Роза наклонилась вперед и сняла розовый кружочек конфетти с лацкана пиджака Стивена.

– Хорошо было, милый? – спросила она, усаживаясь в кресло.

Стивен забросил ногу на ногу, чтобы не бросалась в глаза эрекция. Он назначил встречу рыжеволосой двадцать минут назад. Вместо этого он должен был покорно выслушивать мать.

– Чудесно. Это настоящий подарок к дню рождения. Я думаю, ты всех удивила.

– Расчет времени, – размышляла Роза. – Это и удача, и способность распознать то и другое. Без этого успех не придет, как усердно ни работай и будь хоть семи пядей во лбу.

Мысли Стивена вернулись к Гарри Тейлору.

– Ты забыла еще о безжалостности, мама.

– Ты был удивлен? – спросила Роза.

– Конечно. Ты никогда не намекала на то, что намереваешься сделать.

– Ты видел доклад Гарри.

– Это намек, – согласился Стивен.

– Гарри все еще хочет воевать с Мишель, – сказала Роза. – Он не понимает, что… что произошли изменения.

– Ты же не будешь говорить, что то, чего она достигла, не беспокоит тебя.

Роза внимательно посмотрела на сына. Он хотел объясниться, и она одобрила это.

– Беспокоит? Я никогда не думала о достижениях Мишель как о чем-то разрушающем. Она сделала то, что она сделала, и мы должны принять это. Иметь дело с этим.

«Волшебные слова, – подумал Стивен. – Иметь дело. Цена для всего и все для оценки».

– Ты хочешь, чтобы я зондировал ее относительно возможности взаимного сотрудничества.

Роза посмеялась над его подбором слов, но тон ее был серьезным.

– На каждом чеке, который продает Мишель, стоит наше имя. Ты видел книги. Наш фрахтовый бизнес в Европе утроился за последние пять лет. Если ты можешь убедить ее, что в ее интересах работать с нами, все будут, как ты говоришь, процветать.

«Это так же точно, как и то, что когда-нибудь ты придешь к признанию, что ты сделала ошибку, мама».

Стивен мысленно вернулся к дням, когда Мишель жила в Толбот-хаузе, как он презирал и оскорблял ее и в конце концов затерроризировал. Очевидно, его мать забыла те инциденты. А он не забыл. И Мишель, он думает, тоже нет. Очень интересная будет неожиданная встреча.

– Чем бы мы могли заинтересовать Мишель? – спросил он вслух.

– Транспортная сеть по всему миру. Соглашение по гужевой перевозке с европейскими железными дорогами. Тысяча барж, которые ходят по европейским рекам, особенно по Рейну. – Роза помолчала. – Две тысячи агентов и офисы, работающие с бумагами.

– Которые не продают ни одного дорожного чека, потому что у нее есть свои точки.

Глаза Розы сверкнули.

– Именно. Кто-то мог бы объяснить ей, как выгодно было бы для нее продавать через существующие офисы, чем платить ренту или строить новые. И коммуникации. Ей не надо вкладывать ни пенни в телефон, телеграф, кабельное оборудование – потому что везде есть наши.

– Рекламируя, – пробормотал Стивен, – мы делаем уже так много, что она экономит на этом целое состояние.

Роза снова села.

– Ты видишь это, я вижу это. Это твоя работа, надо убедиться, что она делает.

Стивен вытащил сигарету из тонкого серебряного портсигара.

– А если не делает?

– Я рассчитываю на тебя – посмотришь, как делает. Не надо прямо пытаться приблизить ее, по крайней мере первое время. Побеседуй с ее банкирами, Ротшильдом, Лазаром и остальными. Они бизнесмены. Они разбираются в таких вещах. Позволь им сделать подготовительную работу за тебя.

– Мне нужно время, чтобы составить план. Если у тебя нет такового.

– Пожалуйста, сколько хочешь. У нас есть люди в Европе, которые наблюдали дело Мишель с самого начала. Их информация может быть доступной.

«За хорошую цену».

– Если ты хочешь посмотреть на ее финансовые записи, это можно устроить.

«Буду держать пари».

– Я приступлю к работе сразу же, – сказал Стивен.

– Помни одно, – сказала Роза, подставляя ему щеку. – «Глобал» может от этого многое иметь. Если это будет так, ты, и никто другой, получишь кредит – и вознаграждение.

«Поверь, мама, что уж это я знаю!»

Праздник кончился, и день прошел, но Роза нашла Гарри точно там, где, она знала, он должен был быть. На его столе были бумаги, а рукава рубашки завернуты вокруг синих подвязок, как всегда, когда он работал.

– Привет, Роза.

В блеснувшей улыбке, обрамленной совершенными белыми зубами, она увидел старого Гарри. На мгновение Розе захотелось обнять его, вернувшись в былые дни. Этот порыв сильно удивил ее, потому что она была не из тех, кто живет воспоминаниями.

– Ты пришла бросить мне кость?

– Не надо, Гарри. Тебе это не идет.

– Ты могла сделать это по-другому, ты знаешь. Не было необходимости так унижать меня.

– А иначе ты не поверил бы. Ты был слеп, Гарри. Этот доклад как пелена у тебя на глазах. Ты бы спорил со мной день и ночь. Вот это было бы унижающим.

Гарри отклонился назад, постукивая ластиком на конце карандаша по зубам.

– Ты знаешь, я никогда не верил, что ты ей уступишь.

Роза смерила его уничтожающим взглядом.

– Обстоятельства меняются. Реалии тоже. Ты это либо не осознавал, либо игнорировал.

– Это потому, что мы имеем лицензионную плату?

– Наряду с другими вещами.

– Это жалкие гроши по сравнению с тем, что мы получили бы, если бы ввели новый инструмент и заставили ее защищать свою территорию.

– Нет, Гарри. И это мое последнее слово по этому вопросу. Прими это достойно.

Повисло молчание.

– Ты хочешь, чтобы я вообще помогал Стивену? – спросил наконец Гарри. – В конце концов я – по крайней мере – такой же эксперт по делам Мишель, как и ты.

Роза слабо улыбнулась.

– Я так не думаю.

– И я не думал. И единственный вопрос – что мне делать теперь?

– Я надеюсь, ты останешься здесь, президентом «Глобал» в Северной Америке.

Гарри посмотрел на нее, и его мысли поплыли назад, но не к их эротическим минутам. Он думал о Лондоне, о том, как чисто и умно он подрезал тогда Франклина Джефферсона. Он вспомнил сэра Томаса Балантина, того высохшего старика в его мрачной комнате. Не однажды за эти годы он вступал в контакт с главой «Кукс». Он знал, что Томас еще жив, этакая невидимая руководящая рука за спиной гигантской британской туристической компании. Возможно, пришло время приглашать маркёра.

– Подожди, – сказал он Розе. – При сложившихся обстоятельствах, я надеюсь, ты не рассчитываешь на ответ прямо сейчас.

– Нет, конечно. Но, пожалуйста, не делай опрометчивых поступков.

Гарри засмеялся, но не смог сдержать горечь в голосе.

– Спасибо, Роза. Прислушаюсь к совету.

Весной 1931 года Стивен Толбот плыл в Европу на «Квин Мэри». Он провел месяцы, начиная со своего дня рождения, изучая европейские операции Мишель, пока не узнал их насквозь. Как и было обещано, Роза снабдила его последними финансовыми подробностями, и это вызвало у Стивена мысль о том, как грандиозна задача, стоящая перед ним. Мишель не только ежедневно продавала дорожных чеков на миллионы долларов, она также расширяла свою базу среди европейцев. Итальянцы, едущие в Испанию, бизнесмены, держащие путь из Франции в Грецию, датские студенты колледжей, едущие на каникулы в Португалию, – все покупали дорожные чеки.

Стивен начал свое исследование в Париже, разыскав агентов «Глобал», которые, поскольку о его прибытии не сообщалось, были поражены, увидев его. Наблюдая, как они засуетились вокруг него, Стивен быстро завладел конторскими книгами компании и проверил отчетность. Через два месяца он сообщил Розе, что парижские агенты утаивают по меньшей мере 15 % от бизнеса ежемесячно. К тому времени, как Роза ответила, дав инструкции наказать воров, Стивен предпринял свои собственные действия. Он пригрозил виновным тюремным заключением, а в качестве альтернативы предложил безоговорочно подчиняться всем его указаниям. Одним ударом он завоевал лояльность агентов.

Стивен также открыл, что агенты «Глобал» могли служить другой цели. Он сам провел несколько дней, наблюдая центральный офис на улице Де Берри, удивленный числом людей, проходящих через него. Но это ничего ему не сказало, кроме того, что он уже знал. Нужно было поговорить с людьми, которые работали в офисе. Стивен допускал, что он не очень подходит для этого. Он никогда не имел взаимопонимания с наемными работниками и, больше того, не говорил по-французски. Кроме того, он не хотел, чтобы Мишель подумала, что он сует нос в чужие дела. Стивен дал инструкцию нескольким тщательно отобранным людям из числа агентов установить дружеские отношения со служащими с улицы Де Берри. Он хотел узнать, нравится ли им работать с Мишель, как много они сделали, что они говорят о других офисах – короче, все было интересным и могло оказаться ценным. В то время как его пчелки собирали мед на этом уровне, Стивен перешел на более высокий. Он разослал приглашения банкирам и политикам, с которыми «Глобал» делала бизнес. Он кормил их в лучших ресторанах, поил шампанским и соглашался с их высокой оценкой молодой госпожи. Он не услышал ничего, кроме коллективного восхищения Мишелью.

– Она стала символом, мсье, – экспансивно сказал один министр. – Мадам Мак-Куин – совершенная француженка: прекрасная, умная, имеющая успех. Как Коко Шанель или ваша мадемуазель Эрхарт. И, конечно, она – героиня Франции.

«Дальше ты сделаешь ее Жанной Д'Арк!» – подумал Стивен.

Доклады, поступавшие от агентов, были не лучше. Хотя люди Мишель работали много, они были более чем удовлетворены. Мишель впервые в стране ввела схему дележа прибыли между наемными работниками, а также премии за объем продаж. Насколько понял Стивен, позиции Мишель во Франции были неприступны.

«Почему он тут спрашивает обо мне?»

Этот вопрос мучил Мишель с той самой поры, когда она узнала, что Стивен в Париже, и образ жестокого, замкнутого ребенка Толбот-хауза возник в ее памяти. Она вспомнила, как бессердечно он унижал ее и угрожал ей, и годы понадобились, чтобы перестать видеть это во сне. Теперь без предупреждения он появился на улицах ее города, и Мишель терялась в догадках – зачем.

Наконец Мишель заговорила об этом с Эмилем Ротшильдом, с которым Стивен встречался и который оказал американцу холодный прием.

– У меня есть решение, – сказал банкир, выслушав ее. – Это имя частного детектива, чьими услугами я иногда пользуюсь. Он контактен и не болтлив. Если ты хочешь знать что-то о Стивене Толботе, этот человек тебе нужен.

На следующий день Мишель встретилась с ним, спокойным, ничем внешне не выделяющимся человеком, чьи внешность и манера вести себя напоминали ей почтового клерка. Он согласился взяться за дело и дал Мишель инструкции.

– Покажите вашим сотрудникам фото этого человека. Если они увидят его в любом из ваших офисов, пусть сразу позвонят мне.

Через неделю Мишель получила первые сведения. Стивен в самом деле посещал офисы, связанные с дорожными чеками. Насколько детектив смог узнать, вел себя Стивен как обычный американский турист, меняющий банкноты «Глобал» на французские франки. Он не задавал вопросов, не требовал внимания. Все это только усилило подозрения Мишель.

Через несколько недель Мишель узнала, что Стивен проводит много времени с фрахтовыми агентами «Глобал». Также он пил и ел с крупными финансистами и разного рода должностными лицами. Мишель снова поговорила с Эмилем Ротшильдом, который обещал прислушаться, о чем говорят в этих кругах.

Мысль о встрече со Стивеном лицом к лицу – через рукотворную «случайность» или через прямое приглашение – завладела умом Мишель. Возможно, это был единственный путь избавиться от вопросов. И все-таки каждый раз, когда Мишель думала, что она готова встретиться с ним, мужество покидало ее; она осознала, что есть вещи настолько болезненные, что одна мысль о воскрешении их делает человека трусом.

– Он уехал, мадам.

– Что? Вы уверены?

– Мсье Толбот освободил номер в гостинице в одиннадцать утра, – сообщил детектив, просматривая свои записи. – Он отправился прямо на Восточный вокзал, где сел в амстердамский экспресс. Я подождал, пока поезд отошел. Он не выходил.

Мишель почувствовала облегчение.

– Но почему?.. Детектив пожал плечами.

– Можно допустить, что мсье Толбот завершил свои дела в Париже и что оставаться далее было незачем.

«Но что он делал здесь?»

Детектив ушел, а вопрос оставался.

Мишель взглянула на маршрут Стивена, который детектив непостижимым образом раздобыл, и решила привести в состояние боевой тревоги свои точки в других европейских столицах. У нее было предчувствие, что пути их пересекутся снова. Когда это случится, Мишель должна быть готовой.

– Мама!

Мишель обернулась на голос влетевшей в комнату Кассандры с оттопыренными косичками. Она бежала на длинных жеребячьих ножках, но Мишель могла видеть, что под школьным платьицем расцветает прекрасная юная девушка. Голубые глаза Кассандры светились возбуждением, когда она обняла мать.

– Угадай, что скажу, мама, – крикнула она. – Сестра Агнес говорит, что мы можем поехать в Сен-Поль-де-Венс смотреть импрессионистов.

– Это прекрасно, дорогая, – ответила Мишель, посмеиваясь над возбуждением дочери.

Она не могла мечтать о лучшем ребенке. В свои десять лет Кассандра свободно говорила на четырех языках. Она любила литературу, интересовалась живописью, увлекалась спортом. Девочка была общительной, всюду играла роль лидера. И все-таки кроме радости за дочь Мишель иногда чувствовала свою вину, которую трудно объяснить.

Когда Кассандре было пять лет, она начала спрашивать об отце. Мишель, которая тщательно отрепетировала, что она расскажет, показала ей фотографии – свои и Франклина и объяснила, что ее отец был великим человеком, который погиб в войну. Она рассказала Кассандре, где Франклин родился и вырос, рассказала и о единственной родственнице, его сестре Розе. Мишель заплакала, когда они подошли к фотографии его с Монком.

– Не плачь, мама, – утешила ее Кассандра. – Папа теперь с ангелами.

Проходили годы, и Кассандра не говорила больше о Франклине. Даже когда Монк бранил ее, она никогда не обмолвилась, что он ей не родной отец. Вместо этого она излила свою детскую любовь на Монка, что обогащало их обоих. Иногда, когда она видела их вместе, Мишель думала, что она могла просто забыть правду.

– Может быть, я поеду с тобой в Сен-Поль-де-Венс, – предложила Мишель.

Кассандра состроила гримаску:

– Мама, это школьная поездка. О себе я сама могу позаботиться.

«Самонадеянность младенца!» – подумала Мишель.

Она сгребла дочь в охапку.

– Ты абсолютно права. Ты уже юная леди, и я думаю, вести себя ты умеешь.

Мишель почувствовала дрожь, наблюдая как Кассандра вихрем помчалась дальше. Она вдруг очень обрадовалась, что Стивен Толбот прошел стороной, не задев их жизни.

Совершая турне по европейским странам, Стивен убедился, что ситуация с «Глобал» в каждом городе – не лучше чем в Париже. Агенты компании были посредственные и мало заботились о своей репутации. С другой стороны, Мишель исподволь внушила своим людям чувство цели. В Копенгагене ли, Мадриде, Амстердаме или Риме – Стивен видел определенный настрой сотрудников: персоналу доверяли так же, как дорожному чеку, который этот персонал продавал. В отчетах матери он выражал сомнение, реально ли противостоять хватке Мишель. Она сумела сделать так, что, где бы дорожные чеки «Глобал» ни появлялись, они везде были проданы. Стивен не рассчитывал на иную ситуацию и в следующем месте – Берлине.

Однако изменение он почувствовал сразу, как только парижский поезд остановился в Мюнстре на немецкой границе. Где бы он ни путешествовал, Стивен чувствовал духовный упадок вокруг себя. Европа, как и Америка, была в тисках депрессии. Всюду были чудовищные контрасты: одни имели все, другие – ничего. Во Франции, Италии, Шотландии, Скандинавии было ощущение подавленности и безнадежности.

Стивен рассчитывал увидеть Германию разоренной страной. Как он быстро убедился – она была бедной, с инфляцией, доходящей до нелепости. В первый раз он посмотрел недоверчиво на щегольски одетую молодую женщину с ручной тележкой, полной денег, переходившей улицу. Заинтересовавшись, он зашел за ней к булочнику и увидел, что она осторожно выкладывает деньги на прилавок, взамен получив две буханки хлеба. Булочник пересчитал деньги, женщина потрогала хлеб, убеждаясь, что он свежий. Потом они перекинулись словами вежливости, и женщина ушла.

Что потрясло Стивена – не смехотворность сделки, а то достоинство, с которым она была проведена. Полки булочной были почти пусты, и все-таки он выбрал эти две буханки, будто они были лучшими. Женщина, чья одежда при ближайшем рассмотрении, была вылинявшей от многих стирок и заштопана во многих местах, проверила свежесть булок, будто ей было из чего выбирать. Каждый знал, что это не больше чем игра, но гордость не позволяла им вести себя соответственно обстоятельствам.

Этот момент остался в сознании Стивена. Когда он шел улицами Берлина, он видел, что это повторялось сотнями различных вариантов, увенчивая его уважение и восхищение немецким народом. Их экономика была разрушена обременительными и несправедливыми военными репарациями, но духовно они не были сломлены. Парии Европы, они сплотились перед лицом все еще враждебных соседей, не рассчитывая ни на помощь, ни на милосердие.

«Они никогда не примут последнее, – подумал Стивен, обедая в маленьком, элегантном ресторане на Курфюрстендамм. – Но они нуждаются в помощи».

– Герр Толбот?

Стивен взглянул на молодого человека, стоящего перед его столом.

– Да?

– Пожалуйста, простите меня за вторжение в ваш обед. Меня зовут Курт Эссенхаймер. Одна из наших компаний действует как форвард-агент «Глобал». Я хотел выразить свое уважение и пригласить в Берлин.

Стивен дал бы Эссенхаймеру лет 25. Он был высок, белокурые волосы зачесаны назад. Черты лица были тонкие, почти волчьи, эффект усиливали полинявшие утомленные глаза арктического волка.

– Не присоединитесь ли ко мне?

– Ах, герр Толбот, это так любезно с вашей стороны. Но я жду друзей.

– Приводите их с собой. Если, конечно, вы не собираетесь говорить о бизнесе прямо сейчас.

– Нет, герр Толбот.

Эссенхаймер щелкнул пальцами, появился официант с большой запотевшей бутылкой мартини.

– Джин, – объявил Эссенхаймер, – единственный вклад Англии в человеческие развлечения.

Стивен поднял свой стакан, рассматривая Эссенхаймера. Имя звучало как колокол. Эссенхаймеры – одна из известнейших немецких промышленных семей, конкурирующая с Круппами. Стивен вспомнил, что они имеют обширные промышленные инвестиции – от угольных шахт до выплавки стали. Второстепенное значение имело транспортирование, которое связывало их с «Глобал». Стивен был в Берлине меньше трех дней и, тем не менее, Эссенхаймер нашел его. Стивен был заинтригован.

– Я так понимаю, что у вас поездка с целью инспектирования ваших офисов в Европе, – сказал Эссенхаймер.

– Земля слухами полнится. Эссенхаймер засмеялся.

– Герр Толбот, в сравнении с Америкой, Европа очень маленькая. Что скажут в Париже – слышно в других местах. Вы принадлежите к тому же кругу, что и я.

– Вы мне льстите, – ответил Стивен. – С другой стороны, если вы принадлежите к компании «Эссенхаймер», я удивлен, почему вы упоминаете о том, что вы служите нашим агентом.

– Это правда, что наши связи, по крайней мере в настоящий момент, незначительны, – ответил Эссенхаймер. – Однако, если мы оба будем удовлетворены нашими переговорами, возможно, мы сможем двигаться вместе вперед в отношении других проектов.

– Возможно.

– Вы говорили, что вы готовились обсуждать бизнес, – сказал Эссенхаймер. – Естественно, я не принес ничего с собой, поскольку я не знал, что мы встретимся. Однако я только что просмотрел квартальный отчет нашего агента. Цифры я еще помню, если вам интересно.

Официант принес Стивену его заказ – отварную щуку.

– Очень интересно.

Во время еды Стивен нашел, что молодой немец производит на него все большее впечатление. Эссенхаймер говорил просто, но авторитетно упоминая тарифы, тоннаж, технологию, затраты, доходы. Хотя он того не показывал, Стивен был удивлен, что эта потрепанная страна положила больше денег в сейфы «Глобал», чем Франция и Италия вместе.

– Это впечатляюще, – сказал Стивен, когда официант убрал со стола.

Эссенхаймер пожал плечами:

– Мы работаем хорошо. Но есть много других возможностей.

Стивен предложил ему сигару.

– Быть может, вы просветите меня?

– С удовольствием.

Эссенхаймер кратко обрисовал, как сильно пострадали железные дороги и автомагистрали в его стране во время войны.

– Конечно, мы многое восстановили, но как вы сами можете видеть, сделать предстоит еще больше. Проблема осложняется инфляцией, которая делает нашу валюту посмешищем. В чем мы нуждаемся, герр Толбот, – так это в проницательных людях, желающих делать инвестиции. С взаимными гарантиями существенных доходов, конечно.

Но больше того. Как вы знаете, Германия располагает огромными естественными источниками – уголь, железо, строительный лес. Однако мы в полной зависимости от внешнего мира в отношении других вещей: каучука, бокситов, промышленных алмазов и. больше всего, нефти – не только для топлива, но для производства синтетических товаров. Исходя из того, что мы потеряли после войны почти все наши колонии, не имеем торгового флота и, согласно Версальскому договору, не имеем разрешения восстанавливать флот, – решение есть только одно. Германии требуется посредник, который может помочь добыть то, в чем она нуждается, а также гарантировать доставку.

Эссенхаймер внимательно смотрел на Стивена.

– Вот где, я надеюсь, мы можем делать бизнес.

Стивен встряхнул бокал с бренди, наблюдая, как ликер создает красновато-коричневые разводы. Он чувствовал, что немец тщательно подготовил «случай», якобы случайную встречу, предмет разговора, детали. Он почувствовал себя на три шага позади Курта Эссенхаймера, а он не любил этого.

– Вы, кажется, уверены, что «Глобал» – это тот партнер, которого вы ищете. Если это так, почему бы нам о вас вскоре не услышать?

– Наша ситуация в некотором роде деликатна, герр Толбот, – вкрадчиво ответил Эссенхаймер. – Во-первых, у нас сейчас переходный период. Генерал фон Гинденбург стареет. Никто не сомневается, что после следующих выборов будет новый канцлер. Во-вторых, компания «Эссенхаймер» фактически не должна иметь контакта ни с кем из руководства «Глобал» в Нью-Йорке. Вы первый посетивший нас с тех пор, как ваша мать установила наши отношения перед войной. Третье, и возможно наиболее важное, – это вопрос о фрау Мак-Куин.

– Мишель? Эссенхаймер кивнул.

– Позвольте мне говорить откровенно. Ваша мать – замечательная женщина. Однако она рисковала долей вашей компании в Европе и потеряла ее. После этого она повернулась к нам спиной, а фрау Мак-Куин одержала победу. Я считаю, ваша мать тем самым только усугубила ошибку.

– Как? – холодно спросил Стивен.

– Потому что люди вроде меня не заинтересованы делать бизнес с фрау Мак-Куин – и все-таки при всех ее намерениях и целях, она представляет у нас «Глобал».

– Я думаю, вам надо сблизиться с Мишель, предложить продавать чеки через ваши агентства. В конце концов, бизнес есть бизнес.

– Фрау Мак-Куин имела большой успех в Германии, – согласился Эссенхаймер. – И в каком-то смысле то, что вы предлагаете, было бы естественным. Однако фрау Мак-Куин ограничила свой бизнес в Германии. Например, она имеет только три офиса: в Берлине, Мюнхене и Франкфурте. И тем не менее дорожный чек очень нужен в Германии. День за днем желающие купить его выстраиваются в очередь у прилавков. Если они не успевают достичь окошка кассы, они получают номер, гарантирующий первоочередность на следующее утро.

– Я говорю о том, герр Толбот, что фрау Мак-Куин могла бы открыть дюжину точек в Германии, втрое увеличив доход, который она имеет.

Стивен притворился безразличным, хотя он знал, что из-за лицензионного соглашения с «Глобал» Мишель лишает Нью-Йорк существенных статей дохода.

– В чем проблема?

– Фрау Мак-Куин поддерживает очень тесные отношения с еврейской общиной, – сказал Эссенхаймер. – Ее банкир – Варбург. Ее юристы, бухгалтеры, советники – все евреи. Они одни влияют на ее решения. Они держат ее вне основного направления Германии. В результате мы не можем рассматривать фрау Мак-Куин как надежного партнера.

– Я понимаю, – сказал Стивен уклончиво. Эссенхаймер улыбнулся.

– Факт, однако, в том, что очень скоро в Германии будет новый порядок, и фрау Мак-Куин должна будет включить Германию в свои планы. Или даже пострадать от последствий.

«Что за чертовщину он несет?» – спросил себя Стивен.

Везде, где он был, все, что он видел и что ему говорили, только усиливало его уверенность в том, что позиции Мишель в Европе непоколебимы. Стивен не нашел ничего, в чем уличить ее.

С другой стороны, он также видел, сколько Роза упускает из рук – не только в отношении денег – но влиятельности, власти. Сейчас Эссенхаймер намекнул, что, возможно, в броне Мишель есть в конце концов трещина.

– Вы говорите о новом порядке, новом концлагере, – сказал Стивен. – Что вы имеете в виду?

– Точно это, герр Толбот, – ответил Эссенхаймер, оглядываясь.

Стивен проследил его взгляд на фасад ресторана, где метрдотель и официанты обсуждали вечеринку, которая должна начаться.

– Хотели бы вы встретиться с будущим Германии, герр Толбот?

– А кто это будет?

– Человек, о котором вы скоро многое услышите. Адольф Гитлер.

Стивен рассчитывал, что Берлин будет не более чем остановкой на обратном пути в Париж. После той первой ночи он остался здесь на два месяца, после которых он уже не мог смотреть ни на мир, ни на себя так, как раньше. Стивен был очарован Гитлером и прикован его пронизывающим, немигающим взглядом. С того момента, как он был представлен, Стивен чувствовал, будто он присутствовал при чем-то величественном. Гитлер слушал внимательно, когда Эссенхаймер рассказывал о происхождении и биографии Стивена. Вскоре Геббельс, Борман, Гиммлер и остальные начали задавать Стивену вопросы. Поскольку Стивен не говорил по-немецки, Эссенхаймер служил переводчиком.

Эти люди интересовались новостями из Америки. Они хотели знать все – от масштабов депрессии, охватившей страну, до масштабов популярности Франклина Рузвельта. Когда зашла речь о «Глобал», они задали дюжину вопросов о компании и были потрясены, когда Стивен описал морской флот, который его мать создала в последнее десятилетие. Вопросы стали конкретными, много ли у «Глобал» кораблей? Кому? Откуда? По каким тарифам? Какова емкость их кораблей? Каковы отношения с клиентурой в разных странах, гарантии их рынков? Стивен отвечал подробно как мог. Когда у него не было фактов или цифр, он опускал их, прибавляя, что получить уточнения не будет проблемой. Он украдкой бросал взгляд на Гитлера. Но человек, который был явно первым среди равных, только молча рассматривал его.

Когда дискуссия наконец окончилась, Стивен огляделся и увидел, что ресторан сомкнул ряды вокруг них.

Официанты исчезли, с кухни не доносилось ни звука. Внезапно Гитлер встал. Он потряс руку Эссенхаймера, похлопав его по плечу, и сказал что-то на ухо. Потом он стиснул ладонь Стивена обеими руками. Один за другим сопровождающие его лица следовали его примеру и исчезали в ночи.

– Вы произвели хорошее впечатление, герр Толбот, – сказал Эссенхаймер: обходя бар с бутылкой бренди. – Очень хорошее впечатление.

– Он потрясающий человек, – пробормотал Стивен, осушая бокал. – Он обладает таким магнетизмом… Я не могу объяснить…

Эссенхаймер наклонился вперед.

– Герр Толбот, Гитлер – это уникальная личность. Некоторые говорят, что он может видеть человека насквозь и дотронуться до его души. Возможно, это поэтическое воображение. Но я верю этому. Я думаю, что и вы тоже.

Стивен кивнул.

– Гитлер остался вами доволен, – продолжал Эссенхаймер. – Он сказал мне, что вы можете иметь беспрепятственный доступ к любому лицу в национал-социалистической партии. На любые вопросы ответят немедленно, без задержки.

– Национал-социалистическая партия? Я даже не знал, что такая есть.

Эссенхаймер засмеялся и похлопал Стивена по спине.

– Узнаете, мой друг. Скоро весь мир узнает!

На следующее утро Эссенхаймер заехал за Стивеном в отель. За ланчем в ресторане баварского стиля в Грюнвальде Эссенхаймер объяснил принципы нацистской партии, как, где и кем она основана. К тому времени, когда он кончил, Стивен был еще больше очарован Гитлером. Для одного человека это было слишком много: страдать от почти фатальной ущербности, быть репатриированным в страну, которая осмеяла его, быть избитым и брошенным в тюрьму, подняться до такой власти…

– И это только начало, Стивен, – заверил его Эссенхаймер. – Смотрите и судите сами.

Эссенхаймер, казалось, знал всех в Берлине. Стивен охотился с людьми, которые переоснащали новой техникой германскую тяжелую индустрию и ездил с генералами, которые говорили о новой военной мощи, которая никогда бы больше не позволила повторить позор Версаля. Он обедал с банкирами, которые объясняли, почему возвышение Германии является неизбежным; и в штаб-квартире нацистской партии в Мюнхене он был почетным гостем, которому оказал особое внимание сам Гитлер.

Стивена опьяняла не близость к богатству и власти. Он был вскормлен на таком молоке еще в Толбот-хаузе. В Германии он почувствовал, что он нашел родство среди людей, которые смогли сказать то, что он ощущал, но никогда не мог отчетливо сформулировать. Идея господства расы, как она изложена в «Майн кампф» Гитлера, захватила его. Укрепляло эту веру все, что Стивен видел вокруг себя. Отчаявшиеся и безработные люди – обычные мужчины и женщины, повернулись к Гитлеру как к своей последней надежде. Преданные кайзером, а позже – слабоумными политиками Веймарской республики, они потянулись к человеку, который мог вернуть им гордость, честь и достоинство.

В Гитлере и нацистской партии Стивен увидел уникальную возможность создать собственную империю, секретную и отдельную от «Глобал». У него не было иллюзий относительно Розы. Его мать была сильной, энергичной женщиной. Она кинула бы ему крупицы власти и авторитета и думала бы, что она действительно поделила контроль над компанией. Но пока она жива, она никогда полностью не ослабит своей хватки. Вспоминая отца, Стивен обещал сам себе, что Розе никогда не будет позволено вести или определить его судьбу.

Однако прежде чем он пошел бы против матери, была еще одна персона, с которой надо было разобраться. Стивен был уверен, что его новые друзья захотят помочь ему в этом.

Теперь Стивен и Курт Эссенхаймер стали неразлучными. В элегантной вилле за пределами Ванзее они испытывали наслаждение от опиума и морфия: это предлагалось в артистических кругах вместо десерта. Потом они отправлялись в кабаре и ночные клубы, где царила атмосфера черного юмора.

Поддавшись убеждению Курта, Стивен раскрепостил свои инстинкты в экзотических борделях, которые в то время считались главными достопримечательностями Берлина. Он открыл жестокий восторг рабовладения и научился наслаждаться женской беспомощностью. Он испытывал запретную радость черной плоти и неделю держал двух женщин в качестве своих персональных рабынь. Один раз во время оргии, когда всем гостям надо было на короткое время надеть средневековую одежду, он был удивлен, увидев Курта в обществе девочки и мальчика. После Курт жизнерадостно заметил: «Стивен, дорогой мой друг, я не делаю различий!»

Это была сумасшедшая карусель, которая кончилась тяжелым забвением. Но Стивен знал, что это не все. Раньше или позже начнется увертюра, на которую он рассчитывал.

– Мы должны строить планы, Стивен, – сказал Эссенхаймер утром за кофе. – На будущее, мое, твое… наше.

Они были в оранжерее виллы, снятой Стивеном, и запахом цветов был насыщен живительный воздух утра.

– Итак, – продолжал Эссенхаймер, закинув руку на спинку стула. – Ты видел многое. О чем ты думаешь?

Стивен посмотрел ему прямо в глаза:

– Я думаю, мы должны делать бизнес вместе. Из всех дискуссий, которые я слышал, ясно одно: Германия нуждается в гарантированной доставке сырья, особенно промышленного. У «Глобал» есть корабли, которые это могут сделать. Это можно развивать… Нам нужно основать ряд временных корпораций по всей Европе, которые заключили бы контракты на оплату и поставку.

– Почему это необходимо?

– По двум причинам. Во-первых, Мишель не должна никогда узнать, что мы делаем. Она француженка. Она ненавидит Германию. Если она узнает, она сделает все, чтобы помешать нам.

Курт кивнул.

– А вторая причина?

– Я не могу гарантировать, что моя мать нас поддержит.

Курт присвистнул сквозь зубы.

– Тем не менее, ты хочешь делать это на свой страх и риск?

– Да, – ответил Стивен. – И чтобы ответить на твой незаданный вопрос: могу ли я? Можешь положиться. – Он помолчал. – Это не значит, что нет проблем, которые нам надо решить.

Он объяснил, зачем конкретно Роза Джефферсон прислала его в Европу.

– Я расскажу ей, что я нашел, и подкреплю цифрами. «Глобал» настолько позади Мишель, что с нами будут разговаривать с позиции силы. Моя мать найдет это нетерпимым. Тогда я предложу решение. Почему бы не позволить мне заняться созданием европейского бизнеса «Глобал» тем же путем, каким Мишель построила свой дорожный чек? Когда это будет сделано, мы по другому будем говорить с Мишель.

– Думаю, ты не рассматриваешь всерьез возвращение к сотрудничеству с ней?

– Конечно, нет, – нетерпеливо ответил Стивен. – Но моя мать не должна знать этого.

Курт Эссенхаймер начал оценивать масштабы хитрости американца. Это был смелый замысел, и он мог сработать. То, что Стивен предлагает Германии, чего-то стоит.

– Стивен, я не хочу обидеть тебя или подвергнуть сомнению твою веру в национал-социализм, – осторожно сказал он. – То, что ты предлагаешь, имеет для нас огромную ценность. Я думаю, мы можем, как друзья, предложить что-то в ответ.

– Конечно, Курт, – элегантно ответил Стивен. – Вы поможете мне сокрушить Мишель.

Курт Эссенхаймер не мог поверить в то, что только что услышал. Все это время он думал, что ведущая роль – у него. Теперь он увидел совсем другую сторону этого американца – он точно знал, чего хочет, и знал, как этого можно добиться.

– Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду, – осторожно сказал Эссенхаймер.

– Я думаю, ты понимаешь, – ответил Стивен, – то, что сделала Мишель, принадлежит мне, и я хочу получить это обратно. Как я получу это обратно – это мое дело, разве что наша совместная работа облегчит мне эту задачу. Как ты сам часто упоминаешь, Курт, Германия – растущая нация. Те, кто не с ней, окажутся против нее. Нет сомнения, где окажется Мишель. Что я предлагаю – фактически на чем я должен настаивать, так это вот что: когда мощь национал-социалистов в Германии возрастет, определенный бизнес – предположительно еврейский – будет закрыт. Мои предложения таковы: бюро дорожных чеков «Глобал» внести в этот список. Естественно, государство не захочет терять такой источник дохода, поэтому точки будут переданы… ну, родительской компании «Глобал Юрэп», которую к тому времени буду контролировать я.

– Когда силы Германии двинутся через Европу, для Мишель будет все труднее и труднее осуществлять ее операции. Следовательно, ее офисы падут к моим ногам – один за другим. Чем большую территорию я контролирую, тем сильнее становлюсь, что в свою очередь означает, что мы можем делать намного больше.

– Я вижу, твой замысел будет успешным в Германии, – согласился Эссенхаймер. – Но что касается остальной Европы…

– Курт, Курт! – упрекнул Стивен. – Уже есть соглашение между Гитлером и Муссолини, которое означает, что Рим пойдет. Франко – естественный союзник, так получу Испанию. Война позаботится об остальном.

– Война?.. Какая война?

– Тебе надо бы читать «Майн кампф» повнимательнее, – холодно сказал Стивен. – Ты думаешь, все, что в замыслах Гитлера, – это править Германией?

В этот момент Курт понял, что этот кажущийся невинным, несозревшим, американец – куда более опасен, чем он думал.

– Стивен, – сказал он сговорчиво. – Я уверяю тебя, что нет проблем, которые мы не можем решить. Даю тебе слово, что каждый успех Германии будет и твоим успехом.

Стивен велел принести шампанское.

– Я приготовил на случай, если нам будет что отмечать.

Мужчины подняли стаканы в молчаливом тосте.

– Кстати, – сказал Курт, как бы что-то вспомнив, – я слышал кое-что из Лондона, что тебя, возможно, заинтересует.

– Да?

– Ты знаешь такого Гарри Тейлора? Он теперь ваш президент по североамериканским операциям.

– Гарри – это реликт, – ответил Стивен. – Он идет вниз. И вообще уйдет.

– Рад это слышать. Потому что я понимаю, что, когда твой дядя Франклин Джефферсон пытался делать бизнес с британскими банками, мистер Тейлор продал его вместе с его намерениями сэру Томасу Балантину, то есть «Кукс».

– Расскажи об этом, – мягко сказал Стивен.

Курт Эссенхаймер пересказал доклад гитлеровских осведомителей. Он берег его как козырную карту на случай, если возникнет нужда. Сейчас казалось самым важным обрести доверие Толбота.

– Кажется, ты не удивился, – заметил Эссенхаймер, когда кончил. – Мне показалось, ты знал это или, по крайней мере, подозревал.

Стивен колебался. Новость ошеломила его. Значит, Франклин провалил дело потому, что он был предан? Если это так, Гарри блестяще ухитрился скрыть свои грехи. Иначе он лишился бы головы от руки Розы Джефферсон.

«Ой, мама, какая же ты была дура!»

– Нет, я не знал, что Гарри это сделал, – медленно сказал он. – А насколько ты уверен в своей информации?

– Вполне. Иначе не говорил бы.

– Можно ли получить свидетельские показания?

– Я посмотрю, что смогу. Все сделаю для друга, Стивен.