что я забыл тот день? – сурово спросил граф. – Ваше мнение обо мне, столь откровенно вами высказанное, вряд ли так легко стереть из памяти, уверяю вас.

К своему ужасу, Джудит почувствовала, что по щекам у нее потекли слезы. Она отвернулась от Ворта и прошептала, прерываясь на каждом слове:

– Мой экипаж… миссис Скэттергуд… я должна ехать домой!

– Когда миссис Скэттергуд выйдет из игрального зала, ей передадут вашу просьбу, – сказал Порт. – Я сам отвезу вас домой, как только вы совсем придете в себя. – Он помолчал и добавил: – Не надо плакать, Клоринда. Это куда больший упрек мне, чем я высказал вам.

– Я не плачу, – ответила мисс Тэвернер, отчаянно ища в ридикюле носовой платок. – Просто у меня разболелась голова.

– Понятно, – сказал граф.

Мисс Тэвернер вытерла слезы и хрипло произнесла:

– Мне очень жаль, что вам выпала такая неприятная миссия – отвезти меня домой. Я уже совсем оправилась. Если бы только можно было позвать миссис Скэттергуд…

– Если вызвать миссис Скэттергуд из игрального зала прямо от карточного стола, это вызовет у всех особое любопытство, которого я всячески старался избежать, – ответил он. – Послушайте! Ну ведь не можете же вы не доверять мне до такой степени, чтобы не разрешить мне проводить вас до дома всего какие-то сотню ярдов, да еще в вашем собственном экипаже!

Услышав его последние слова, мисс Тэвернер подняла голову.

– Если я действительно вам так сказала в тот ненавистный для меня день, пожалуйста, извините меня, – тихо проговорила она. – Вы никогда не давали мне и не подадите, я уверена, никакого повода для такого недоверия. – Джудит увидела в его глазах выражение сомнения и удивилась. – Вы все еще сердитесь. Вы не верите, когда я говорю вам, что я действительно прошу у вас прощения?

Ворт быстро протянул к ней руку.

– Дорогое мое дитя! Конечно же, я вам верю. И если вам показалось, что я рассердился, вините в этом обстоятельства, принудившие меня…– Он прервал себя и улыбнулся. – Может быть, мы вычеркнем из памяти тот злосчастный день в Кокфильде?

– Как вам угодно, – прошептала мисс Тэвернер. – Я понимаю и понимала почти с самого первого момента, что мне не следовало самой править экипажем, когда я уезжала из Лондона.

– Мисс Тэвернер! – сказал Ворт. – Я очень обеспокоен. Да вы уверены, что сейчас вы – это действительно вы?

Джудит улыбнулась и покачала головой.

– Я сейчас еще не совсем обрела свое обычное состояние, не настолько, чтобы ссориться с вами, хотя вы и можете меня на это спровоцировать, как вы это умеете.

– Бедная Клоринда! Обещаю, больше не буду вас провоцировать! – При последних словах Ворт положил ее руку себе под локоть и сначала вывел ее в Китайскую галерею, а потом посадил в экипаж.