Книга: Над бездной
Назад: ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Ну, как дела? – спросила Пейдж, усаживаясь за свой рабочий стол с чашкой горячего кофе и с любопытством глядя на Питера.
– Нам надо поговорить, – ответил он прямо от дверей. Он выразительно посмотрел на Энджи и сложил руки на груди. – Все, что происходит здесь с некоторых пор, – чистый абсурд. Я устал, Энджи устала, ты устала. Сначала казалось, что события так или иначе вернутся в привычное русло, как только травма от смерти Мары пройдет, но этого не случилось. Нам необходима помощь. Нам нужен четвертый врач.
Энджи застонала, тем самым как бы подтвердив правоту слов Питера.
– Я знаю, что вам трудно. – Он перевел взгляд с одной женщины на другую. – Вы до сих пор испытываете чувство вины перед Марой, но, черт возьми, она мертва. Она лежит у подножия холма, холодная, словно камень. Она уже не может знать, что мы тут работаем без нее на износ, так в чем же дело?
При всем желании Пейдж ничего не могла вставить. В словах Питера чувствовалась железная логика.
– Хорошо. – Питер попытался начать с другого конца. – Я понимаю, что вы не хотите, чтобы чужой человек входил и выходил из офиса Мары, но ведь вы, тем не менее, продали ее дом, так?
– Мне пришлось пойти на это, – сказала Пейдж, пытаясь оправдать свои действия, хотя она и продавала дом с большим нежеланием. – Иначе пришлось бы ежемесячно платить по закладной. К тому же, нашлись подходящие покупатели. – Пейдж понравилась семья. Муж и жена работали брокерами и по горло хлебнули все прелести жизни в большом городе. Их мечтой было осесть где-нибудь в тихом месте и продолжать свои занятия, используя компьютер. У них было двое детей, и они проявили большой энтузиазм в плане устройства кормушек для птиц. – Но мне это далось нелегко, я никак не могла смириться с тем, что Мары там больше нет.
– Она умерла, – раздельно произнес Питер. – Ну почему люди не в состоянии принять столь очевидный факт? А в офис вечно кто-нибудь звонит и справляется о ней, словно у нее грипп, и она выйдет на работу в конце недели. С подобными вопросами и в городе на улице пристают.
– Ее все любили, – ответила Энджи с чувством некоторой зависти в голосе, к которой примешивалась печаль.
«Тебя тоже любят», – подумала Пейдж и постаралась перехватить взгляд подруги, чтобы передать ей это, но Энджи смотрела на Питера, который приходил все в большее и большее раздражение.
Тогда Пейдж полезла в карман и достала письмо, которое читала сегодня утром, прежде чем отправиться на работу.
– Как раз Мара отнюдь не была уверена, что к ней испытывают нежные чувства.
– Ты шутишь? – резко бросил Питер. – Люди к ней тянулись, а она просто купалась во всем этом.
– Слушайте, – сказала Пейдж и начала читать:

 

«Жизнь в нашем городе подчас полна стольких трудностей, что приходится обманывать себя и внушать себе, что в ней заключен некий важный смысл, но, в сущности, каждый человек здесь занят только собой и своим существованием, которое никак не связано с моим.
Люди встречаются со мной, разговаривают, даже уверяют, что прекрасно ко мне относятся, но потом они возвращаются домой к своим проблемам и забывают обо мне напрочь. Я не более чем помеха в устоявшемся распорядке их жизней. Я вхожу в их существование и выхожу из него, равно как они входят в мое и уходят. Дальше этого отношения не заходят, им всегда не хватает глубины. Вот я и спрашиваю себя, что же здесь не так?»

 

Энджи была поражена.
– И это написала Мара?
– Когда? – спросил Питер.
– Я так и не смогла установить точную дату, – ответила Пейдж. – Между прочим, это всего лишь одно письмо из целой пачки. Их так никогда и не отослали, хотя они и адресованы Лизз Паркс. Кому-то из вас говорит что-нибудь это имя?
– Только не мне, – произнесла Энджи.
– Пачка писем? – протянул Питер. – Ты все их читала?
– Не все. Уж слишком они мрачные. Я в состоянии воспринимать их только в небольших дозах. Она и в самом деле считала себя неудачницей.
– О чем же она пишет в других письмах? – спросил Питер.
– Многие из тех, которые я прочитала, имеют отношение к ее семейству. Она, помнится, все пыталась нас убедить, что они ей безразличны, но на самом деле все наоборот. Она думала о них очень много.
Питер отошел от двери, взял письмо у Пейдж из рук и осмотрел его со всех сторон.
– Почему ты не рассказала нам о письмах раньше?
– Потому что все время, пока я их читала, меня не покидало чувство вины, ведь они были такими личными. Даже сейчас я чувствую, что предаю ее, зачитывая вам отрывки громким голосом.
– Тогда зачем вообще ты все это начала?
Пейдж не знала, что ответить. Она сделала это ненамеренно, под влиянием момента, хотя и не сожалела об этом.
– Мы все слегка переутомились, и мне показалось, что, когда я прочту вам о мыслях Мары, всем нам станет полегче. Легко чувствовать жалость к самому себе, но, стоит сравнить наше состояние с тем, в котором находилась она, – окажется, что нам не так уж и плохо. «Чувствам не хватает глубины» – как здорово она сказала. Боже, как она была одинока – вот что убивает меня больше всего.
Питер бросил письмо на стол.
– Она всегда отличалась неуравновешенностью. Я всем вам толкую об этом уже несколько недель. – Он взглянул на Энджи, а затем перевел взгляд на Пейдж. – Итак, что будем делать? Попробуем принять на работу новичка или продолжим агонизировать вокруг имени Мары и всего, что с ней связано?
После ремарки Питера Пейдж почувствовала себя глупо.
– Ты, кажется, прав. Ждать глупо. Нам и в самом деле нужен еще один человек. И чем скорее, тем лучше.
Она решила, что Питер будет торжествовать победу, но он лишь взглянул на часы и заметил:
– Мне надо ехать на семинар специалистов по лечению аллергии в Монпелье. Прикроете меня, ладно?
Энджи уселась поудобнее.
– Я против. У меня сегодня свободный вечер, да и в любом случае, что это за неожиданные семинары?
– Почему неожиданные? Самый обычный.
– Но у тебя поездки такого рода по понедельникам.
– Этот семинар дополнительный.
– У Джинни в расписании ничего такого не значится.
– Значит, Джинни забыла. – Он направился к двери. – Вот почему нам необходим четвертый. У нас совершенно нет подстраховки. Так ты поможешь Пейдж, или мне пропустить семинар?
– Я помогу, – промолвила Энджи, и Питер вышел из комнаты.
Пейдж повернулся к Энджи, которая сидела в комнате сбоку от двери и выглядела утомленной. Пейдж знала, что причина этого не только в недостатке сна. Теперь Дуги живет в пансионе, и Энджи осталась дома наедине с Беном, вернее, в постоянном ожидании Бена, который появляется там только на короткое время. Они ходят на цыпочках друг возле друга, и, хотя Пейдж требовала, чтобы Энджи в очередной раз поговорила с ним, поспорила, поругалась, наконец сходила вместе с ним к психоаналитику, Энджи от всего отказывалась. Слишком долгое время она брала всю инициативу в доме на себя, и вот теперь она залегла на дно в ожидании, что ее муж проявит инициативу. Что и говорить, не самое приятное ожидание. В сущности, Энджи понемногу умирала каждый день.
Пейдж, в свою очередь, тоже очень переживала, наблюдая страдания подруги и не зная, чем ей помочь.
– Решаешь какую-нибудь проблему, Энджи? – спросила Пейдж подругу.
– Никаких проблем, – вздохнула Энджи. – У меня не было никаких конкретных планов. Да и в последнее время у меня их нет. Мне кажется, что мне нужно время, чтобы все продумать, но стоит только начать, как выясняется, что я не могу.
– Ты разговаривала с Дуги вчера вечером?
– Конечно. У него бал, как он сказал. Не спрашивай меня, что это означает. Вполне возможно, что сейчас он вообще большей частью занимается не тем, чем следует, и только совсем немного времени уделяет необходимым вещам. Зато одно я знаю наверняка: он очень рад, что освободился от меня.
– Тебе не кажется, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу?
– Вполне возможно. – Энджи чуточку приоткрылась. – В любом случае, Бен не слишком огорчен происходящим. Он верит, что, чем бы Дуги ни занимался в Маунт-Корте, это идет ему на пользу и помогает развиваться.
– Значит, ты тоже согласилась с этим до определенной степени, – подчеркнула Пейдж, – иначе бы ты не допустила, чтобы Дуги перешел на пансион в Маунт-Корте.
– Кажется, я действительно согласилась. – Энджи сунула руки под коленку. – Честное слово, я не знаю, Пейдж. Я в ужасе от того, что моему мальчику могут принести вред в этом заведении, причем вред в любом смысле – физический, моральный, какой угодно, если эта затея окажется неудачной. С другой стороны, в некоторых доводах Бена есть и рациональное зерно. Я опекала Дуги. Может быть, даже слишком. И теперь ясно вижу это. Но я хотела одного – чтобы мы смогли достичь компромисса. Знаешь, полный пансион – слишком сильная мера. – Она потерла ладонь о юбку. – И потом, сын приезжает домой на субботу и воскресенье, и в эти дни он прежний любящий сын, так что, возможно, Бен был прав. Проблема и в самом деле во мне.
Пейдж почувствовала, что Энджи готова заплакать. Она встала из-за стола.
– Знаешь, что, Энджи…
– Просто я оказалась плохой матерью.
– Ничего подобного. – Пейдж присела на подлокотник стула поближе к подруге. – Ничего подобного. И у тебя есть великолепное доказательство этого – умный и любящий сын. Подумай об этом, подруга. Мы каждый год осматриваем сотни детей. У многих из них есть различные недостатки, которые являются результатом недосмотра со стороны родителей. Вспомни, к примеру, Уилксов, Фоггсов, Легерсов – так вот, их можно назвать плохими родителями, а ни в коем случае не тебя. Даже при самом свободном полете воображения. Твой Дуги не имеет недостатков – ни физических, ни моральных. Он не совершал попыток к самоубийству, не убегал из школы, чтобы тискать девочек в котельной. Он не пьянствовал на ступенях памятника погибшим во время войны, не воровал диски колес с автомобилей туристов, проезжающих через наш город. Он хорошо развитый молодой человек, который достиг вполне естественной стадии, когда подросткам необходимо общаться с себе подобными. Вполне возможно, если бы Маунт-Корт находился в трех часах езды от города, он бы никогда и не подумал уезжать от вас, но поскольку Маунт-Корт в пяти минутах, то искушение оказалось для него слишком сильным – жить в общежитии с молодежью и иметь любящих родителей под боком. Таким образом, парень собирает урожай с двух делянок. Он у тебя умница.
– И не такой уж маленький, – вставила Энджи. – И мне постоянно следует напоминать себе об этом. А кроме того, о том, что он живет в одной комнате с одним из лучших ребят из своих сверстников, о том, что преподаватель, наблюдающий за поведением пансионеров, – молодой и очень внимательный к детям, а также о том, что директор школы настолько верит в систему закрытых школ, что даже собственную дочь поселил в общежитии. Кстати, ты знаешь, что его дочь тоже учится в Маунт-Корте?
Знает ли она? Конечно, знает. Просто Пейдж полагала, что это секрет.
– Кто тебе сказал?
– Мариан Фаулер, одна из обитателей Таккера, член совета попечителей Маунт-Корта. Я позвонила ей сразу перед тем, как Дуги собрался переезжать в общежитие. Я знала, что она постарается обрисовать мне школу в самых розовых тонах, но мне, собственно, именно это и было надо. Она заявила, что уж если новый директор не побоялся отдать в школу собственную дочь, то уж мне и подавно не стоит бояться. – Она помолчала, потом сказала осторожно: – Я еще кое-что слышала про нового директора.
Пейдж изогнула бровь дугой, давая ей понять, что это ей интересно.
– Я слышала, – продолжала Энджи, – что люди видели, как он сегодня утром выходил из твоего дома. Ты что, бегаешь с ним?
Да, парадный вход есть парадный вход. Это вам не окно. Пейдж знала, что это как-нибудь да выяснится.
– Гм, не то чтобы бегаю. Просто мы друзья. Он пробегал мимо и заскочил ко мне, чтобы поздороваться и перекинуться словом.
– И насколько близкие вы друзья?
Пейдж пожала плечами как можно небрежнее. Она не знала, как назвать тот вариант отношений, который установился между ней и Ноа. Она даже не была уверена, что вообще может назвать Ноа своим другом. Впрочем, выбор у нее был небогатый. Или друг, или босс, или любовник, причем два последних варианта подходили к случаю еще меньше, чем первый.
– Он весьма привлекательный мужчина, – ободряюще произнесла Энджи.
Если бы Пейдж стала отрицать такой очевидный факт, это вызвало бы у Энджи ненужные подозрения. Поэтому она даже не пыталась.
– Именно эта мысль и пришла мне в голову первой. Я подумала, что девочки в Маунт-Корте должны влюбляться в него пачками. – Тут она отрицательно покачала головой. – Выяснилось, что они терпеть не могут новых строгих правил, которые он ввел. Я и сама их не одобряю. Этот человек иногда кажется ужасным сухарем.
– Со стороны родителей, наоборот, претензий к нему нет, – прокомментировала Энджи замечание Пейдж. – Только поговорив с ним о Дуги, я почувствовала себя относительно спокойно и дала окончательное согласие на его проживание в общежитии.
Пейдж представила себе Ноа сидящим за столом и беседующим с Энджи. Что ж, он, без сомнения, умел убеждать людей. Он был собранным, целеустремленным и преданным своему делу. Принимая во внимание, что он был назначен на пост директора всего на год, он мог бы просто поддерживать установившийся порядок в школе. Вместо этого он решился пойти на непопулярные меры. Пейдж могла соглашаться или не соглашаться с некоторыми новыми правилами, которые он ввел, но не могла не уважать его за мужество.
Она не видела его с того самого утра, когда он выбрался из ее постели и ушел из дома через дверь, а не через окно, что значительно больше устроило бы Пейдж. Но это в реальности, мысленно же она встречалась с ним десятки раз и всегда в весьма пикантных ситуациях.
– Эй, Пейдж?
– Гм-да?
– Что означает твой отрешенный взгляд?
– Взгляд? – переспросила она, возвращаясь с некоторой долей раздражения к прерванной беседе. – Никаких взглядов, так, всякие пустяковые мысли, не относящиеся к делу.
– Тогда сосредоточься и послушай. Последняя школа, в которой работал Ноа Перрини, находилась в пригороде Таксона и считалась весьма привилегированной. Там он сделал карьеру, поднявшись от простого преподавателя до заместителя директора школы по развитию. Он уже шел к директорскому креслу, когда неожиданно уволился. Похоже на то, что эта должность требовала от него слишком частых разъездов. Его жена, родом из Нью-Йорка, не слишком жаждала следовать за мужем в какое-нибудь захолустье. Ей еще меньше нравились его частые отлучки в одиночку. Она полагала, что он хочет оставить ее и воспитывать их дочь самостоятельно. Тогда она рассказала все одной учительнице из школы, где работал Ноа. Когда он вернулся из последней поездки, то вся школа уже знала, что произошло.
Пейдж почувствовала, что ей по-человечески жаль Ноа.
– Какой ужас, – только и сказала она.
– Это была маленькая школа, а дурная слава распространяется быстро. Он сразу понял, что место директора ему теперь заказано навсегда, и ушел.
– Наверно, это было очень унизительно, – добавила Пейдж.
Ей не верилось, что он оставил школу только потому, что не рассчитывал больше стать в ней директором. Он никогда не казался ей слишком амбициозным. В таком тесном окружении эта ситуация была бы невыносимой.
Энджи продолжала свое повествование и выглядела теперь значительно спокойнее, поскольку речь шла не о Бене и Дуги.
– Его жена с любовником уехали вскоре после увольнения Ноа и поселились в Сан-Франциско, где в течение многих лет разыгрывали из себя представителей научной элиты, пока не развелись в прошлом году.
Ага. Вот что может объяснить причину размолвки между Сарой и ее матерью. Пейдж всегда думала, что Сара скорее сторона пострадавшая, чем злонамеренная. Если напряженность в доме, где жила Сара, возникла из-за неудачного второго брака матери, и Сара обвиняла в этом мать, то ничего удивительного, что она обратилась к родному отцу в поисках хотя бы относительной стабильности.
Разумеется, это ничего не говорило о странных отношениях между ним и Сарой в течение нескольких лет и о том, что их взаимоотношения были далеко не близкими.
Голос Энджи снова зазвучал взволнованно.
– Похоже, это происходит все чаще и чаще – родители разводятся, дети страдают. Вот что расстраивает меня больше всего.
Пейдж с усилием вернулась опять к теме разговора.
– Ты имеешь в виду, прежде всего, Дуги?
– Да, разумеется. Хотелось бы знать, что он думает о нас с Беном.
– А мне интересно, что ты сама думаешь о ваших с Беном отношениях? – спросила Пейдж как раз в тот момент, когда зазвонил телефон. Пейдж нажала кнопку интеркома и осведомилась:
– Что случилось, Джинни?
– В смотровых комнатах собралось очень много народа.
– Сейчас иду. – Пейдж повесила трубку и взглянула на Энджи вопросительно.
– Я сейчас вообще много не думаю, – сказала Энджи, отвечая на вопрос Пейдж, прозвучавший ранее. – Я просто стараюсь пережить каждый день – и все.
– Но если ты поговоришь с Беном…
– Если я в очередной раз поговорю с ним, – заметила Энджи, направляясь к двери вслед за Пейдж, – я могу услышать вещи, которые мне вовсе не хотелось бы слышать.
Пейдж стояла рядом с ней и уже собиралась было повернуть ручку.
– Какие, например?
– Например, что без Дуги дом опустел. Что мы не понимаем друг друга. Что он хочет со мной развестись. Что он, наконец, любит ее.
Да, чрезвычайно неприятные и болезненные вещи. Пейдж хотелось бы убедить подругу, что та ошибается, но она не считала себя экспертом в сердечных делах мужчин, даже если речь шла о Бене, которого она хорошо знала. Зато она знала другое – ни в коем случае ей не хотелось бы, чтобы неудачи в личной жизни Энджи повлияли на нее так же сильно, как смерть Мары.
– Значит, ты предпочитаешь молчать в надежде, что все утрясется само собой? Но этого не случится, Энджи. На некоторое время трудности могут лишь отдалиться, но если они существуют, то никуда не денутся. Ты сможешь лишь делать вид, что их нет, да и то не слишком долго. Так что поговори c ним. Тебе все равно придется.
– Я знаю, – тихо проговорила Энджи. – Я знаю. – Она взяла себя в руки, и перед Пейдж снова оказался внимательный профессионал. – Надо идти работать.
– Так ты побеседуешь с мужем?
– Я подумаю.
– Прошу тебя, Энджи. Только как можно скорее.
Со взглядом, в котором, казалось, застыло одно слово – достаточно – Энджи открыла дверь и вышла из офиса.

 

Пейдж и Энджи приняли всех пациентов, которые были записаны, и еще нескольких в промежутке между пересменкой и перерывом на ланч. Обычно последнего пациента Пейдж осматривала несколько быстрее, чем прочих, чтобы выкроить десять минут и успеть пожевать сэндвич с тунцом, позвонить домой и узнать, как обстоят дела с Сами. Затем она работала до трех, после чего заезжала домой, брала с собой девочку и уже вместе с ней отправлялась в Маунт-Корт. На этот раз Джилл отпросилась у нее до вечера, чтобы помочь матери одной из ее подруг приготовить праздничный обед ко дню рождения девушки. Сам обед должен был стать сюрпризом и готовился от подруги втайне, поэтому Джилл никак не могла ей отказать. Джилл необходимо общаться со своими друзьями. К тому же, Пейдж нравилось ухаживать за Сами в одиночестве.
Сегодня, однако, как только пробило два, Джилл неожиданно позвонила ей на работу. Чувствовалось, что она запыхалась, да и сам ее голос звучал встревоженно.
– Мы с Сами ходили на прогулку. Я предупреждала вас, что гулять мы будем довольно долго. Так вот, когда я вернулась, задняя зверь оказалась открытой. Кто-то побывал у вас, доктор Пфейффер, и этот кто-то рылся в ваших вещах.
У Пейдж все сжалось внутри.
– Ты хочешь сказать, кто-то вломился ко мне в дом?
– Не то чтобы вломился. Я сама не заперла дверь, но совершенно точно помню, что плотно ее закрыла. Я никогда не оставляю дверь открытой – ведь в доме котенок, и он может убежать. Я позвала кошечку, как только пришла, но ее нигде не было.
– У Сами все в порядке?
– Абсолютно.
– Где ты находишься сейчас?
– Рядом, у соседей. У Коркеллов. Я совершенно не знаю, как мне быть.
Пейдж приложила пальцы ко лбу и попыталась размышлять логически. Сердце у нее стучало.
– Ничего не предпринимай, Джилл. Оставайся там, где находишься. Ни при каких обстоятельствах не приближайся к дому, пока я не приеду. Я позвоню Норману Фитчу. Он подъедет прямо к дому.
К счастью, Питер успел вернуться и взял на себя ее последних пациентов. Она задержалась лишь для того, чтобы позвонить в Маунт-Корт и отменить вечернюю тренировку. Через минуту она уже ехала по городу, стараясь любой ценой сдержать разыгравшееся воображение. Ничего подобного с ней раньше не случалось, даже когда она жила в детстве в благоустроенном богатом пригороде, который очень любили посещать воры. И во время учебы в колледже тоже ничего похожего с ней ни разу не приключилось. И уж, конечно, она никак не могла подумать, что в ее дом вломятся в Таккере, таком маленьком, домашнем городке, где все жители строго соблюдали законы.
Но это произошло. Кто-то проник в ее дом. Человек, которого она не приглашала. Створки шкафов были распахнуты, книги сброшены с полок, журналы и различные документы в беспорядке валялись на полу. Одежда также валялась в беспорядке, но было похоже, что ее просто сбросили с вешалок, так как не она являлась целью тайного злоумышленника. Легче от этого, однако, не становилось. Что бы ни искал нежданный посетитель, он все равно был преступником. Только аптечка оставалась в полном порядке, что указывало на то, что преступник проник в дом Пейдж не для того, чтобы разжиться наркотическими средствами.
На первый взгляд казалось, что в доме ничего не пропало, кроме котенка, которого нигде не было видно. Пока Норман и помощник шерифа пытались найти отпечатки пальцев незваного гостя, Пейдж поспешила к Коркеллам. Она прижала к груди Сами и отнесла ее домой, а затем принялась ходить из комнаты в комнату, выкрикивая:
– Китти, Китти? Где ты?
Она проделала по комнатам второй круг и даже погремела миской, принадлежащей котенку, на кухне – обычно этот жест мгновенно выявлял местонахождение крошечного животного. На этот раз, однако, меховой комочек не метнулся Пейдж под ноги, и она всерьез обеспокоилась.
Пейдж вернулась в холл и обнаружила, что Норман беседует там не с кем иным, как с Ноа Перрини.
– Я слышал, что вы перенесли тренировки на другой день, – сказал Ноа, пытаясь объяснить свое присутствие в доме, но мысли Пейдж занимало совсем другое.
– Я не могу найти моего котенка. Должно быть, кошечка убежала из дому, когда дверь была открыта. – Она выскользнула наружу, к парадному входу, продолжая взывать:
– Китти, ко мне, Китти. – Потом она сбежала по ступеням и принялась искать котенка вокруг дома, заглядывая под кусты, за деревья и в дренажные канавы. – Где ты, Китти? Кис-кис-кис!
Ноа столкнулся с Пейдж около гаража.
– Я никак не могу найти ее. – Пейдж была близка к тому, чтобы расплакаться. – Она ведь совсем еще малышка. Она не привыкла находиться вне дома. Скорее всего, она не сможет защитить себя от других животных, и если она забралась слишком далеко, то не сможет найти дорогу назад.
Вернувшись в дом, она снова взяла Сами на руки и принялась уже вместе с ней прочесывать соседский двор очень внимательно, как только что осмотрела свой собственный. К поискам подключились Джилл и Бетти Коркелл, и через некоторое время котенка искала уже вся улица. Когда Пейдж вернулась домой, у нее болели плечи и спина. Она рухнула на ступеньку своего дома, усадила Сами на ступеньку ниже у себя между ногами и уткнулась лицом в ее ручонки.
Ей не нужно было поворачивать голову, чтобы почувствовать, кто опустился на ступеньки рядом с ней. Конечно, это был Ноа. Она явно ощутила его крепкое тело, соприкоснувшись с его плечом, а минуту спустя он уже мастерски делал ей массаж, разминая затекшие плечи и спину. Его руки знали свое дело отлично и сразу же находили болевшие места.
– Она обязательно объявится, Пейдж. Она не могла убежать далеко.
– Но у нее нет ошейника. Я решила немного подержать ее у себя, пока не найдутся добрые люди, готовые взять ее к себе. Пока она весь день находилась дома, я и не думала о том, чтобы приобрести для нее жетон, а вот теперь никто не сможет определить, где она живет.
– Может быть, кто-нибудь подберет ее и оставит у себя. Разве вы не этого хотели?
– Нет, – выкрикнула она и наконец посмотрела в его сторону. – Я хотела сама найти для нее дом. Хороший дом, а не просто место, где ночуют. Вы что, не знаете, что есть люди, которые берут себе кошек по минутному капризу, а потом вышвыривают за дверь?
– Не стоит думать только о худшем.
– Эту кошечку один раз уже кто-то выбросил. Теперь, возможно, она бродит где-нибудь и думает, что это сделали снова. Вы не представляете, какой печальной она тогда была. Конечно, сейчас она немного выросла, но беззащитна по-прежнему.
– Кошка – не беззащитное животное. Она в состоянии постоять за себя.
– Моя не может.
– В случае опасности срабатывает инстинкт.
– Но она совсем крошка, – пробормотала Пейдж и положила руку под подбородок. С одной стороны, она чувствовала себя круглой дурой, с другой – опустошенной до крайности.
– Я повешу объявления. Вполне вероятно, что кто-нибудь ее найдет. В том случае, если неизвестный злоумышленник, вломившийся к ней в дом, не посадил киску к себе в машину и не умчал далеко-далеко.
Пальцы Ноа продолжали свою работу. Через несколько минут, закончив массажировать ее левую руку, но не убрав при этом свою, он соскользнул на ступеньку пониже.
– Привет, – сказал он нежно, внимательно разглядывая Сами. Пейдж же он сказал:
– Она растет, и заметно. И кажется, что вся паника вокруг нее не слишком ее задевает.
Пейдж перетащила Сами к себе на колено. Девочка принадлежала ей не больше, чем сбежавший котенок, но волнение за нее не отпускало.
– Слава Создателю, что ее и Джилл не было дома. – От всего пережитого она говорила чуточку хрипловатым голосом. Ей буквально приходилось выдавливать из себя слова. – Если бы что-нибудь случилось с кем-нибудь из них, то я не знаю, что было бы со мной.
– Вы можете предположить, кто к вам влез или зачем?
Она покачала головой.
– Ничего в доме не пропало?
– На первый взгляд, все цело. Телевизор, стереосистема, проигрыватель лазерных дисков – все на месте. То же можно сказать о столовом серебре моих родителей, которое, смею вас заверить, на черном рынке стоило бы немалое состояние.
– Не храните ли вы у себя дома истории болезни некоторых людей и вообще конфиденциальную информацию любого рода, которая могла кому-нибудь понадобиться?
– Ничего похожего.
– Значит, причиной налета было не ограбление, вернее, не ограбление в привычном смысле этого слова. Какие-нибудь ваши записи – вот что могло стать целью налетчика. Так сказать, ценность могли представлять ваши личные записи. У вас есть враги, которым бы хотелось вас напугать или шантажировать?
– Враги? Здесь, в Таккере?
– Трудный случай у одного из ваших пациентов, который сильно опечалил его родителей? Скажем, поступок со стороны несдержанного родителя?
– Конечно, у меня есть несколько таких пациентов, но не могу себе представить, что их родители оказались способны на такое. Дело в том, что врачи в небольших городках находятся под своего рода охраной. На тот случай, если кому-то не понравится, что я говорю, или диагноз, который я хочу поставить. Так вот, этот кто-то не может плюнуть мне в лицо или послать к чертовой матери, поскольку, когда он заболеет в следующий раз, то я могу сделать то же самое.
Она неожиданно вскочила и сбежала по ступенькам вниз.
– Китти? – Она вопросительно посмотрела на Ноа. – Мне показалось, что я слышу какой-то странный звук. – Она подошла к кусту рододендрона и заглянула под него. – Китти? – Но под кустом никого не было.
Обескураженная, она вернулась на лестницу. Тяжело облокотившись о деревянные перила, она заглянула в открытые двери дома. Внутри Норман делал записи в блокноте. Неожиданно она почувствовала, что ее тошнит.
– С вами все нормально? – спросил Ноа.
– Вроде. Просто я еще раз вспомнила о незнакомце. И о его вторжении в мою квартиру.
Воображение продолжало уводить ее все дальше и дальше, и ей уже представлялось, как несчастный котенок, жалобно мяукая, гибнет под безжалостными ударами преступника, и его тихое мяуканье замирает с каждой секундой.
Ноа вскочил со ступенек, спустился вниз и тоже стал внимательно искать среди рододендронов.
– Ее там нет, – сказала Пейдж. – Мне придется обойти всех соседей или наклеить объявления на улице.
Но Ноа, внимательно обыскав один куст, перешел к следующему и чуть не обнюхал его сверху донизу. Неожиданно он выпрямился с торжествующей улыбкой на лице, сжимая в руке крохотный пушистый комок.
– У вас хороший слух, Пейдж. Вы правильно угадали, где скрывается киска.
Сразу почувствовав облегчение и улыбаясь, Пейдж взяла котенка в свободную руку и прижала его к Сами. Она зарылась лицом в серую кошачью шкурку, которая казалась такой мягкой, теплой и, к счастью, совершенно неповрежденной.
– Я так волновалась. – В эту минуту ей трудно было себе представить, что ей придется спать в своей кровати без котенка.
– Пейдж? – раздался голос Нормана от дверей. – Не могу обнаружить и малейшего следа взлома, но, поскольку дверь была не заперта, ничего удивительного в этом нет. Мики останется здесь еще немного, чтобы поискать отпечатки пальцев, а я пойду и расспрошу соседей. Возможно, что злоумышленник вошел и вышел через заднюю дверь и маскировался среди деревьев, так что никто ничего не заметил, но попытаться все-таки стоит. Окажите мне любезность и ничего не трогайте, пока Мики не закончит работу, ладно?
Пейдж с готовностью кивнула. Она посмотрела на свой дом и проглотила появившийся в горле комок. У нее мурашки пошли по коже при одной мысли о том, что ей придется пользоваться вещами, которых касался незнакомец.
– Я позову девочек из вашей команды, – произнес Ноа. – Они все здесь приберут, когда нужно будет.
– Нет, что вы, – сказала Пейдж, хотя была тронута его предложением, – пожалуйста, не делайте этого.
– Почему же «не делайте»?
– Потому что это их расстроит. Они еще совсем юные.
– Не такие уж юные, когда нужно помочь человеку, помогавшему им десятки раз. Будет для них неплохим уроком. Кроме того, они вас любят, а больше всего любят находиться за пределами школьного городка.
Но Пейдж не очень хотелось, чтобы девушки потратили вечер, разгребая завалы в ее квартире.
– Я отпущу их с вечерних занятий ради этого, – съязвил Ноа.
Услышав его слова, она не могла не ответить ему улыбкой.
Сбежав с лестницы, он сказал на прощание:
– Я еще вернусь. – И широкими шагами двинулся прямо через лужайку перед домом к своему автомобилю.

 

Школьный автобус прихватил с собой девочек из команды Пейдж и солидный запас пиццы. Когда он подкатил к дому Пейдж, Мики уже удалился, а местный слесарь трудился в поте лица, устанавливая на парадной двери и двери, ведущей через черный ход, толстенные засовы, которые Пейдж в жизни не подумала бы покупать, если бы дело касалось ее одной. Но теперь у нее были Сами и Джилл, и Пейдж не могла бы уходить на работу, если бы знала, что ее питомицы могут стать жертвой неизвестного злодея.
Кроме того, кто знает, злодей мог остаться подкарауливать у ее дома, в ожидании, когда все уйдут. Он мог расположиться в кустах и наблюдать за ее домочадцами. Теперь, разумеется, они будут в безопасности, но сама мысль о том, что кто-то сидит в укрытии и следит за ними, сводила ее с ума.
Она пыталась вычислить, кто же этот человек, и ради чего он вломился в ее дом. Она до сих пор не могла определить, пропало ли что-нибудь в ее доме. Пока девочки убирали гостиную и кухню, Пейдж занялась спальней.
– Здесь потрудились больше, чем где-либо, – заметил Ноа, стоя в дверном проеме.
Почти каждый ящик в секретере был выдвинут и обыскан. При этом неизвестный переворошил кучи женского белья и прочих принадлежностей, которые потом в беспорядке запихал назад. Полки в комоде оказались ничуть не в лучшем состоянии. Корзинка Мары с принадлежностями для вязания была перевернута, а катушки и шпульки с нитками, равно как и мотки шерсти, в беспорядке разбросаны по полу.
Пейдж складывала белье в корзину, куда обыкновенно укладывала вещи, прежде чем нести их в прачечную. Ей было абсолютно все равно, сколько белья перестирать ей придется, – она готова была стирать всю ночь, лишь бы восстановить ощущение чистоты, к которой она привыкла.
– Я не могу представить себе, кому это все было нужно.
– На свете живет множество извращенцев. Сердито, даже с отвращением она отправила в корзину ночную рубашку.
– Я всегда полагала, что Таккер в этом смысле выгодно отличается.
– Все города, большие и маленькие, в чем-то похожи. С другой стороны, незаметно, чтобы здесь работал опасный преступник. Пожалуй, скорее человек с весьма специфическим чувством юмора. Вы уверены, что ничего не пропало?
Пейдж заглянула в шкатулку, в которой хранила ювелирные изделия, и отметила, что и там все цело. Она проверила папку с документами, где лежали всевозможные официальные бумаги – закладная на дом, страховые полисы и дипломы учебных заведений. Все бумаги были на месте, так что если в папке и рылись, то исключительно с целью сфотографировать содержимое.
Неожиданно Пейдж вспомнила о письмах Мары. Отодвинув в сторону платья, блузы и брюки, она вытащила из гардероба фартук, который Мара сшила ей в подарок на день рождения несколько лет назад. Сам по себе фартук являлся своего рода шуткой, поскольку Пейдж была плохим кулинаром, несмотря на попытки Мары вовлечь ее в это неинтересное занятие. Последняя попытка ограничилась подарком Пейдж фартука, у которого впереди находилось не менее дюжины всевозможных карманов и карманчиков. Мара утверждала, что карманы достаточно глубоки для того, чтобы Пейдж могла хранить в них всевозможные ингредиенты, необходимые для приготовления шоколадного торта, который обыкновенно выпекается по случаю официальных праздников или неофициальных междусобойчиков среди коллег по работе.
Пейдж не имела по этому поводу собственного мнения, поскольку шоколадного торта она так с тех пор и не испекла. Зато карманы и в самом деле были достаточно глубокими, чтобы хранить в них пачки писем. Все пачки также оказались в полной неприкосновенности, все четыре, и каждая аккуратно перевязана шерстинкой своего цвета.
– Все на месте, – сказала она и удивилась, почему вдруг подумала о письмах Мары с такой тревогой. Возможно, потому, что они имели слишком интимный, личностный характер. Но по этой причине они вряд ли могли заинтересовать ее незваного гостя. Он, следуя логике, ими не поинтересовался, поскольку письма остались нетронутыми. Если, разумеется, он не смог догадаться, что они находятся в фартуке.
– Но зачем хоть единой душе на свете нужны письма Мары?
– Что это было? – спросил Ноа.
Она неопределенно пожала плечами.
– Так, ничего особенного.
– Когда вы искали это ваше «ничего особенного», вы были бледны, как полотно.
– Это личные бумаги.
– Любовные письма?
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Нет, это не письма от любовника. У меня никогда не было столь сентиментального любовника, который бы утруждал себя писанием писем.
– Вам случайно не нужен такой? – спросил он, облокотившись о бюро, – или вы рассматриваете сентиментальность как признак слабости?
Пейдж стала складывать рубашки и майки в другую корзину, в которой носила вещи в прачечную.
– Сентиментальность – не признак слабости, хотя она, конечно, не является также украшением первоклассного любовника.
– А что является отличительными чертами первоклассного любовника, хотелось бы знать?
– Сила, индивидуальность, преданность – традиционные черты настоящего мужчины, которые проявляются, к сожалению, чаще тогда, когда мужчина находится в одиночестве. Добавьте к этому немного чувственности, и перед вами, – тут она втянула в себя воздух, – что называется, истинный муж.
– Как я понимаю, такой человек вам не встречался?
– Нет.
– Вы именно поэтому не вышли замуж?
– Я не вышла замуж, – ответила она, принимаясь вытряхивать в корзину содержимое ящиков, где хранились трусики и чулки, – потому, что институт брака как таковой меня не привлекает. Я не нуждаюсь в нем.
– Не хотите себя связывать?
– Не хочу тащить на себе ярмо.
– О какого рода ярме вы изволите толковать?
– О гнете. Обязательства угнетают человека. И еще ожидания, которым не дано осуществиться.
– Насколько я понял, вы не хотите быть связанной с одним-единственным человеком?
Она изобразила на лице небольшую гримаску, которая намекала на абсурдность слов Ноа.
– Тогда объясните, что это за ожидания такие, которые не могут осуществиться? – потребовал он.
– Прежде всего, я работаю – и не от звонка до звонка. Меня вызывают к больным и по вечерам, и по субботам, и по воскресеньям. И заметьте, я люблю свою работу. Если кто-нибудь стал бы ждать меня дома, ему бы пришлось ждать слишком долго и часто.
– Вполне возможно, что у него будут свои дела, и он не станет возражать.
– Может быть, и не станет. Но мне нужен еще один пустячок – для совместной жизни мне необходимо по уши влюбиться в кого-нибудь из обитателей Таккера.
– А почему не в меня?
– Первое: я не безумно влюблена в вас, второе – через год вы отсюда уедете, поэтому вы не в счет. – На этом она закончила то, что искренне считала про себя отповедью дерзкому человеку, покушавшемуся на ее права. Неожиданно ее внимание привлекло движение в проеме дверей. Она выглянула в коридор и заметила Сару, стоявшую рядом с дверью. – Привет, Сара, как идут у вас дела, там, внизу?
– Ребеночек плачет. Можно я займусь девочкой? У меня дома есть маленький брат, и я разбираюсь, что к чему.
Пейдж перевела дух.
– Ну конечно. – Она проследила за тем, как девушка стала спускаться по лестнице, и повернулась лицом к Ноа, который поднимал с пола разбросанную одежду и складывал ее в аккуратную кучку. – А я не знала, что существует ребенок от второго брака. «Это усложняет положение Ноа еще больше», – подумала она.
– Вы что, все это стираете сами? – мрачно вопросил он.
Она покачала головой.
– Подвергаю сухой чистке. Сую все это в барабан.
– Но вам приходится проводить за этим занятием ночь?
– Любимое занятие не тяготит.
– Я отнесу одежду и белье в машину, – сказал Ноа и вышел.
Перед лицом Пейдж остались две корзины с бельем. Она поставила их одну на другую и отнесла в ванную, где загрузила первую порцию белья в стиральную машину, а потом пошла наверх в спальню Сами.
Сара сидела рядом с колыбелькой девочки и, перегнувшись через край, внимательно ее разглядывала. Пейдж присела рядом и спросила шепотом:
– Она заснула?
– Я надеюсь. – Сара запустила руку в колыбель и коснулась котенка, который тоже спал там, свернувшись в клубок. – Это он послал вас за мной?
– Нет, он на улице. Складывает вещи в мою машину.
– Вы ведь знаете, да?
Пейдж не стала притворяться несведущей.
– То, что он твой отец? – Ей не хотелось играть в сомнительные игры с вполне сложившейся девушкой, тем более что некоторые из них казались ей ничуть не глупее ее самой. Что касается Сары, она должна быть с ней честной.
– Он вам говорил, что не доверяет мне?
– Нет. С какой стати?
– Потому что он лично мне не доверяет. Он знает, что я иногда лгу.
– Ну, не знаю. – Пейдж крутилась, как уж на сковородке, не представляя, как ответить на такое откровенное заявление. – По крайней мере, я ни разу не замечала этого.
– Сейчас узнаете. – Она взглянула на Пейдж с неприкрытым вызовом. – У моей матери нет второго ребенка. Ей слишком много пришлось возиться со мной, поэтому она не собиралась заводить второго ребенка. – В голосе девушки звучала откровенная обида.
– Она сама тебе сказала об этом? – спросила Пейдж. Сара потрогала пальцем лапку котенка.
– Нет, но я замечала. Все было прекрасно, пока я оставалась незаметной, но со временем им стало все труднее делать вид, что меня нет на свете.
– Я знаю.
– Нет, вы не знаете. – Пейдж почувствовала, как девушка снова напряглась.
– Нет, знаю. Мои родители произвели меня на свет, когда им было по девятнадцать. Я оказалась весьма обременительным грузом для молодых людей, которым хотелось путешествовать по миру, а не сидеть дома и воспитывать ребенка.
– Но им все-таки пришлось?
– Сидеть со мной дома? Да, годика три они сидели, хотя и без энтузиазма. А потом сразу улетучились.
– А кто же заботился о вас?
– Моя бабушка.
– И она была счастлива?
– Даже очень. Она повторила весь свой прежний родительский опыт. Она чувствовала, что уж по второму кругу ошибок не допустит.
– Только не пытайтесь меня уверить, что мой папаша чувствовал то же самое, потому что в первый-то раз он абсолютно ничего не делал.
– Вполне возможно, сейчас он понял, что совершил ошибку. И пытается ее исправить.
Она ничего не ответила. Поиграв еще минуту с котенком, она придвинула животное поближе к Сами.
– Он вам нравится?
– Твой отец? Конечно. Он очень приятный человек.
– Я не о том. Он вам по-настоящему нравится? – пробормотала она.
– Я недостаточно его знаю, чтобы ответить тебе, – точно так же пробормотала Пейдж.
– Он чувствует себя у вас в спальне, как у себя дома.
– Он просто мне помогал собирать вещи. И оказывал моральную поддержку. Видишь ли, такого рода события могут напугать кого угодно. – Она окинула взглядом спальню. – Тот, кто был здесь, перерыл все детские вещи. Зачем это ему понадобилось?
– Я не знаю. Я не занимаюсь взломом и кражей в квартирах. Я просто иногда приворовываю в магазинах.
Пейдж вздохнула. Она обняла девушку за плечи и тихо произнесла:
– Я рада, что ты мне созналась в этом. Если ты приворовываешь только в магазинах, значит я могу не опасаться за сохранность родительского серебра, фарфора моей бабушки и бриллиантовых серег, который мой отец подарил мне на шестнадцатилетие. – Она легонько подтолкнула Сару к двери. – Пойдем и посмотрим, что происходит. Надеюсь, ты поможешь мне закончить уборку у меня в комнате. Надеюсь, это получится у тебя лучше, чем у твоего отца. Не мужское это дело.

 

Поздно вечером, когда в доме была восстановлена видимость порядка и все разъехались, после того, как Сами выпила свою вечернюю бутылочку с молоком, а Джилл отправилась спать, Пейдж, не чувствуя под собой ног от усталости, заперла двери на новые надежные запоры и забралась под одеяло. Она с отсутствующим видом поиграла напоследок с котенком, а затем открыла еще один пакет с письмами Мары.
«Мне кажется, я его люблю», – писала она. Пейдж поискала дату, но не смогла найти. Ясно было одно – письмо написано довольно давно, поскольку Мара обращалась к Дэниэлю в настоящем времени. Дэниэль умер лет четырнадцать назад.

 

«Кажется, что я знаю его целую вечность, и половину этого времени мы потратили на споры и препирательства. Но в нем есть такое, что мало кто видит. Он всегда выглядит уверенным в себе, когда этого на самом деле нет. Он был самым молодым в семье и меньше, чем кто-либо из его братьев, способен на поступки, свойственные детям его возраста. Я похожа на него в этом и поэтому способна понять его, как никто. Когда я однажды решила сказать ему о своих наблюдениях, он рассердился. Ему самому совсем не кажется, что он не защищен. Поэтому я не стала больше разговаривать на эту тему, но замечала незащищенность почти в каждом его поступке. Неприступной внешностью он просто укрывался, как щитом, но я-то вижу, что ему нужна поддержка с моей стороны. Бедный парень. Он постоянно внушает себе, что на работе все вертится вокруг него, хотя на самом деле это далеко не так. Он объединил местных врачей в группу, но у него нет никакой деловой хватки. Его офис располагается на противоположной стороне Таккера…

 

При чем здесь Таккер?

 

Когда мы приехали, Пейдж купила место поблизости от госпиталя, где ему приходится проводить большую часть времени. Пейдж оказалась тем человеком, который сплотил группу. Она привела в должный вид кабинеты, оформила вывеску над входом и наняла на работу Джинни и Дотти.

 

Пейдж отложила письмо в полнейшем удивлении. Мара писала о Питере. Она снова схватила листки, исписанные рукой Мары, и продолжала читать:

 

Она, конечно, делала это преднамеренно. Однако все заслуги в создании группы Пейдж приписала Питеру. Может быть, она делала это из вежливости, а может быть, из дипломатических соображений. А может быть, потому, что тоже знала, насколько он не защищен, слаб и самолюбив. Одного только не знала она и тогда, и не знает сейчас – как упорно он боролся с этими чертами своего характера. Он учился, как проклятый, в школе, то же самое он делал в медицинском институте и вернулся в Таккер, чтобы доказать всем, что стоит большего, чем о нем думали раньше. Я восхищаюсь им за это, а еще потому, что он хороший врач. Иногда он выглядит слишком самоуверенным, но временами он тот же маленький мальчик, сидящий в одиночестве в углу школьного двора и отгоняющий от себя искушения. В такие времена я просто начинаю таять. Пейдж говорит мне, что у меня особая тяга к несчастненьким, но она не знает, насколько сильна эта тяга».

 

Пейдж быстро пробежала глазами оставшиеся строчки, отложила письмо и распечатала другое. В нем, где-то в середине, она, в частности, прочитала:

 

«Он приходит ко мне среди ночи и никогда не остается надолго. Он говорит, что, если о нашей связи узнают друзья, это плохо отразится на работе группы. Может быть, он и прав. Пейдж и Энджи не поймут наших отношений. Он иногда бывает ужасной врединой, но они и понятия не имеют, как временами с ним бывает хорошо. В середине ночи, когда он приходит ко мне, он мой истинный обожатель. Он держит меня в объятиях так крепко, словно боится, что появится какой-нибудь злой волшебник и украдет меня. Возможно, я и преувеличиваю, но мне наплевать. От этого мне по-настоящему здорово».

 

Мара и Питер. Итак, это правда. А Пейдж даже не подозревала об их отношениях.
Пейдж пробежала глазами оставшиеся строчки, потом взяла еще одно письмо, потом еще. Она читала невнимательно, пропуская места, где Мара описывала физическую сторону их отношений. В предпоследнем письме в пачке ее внимание, однако, привлекли следующие строки:

 

«Мне не следовало ничему удивляться. Ведь я же знаю, что не способна поддерживать отношения с мужчиной продолжительное время, стать для него необходимой. Всегда что-нибудь идет наперекосяк.
Но на этот раз была не моя вина. Мы убирались в его фотолаборатории после того, как отпечатали ряд снимков, когда я наткнулась на неизвестные мне фотографии, упрятанные под грудой других. Сначала я думала, что он вырезал их из какого-нибудь журнала – уж слишком они поражали воображение, но потом я узнала девочку, которую он фотографировал. Она закончила Маунт-Корт два года назад. Питер утверждал, что в момент, когда он делал снимки, она была совершеннолетней – возможно, она ему так и сказала, но где же были его глаза? Он мог узнать о возрасте девочки в истории болезни, если бы захотел. Ей едва исполнилось семнадцать, и если бы история выплыла наружу, то за фотографирование ее в обнаженном виде его бы могли упрятать надолго за решетку.
Он утверждает, что это искусство. А я считаю, что это недостойный поступок. Он говорит, что с моей стороны смешно говорить о недостойном поведении после того, как я дала своему мужу таблетки, которые умертвили его. Хотя его утверждение нисколько не соответствует действительности. Проблема заключается в том, что, если он поднимет этот вопрос, я могу распрощаться со своей карьерой врача. Таким образом, получается, что мы заключили сделку – я молчу о его поступке, а он – о моем».

 

Пейдж сложила письмо дрожащими руками. Больше ей читать не хотелось, по крайней мере, сегодня ночью. Она чувствовала, что у нее начинает кружиться голова.
Сегодня утром Питер узнал о существовании писем. Потом у него неожиданно объявился семинар врачей-аллергиков, которого не было в расписании. Пока Питера не было в офисе, кто-то влез в дом Пейдж и учинил в нем обыск.
Слишком много совпадений, чтобы это оказалось простой случайностью.
Назад: ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ