Мартовские ветры безжалостно дули вдоль улиц-каньонов Нижнего Бродвея – признак того, что долгая, суровая зима 1931–1932 года еще не закончилась. Городские бездомные топтались в дверных проемах или вокруг костров походных кухонь, в то время как в конторских небоскребах капитаны промышленности искали какой-либо просвет, пусть самый слабый, в той долгой зиме неуверенности, которую принесла Великая депрессия. Среди тех, кто видел его, а вместе с ним и надежду, была Роза Джефферсон.

В сорок один год Роза планировала курс одной из ряда крупнейших индустрий в Америке, которой удалось не только выжить, но и расцвести в период депрессии. Товары по-прежнему нужно было перевозить по стране, а банкротства банков напугали американцев до такой степени, что они стали вкладывать свои наличные в более безопасное место: гарантированные денежные переводы. Те несколько пенни, в которые обходился почтовый денежный перевод, казались несущественными, будучи взвешены на одних весах с чьим-либо душевным спокойствием. Ежедневно миллионы этих пенни стекались в сейфы «Глобал» по всей Америке, создавая сверкающую дорогу богатства, которая вела в сердце Нью-Йорка.

В отличие от других ведущих промышленных концернов, трубивших о том, какая доля их прибыли шла на акты доброй воли, «Глобал» оставалась в тени. Немногие из четырех миллионов безработных знали о том, как Роза боролась против законопроекта о тарифах Смута-Хоули, поднимавшего пошлины на импорт и ускорявшего неизбежный спад в торговле. Роза использовала любое совещание и все свое влияние, чтобы убедить законодателей в том, что без торговли промышленность зачахнет и рабочие места исчезнут навсегда.

Когда президент подписал этот законопроект, Роза изменила тактику. Умасливая и льстя законодателям, она помогла провести в жизнь Акт об общественных зданиях, выделивший 230 миллионов долларов на строительство, а также 300 миллионов долларов ассигнований на государственные проекты по строительству дорог. Роза видела вознаграждение за свои усилия каждый раз, когда проезжала по трассе Нью-Йорк – Вашингтон. Тысячи мужчин, когда-то прозябавших в богадельнях, были заняты на строительстве артерий для будущей торговли.

Даже ближайшие коллеги Розы были удивлены и озадачены действиями женщины, которая с удовольствием анонимно жертвовала средства благотворительным организациям или договаривалась с ними о распределении ее пожертвований.

– Это не такая уж великая тайна, Хью, – говорила Роза своему адвокату. – Если хотите знать ответ, поедем со мной.

Меньше всего О'Нил ожидал, что его привезут на место фамильного захоронения Джефферсонов в Дьюнскрэге.

– Я думаю, что наконец понимаю, какие чувства испытывал Франклин к этой стране, – сказала Роза у надгробья на могиле своего брата. – Такие люди, как мой дед и я, видели в этой земле лишь возможности. Мы хватались за каждый шанс, который она нам давала, и использовали его как только могли. Франклин был другим. Он знал, что брать можно лишь до определенного предела, прежде чем и ты сам, и земля станете банкротами. У него была совесть, Хью. Когда он встал на защиту этих штрейкбрехеров, он одновременно бросал вызов всему, что я когда-либо делала или во что верила. Роза наклонилась и положила букет, который принесла.

– Тогда я не понимала Франклина. Я не хотела верить, что он думал не так, как я, и была слишком напугана, чтобы признать, что он так и делал. Я доверяла ему многое и отказывала в еще большем. То, что я делаю сейчас, ничтожно по сравнению с тем, чего мы могли бы достичь вместе.

– Не занижайте себе цену, – сказал О'Нил мягко. – Если бы не вы, многое из того, что было вынуждено сделать правительство, могло бы никогда не произойти.

Через неделю, прочтя о назначении Розы Джефферсон председателем Комиссии по помощи безработным, Хью О'Нил искренне пожалел о том, что Франклин не дожил до этого момента.

Роза стояла перед окнами, выходящими на Нижний Бродвей, и дрожала от холода.

Из последних данных было ясно, что дела Мишель в Европе шли так же хорошо, как у Розы в Америке. Это объясняло, почему Стивен прислал ей именно такой доклад. Роза вернулась к своему рабочему столу и перелистала тщательно отпечатанный документ. Прикосновение к этим страницам было как бы прикосновение к нему. Иногда она скучала по нему так сильно, что ей хотелось прыгнуть на борт первого же судна, отплывающего в Европу.

«Я не могу этого сделать. Я послала его делать мужскую работу и не буду вмешиваться».

И это была работа, которой Стивен мог по праву гордиться. Идея перекачивания денег в агентства грузовых перевозок или выкупа их всех вместе под знамя «Глобал Юрэп» давала компании равную основу с европейскими транспортными гигантами. Обретя собственное лицо и влияние, «Глобал» могла говорить с Мишель с позиции силы. Роза была убеждена, что Стивен мог запустить и осуществить эту программу в качестве президента «Глобал Юрэп».

Роза взяла ручку и быстро набросала письмо Стивену, одобряя его план.

– Я очень горжусь тобой, дорогой, – писала она. – Приезжай домой как можно скорее, чтобы мы могли разработать детали. Я ужасно по тебе скучаю. С любовью, мама.

Роза откинулась назад, согретая своими словами. Внезапно эта мартовская зима показалась ей не такой уж холодной.

– Мы взяли первый барьер, – объявил Стивен, передавая письмо Курту Эссенхаймеру. – Вот мамино одобрение.

– Стивен, это фантастика!

– Это только начало, – предупредил Стивен. – Теперь начинается настоящая работа.

Первое правило бизнеса найти подходящую штаб-квартиру. Эссенхаймер, естественно, предложил Берлин, обещая создать все условия.

– Работать из Берлина было бы намного легче, – признал Стивен. – Но слишком опасно. Помни, Мишель тоже обосновалась здесь. Через Варбурга она установила много контактов. Если он получит малейший намек о том, что мы делаем, если ее люди доложат о том, что регулярно видят меня в Берлине, мы рискуем всем.

Эссенхаймер согласился, и двое мужчин взяли в аренду помещение под офис в Берне, имевшем отличные шоссейные и железнодорожные связки с Германией, а также первоклассную коммуникационную сеть.

– Нам нужны сотрудники, которым мы могли бы безоговорочно доверять, – сказал Стивен. – Каждый должен быть проверен тобой лично.

– Предоставь это мне, – заверил его Эссенхаймер. – Мы получим любого, кто нам нужен, из нашей партии.

– Как насчет их въезда в страну? Не будет проблемы с разрешениями на работу?

Эссенхаймер ухмыльнулся:

– Нет, если они приедут в качестве сотрудников посольства. В этом еще одна прелесть Берна.

Пока Эссенхаймер был в Германии, Стивен встретился с представителями нескольких менее крупных банков Берна, которые очень хотели заниматься бизнесом с этим молодым американцем, чьи средства, размещенные в Берлине, казались неограниченными. Банковские юристы горели желанием выступать в качестве номинальных директоров той дюжины компаний, которые Стивен поручил им организовать, и не промолвили ни слова, когда цель этих компаний была расплывчато определена как «импорт-экспорт».

Как только Эссенхаймер вернулся с необходимым персоналом, Стивен, арендовавший виллу на окраине города, направил предусмотрительные приглашения ряду дипломатов. Менее чем через несколько месяцев торговые атташе из Египта, Сирии, Ирана, Южной Африки и Конго, Аргентины, Бразилии и Чили стали регулярными посетителями. Когда они узнали, чего хотят Стивен и его молчаливый немецкий партнер и, еще более важно, что они могут платить за это золотом, они направили целый поток ведущих промышленников своих стран в швейцарскую столицу. В ходе тяжелых обсуждений сделок связи, по которым Германия должна была получить необходимое ей сырье, были налажены.

Пока Стивен обрабатывал потенциальных поставщиков, Курт Эссенхаймер начал потихоньку скупать океанские грузовые и торговые суда германского коммерческого флота по смехотворно низким ценам.

После того как суда, заново зарегистрированные в Панаме, подняли якорь, Стивен следил за их действиями из офиса своей швейцарской компании. Хотя Эссенхаймер уверял его, что все сотрудники тщательно отобраны, Стивен был постоянно настороже. Но оказалось, что даже у него было свое слабое место.

В начале того лета Курт Эссенхаймер нанес неожиданный визит в Берн. Он нашел Стивена в ресторане в компании очень симпатичной темноволосой девушки по имени Анна Клейст, работавшей в одной из компаний в качестве младшего бухгалтера. Подойдя к их столу, Эссенхаймер посмотрел на ее лицо сердечком и пляшущие цыганские глазки и вздохнул. Пустая трата времени. Он вежливо отказался присоединиться к ним и попросил поговорить со Стивеном наедине.

– Дела, фрейлейн, – сказал он, затем подмигнул. – Я долго его не задержу, обещаю.

Эссенхаймер повел Стивена в направлении стола метрдотеля.

– Я вижу, ты и фрейлейн Клейст становитесь близкими друзьями.

Стивен усмехнулся.

– Не такими близкими, как мне бы хотелось.

– Ну все равно. – Эссенхаймер дал Стивену досье с двумя красными диагональными полосами на обложке и эмблемой гестапо поверх них. – Ее настоящее имя Анна Бауманн.

Рот Стивена сжался. Он раскрыл досье и начал читать.

– Что это за организация «Белая Роза»?

– Группа недовольных – студенты, коммунисты, несколько радикальных священников, выступающих против партии. Они передают информацию британской и французской разведкам. Конечно, гестапо за ними наблюдает. Их руководители имеют обыкновение исчезать. Когда мы взяли последнего, мы нашли вот это.

Он передал Стивену некоторые бумаги, в которых, к его ужасу, подробно описывалась работа их швейцарских компаний, их переговоры по контрактам, имена высокопоставленных лиц, обсуждавшиеся планы, а также график поставок. Среди упоминавшихся имен Стивен увидел свое собственное.

– Как она это достала? – прошептал он с искаженным от ярости лицом.

Эссенхаймер пожал плечами.

– Наш друг действительно не смог нам этого рассказать, как мы его ни уговаривали. Они работают очень профессионально. Ни один человек в их цепи не знает, кто передает ему информацию, и в свою очередь оставляет ее в определенном месте, так что он никогда не видит, кто ее забирает.

Стивен не смог не бросить взгляд на красивую молодую девушку, которую он старался затащить в постель.

– Я полагаю, ты избавишься от нее немедленно. Эссенхаймер поднял вверх руку.

– Не так быстро. По данным нашего друга очень скоро в «трубопровод» должен поступить следующий пакет. Я не хочу, чтобы наша очаровательная Анна Клейст подумала, что что-то не так. Пусть она возьмет то, что намеревается, и отправит это своим путем. Она будет находиться под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Я хочу проследить за этой информацией и взять каждого, кто прикоснется к ней. – Эссенхаймер сделал паузу. – Но это означает, что ты должен сохранить все в тайне. Ты можешь это сделать, Стивен?

Стивен взглянул на сноски, касающиеся его, и вздрогнул. Если хоть что-то из этой информации попадет в руки его матери…

– О, да. Я думаю, что смогу продолжать радовать ее, пока ты во всем разберешься.

На протяжении нескольких следующих недель Стивен продолжал ухаживать за этой женщиной. Он сводил ее в оперу и театр, а в одну из суббот взял ее на прогулку в предгорья Альп. Там, во время пикника над прекрасным каскадом водопадов с глубоким ущельем внизу, Стивен подумал, как легко было бы убить ее.

Затем однажды поздним днем Эссенхаймер позвонил из посольства и попросил Стивена немедленно приехать. Через черный вход Стивен спустился вниз по лестнице в подвал, где в бетонированной комнате увидел Анну Клейст, привязанную к стулу, голую, мокрую, покрытую рвотой, потом. У человека из гестапо, стоявшего около нее, на руках были толстые резиновые перчатки, в которых он держал пару оголенных электрических проводов.

– Она заговорила, – объявил Эссенхаймер, гася свою сигарету. – Они всегда говорят. Сейчас мы берем остальных. Опасность миновала.

– Что будет с ней – с ними? – спросил Стивен, загипнотизированный видом и запахами, окружавшими его. – Вы не можете убить ее здесь.

– Это верно, но как только она вернется в Германию по причине болезни, у нее будет возможность выздороветь, – ответил Эссенхаймер холодно. – В местечке под названием Дахау.

Пережитое с Анной Клейст потрясло Стивена. После ее исчезновения из Берна и до прибытия первых партий меди, золота и бокситов в доки Бремена он держался подальше от офисов компании. Чтобы представить своей матери своевременный доклад о развитии событий, он работал день и ночь, стараясь угнаться за деятельностью Мишель. Он закончил его всего за два дня до отплытия корабля.

Прощальный вечер Стивена был проведен в «Зиг-Заг Клаб» – самом зрелищном кабаре трансвеститов Берлина. Это было большое помещение под землей, оформленное на тему «Арабских ночей», с официантками, одетыми под девушек из гарема и поразительным шоу, снискавшим скандальную славу в Европе.

– Ну, что ты думаешь? – спросил Эссенхаймер, в одной руке держа сигару, другой обнимая девушку и одновременно наблюдая за актрисами, исполнявшими свой вариант «Али-Бабы и сорока разбойников».

– Только ты мог устроить нечто подобное, – ответил Стивен.

Он освободил своего друга от его девушки и провел Эссенхаймера в угол за баром.

– Когда ты скажешь Гитлеру, что мы готовы?

– Я уже передал новости Борману. Он обещал мне встречу с Гитлером, как только тот вернется из Берхтесгадена на следующей неделе.

Стивен почувствовал в животе тот холодный твердый ком, который бывает у каждого авантюриста, легкое сомнение, заднюю мысль перед принятием окончательного решения.

– Мы готовы начать, Стивен, – сказал Эссенхаймер. – Самой трудной частью будут не детали, а твое отсутствие. Тебя будет не хватать, мой друг.

– Я вернуть, как только смогу, – пообещал Стивен. Шум и музыка, казалось, исчезли. Двое мужчин посмотрели друг на друга и крепко пожали руки.

– Пошли, – сказал Эссенхаймер. – Завтра ты уезжаешь, а сегодня вечером мы напьемся. Все, что ты хочешь, Стивен, твое.

Стивен был готов нырнуть в толпу, как вдруг схватил немца за руку.

– Кто это?

Через комнату к выходу шла молодая восточная женщина, одетая в потрясающее красно-белое кимоно. Ее черные волосы были на японский манер собраны заколками из перламутра и слоновой кости. Ее кожа имела глянцевитый золотистый оттенок. Ее лицо было совершенным овалом с едва различимыми скулами, красными полными губами и глазами цвета древнего нефрита.

Женщина, наверное, почувствовала его пристальный взгляд, потому что посмотрела прямо на Стивена. Тень улыбки появилась на ее губах, а затем она растворилась в целой фаланге японских мужчин.

– Увы, даже я не могу привести тебе ее, – посетовал Эссенхаймер. – Это Юкико Камагучи – дочь одного из самых могущественных промышленников Японии. Хисахико Камагучи управляет доками, сталелитейными и нефтехимическими заводами. Мы надеемся уговорить его заняться бизнесом с нами. Я слышал, что он в Берлине, но никогда бы не подумал, что он зайдет сюда…

Стивен продолжал смотреть на уходящую фигуру Юкико.

– Забудь ее, мой друг, – посоветовал Эссенхаймер. – Ты уезжаешь завтра. Она едет назад со своим отцом на следующий день.

– Можно никогда больше не увидеть такую женщину, как она, – задумчиво сказал Стивен. – Но и забыть ее невозможно.

Стивен покинул Германию на борту «Зигфрида» – флагманского корабля «Бремен-Ганза Лайнз». На протяжении всего шестидневного путешествия он тщательно просматривал свои заметки и предложения. Роза внимательно следила за Мишель со времени выплаты займа, и Стивен полагал, что большинство из его цифр будет ей знакомо. Таким образом бизнес «Глобал» в Европе был предназначен показать лишь скромную отдачу. Поскольку его мать наверняка будет ставить под вопрос целесообразность продолжения этих операций, задачей Стивена было убедить ее в необходимости этого. До тех пор пока Роза не подозревает, насколько действительно прибыльным был бизнес на континенте, созданная им невидимая империя будет процветать.

Покидая корабль, Стивен ожидал, что их семейный автомобиль и шофер будут ждать его. Чего он не ожидал, так это что водитель сразу отвезет его в один из лучших ресторанов Нью-Йорка – «Коут Баск».

– Стивен!

Стивен проскользнул мимо метрдотеля, подался вперед и позволил поцеловать себя в обе щеки. Глаза его матери сияли.

– Ты выглядишь чудесно!

– Спасибо, мама. Ты тоже никогда не выглядела лучше.

Сидевшая на диване Роза была переполнена радостью, видя своего сына. С материнским удовлетворением она отметила, как повернулись головы женщин постарше, когда Стивена провели к ее столу, и как их дочери не могли оторвать от него глаз. Роза подумала, что Европа придала ее сыну блеск.

– Я не могла бы быть более довольной тем, что ты сделал, дорогой, – сказала Роза, когда официант наливал им шампанское. – Салют!

– Салют, мама!

– Но я надеюсь, ты не скоро поедешь назад в Европу.

– Нужно немного времени, чтобы организовать дела здесь, – ответил Стивен. – Но боюсь, что еще о многом следует позаботиться по ту сторону моря.

– Ну что ж, будет мило видеть тебя дома для разнообразия.

Стивен засмеялся.

– Что нового в «Глобал»? Из твоих писем я почувствовал, что ты хотела мне что-то рассказать, но еще не совсем решилась на это.

Тень боли пробежала по лицу Розы.

– Гарри ушел.

– Ушел? Ты имеешь в виду, что уволила его.

– Нет, дорогой. Просто ушел. В один прекрасный день он не вышел на работу. Еще я знаю то, что мне говорит бухгалтерия: Гарри подписал свое собственное выходное пособие и получил его наличными. Он даже не оставил адреса.

– Он сумасшедший! Что он собирается делать?

– Я не знаю. Может быть, он уехал назад в Чикаго.

– Звучит так, как будто он сам перерезал себе горло, – сказал Стивен резко. – Он был очень хорошим, но не незаменимым.

– Меня беспокоит то, что после всего он ушел, даже не объяснив почему… и даже не сказав до свидания, – мягко добавила Роза.

Это была не совсем правда, призналась Роза сама себе. С момента ее решения предоставить Стивену наводить мосты с Мишель Гарри потерял интерес к компании, которая одно время была его жизнью. По мере того как его работа ухудшилась, Роза стала получать жалобы из разных отделений по всей стране, пока ей не осталось ничего, кроме как разобраться с данной ситуацией. Она оставила Гарри напоминание позвонить ей, но он этого не сделал. Когда она услышала, что он ушел, она не могла этому поверить. Но когда все стало реальностью, ее злость сменилась болью потери. Не важно, насколько далеки стали они с Гарри – Роза знала, что эта дистанция была ее собственным творением – она никогда не смогла бы забыть те первые чудесные годы ее близости с Гарри, когда она расцвела как женщина. Гарри был также ее ближайшим другом.

– Не волнуйся, мама, – говорил Стивен. – Я пробуду столько, сколько буду тебе нужен.

Роза благодарно сжала его руку.

– Спасибо, но я взяла на себя работу Гарри. Кроме того, тебе нужно сконцентрироваться на Европе. Я жду от тебя великих дел.

Стивен улыбнулся.

– Я не разочарую тебя, мама.

За последующие три года Стивен Толбот многократно пересекал Атлантику, работая с твердо определенной целью. В офисах «Глобал» в Европе отслужившее свой срок безжалостно удалялось, и новые люди, которых нанимали, были преданы только Стивену. Когда тарифы «Глобал» стали более конкурентоспособными, и связи Стивена с европейскими правительствами расширились, компания оказалась завалена контрактами на грузовые перевозки. Просматривая цифры на их ежегодной встрече в конце года в Нью-Йорке, Роза была поражена.

– Даже я не думала, что ты сработаешь настолько хорошо!

«Ты не знаешь и половины всего, мама».

Книги учета, которые Стивен представил Розе, не соответствовали реальностям. В действительности европейские прибыли были втрое больше, чем думала Роза Джефферсон. К настоящему времени созданные Стивеном швейцарские компании владели флотом судов лишь немного меньшим, чем «Глобал».

Даже бывая в Соединенных Штатах, Стивен делал капитал на возможности расширять дело. Он стал частым пассажиром «Кэпитал Экспресс» на маршруте Нью-Йорк – Вашингтон. В элегантных посольских кабинетах он встречался с финансистами, промышленниками, а также официальными представителями правительств из стран настолько разных, как Аргентина и Бразилия, Южная Африка и Нигерия. Сделки, выливавшиеся в миллионы долларов, совершались рукопожатием. Затем Стивен ехал в германское посольство и из комнаты секретной связи, находившейся в подвале, говорил с Куртом Эссенхаймером, рассказывая ему, что Третий рейх все больше приближался к своей мечте о гарантированных поставках остро необходимых природных ресурсов.

18 июля 1936 года разразилась гражданская война в Испании. Стивен жадно читал отчеты, радуясь каждой победе фашистов. Нефть, каучук и драгоценная руда, которые он помог добыть для Германии, были превращены в непобедимую боевую машину. Той осенью, когда Стивен объявил о своем намерении отбыть на континент, Роза улыбнулась:

– Может быть, тебе не придется.

– Что ты имеешь в виду?

– Я только что получила эту телеграмму от Мишель. Сегодня она отплывает в Нью-Йорк. Она говорит, что хочет обсудить со мной нечто очень важное.

Роза обняла своего сына.

– Как будто я не знаю, что это. Ясно, что она не смогла игнорировать ту работу, которую ты проделал. Я думаю, она едет к нам по вопросу слияния.