– Не знала, что ты происходишь из такой богатой семьи, – сказала Николь, когда Ким въехал в большие железные ворота, ограждавшие дом его отца, и повел машину по закругленному, посыпанному гравием подъездному пути.

– Вовсе нет. Мы были состоятельны, но не богаты, – сказал Ким. – Отец разбогател на фондовой бирже. Он переехал в Скарсдейл всего два года назад.

– Все же это совсем не то, что я себе представляла, – сказала Николь. – Мне всегда казалось, что ты вырос на ранчо или в деревянной хижине… или еще где-то в том же роде, – неловко заключила она.

– Боже правый! – рассмеялся Ким. – Я вырос в центре Нью-Йорка. На Одиннадцатой улице, в аристократическом районе.

– Но ты всегда казался мне типичным американцем. Мне казалось, что все американцы выросли на огромных открытых пространствах, – сказала Николь, на которую большое впечатление оказал великолепный дом в стиле Тюдоров, такой огромный, что мог сойти за дворец. – Я никогда не думала, что ты происходишь из такой… состоятельной семьи.

– Но ты ведь не станешь любить меня меньше из-за этого? – спросил Ким, въезжая на стоянку. Он выключил зажигание и повернулся к Николь, ожидая ответа.

– Даже больше, – сказала она полушутя-полусерьезно. Она подумала, что не только ей свойственно привирать насчет детства.

Лэнсинг Хендрикс настроил себя против Николь. Он был неприятно поражен, когда Ким объявил ему о том, что Николь в Нью-Йорке и что он хочет привезти ее в Скарсдейл.

– Знаете ли, я не хотел, чтобы вы мне понравились, – сказал Лэнсинг после ленча. – Я не одобряю поступков Кима. Женат на одной женщине; заводит роман с другой. Я очень старомоден в таких делах, – сказал он. – Но сейчас, когда я с вами познакомился, к своему изумлению, нахожу, что вы очень нравитесь мне. Это меня сбивает с толку.

Николь улыбнулась. Лэнсинг Хендрикс был похож на Кима, только выглядел старше и солиднее.

– Боюсь, что я тоже не одобряю Кима, – сказала Николь. – Иногда я и себя не одобряю.

Лэнсинг не ожидал от нее такой откровенности.

– Надеюсь, вы не собираетесь объединяться против меня, – сказал Ким. Ему было приятно, что отцу Николь определенно понравилась, хотя это не удивляло его.

– Нет. Но я должен честно сказать тебе, Ким, вот что. Я думаю, что успех вряд ли пошел тебе на пользу. Из-за него ты вообразил, что ты непогрешим. Что тебе все сойдет с рук. Двадцать четыре часа в сутки все кругом твердят о том, какой ты замечательный, и никто не скажет тебе, что ты остался тем же человеком, каким был раньше, с сильными и слабыми сторонами. Никто не опустит тебя с неба на землю, – говорил Лэнсинг. – Мне страшно за тебя, Ким, но ведь ты пришел сюда не для того, чтобы выслушивать от меня проповедь. И я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы надеяться как-то повлиять на тебя.

– Возможно, ты прав, папа. Ты всегда прав, – сказал Ким, но больше сказать ему было нечего, и он переменил тему. – Я привел сюда Николь из практических побуждений. Она хочет вложить деньги в американскую фондовую биржу, и я подумал, что ты можешь быть ей полезен.

– Мой финансист посоветовал мне вложить деньги в Уолл-стрит, – сказала Николь, – а я ничего в этом не понимаю. Ким сказал мне, что вы распоряжаетесь его деньгами, и весьма удачно. Может быть, вы сделаете то же самое и для меня?

– Я очень консервативен. Даже слишком, как говорят некоторые, – счел своим долгом предупредить ее Лэнсинг. – Я польщен тем, что вы просите меня помочь вам, но хочу сказать вам, что с кем-нибудь другим, возможно, вы бы смогли добиться больших успехов. Многие консультанты советуют своим клиентам все свои ценные бумаги пускать на биржевые сделки. Это приносит баснословные доходы. Но я считаю это слишком рискованным. Я выставляю только пятьдесят процентов акций своих клиентов и советую им придерживать остальные для прямых сделок. Именно по этой причине от меня ушло много клиентов. Они знают, что могли бы сделать гораздо больше денег. Но я предпочитаю быстрым доходам надежность, – сказал Лэнсинг. – Я хочу, чтобы вы поняли мою позицию…

– Я понимаю, – сказала Николь, до которой дошел общий смысл того, что сказал ей Лэнсинг, но отнюдь не особенности сделок с биржей. – Я предпочитаю консервативный подход. У меня не так много денег, чтобы рисковать ими. – Она припомнила, как поддразнивал ее Бой, когда она отказалась играть даже на чужие деньги, и какое впечатление оказало на. Кирилла то, что она настояла на своей арендной цене за свой первый парижский магазин. – Меня тоже критиковали за то, что я слишком консервативна.

– Поскольку вы поняли мою политику вложения денег, – сказал Лэнсинг, – я буду счастлив вести ваши дела в Америке.

– Благодарю вас, – сказала Николь. – Я вам верю.

Лэнсинг проводил Кима и Николь к их машине. Начали сгущаться весенние сумерки. Был конец марта, начинало теплеть, мир снова становился зеленым. Две недели тому назад, когда Николь появилась в Нью-Йорке, стояла очень холодная погода, женщины кутались в меха с утра до вечера, а сейчас вдруг запахло весной. Климат Нью-Йорка, казалось, был таким же непредсказуемым и бурным, как и весь этот город.

Лэнсинг открыл дверцу машины для Николь и прошел вместе с Кимом до места водителя.

– Что же теперь будет? – спросил Лэнсинг. – Салли скоро родит… а Николь…

– Я еще ничего не решил, – ответил Ким. – Но уверен, что все будет хорошо. Знаешь, я люблю ее.

Было совершенно ясно, что Ким имел в виду именно Николь. Лэнсинг помнил, как он уговорил Кима жениться на Салли, желая ему только добра. Единственное, чего он хотел, это чтобы Ким был счастлив. Но сейчас он сомневался, прав ли он был тогда. Николь была особенной, иной, такие встречались одна на миллион.

Лэнсинг стоял на повороте подъездного пути и махал на прощание рукой вслед автомобилю, Ким был дерзок там, где он сам проявлял консерватизм, был смелым там, где он предпочитал быть осторожным. Лэнсинг достиг того возраста, когда начал понимать, что его путь вовсе не единственно верный, и сомневался в том, следовало ли ему так осторожничать в жизни. Возможно, он много из-за этого потерял; наверное, ему больше следовало бы идти в ногу с современностью.