Никто не встречал Николаса Локвуда, когда он сошел с борта самолета компании «Пан-Америкен» в Порт-Вашингтоне в Нью-Йорке в июньский полдень. Всем заинтересованным было известно, что в другой день он прибыть не мог.

Николас доехал поездом до Пенн-Стейшен и затем пошел пешком через Таймс-сквер. Он почувствовал себя чужестранцем, который бредет через сверкающую загадочную страну, наполненную яркими огнями, смехом и песнями. Улицы были запружены военнослужащими, но несмотря на обилие военной формы, чувствовалась атмосфера карнавала. Перед дверями кафе «Тутс Шорс» и «21» стояли очереди. Двери «Сторк-Клуба» и клуба «Ларус» были открыты даже до наступления сумерек. Из проигрывателей-автоматов вдоль Третьей авеню доносились звуки песни «Хвала Господу и получи патроны».

Николас брел через все это с изумлением. Он вспоминал изможденных испуганных беженцев, которых он видел на испанской границе, подозрительных, надменных чиновников в Виши, холодную, отвратительную аккуратность немецких пограничников, находящихся на расстоянии брошенного с швейцарской территории камня. А затем Цюрих… Цюрих, где он видел кровь и где сдержанный, мужественный человек погиб в настоящем аду, который Николас не смог предотвратить.

Николас пересек Сентрал-парк, где английские няни прогуливали вверенных им детей и убивали время за вязанием свитеров для солдат. Он посмотрел на сияющую бронзовую крышу Карлтон-Тауэрс и представил молодую женщину, которая жила там. Теперь жила одна. Его маленький саквояж неожиданно стал очень тяжелым. У него не было выбора. Он должен был увидеть Кассандру. После того как он прочитал документы, ради которых Монк пожертвовал своей жизнью, Николас не мог игнорировать обязательства, которые он принял на себя в момент смерти пожилого человека.

Она была такой же прекрасной, какой он запомнил ее, но ее лицо было более бледным и голубые глаза казались больше, оттененные белизной ее кожи. Глаза, наполненные печалью, подумал он. Когда она посмотрела на него, он почувствовал сдерживаемые вопросы и скрытые за ними обвинения.

– Пожалуйста, входите.

Она провела его через террасу, где, казалось, целую вечность назад они втроем завтракали.

– Когда вы узнали об этом? – спросил Николас. Кассандра посмотрела в глубь парка, где в ранних сумерках мерцали огни фонарей.

– На следующий день. Приехал Джимми Пирс, главный редактор у моего отца. В то мгновение, когда я увидела его, я все поняла.

Кассандра посмотрела на Николаса.

– Он страдал? Локвуд покачал головой.

– Кто вы? – неожиданно спросила Кассандра. – Он никогда ничего не говорил о вас. Он ничего не рассказывал мне о вас.

Николас протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но как только его пальцы коснулись ее, она вздрогнула.

– Я знаю, что это не утешение, но он довел до конца то, что задумал сделать.

– И что это было?

Николас помолчал в нерешительности.

– Я не могу сообщить вам подробности. За исключением того, что это очень, очень важно.

Гнев вспыхнул в ее глазах.

– Это то, что говорят все! Джимми звонил каждый день в Вашингтон, приставая к людям из Государственного департамента, но никто ничего не знает. Ради. Бога, Монк вел свою войну! Почему ваши люди втянули его в еще одну?

Кассандра знала, что ее слова были неправдой, но ей было все равно. Что мог понимать Локвуд Николас, практически незнакомый ей человек, в том, чего она лишилась?

– Я имею право знать, – сказала она.

– Да. И вы будете знать, я обещаю. – Николас сделал паузу. – Вы видели свою тетю?

– Розу? Она пришла, как только узнала об этом. Она была очень добра, поинтересовалась, не нужно ли мне что-нибудь…

– Вам что-нибудь нужно?

– Да. Ответы.

– Я был с ним, когда это случилось. Я пытался спасти его, но не смог. Может быть, если бы я сделал что-то еще… Я никогда не узнаю этого.

Кассандра наблюдала за тем, как он подбирает слова, разрываясь между тем, чтобы не сказать ничего, что могло бы нарушить взятые им на себя обязательства, и тем, что могло бы хоть немного утешить ее.

– Извините, – сказала Кассандра. – Но он был для меня всем. И мне все еще нельзя знать, ради чего ему пришлось умереть?

Николас открыл саквояж, достал оттуда кожаный портсигар Монка, его карманные часы и некоторые другие личные вещи и положил их на стол.

– Я подумал, что вы хотели бы получить это. Остальное вернется домой вместе с ним.

Он уронил руку на свой саквояж. Ему требовалась вся воля, которой он обладал, чтобы не вытащить оттуда документы, которые он привез из Цюриха.

– Я должен идти. Я позвоню вам из Вашингтона, когда вернусь…

– Нет, – быстро ответила Кассандра. – Я не хочу, чтобы вы делали это. До тех пор пока вы не будете готовы сказать мне, что произошло на самом деле.

– В другом случае я бы не стал это делать, – сказал он тихо.

Николас осторожно держал саквояж на коленях, в то время как поезд, на котором он ехал в Вашингтон, раскачивало из стороны в сторону.

«Теперь у меня есть обязательства. Я должен решить, что я буду делать».

Николас попытался составить план действий. Но четких ответов на вопрос, как действовать, у него не было.

Николас Локвуд редко оглядывался на свою жизнь. Он не знал своих родителей. В детстве священники в приюте сказали ему, что он провел первые годы своей жизни в католическом благотворительном доме ребенка, где добровольцы в свое свободное время воспитывали детей, от которых отказались родители.

Когда ему исполнилось восемь лет, Николаса перевели в другое заведение, тоже руководимое священнослужителями. Но к тому времени он уже понимал, что его никогда не усыновят. Молодые женщины хотели брать младенцев, а не мальчиков с подозрительными глазами. Николас сторонился других детей, насколько это было возможно. Он не входил в состав шаек, которые формировали эти ребята, но всегда был готов с помощью кулаков защитить свою территорию.

Николаса, как и других детей в возрасте четырнадцати лет, могли выпустить из приюта с тем, чтобы он начал зарабатывать на жизнь в качестве подсобного рабочего. Но священники разглядели в сильном неразговорчивом мальчике многообещающие задатки природного лидера. Николас отлично проявлял себя и на игровой площадке, и в схоластических диспутах и стал первым мальчиком из приюта, которого отправили учиться в Нотр Дам на полное обеспечение.

Школа отшлифовала характер Николаса. Нотр Дам стал для него домом, которого у него никогда не было, и он отблагодарил его, выиграв первое место на соревнованиях по боксу между колледжами, а также несколько призов за успехи в математике. Когда в ходе ежегодного опроса его попросили назвать черту характера, которую он ценил больше других, Николас не задумываясь ответил: «Верность».

Это был ответ, которого можно было ожидать. За несколько недель до окончания Николаса вызвали в кабинет декана. Там его ожидал человек, который представился как мистер Браун. Ему было за тридцать, на нем был отлично сшитый костюм, и его, казалось, окружал ореол привилегированности. Он взял в руки толстую папку, лежавшую на столе перед ним.

– Для тебя верность действительно является самой важной чертой?

– Да.

Мистер Браун долгое время молча изучал его.

– Скоро будет война, – сказал он в конце концов. – Она будет непохожа на все, чему мы до сих пор были свидетелями. Нам нужны люди, чья преданность не подвергается сомнению. У тебя такая преданность, молодой мистер Локвуд?

Николас тщательно обдумал ответ.

– Да, сэр. Такая.

Человек слегка улыбнулся.

– Да, я тоже так думаю. Позволь рассказать тебе О маленькой организации, которая называется Бюро стратегических исследований.

На следующий день после окончания Николас поменял один дом на другой. Штаб-квартира БСИ располагалась в Вашингтоне, но его тренировочные базы были разбросаны по всей стране. Локвуд постигал секреты шифровки в Государственном департаменте, практиковался в стрельбе из разных видов стрелкового оружия, и осваивал приемы рукопашного боя в сельской местности штата Вирджиния, и совершал ночные прыжки с парашютом в горах Адирондак в Монтане. Он жил вместе с людьми, которым он доверил свою жизнь и которые, в свою очередь, зависели от него. Время от времени появлялся мистер Браун, чтобы понаблюдать за его успехами и сделать поощрение.

Полагаясь в жизни только на самого себя, Николас с сыновней преданностью доверился этому спокойному ненавязчивому человеку. В перерывах между занятиями Браун разговаривал с ним о людях, которые обладали властью, о том, как они получили ее и как ею пользуются.

– Ты их инструмент, Николас. Не имеет значения, насколько трудны выполняемые тобой задания, ты всегда должен помнить, что для их выполнения существует причина и цель, которой они должны достигнуть. Это основание для твоей клятвы верности. Но существует еще одна важная вещь, которую ты должен знать. Иногда может получиться так, что не будет никого, кто бы мог отдать тебе приказ. Тебе придется действовать самостоятельно. Ты будешь решать, чего требует от тебя твоя преданность в определенных обстоятельствах.

Николас вспомнил эти слова, когда поезд подъезжал к столице. По всем правилам он должен был передать саквояж и его содержимое своим начальникам из БСИ. Это был его долг. Но у Николаса не выходил из головы образ Монка и его последние слова. Умирающий человек доверил ему секрет, который бы мог вызвать национальный скандал и ниспровергнуть одну из самых могущественных семей. Но так как в дело были вовлечены такие могущественные люди, тайна могла быть навеки погребена в недрах государственной машины. И почему он потребовал, чтобы Николас передал обвинения против Стивена Толбота его собственной матери, которая легко могла бы их уничтожить?

«Тебе придется решать, чего требует от тебя твоя преданность в определенных обстоятельствах…»

Через вагон прошел проводник, объявляя, что экспресс прибудет на вокзал Юнион Стейшн через несколько минут. Когда показались огни Капитолия, Николас принял решение. Монк вырос вместе с Розой Джефферсон. Вероятно, он знал ее как никто другой.

«Так же, как и я должен узнать ее…»

Его отправной точкой будет задача узнать, что представляет собой Роза Джефферсон.

Через три недели после смерти Монка Мак-Куина Стивен Толбот вернулся домой.

– Добрый вечер, Олбани. Моя мать дома? Стивен посмеялся над испуганным выражением лица старого слуги. К этому времени он уже знал, что люди, которые видели его лицо, ничего не могли с собой сделать. Сначала следовало удивление, затем страх и отвращение.

– Мистер Стивен?

– Это я, Олбани, – сказал Стивен, переступая через порог. – Новый я.

– Но почему вы не сообщили нам о своем приезде? Мы бы могли прислать вам автомобиль с шофером.

– Идет война, Олбани. Перелет через Атлантику, особенно на летающей лодке, это лотерея.

– Конечно, сэр, конечно. Если вы согласитесь подождать здесь, я позову мисс Джефферсон.

Стивен сделал глубокий вдох и огляделся вокруг. На него обрушились тысячи воспоминаний. Когда в детстве он смотрел на Нью-Йорк из окна автомобиля, то думал, что Толбот-хауз был одним из немногих подобных домов, оставшихся в частном владении. Другие дома, расположенные вдоль дороги, были преобразованы в консульства, музеи или, хуже того, сдавались в качестве апартаментов. Стоимость содержания Толбот-хауза должна была быть ошеломляющей, но Стивен обещал себе, что он никогда не продаст его и не сдаст в аренду. Это был дом его отца, и вскоре он должен был перейти в его личное владение.

– Стивен!

Роза стояла на балконе, который выходил в фойе, крепко держась за перила. Ей была видна только макушка головы Стивена. С тех пор как она вернулась из Швейцарии, она постоянно пыталась представить себе, как выглядит лицо ее сына под бинтами. Стивен поднял глаза.

– Здравствуй, мама.

Роза вздрогнула и невольно отпрянула назад. Ее сын выглядел гротескно, его лицо казалось блестящей розовой маской, натянутой на череп.

«Посмотри на него. Не таращь глаза. Подойди и поздоровайся с ним…»

– Похоже, ты не очень рада видеть меня, – заметил Стивен.

– Нет, это совсем не так. – Роза нервно усмехнулась. – Просто я не ожидала, что ты вот так войдешь…

Она осторожно протянула руку и дотронулась до щеки Стивена.

– Все в порядке, мама. Меня вылечили полностью. Он прижал ее руку к своему лицу. Роза сжалась от страха. На ощупь кожа была резиновой и гладкой, как у куклы из мягкой пластмассы. Не человеческой, а созданной человеком.

«О, мой сын, что ты сделал с собой?»

– Ну, проходи, – сказала Роза. – Ты, наверное, голоден. Если бы я знала. Но это не имеет значения. Присоединяйся к нам. Я скажу Олбани, чтобы он подал приборы.

Стивен проследовал за своей матерью в библиотеку. Он обратил внимание, насколько привлекательной она оставалась для женщины, которой за пятьдесят. Ее спина была прямой, голову она держала по-царски высоко, у нее были густые черные волосы с редкой проседью. Неудивительно, что половина официального Вашингтона испытывала страх перед ней, а другая половина заискивала.

«Тогда почему она так нервничает?»

– Компания для обеда, мама? – спросил Стивен, когда они входили в столовую. – Если это твои друзья с Капитолийского холма, то я лучше пойду мыть посуду.

Стивен замер, войдя в столовую. На дальнем конце справа за столом из вишневого дерева сидела Кассандра Мак-Куин.

Это был третий визит Кассандры в Толбот-хауз за много недель. Со времени смерти Монка Роза звонила ей каждый день, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Хотя с Кассандрой была Абелина, и Джимми Пирс и другие сотрудники журнала «Кью» часто заходили к ней, она была благодарна Розе за ее заботу. Они проводили долгие часы вместе, вспоминая человека, который так много значил для них обеих. От Розы Кассандра узнала Монка со стороны, о которой он никогда не говорил, о его юношеском увлечении Розой, о том, как он пытался помочь ей во время ее замужества с Саймоном и как, в конце концов, он был отвергнут.

– Не совершай подобных ошибок, – предупредила Роза. – Не позволяй любви пройти мимо, думая, что ты встретишь ее снова или что ты можешь жить без нее.

Каждый раз, когда Кассандра приезжала в Толбот-хауз, она искренне верила, что Роза пытается исправить то, что произошло между ней и Мишель. До той минуты, когда Стивен Толбот появился на пороге.

– Кассандра, какой сюрприз.

Стивен улыбнулся, когда заметил выражение страха в глазах молодой женщины. Его возвращение домой оказывалось лучше, чем он мог мечтать.

– Стивен…

Рядом со Стивеном возник Олбани с бокалом виски с содовой. Стивен посмотрел на свет через стекло бокала.

– Слава Богу, что некоторые вещи не меняются. Вы не можете себе представить, как трудно в наши дни достать хорошее виски. – Стивен поднял бокал. – Будем здоровы!

Обе женщины последовали его примеру, но ни одна не ответила на его тост.

– Я думаю, мне лучше уйти, – сказала Кассандра, отодвигая свой стул. Ей показалось, что стены давят на нее со всех сторон, она начала дрожать, как будто Стивен принес с собой холодную, мокрую темноту катакомб.

– Ни в коем случае, – ответил Стивен. – Ты не закончила свой обед.

– Ты слышал о Монке? – спросила Роза. Стивен кивнул.

– Да. Печальная история.

– Это случилось, – едва слышно сказала Роза. – Это очень трудное испытание для Кассандры. Для нас обоих. Это еще больше сблизило нас…

– Как замечательно, – сказал Стивен, не скрывая сарказма.

– Стивен!

Он отклонился назад, сложив пальцы.

– Мама, что бы ты сказала, если бы узнала, что Кассандра нам совсем не родная?

– Я бы сказала, что ты переутомился и не отвечаешь за свои слова, – резко ответила Роза.

– А если бы я все-таки сказал тебе, что у меня есть доказательства того, что дядя Франклин попросту не мог быть ее отцом?

Вилка Кассандры выскользнула из ее руки и звякнула о стол.

– Как ты смеешь говорить это?

– Очень просто! – Стивен вытащил лист бумаги из своего кармана, развернул его и передал Розе. Его глаза сверлили взглядом Кассандру. – Это часть больничной карты Франклина. В ней приведен список болезней, которыми он болел в детстве… среди них есть свинка. Ты знаешь, к чему могут привести осложнения после свинки, Кассандра? К бесплодию! Франклин Джефферсон был бесплоден. Он не был твоим отцом. Он ни с кем не мог иметь детей!

– Это неправда!

Роза схватила Кассандру за руку.

– Где ты взял это, Стивен?

– Когда я был в Европе, я слышал разные слухи о Мишель и другом человеке, – ответил Стивен. – По-видимому, Мишель и он были любовниками некоторое время, даже когда она была замужем за Франклином. Хотя я знал, кто этот человек, я ничего не говорил, потому что у меня не было доказательств. На пути домой я остановился в Лондоне, убедил Притчарда позволить мне взглянуть на медицинскую карту Франклина. Когда я увидел, что у него была свинка с осложнением и что его тесты на бесплодие были положительными, я понял, что слухи оказались правдой.

– Ты лжец! – выкрикнула Кассандра.

– Нет! – крикнул Стивен. – Это ты жила во лжи. И из-за этой лжи ты состоишь в родстве с нами. Ты не принадлежишь к этой семье, так же как не принадлежала твоя мать-шлюха.

Кассандра швырнула тяжелый стакан с водой в Стивена. Но ее цель оказалась ловкой, и стакан без вреда для Стивена пролетел над его плечом, разбившись об пол.

– Это, – сказал он мягко, – не меняет того, что Монк Мак-Куин был твоим настоящим отцом!

– Довольно! – Роза поднялась из-за стола, свирепо глядя на своего сына. – Я хочу поговорить с тобой!

– Конечно, мама.

Стивен наблюдал за тем, как Роза подошла к Кассандре, положила ей руку на плечо и медленно вывела ее из комнаты. После того как они вышли, он провел пальцами по теперь родной ему поверхности кожи лица. Кассандра заплатила по своим долгам.

Розе Джефферсон потребовалось все ее самообладание, чтобы не потерять контроль над собой. Она приказала смущенному Олбани немедленно вызвать машину с водителем и повела Кассандру к выходу.

– Извини, – прошептала Кассандра. – Я не хотела это делать. Это потому, что он сказал такие ужасные слова…

– Не беспокойся, – сказала ей Роза. – Маркус отвезет тебя домой. Я доберусь до самого дна этой истории, поверь мне!

После того как машина уехала, Роза вернулась в дом. Она не сомневалась в том, что бумага, которую Стивен дал ей, была частью медицинской карты Франклина. Она узнала почерк Притчарда и его подпись. Но бесплодие!

Роза мысленно вернулась в свое детство. Франклин действительно болел свинкой. Она вспомнила, что врачи беспокоились из-за того, что болезнь затянулась. Но сразу же после того как Франклин выздоровел, все забыли об этом. Возможно ли, что Франклин никогда не знал о том, что он бесплоден? Что никто никогда не знал?

«Почему они должны были подозревать? Или он? Он всегда был таким здоровым и спортивным. Кто бы мог подумать?»

Однако существовали и другие вопросы, которые требовали своих ответов. Роза вышла из столовой, прошла в библиотеку и закрыла за собой дверь.

– Почему ты сделал это?

Стивен посмотрел на нее через бокал.

– Ты веришь мне?

После того как Роза промолчала в ответ, он сказал.

– Ведь так, не правда ли? Извини, я разрушил твои иллюзии, особенно сейчас, когда между тобой и Кассандрой такое дружелюбие.

– Ты не ответил на мой вопрос, – ровным голосом напомнила ему Роза.

– Я думал, что это очевидно. Правовые притязания Мишель на «Глобал» целиком основывались на том, что она была женой Франклина. Когда она умерла, она оставила свое наследство той, кто, как мы все полагали, была их дочерью. Но Кассандра не могла быть их ребенком. Таким образом, владение наследством может быть лишено законной силы. Мы вернем назад дорожные чеки в «Глобал Юрэп».

– И, как я полагаю, ты собираешься взять под свое руководство эту часть компании.

Стивен был озадачен едким тоном своей матери.

– Конечно.

– Ты этого не получишь.

Кусочки льда звякнули в бокале, когда Стивен поставил его на стол.

– Прошу прощения? – сказал он хрипло.

– Ты меня слышал.

Роза произнесла следующие слова жестким голосом. Фраза за фразой она рассказала все, что знала, о тайной связи Стивена с нацистами. Приведенные ею подробности шокировали его. Его мать приводила названия подставных компаний, скрываемые Стивеном, количество арендуемых ими судов, перевозимые ими грузы и поставщиков. Она упомянула о Курте Эссенхаймере как о партнере Стивена в рейхе и представила Стивену графики роста его прибыли.

Стивен был ошеломлен тем объемом информации, которым владела Роза. Он перебрал в уме все варианты, пытаясь понять, каким образом его мать могла добыть ее.

«Цюрих!»

Существовал единственный возможный ответ. Несмотря на все сообщения в сводках новостей и личные заверения его агентов опустошительный пожар в помещении Международной службы размещения беженцев все-таки что-то не уничтожил. Кое-что из папки, с помощью которой Стивен заманил Монка в Цюрих, все-таки уцелело. Этого оказалось достаточно для того, чтобы убедить Розу в его причастности к преступным махинациям и заставить ее начать выяснение глубины его вины.

Стивен испытывал искушение попытаться блефовать, отрицая все обвинения, но один взгляд на Розу убедил его не делать этого. Слишком поздно.

– Ты не только предал свою страну и компанию, Стивен, – говорила Роза, – ты предал меня. Ты знаешь, что может случиться с «Глобал», с правительственными контрактами и моим местом в государственных комиссиях, если о твоей деятельности станет известно? Бог мой, когда я вспоминаю обо всем, что я сказала тебе о решениях, которые принимались в Вашингтоне… Ты все передал Эссенхаймеру?

Молчание Стивена говорило само за себя. Роза была на грани нервного срыва.

– Почему? Ради Бога, почему?

Стивен почувствовал, что его кожа по всему лицу натягивается, вызывая боль, как это происходило всегда, когда он приходил в ярость.

– Почему? – повторил он. – У тебя хватает наглости спрашивать меня об этом после того, как я вырос в этом доме, наблюдая за твоими методами и действиями под девизом «Все ради великой славы «Глобал Энтерпрайсиз»? Ты уничтожила своего мужа, моего отца, из-за своей драгоценной «Глобал». Ты не позволяла ничему и никому стоять на твоем пути. Ты убила своего собственного брата так, как если бы выпустила пулю ему в голову. Я все это очень хорошо усвоил, мама. Потому что у меня был самый лучший учитель – ты! Конечно, я имел дела с Эссенхаймером и остальными. Я хотел, чтобы «Глобал Юрэп» была больше и лучше, чем раньше. Я в точности делал то, что сделала бы ты. Так что, пожалуйста, избавь меня от фарисейства. Это тебе не идет.

– Ты ошибаешься, сын! – прошептала Роза.

– Посмотри на себя, мама, – усмехнулся Стивен. – Я точно такой, каким ты меня сделала. Я хорошо усвоил твои уроки. Власть, это единственное, что имеет значение. И теперь она у меня есть!

– Так ли это?

– Да! Никто до конца не понял, что я сделал. Нацисты обречены на проигрыш, но мы тем временем сделаем миллионы. Невидимая империя, которую я создал, останется нетронутой. После войны мы будем сильнее, чем когда-либо.

– А как насчет Кассандры? – спросила Роза. – Как она вписывается в твой грандиозный план?

– Никак. Наши адвокаты докажут это.

Роза поднялась и положила обе ладони на стол.

– Ты высказался, теперь моя очередь. Я уже решила, что ты будешь делать. Господь сделал так, что я никогда не видела, что происходило с тобой. Я должна буду жить с этим и расплачиваться за это до конца моих дней. Но тебе тоже придется возместить убытки. Ты предал свою страну, Стивен, так что теперь ты послужишь ей. Я договорюсь о том, чтобы тебя признали годным к строевой службе. Ты будешь настолько далеко от Германии, «Глобал» и Кассандры, насколько возможно. В Японии. А что касается того, что ты так величественно называешь своей империей, я разрушу ее, кирпичик за кирпичиком. Ты был прав насчет одной вещи: никто никогда не узнает, что ты сделал. Я никогда не позволю тебе увековечить этот позор.

Малиновое лицо Стивена покрылось крапинками ярости.

– Ты не посмеешь сделать этого! Ты не можешь!

– Я могу и я сделаю, – ледяным тоном ответила ему Роза.

– А что, если со мной что-то случится? Я единственный наследник! Твоя плоть и кровь.

– Плоть и кровь, да. Но кто ты в душе? А что касается наследников, Стивен, существует Кассандра. Да, похоже, что Мишель скрыла правду о настоящем отце своей дочери от меня. Она сделала это, потому что чувствовала, что должна это сделать. Она боялась, что я сделаю в точности то, что ты предполагал: отниму все, что она построила. Я не сделаю этого, Стивен. То, что принадлежало Мишель, теперь принадлежит Кассандре.

Роза сделала паузу.

– А что касается тебя, Стивен, я лишу тебя наследства. Так как я никогда не смогу снова доверять тебе, ты можешь забыть обо всем, что связано с «Глобал».

Несколько часов спустя Роза сидела в оранжерее темного дома. Все спали, включая Стивена. Она сама убедилась в этом. В тишине она слышала, как кровь стучит в ее висках.

Задвижка на французских дверях, ведущих в сад, медленно повернулась. Из темноты появился силуэт человека.

– Мистер Локвуд? – позвала Роза.

Николас вышел на свет, его лицо не выражало никаких эмоций.

– Вы поговорили с ним?

– Да.

– И?

– Я сказала ему, что я все знаю и что с его отношениями с Эссенхаймером покончено. Я также обещала, что он поступит на военную службу и никогда больше не будет иметь ничего общего с «Глобал».

Николас хранил молчание.

– Это то, что вы хотели, не так ли?

– Да.

Сначала Николас не мог осознать, тем более поверить в размеры предательства Стивена Толбота. Руководствуясь своим чувством долга, он испытывал сильное искушение проигнорировать просьбу Монка, передать документы своим начальникам и понаблюдать за тем, как Стивена уличат в предательстве и приговорят к максимальному наказанию. Но его удержали последние слова Монка.

«Он хотел, чтобы я отдал документы Розе Джефферсон, потому что он всегда любил ее?»

В свете отношений Монка с Мишель этот вопрос не имел смысла.

«Он не сказал «отдай». Он сказал «возьми».

Николас ухватился за нить. Почему умирающий человек использовал свои последние силы на то, чтобы сделать четким такое различие?

«Потому что он не до конца доверял Розе Джефферсон!»

Розе были представлены доказательства предательства Стивена, но Николас хотел быть полностью уверенным, что под угрозой обнародования Роза положит конец безумству Стивена.

– Вы удовлетворены тем, как я выполнила свои обещания, мистер Локвуд? – спросила Роза.

– Да.

– И у меня есть ваше слово, что вы сдержите свои?

– Я сообщил своим руководителям, что все, за чем Монк отправился в Цюрих, было уничтожено в результате взрыва. У них нет причины не верить мне. Но в то же время я сохраню документы в безопасном месте. Если со мной что-то случится, я гарантирую, что они попадут в Вашингтон.

– Я тоже подозрительна, – сказала Роза. – И я верю вам. Вы не шантажист.

– Есть одна вещь, которую вы мне не сказали, – мягко сказал Николас. – Признал ли Стивен, что он знал о взрыве в Цюрихе, что убийство Монка было частью его плана?

Роза отвернулась.

– Я не смогла заставить себя спросить его об этом. Потому что в глубине души я понимаю, что если Стивен был способен вести дела с Куртом Эссенхаймером и ему подобными, он был способен и на убийство. И я не знаю, что бы я смогла сделать с этим… разве только жить с этим.

Роза снова повернулась к Николасу Локвуду.

– Так что, если вы хотели крови, мистер Локвуд, вот она.

После того как Локвуд ушел, Роза поднялась наверх, но не в спальню, а в свой кабинет. Она села за витиевато изогнутый стол из австралийских пород дерева и положила голову на переплетенные пальцы рук. На короткое мгновение волна жалости к самой себе захлестнула ее.

«Всю свою жизнь я пыталась защитить и приумножить то, что было мне оставлено. Было ли это ошибкой? Были ли другие, более важные вещи, которые мне бы следовало сделать?»

Роза стряхнула с себя закрадывающееся отчаяние. Ей пятьдесят два года. Она не может изменить решения прошлого, как не может повернуть вспять прожитые годы. С тем, что сделал Стивен, надо разобраться здесь и сейчас.

Как она обещала Локвуду, каналы, снабжавшие нацистскую Германию, будут перекрыты. Она лично проследит за этим и убедится, что даже тень подозрения не ляжет на «Глобал». Если кто-то из сообщников Стивена попытается препятствовать ей, она уничтожит их.

Но ни решительность, ни безжалостность не помогали, когда Роза сталкивалась со вторым вопросом. Интуиция подсказывала Розе, что Стивен приложил руку к смерти Монка. Но тогда ли это началось? Были ли другие «несчастные случаи», которые Стивен мог спланировать?

Она мысленно вернулась к похищению Кассандры и смерти – убийству – Мишель. Могла ли решимость Стивена взять под контроль «Глобал Юрэп» и скрыть свой тайный альянс привести его к убийству человека, который мог разоблачить его? Она представила себе лицо Стивена, такое искаженное и неестественное. Она подумала о нем, спящем наверху, и вздрогнула.

«Я боюсь… Я напугана своим собственным сыном!» В замке скрипнул маленький ключ, и Роза открыла ящик стола. Она достала тонкую папку в кожаном переплете и открыла ее на помеченной странице.

«Мне необходимо знать, имел ли он какое-то отношение к смерти Мишель и похищению Кассандры. Я не успокоюсь до тех пор, пока не выясню всех подробностей. И если это так, я должна буду защитить Кассандру. Гарри, бедный Гарри, которого так и не нашли… Он является ключом к разгадке. Я должна найти его. Он единственный, кто знает, что на самом деле произошло в катакомбах…»

Роза знала человека, к которому можно обратиться за помощью.

Каминные часы пробили два. Оставалось сделать последнее дело. Роза прочитала последнюю страницу своего завещания. Оно было составлено в день, полный самых радужных ожиданий, когда Стивен присоединился к управлению компанией. В день его рождения Роза сделала Стивена единственным наследником компании «Глобал».

Роза взяла ручку, собираясь вычеркнуть его имя. Перо ручки дрожало. Ее рука начала трястись так сильно, что чернила разбрызгивались по всему листу бумаги. Ручка выпала из ее рук на лист бумаги, и Роза, рыдая, уронила голову на руки.