ГЛАВА ПЯТАЯ

– Вор, убийца, предатель... – от злости кричал Дрю в ночное небо. Лошадь под ним рванулась в сторону, и он, молча проклиная все на свете, попытался ее успокоить, слегка похлопав по шее. За последний час он никак не мог успокоиться и признать горькую правду. Но теперь его прорвало.

Он потерял след Колтрейна.

Если б только не тот чертов белый конь, он бы уже поймал негодяя. У преступника лошадь была все же получше, а сам Колтрейн, по-видимому, очень неплохо ориентировался в местах к северу от Блю-Крик.

Дрю остановился и стал готовиться к ночлегу. «Утром я попытаюсь вернуться по своим следам к тому месту, где повернул не туда. В худшем случае возвращусь в Блю-Крик и поговорю с той хорошенькой кареглазой проституткой. Если я не ошибся в догадках, она что-то прятала от меня. Может, она и есть то таинственное звено, которое приведет меня к Колтрейну? Но даже если это не так, то все равно можно заплатить за часок ее времени». Взъерошенные темные волосы и неискушенный взгляд карих глаз смутили его покой.

Дрю вздохнул. Женщины его не интересовали с тех пор, как...

– А, черт. Стоит ли начинать все с начала... – пробормотал он, разводя костер, чтобы сварить кофе. Ему придется просидеть всю ночь не смыкая глаз, чтобы не дать Колтрейну захватить его врасплох. Но если он станет вспоминать Клэр, мысли уведут его далеко от опасности, которая ходит рядом. Надеясь, что мысли о Клэр подкрепят его жажду мести, он сел поближе к огню и оперся о лежащее за спиной седло. Вытащив из кармана листок бумаги, Дрю начал читать.

15 января 1873 года

Дрю задумчиво глядел на измятый со следами многократных сгибов листок, потом сложил его и бережно убрал обратно в карман. Он внял совету Паркера и приехал в Техас, поступив на службу в конную полицию штата, когда его финансы и информация иссякли.

Дрю уже несколько лет подряд искал Чарли на широких просторах Техаса. Преступники всегда неожиданно появляются где-нибудь – живые или мертвые – и Чарли, наконец, дал о себе знать, когда ограбил поезд и убил машиниста. Однако Дрю не мог понять одного – почему такой хитрый и опытный человек, как Колтрейн, до сих пор не удрал в Мексику и не исчез с деньгами. И почему Чарли нанялся перегонять скот, да еще под своим настоящим именем, а потом отправился с гуртом в Нью-Мексико?

Может быть, этот преступник еще хитрее, чем о нем думали, если сумел отбиться от гурта и исчезнуть на просторах Техаса, несмотря на то, что за его голову назначено такое колоссальное вознаграждение. С тех пор, как Дрю потерял его из виду, он не получал даже намеков на то, где Колтрейн появится вновь и кому еще сумеет навредить.

Кофе давно поспел, и Дрю налил себе кружку, скривившись от горечи первого глотка. Он уже давно заметил, что если продолжать пить кофе в течение ночи, то каждая следующая кружка будет казаться все вкуснее, ибо, чем холоднее и темнее вокруг, тем сильнее чувство одиночества. Спать ему все равно не хотелось. Пока над Колтрейном не свершится правосудие – законным судом или его карающей рукой – Дрю будет вспоминать о Клэр и о том, как счастливо они могли бы жить.

Как только рассвело, Дрю сложил пожитки и вскочил в седло. Спустя несколько часов он уже обнаружил отпечатки копыт огромного белого коня Колтрейна и снова пошел по его следу.

Когда солнце приближалось к зениту, Дрю взглянул на горизонт и обомлел.

«Блю-Крик. Что за черт?»

Следы Колтрейна вели прямо в город. Дрю пустил лошадь в галоп. Может быть, преступник, наконец, совершил роковую ошибку? Просто надо последить за той проституткой с невинными глазками и, если повезет, он найдет Колтрейна где-нибудь поблизости от нее.

Дрю вихрем влетел в городок, вызывая недоуменные взгляды жителей. Не обращая ни на кого внимания, он направился прямиком к публичному дому. Там спешился, наскоро привязал лошадь к коновязи под окнами и бегом влетел вовнутрь, с шумом распахнув дверь.

Нижний этаж был пуст. Дрю помчался наверх, прыгая через две ступеньки. Найдя комнату, в которой он побывал в прошлый раз, за день до этого, ни секунды не раздумывая, он настежь открыл дверь толчком ноги.

Женщина в постели села и вскрикнула. Дрю резко наклонил голову, уклоняясь от настольной лампы, вдребезги разбившейся о дверь.

– Подождите. Я только хочу поговорить с вами.

– Убирайся! Что ты о себе возомнил? Джозеф! Дрю вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. И только тут внимательно пригляделся к женщине. Она сидела голая по пояс, ее полные груди от негодования поднимались и опускались, рассыпавшиеся светлые волосы почти скрывали плечи. Их взгляды встретились. Она прищурилась, но ее покрытое морщинками от долгих лет нелегкой жизни лицо тут же приобрело циничное и понимающее выражение/

Дрю вздохнул: «Это не она. Это – владелица заведения. Я уже говорил с ней о Чарли, когда впервые попал в Блю-Крик».

– А где сейчас та девица, что была здесь вчера?

– Какая девица?

– Вы же знаете какая. Она лежала в этой комнате с мужчиной размером с Рио-Гранде. Темные волосы и глаза... Может быть, она мексиканка.

– Нет у меня такой девушки.

– Вы уверены?

– Послушайте, рейнджер. Это мое заведение. Вы это знаете. И я, как мне кажется, знала бы девицу, которая работает на меня и подходит под ваше описание. Черт возьми, я – деловая женщина и не упущу удобный случай, чтобы им не воспользоваться. – Она улыбнулась и, закинув руки за голову, выставила впечатляющие груди, чтобы он разглядел их получше. – Если вы закроете глаза, то я смогу стать для вас кем угодно... кого вы только ни пожелаете.

– Нет, спасибо. Я...

Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату ввалился гороподобный человек, с которым он разговаривал накануне. Он взглянул на Дрю и насупился.

– Ты хочешь, чтобы я выбросил его, Луанна? Луанна самодовольно ухмыльнулась:

– Ну, он в общем не очень-то дружелюбен. Джозеф шагнул навстречу Дрю. Тот протянул руку:

– Я уже ухожу. Вам не надо себя утруждать. Великан пожал плечами.

– Да мне-то все равно.

Дрю кивнул Луанне и направился к двери. Джозеф шел за ним по пятам, и Дрю с удивлением обернулся.

– Я хочу убедиться, что вы найдете дорогу на улицу, – сказал Джозеф, криво улыбаясь.

Зная, что спорить бесполезно, Дрю промолчал. Когда оба дошли до входной двери, он задержался и спросил:

– Кто она?

Джозеф удивленно поднял бровь:

– Она?

– Та женщина, что была с вами в постели. Вчера.

– Не люблю хвастаться своими похождениями.

– По-видимому, она здесь не работает. Я полагаю, что она подружка Колтрейна и помогала таким образом ему улизнуть. Она уехала с ним, когда он вернулся?

Джозеф не счел нужным отвечать и только смотрел на Дрю, явно забавляясь.

– Ну, пусть будет по-вашему, – пробормотал Дрю. – Все равно я ее отыщу.

Он вышел из публичного дома, с раздражением услышав, как Джозеф хихикнул ему вслед. Вспрыгнув в седло, он глянул в оба конца единственной улицы Блю-Крика. В магазине Дрю побывал накануне, и хозяин не захотел ему помочь. Тут он заметил платную конюшню.

– Ага! – И повернул лошадь в том направлении.

Пять минут спустя он целеустремленно мчался к церкви на окраине городка. Человек из конюшни проявил себя с лучшей стороны. По его словам, тот, кто выезжал из города и вскоре вернулся на большом белом скакуне, довел коня до церкви. А потом направился в публичный дом. И тот человек был не Чарли Колтрейн. Дрю начал понимать, что его ловко провели.

Войдя в церковь с залитой полуденным техасским солнцем улицы, он заморгал от неожиданного полумрака.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Дрю, наконец, разглядел священника, осторожно приближавшегося по проходу, не спуская глаз с его оружия. Дрю поднял руки, как бы показывая миролюбивость своих намерений, и священник немного успокоился.

– Надеюсь, что сможете, святой отец, – ответил Дрю. – Я ищу женщину маленького роста, темноволосую, возможно мексиканку.

Дрю еще не успел закончить свое описание, как священник уже кивал:

– Да, я ее знаю.

– Ее сопровождал мужчина?

– Да. Высокий, светловолосый. – Священник нахмурился. – Очень неприятный. Я бы сказал, – опасный.

– Это он. Вы знаете, куда они направились?

– Не вполне уверен. Они поехали на запад. – Он пожал плечами. – Но они могли потом повернуть куда угодно.

Дрю, соглашаясь, кивнул.

– Куда – они не сказали?

– Нет, я не спрашивал. Таких людей, как он, лучше не спрашивать.

Дрю кивнул в знак согласия.

– Спасибо, святой отец. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Молодой человек... Дрю обернулся.

– Вы – ее родственник?

– Нет. Я разыскиваю мужчину.

– А-а. – В голосе священника послышалось разочарование.

– А в чем дело, святой отец?

– Я только понадеялся, что вы поможете ей вернуться в монастырь Корпус-Кристи.

– Она что, оттуда?

– Да. У меня сложилось впечатление, что она предпочла бы вернуться в монастырь.

Дрю подумал, что ему, пожалуй, стоило подержать язык за зубами, когда он открыл было рот от слов священника.

– В монастырь?

– Ну да, конечно. Я полагал, вы знаете. Человек, который вам нужен, сопровождает постулантку. Хотя у меня нет ни малейшего представления о том, что она вообще может делать здесь, так далеко от того места, где должна быть.

– Она не сказала вам, как ее зовут?

Лоб священника наморщился от напряжения.

– Теперь, когда вы спросили, я вспомнил, что своего имени она не называла. Занятная оплошность с моей стороны.

– Да уж, конечно. – Дрю дал священнику несколько монеток. – Спасибо, святой отец. Вы мне очень помогли.

Дрю уже отъехал от города довольно далеко, как вдруг стал неудержимо хохотать. Раскаты смеха эхом разносились в душном и пыльном полуденном техасском воздухе.

– Чарли Колтрейн и монашка! – громко произнес он, хотя, кроме лошади, никто его слышать не мог. – То ли еще будет.

Они ехали долго уже после заката, прежде чем остановились на ночлег и разбили лагерь, а наутро, до восхода солнца, снова были в пути. Чарли признавал, что Анжелина оказалась стойким и выносливым путешественником. Несмотря на небольшой рост, она обладала железной волей, скакала наравне с ним, ни на что не жаловалась и оказалась совсем не пустомелей. В женщинах это ему особенно нравилось.

По его расчетам, они опережали рейнджера примерно на один дневной переход, если не принимать во внимание поправку на умение того читать следы. Если они хотели укрыться в Мексике, им следовало за сутки проезжать большее расстояние, чем мог проехать их преследователь.

Чарли взглянул на Анжелину, наверное, уже в сотый раз за это утро. Она скакала, плотно сжав губы, но на ее усталость указывало только это. Уродливое коричневое платье оказалось не самым удобным костюмом для верховой езды. Подол высоко задрался над высокими башмаками, так что Чарли открывался мучительный для него вид обнаженных голеней медового цвета. Он с трудом оторвал взгляд от ее ног и посмотрел на голову. В Бейкерстауне Анжелина купила себе легкую кружевную накидку. Тогда она объяснила ему, что треугольная шалька будет более практичным предметом одежды, чем солнцезащитный капор. Днем она думала повязывать ее на голову, а ночью укрываться, если станет слишком прохладно. Чарли тогда уступил ей, хотя по-прежнему считал, что черная накидка – это самый уродливый предлог из тех, с каким ему приходилось сталкиваться, чтобы только держать голову покрытой.

– У вас какой-то особый интерес, что вы так приглядываетесь ко мне?

Ее спокойный и невозмутимый голос отвлек его от размышлений, и он повернул голову, чтобы осмотреть местность, становившуюся все пустыннее. Зеленые гребни холмов постепенно уступали место более плоской равнине, покрытой колючими кустарниками и кактусами.

– Вы умеете пользоваться револьвером? – спросил он, еще не понимая, откуда у него вдруг возник этот вопрос.

– Выстрелить я, конечно, могу. Но только не требуйте, чтобы я обязательно во что-нибудь попала или чтобы перезарядила эту штуку после выстрела.

– Прекрасно, – пробормотал он. – Думаю, нам придется сделать небольшую остановку.

– Сейчас? Но я не устала, Чарли. Правда. – Она повернулась в седле и тревожно посмотрела назад. – Вы не думаете, что нам все же лучше ехать без остановок, насколько хватит сил?

– Мы и будем ехать даже после захода солнца, чтобы не терять времени. А сейчас я бы предпочел дать вам небольшой урок по стрельбе.

Чарли остановил коня и спешился. Анжелина тоже остановилась, но на землю не спрыгнула.

– Никак не пойму, почему вы считаете, что мне нужно уметь это делать. И для каких целей мне понадобится этот навык в монастыре?

– Пока что вы еще не в монастыре, сестра. Вы – со мной. И это умение может пригодиться вам раньше, чем вы полагаете. Если тот рейнджер настигнет нас, мне совсем не хочется возвращаться с ним в Техас только для того, чтобы меня повесили. Я собираюсь побороться.

Анжелина молчала, а Чарли задумчиво смотрел на нее. Она закусила губу жестом, который, как он уже знал, выражал у нее колебание.

– Конечно же... я не хочу, чтобы вас повесили, Чарли. Но я не смогу помогать вам убивать других, даже чтобы спастись.

– А я от вас этого и не требую. Если со мной что-нибудь случится, вам самой понадобится умение владеть оружием, чтобы защитить свою жизнь. Надеюсь, вы уже успели убедиться, что далеко не все мужчины в этих краях настолько же дружелюбны, как я.

Анжелина еще несколько секунд поразмышляла, потом соскользнула с седла и подошла к нему.

– Хорошо. Думаю, не будет большого вреда, если я научусь защищаться.

– Сдается, это могло бы вам помочь еще несколько дней тому назад. – Чарли вытащил револьвер из кобуры и проверил, заряжен ли он.

– Не знаю, Чарли, сумею ли я вообще выстрелить в человека.

Он подал ей револьвер. Она посмотрела на оружие так, словно это была живая змея, потом неуверенно протянула руку.

– Когда перед вами стоит выбор – либо ваша жизнь, либо еще чья-то, то я уверен – вы выстрелите, сестра. Что-что, а это я гарантирую.

Их взгляды встретились, и она с дрожью отвела глаза в сторону.

– Что я должна сделать?

Она держала револьвер так, словно собиралась швырнуть его на землю в любое мгновение, и от этого Чарли раздраженно вздохнул. «Это может затянуться дольше, чем я ожидал», – подумал он, встал сзади и взял ее вытянутые руки в свои.

При первом же прикосновении она вся напряглась.

– Успокойтесь, – шепнул он ей в ушко. – Я только хочу показать, как надо прицеливаться в мишень.

Она кивнула и даже одного этого движения оказалось достаточно, чтобы ее плечи прикоснулись к его груди. Он немного отодвинулся от нее и едва сдержал проклятие. В его профессии контроль над собой считался превыше всего. Но до сих пор ему еще не приходилось так внимательно контролировать свои ощущения и позывы. Возраст сказывался во всем.

Неожиданно в его памяти всплыл образ другой девушки, которую он тоже учил стрелять. Его сводной сестре Энни исполнилось всего шесть лет, когда он ушел на войну. Считая своего отчима представителем самой низшей формы жизни на земле, Чарли полагал, что Энни может понадобиться умение защищаться от собственного отца. Он подавил в себе волну отвращения, захлестывавшую его каждый раз, когда он вспоминал этого никчемного янки-джейхокера. Детство, проведенное под одной крышей с Ричардом Беккером, как раз и превратило Чарли и его брата Билла в завзятых бунтовщиков. Поэтому, как только до Миссури дошла весть о начавшейся войне, оба брата встали под знамена Конфедерации. Единственным добрым делом Беккера было появление на свет Энни, но она так и не дожила до своего четырнадцатого дня рождения. «... Боже, как я ненавижу этик янки»

Анжелина толкнулась в бедра Чарли, когда, слегка наклонившись, попыталась поудобнее ухватить слишком большую для нее рукоять револьвера. Его воспоминания тут же улетучились. Стиснув зубы, он показал ей, как надо прицеливаться, как собраться, чтобы встретить отдачу, и как нажать на курок. Несмотря на долгий переход, занявший большую часть ночи и день, ее кожа так же пахла свежестью. Он привык к женщинам, которые старались забить все запахи своего тела парфюмерией. Но Анжелина пользовалась только щелоковым мылом и ей каким-то образом удавалось сохранять свой естественный запах, еще более эротичный, чем у самой искушенной проститутки.

– Думаю, этого будет достаточно, – сказал он натянуто и забрал револьвер из ее уже вполне устойчиво держащих тяжелое оружие рук.

Анжелина взглянула на него слегка недоуменно:

– Вы так думаете? У меня такое ощущение, будто я сама не знаю, что делаю.

– Чтобы стать хорошим стрелком, надо долго тренировать руку. А вы, если покажете, что умеете зарядить револьвер и знаете, как им пользоваться, сможете выйти почти из любой ситуации, не нажимая на курок.

Она улыбнулась:

– Вот эта идея мне уже нравится.

– Но вы, тем не менее, всегда должны быть готовы стрелять. И еще: помните правило – либо вы, либо они. Когда ваша жизнь в опасности, не остается места ни жалости, ни монашескому милосердию. Цельтесь в середину, и во что-нибудь да попадете. В крайнем случае, сумеете остановить их, хотя бы ненадолго.

Она посмотрела на него нерешительно, но все же кивнула.

– А теперь нам бы надо перекусить и снова в путь.

Они подкрепились сухим печеньем, запив его тепловатой водой. Анжелина не проронила ни слова. Она быстро проглотила то, что он ей дал, и вернулась к лошади.

– А вы почему-то совсем не жалуетесь. Почему?

Анжелина с удивлением подняла на него глаза:

– А на что мне жаловаться?

– Ну, многим женщинам не понравилось бы, если бы их тащили невесть куда против их воли, да еще в таком темпе, как сегодня.

– Я не отношу себя к числу «многих женщин».

– Да, это я уже слышал. – Один вопрос давно мучил Чарли, и он решил, что настал подходящий момент, чтобы получить на него ответ. – Анжелина, почему вам так не хочется возвращаться домой?

Резкий вздох послужил единственным доказательством того, что она расслышала его неожиданный вопрос. Девушка по-прежнему смотрела прямо перед собой, устремив взгляд на быстро темнеющий горизонт. Она так долго не отвечала, что Чарли уже начал думать, что ответа не будет вовсе.

– Мой отец... – начала она таким тихим голосом, что ему пришлось прислушиваться, чтобы разобрать слова.

Чарли замер. После недавних воспоминаний об Энни он сразу подумал о самом плохом.

– Что он с вами сделал? – почти вызывающе спросил он.

Анжелина резко повернулась к нему. Даже под ее ужасным черным платком он смог заметить, как она нахмурилась.

– Он всегда говорит, что не сделал ничего плохого. Может быть, по-своему он и прав. Это не его вина. Его так воспитали, и он думает, что женщин можно использовать только так, как считает нужным мужчина.

– Он вас использовал?

Анжелина могла показаться неопытной, но отнюдь не казалась глупой. Вздох, свидетельствовавший об охватившем ее омерзении, дал ему понять, что она поняла двойной смысл последнего вопроса.

– То, что вы подумали, – гадко, – сквозь зубы прошептала она, – он же мой отец.

– Не надо быть такой наивной. Для некоторых мужчин это не является препятствием.

– Я понимаю, что вы знавали таких мужчин.

– Да. – Последнее слово он произнес так, словно вбил гвоздь, предупреждая, что новые вопросы нежелательны.

Анжелина приняла это предупреждение.

– Мой отец хотел продать меня – отдать замуж, – чтобы удвоить свои земли.

– Ну и какая в этом проблема? Она одарила его гневным взглядом.

– У меня есть собственное призвание. Но ему наплевать на мою веру. Его волнует только две вещи – владение землей почти по всей Мексике и его политическая карьера.

Чарли пожал плечами.

– Я понял, что ваш отец хотел выдать вас замуж. Возможно, он хотел вам счастья?

– Я счастлива в монастыре.

– Ну и как же вы сумели убедить его, чтобы он отпустил вас в монастырь, если он так хотел выдать вас замуж?

– У него не осталось выбора.

Чарли от удивления приподнял одну бровь: – Мне показалось, что ваш отец так легко не сдается. И у него не осталось выбора?

– Знаете, у меня нет желания обсуждать это сейчас, – пробормотала Анжелина.

– Тут какой-то секрет, сестра?

Она поджала губы в тонкую полоску.

– Ну, поскольку вы так настаиваете, чтобы я вернулась домой, вам все равно расскажут эту историю. Отец уже приготовил все, чтобы я вышла замуж за старшего сына нашего ближайшего соседа. А когда я отказалась, он запер меня в моей комнате и держал там до самой свадьбы.

Чарли нахмурился:

– И долго?

– Целый месяц. Мне не разрешали ни с кем видеться, кроме моего отца, и то, когда он сам приносил мне еду. К тому же каждый день он просил меня согласиться добром. А я только молилась и не обращала на него никакого внимания.

– Вы упрямая, – заметил Чарли. Анжелина пожала плечами.

– Просто я знала, что права. Если б я вышла замуж только для того, чтобы отец получил землю, то я, – так мне казалось, – совершила бы ошибку. Особенно в тот момент, когда я чувствовала, что Бог подал мне знак и я должна принадлежать церкви. И у меня даже не было никаких сомнений, что все этим и кончится.

Чарли ухмыльнулся:

– Ну и что же вы сделали?

– В день свадьбы в церкви собралось больше сотни человек – вся округа за много миль. Когда меня спросили, согласна ли я выйти замуж, я ответила священнику, что отдаю себя под покровительство церкви... – Из ее горла вырвался неожиданный звук, похожий на подавленный смешок. – Вот тут-то отцу уже некуда было деваться. Слишком много народу слышало то, что я сказала, и ни один священник не обвенчал бы нас, зная о моем призвании. Но мой отец все умеет обернуть к своей выгоде. Он всегда так поступает. Теперь он каждому встречному рассказывает, что его дочь – послушница в Техасе. Он понял, что в такой религиозной стране, как Мексика, очень престижно, если твоя дочь служит церкви.

– Ну, а что случилось с тем молодым человеком, за которого вы отказались выйти замуж?

Пальцы Анжелины крепко сжали поводья.

– Хуан страшно разозлился. Я ведь поставила его в нелепое положение. Я попыталась ему все объяснить толком, но он не желал ничего слышать. Быть может, он когда-нибудь и сумеет меня простить.

– Может быть, – сказал Чарли, но внутренне с нею не согласился. Он вполне мог представить себе гнев неизвестного ему Хуана, когда тот навсегда потерял Анжелину. Но он не чувствовал жалости к этому парню. Чарли с юности привык получать все, чего он хотел. Если бы это он стоял с Анжелиной у алтаря, то сделал бы все, чтобы она вышла из церкви его женой, а не чьей-нибудь еще.

Даже самого Господа Бога.

Они скакали безостановочно до самой полуночи и сделали привал лишь потому, что лошадь Анжелины почти падала без сил. Девушка уже засыпала в седле, но признаваться в своей слабости не хотела. С самого раннего детства она привыкла ни на что не жаловаться. Будучи в семье единственной девочкой и любимицей матери, она постоянно вызывала ревность у своих братьев. Они пристально следили за ней и при первых же признаках слабости кружили вокруг как стервятники, которыми в общем-то и были. Теперь Анжелина понимала, что она стала сильной личностью именно в результате своего сопротивления их зависти и ревности, а потому благодарила Бога за Его предусмотрительность.

Ночью похолодало, и Анжелина, вся дрожа, завернулась в одеяло и присела, чтобы наскоро съесть их сухой, холодный ужин.

– Жаль, что нельзя развести костер, – как бы извиняясь, сказал Чарли.

– Я понимаю. Свет может нас выдать. Не надо так волноваться обо мне, Чарли. Я чувствую себя хорошо.

– Не думаю, что рейнджер уже сел нам на хвост. Но я могу и ошибаться. Не стоит испытывать судьбу.

– Согласна. Не стоит.

– Мне бы хотелось понять, – начал было Чарли, но потерял мысль, вглядываясь в темноту.

Анжелина подождала несколько секунд, чтобы дать ему время собраться с мыслями и закончить свою фразу, потом спросила:

– Что?

Он рассеянно взглянул на нее, будто забыл о том, что она рядом, а потом пожал плечами.

– Да нет, ничего особенного. Не могу понять, почему этот проклятый янки служит в конной полиции Техаса.

– Я слышала, что сюда съезжаются мужчины отовсюду.

– Конечно, но я-то думал, что это все южане... Но почему к ним затесался янки?

– Не знаю. А это важно?

– В общем-то нет. Но если ему удастся меня схватить, меня повесят. А мне совсем не хочется идти ко дну из-за этого янки.

На последнем слове тон его глуховатого голоса стал совсем низким, и Анжелина вздрогнула от силы той ненависти, которую он сумел вложить в одно только это слово.

– Это война была такой страшной, – начала она, – что вы стали ненавидеть даже тех, кого толком не знаете... только из-за их происхождения, потому что они родились не там, где вы?

Она услышала, как Чарли беспокойно заворочался в темноте, и подумала, что он вообще не станет отвечать ей. Но как только раздался звук его грубоватого, больного голоса, она мгновенно догадалась, что именно он хочет сказать.

– Я стал ненавидеть янки задолго до войны. Война, да и... – он замолчал, будто старался припомнить нечто такое, от чего ему становилось очень больно. Когда Чарли заговорил снова, его голос зазвучал мягче, нежнее, но лишь на какое-то мгновение. – То, что случилось потом, превратило эту ненависть в часть меня самого.

– Не могу в это поверить. Вы должны научиться прощать.

Он презрительно фыркнул:

– Ни за что, сестра. Кое-какие вещи прощения не заслуживают.

– Но...

– Нет, вы же обо мне совсем ничего не знаете. И не пытайтесь спасать мою душу. Я этого не заслуживаю.

– Я с этим не согласна. Люди могут измениться, если только очень захотят.

Он вздохнул долгим, глухим, шедшим из глубины груди звуком.

– Я устал изменяться. Мне надоело убегать и убивать, надоели попытки получить честную работу. Вы только посмотрите, до чего я из-за этого дошел. И меня все равно разыскивают.

– Чарли, перемены должны идти изнутри. От вашего сердца, от истинного желания стать лучше. Нельзя убежать от своего прошлого и от всего, что вы совершили. Это не поможет.

– Откуда вы это знаете? Надеюсь, не на собственном опыте, Анжелина? Вам-то не помогло, что вы убежали из семьи, не так ли? Вы же внутри все равно остались женщиной, а не высушенной монашкой.

Анжелина почувствовала, как от его насмешливого тона ее тело будто что-то сжало.

– Мы говорим не обо мне.

– А почему бы и нет?

– Я рассказала вам о своем отце и о своей свадьбе. Так почему бы вам не рассказать мне о своей ненависти, переполняющей ваш голос каждый раз, когда в разговоре всплывает слово «янки»?

– А не пойти ли вам ко всем чертям, сестра?

Неожиданный шумный и судорожный вздох, вырвавшийся у Анжелины, вызвала не столько его святотатственная грубость, сколько откровение, которое, словно небесный свет, озарило ее изнутри. Она слышала от других, что у них бывали подобные, полные значения, видения, но сама такого еще не испытывала.

Внезапно она поняла свое предназначение, как и то, что она должна стать монахиней. Святой отец в церкви Блю-Крик оказался прав. Бог послал к ней Чарли с определенной целью. Ненависть снедала Чарли изнутри. Поэтому кто-то должен спасти его от самого себя.

Анжелина улыбнулась своим мыслям и обхватила себя руками, покачиваясь вперед и назад, словно для того, чтобы сохранить неожиданно возникшее в ней духовное наслаждение.

Бог ниспослал ей особую задачу и имя ей – Чарли Колтрейн.