14

– Шон, Шон! Какой красивый мальчик! – Кортни наблюдала, как ее отец рассматривал крошечный сверток в своих руках и светился счастьем. – Кортни, я никогда не пойму, как такое маленькое создание, как ты, могло выносить такого здоровенного парня?

– Так же удивляется и доктор Картрайт. Он будет высоким. – «Как его отец», – подумала она, ерзая в постели и пытаясь устроиться поудобнее. – Ну, что, хорошо я исполнила свой долг?

– Вопреки всем ожиданиям. Ей-богу! Ты стала матерью. Я и вправду не ожидал, что наступит такой день. Подумаешь, балет!

– Твоя радость несколько преждевременна. Ведь отец Шона ничего не знает о его рождении. Он принимал решение о раздельном жительстве, не зная, что я была беременна.

– Ну что ж, можно только сожалеть о его опрометчивом решении, что мы все и делаем, – чуть туманно выразился граф, – но я рад, что ты ушла от этого негодяя. Он никогда не подходил тебе.

«Ушла от него?» – размышляла Кортни. Человек выбросил ее из своей жизни, как старую газету. Если бы он только знал, что в ней растет его ребенок! Если бы, если бы, если бы…

Кортни молчала. Она твердо решила: поменьше разговоров, поменьше поводов для расспросов, поменьше объяснений. Так лучше. Тот отрезок жизни пройден. Ее боль – с ней, а про него – забыть.

В тот день в его суровом взгляде была холодная пустота, такая же бесцветная пустота была и в голосе. Ничего не осталось от страстного любовника, каким он был на протяжении последних недель. Был только человек, одержимый местью, а ей казалось, что она так хорошо его знала.

Кортни упрекала себя за то, что была так глупа, что вбила себе в голову, что он любит ее. Когда он предложил ей содержание, она поначалу хотела отказаться от денег, но, подумав, решила, что ее сын должен хоть что-то иметь от своего отца, как бы жалки ни были эти гроши.

Она не просила Брэндэна о пересмотре его решения. Она не понимала его, что бы ни ждало ее в будущем, она решила достойно выйти из этого двусмысленного положения. Она не покажет ему, как глубоко он ранил ее душу. Когда за ним захлопнулась дверь, закрылась полная боли глава ее жизни.

И все же ее потянуло к окну посмотреть на его быструю походку, его отъезд. И это после того, как выкинуть ее из своей жизни оказалось для него проще, чем прихлопнуть надоедливого комара. Кортни знала, что пройдут годы, а она будет помнить, с какой легкостью он отрекся от нее и своего ребенка, не зная, правда, о его существовании, как легко он отказался от совместной жизни, от брака.

Кортни оцепенело смотрела, как его карета покатилась прочь. Она схватилась за грудь, чтобы ослабить боль в сердце, но ничто не могло ей помочь.

Она обошла вокруг коттеджа, стараясь запомнить каждую деталь их короткой идиллии здесь. Она припоминала каждое мгновение их объятий и, увы, вспомнила о его предательстве.

Никогда ничего этого она не забудет.

– Не стоит ворошить прошлое, – сказала Кортни своему отцу. – У меня, по правде говоря, никогда не было выбора. Брэндэн бросил меня. Но, по крайней мере, у меня есть чудесный подарок от него – мое дитя.

Шон заерзал на руках у деда. Граф сказал хриплым голосом:

– Этот дурак не понимает, что он потерял. Ребенок – точная копия отца. – Передав ребенка Кортни, он открыл ящичек и засунул себе в нос щепоть нюхательного табака.

– Да, – согласилась она, заметив явное неудовольствие графа, – ребенок гораздо больше Блейк, чем Аскуит, – она коснулась губами виска сына, – расскажи мне про Морин Кадделл.

Граф не ожидал такого вопроса. Он пошевелил губами, как бы собираясь начать рассказ, но вместо этого открыл свои карманные часы.

Время летит.

– Брэндэн все мне рассказал. Я тебя очень прошу рассказать мне всю правду.

– Я боялся этого вопроса с той самой минуты, когда узнал, что ты вышла замуж за этого мерзавца, а теперь, когда ты задала мне его, прошлое уже не так тревожит меня. Что он тебе рассказывал?

– Что ты и его мать были любовниками. Что она забеременела от тебя, а ты отказался на ней жениться. Тогда она покончила с собой.

– После всей этой лжи, – начал граф, – пришло время сказать правду. – Граф глубоко вздохнул. – Мне бы надо было все рассказать вам, детям, раньше, но я все думал: еще не время, еще не время. Никогда не знаешь, когда же наконец это время наступит. Знай, что я любил Морин. Когда я ее потерял, я был безутешен. Морин была очень страстной натурой, – продолжал он, – капризная, вспыльчивая, склонная к припадкам обидчивости и меланхолии. Наша страсть постепенно переросла в любовь, и, наконец, дошло до того, что мы не могли жить друг без друга. Она бросила мужа, семью и ушла ко мне.

– Сперва мы вели себя очень скромно. Я поселил ее в Стансуорте, и мы недели проводили не разлучаясь. Когда Морин обнаружила, что беременна, то была в восторге. Она думала, что я уйду от Бренны, что Уинстон даст ей развод, и мы поженимся.

– Она любила тебя, – сказала Кортни.

– Она была совершенно уверена, что я откажусь от всего ради нее, ей удалось убедить и меня, что любовь превыше всего – моей политической карьеры, моего общественного положения. Я любил ее так, как никогда не любил ни одну женщину, ни до, ни после нее. – В его глазах стояла печаль. – Но она плохо разбиралась в людях. Кончилось тем, что, спасая свою карьеру, я отверг ее. Мой развод был, конечно, невозможен.

– Марк знает?

Лорд Гарретт глубоко вздохнул, как бы сбросив тяжкое бремя со своих плеч, бремя, мучившее его двадцать лет.

– Нет.

– Ладно, – заверила его Кортни, – я не скажу ему. Думаю, что бы я ни сказала, это не будет хуже испытанного тобою. Но расскажи…

– О чем?

– Моя мать покончила с собой, потому, что узнала о твоей измене?

– Нет, – решительно ответил он, – я клянусь тебе, что ее смерть не была самоубийством. – Он опять посмотрел на часы. – Я должен вернуться в Лондон. Я жду с минуты на минуту вестей от премьер-министра. Эти колониальные тупицы похожи на твоего мужа – вечно спешат и все без толку. Они пытаются получить от нас поддержку. Я симпатизирую конфедератам, но мы должны действовать осмотрительно. Слишком велики ставки. Неверное решение может быть пагубным. Эти проклятые американцы так и норовят втянуть нас в свои дела.

– Ты что, оставляешь меня одну в этом мавзолее?

– Скоро сюда приедет Марк.

«Что же сулит мне будущее?» – подумала она после того, как закрылась дверь за ее отцом. Марк разрывался между своими фабриками и конторами в различных городах и был редким гостем в Оуклей Корт. Ее отец связан по рукам и ногам своими парламентскими обязанностями, он постоянно должен участвовать в разрешении бесконечных, следующих один за другим политических конфликтов.

Никогда в жизни Кортни не чувствовала себя такой одинокой.

Конечно, она понимала, почему все так запуталось. Во всем виноваты эти проклятые американцы и их война. Обе стороны прилагали все возможные усилия, чтобы заручиться поддержкой Великобритании. Ее отец объяснял это за обедом несколько недель назад. А началось все с замечания, брошенного отцом.

– Я надеюсь, что дело с уполномоченными посланниками южан мы решим до Рождества, – сказал граф.

– Мис-с-мис-стеры Мэйсон и Слайделл? – заикаясь, спросил Марк.

Граф кивнул головой.

– В числе других.

– К-каково состояние вопроса?

– Мэйсон и кто? – спросила Кортни, подняв бровь.

– Как тебе известно, южные порты Америки блокированы с моря, – начал объяснять граф. – Некоторые посланники Конфедерации, в том числе Джеймс Мэйсон и Джон Слайделл из Чарлстона, прорвались сквозь блокаду на контрабандном судне в начале октября. В Гаване они купили билеты на британский пароход под названием «Трент». В начале ноября сторожевой корабль Федерации настиг «Трент» в Багамском проливе и сделал по нему предупредительный выстрел. После этого капитан Уилкс, по всей видимости, придурковатый малый, взял «Трент» на абордаж и арестовал уполномоченных посланцев. Сейчас они находятся в Массачусетской тюрьме.

– Мас-массачусетс? Это т-там, где живет этот п-подлец Блейк? – спросил Марк.

Кортни кивнула.

– Возмутительно! – Марк швырнул на пол свою салфетку, – С-стрелять и б-брать на абордаж английские корабли?

– Недопустимо, – согласился лорд Гарретт, – если северяне откажутся освободить уполномоченых, возможна война. Со дня на день мы ожидаем прибытия в Канаду наших войск численностью в одиннадцать тысяч человек. В полной готовности находится наш флот. Мы предъявили ультиматум мистеру Адамсу, американскому министру, Они должны выпустить уполномоченных и извиниться. В противном случае Британия вмешается в войну, но не на их стороне. – Граф разрезал свой бифштекс и положил себе на тарелку йоркширского пудинга.

– Заварили п-п-проклятую кашу, – согласился Марк.

Дело благополучно завершилось к рождению Шона. Мистеры Мэйсон и Слайделл были освобождены, и им разрешили продолжить свой путь в Англию.

Однажды, когда Шону уже почти исполнилось два месяца, а Кортни восстановила свое здоровье, она заговорила о весеннем бале в Оукли Корт и о своей роли на нем в качестве хозяйки. Отец и Марк в это время играли в шахматы.

– Весенний что? – удивился отец, – бал? Здесь? В своем ли ты уме?

– А п-п-по-моему, х-хорошая идея, – вмешался Марк, изучая тем временем положение на шахматной доске. – П-почему нет? Хорошо д-для бизнеса. М-мы не устраивали балов уже более д-двух десятков лет. С тех пор, как мама…

– И мы можем не делать этого еще два десятка лет без всякого ущерба, как для твоего бизнеса, так и для общественного положения твоей сестры, – настаивал граф, – такое наказание Божье требует подготовки в течение долгих месяцев, а у меня на это нет времени.

– Я все это могу сделать сама, папа. Могу. Я уже устраивала такой бал в Чарлстоне. Положись на меня. Тебя это не коснется. Обещаю тебе.

– Я думаю, что Корт заслужила свой бал, отец. Это встряхнет ее. А то в последнее время она такая печальная.

Граф посмотрел на дочь, обдумывая последний довод Марка.

– Возможно, ты и прав. Хоть это и против моих правил, но я согласен.

Кортни вскочила, подбежала к отцу и крепко обняла его.

– Спасибо, папочка. Ты не пожалеешь об этом.

– Ну, хорошо.

Подготовка празднества оказалась непростой, так как в течение месяца Марк был занят неотложными делами на фабрике в Ланкашире и не мог помогать Кортни. Однако ее опыт организации бала в пользу вдов и сирот в Чарлстоне сослужил ей хорошую службу, и, когда подошло время, все было в полном порядке.

– Вы выглядите очаровательной, – зашептала Мойра, глядя на Кортни, выделывавшую пируэты перед зеркалом, – и золото на платье хорошо гармонирует с вашими изумрудами.

– Ты льстишь мне, Мойра. Я так рада, что ты вернулась в Оуклей Корт из Чарлстона, – говорила Кортни, одергивая платье.

– Да, миледи, я не могла оставаться на службе у этого сумасшедшего.

– Да, Брэндэн может быть просто ужасен. – Кортни снова одернула платье. – А лиф не слишком низок, как ты считаешь?

– Нет, я видела и ниже, – заверила ее Мойра, поправляя вырез платья. – Эта опушка из норки восхитительна, миледи.

– Изумруды я, пожалуй, надевать не буду, – решила она, снимая их, – с ними связано слишком много воспоминаний. Вполне достаточно будет топаза, подаренного мне отцом.

– Графу будет приятно, – согласилась Мойра.

– Пусть Сполдинг сообщит мне, когда прибудет виконт Стансуорт.

– Да, миледи.

Доктор Картрайт ждал ее в гостиной.

– Вы выглядите великолепно, – сказал он, глядя на нее с восхищением.

– Спасибо, – любезно ответила она, – Марк буквально погряз в делах, но я надеюсь, что он все-таки помнит.

– Он телеграфировал, что будет здесь к началу бала, – сказал доктор.

– Да, Марк перегружен делами, а гости начнут прибывать через час. – С этими словами она стала спускаться по лестнице. – Надеюсь, что он не будет весь вечер хныкать по поводу своей фабрики.

– Ваш брат не первый, кого обстоятельства заставили сворачивать бизнес, – заметил доктор Картрайт, – и не последний, если война в Америке затянется.

Прием в Оуклей Корт имел большой успех, и Кортни испытывала от этого огромное удовольствие. Это было именно то, что ей было так необходимо – забыть тяжелое прошлое и начать думать о будущем.

Даже ее отец остался доволен тем, как лондонский свет откликнулся на приглашения. Об этом он сказал Кортни, вальсируя с ней в танцевальном зале.

– К моему величайшему удивлению, твоя вечеринка привлекла весь свет. Люди, которых я не видел годами или вообще никогда не встречал, приняли наше приглашение, – сказал он.

– Некоторые пришли просто из уважения к нам, другие – из уважения к твоему положению в обществе. Но я полагаю, что большинство из присутствующих пришло поглазеть на твою своенравную дочь, которая когда-то пренебрегла условностями света и гневом страшного графа Лоудена, а теперь возвратилась к родному очагу, как настоящая блудная дочь.

– Да. Твоя жизнь, конечно, дает богатую пищу для всевозможных сплетен и слухов. Несомненно, молодежи хотелось бы поглазеть на женщину, посмевшую нарушить устои. – Он осмотрелся как бы в поисках подтверждения своих слов, – ты вызываешь повышенный интерес к себе, моя дорогая.

– Так ты поэтому согласился быть хозяином этого празднества? Уж не играешь ли ты роль свата для своей замужней дочери? Или для сына?

– А почему бы и нет? У тебя хорошее приданое. Деньги, положение, власть способны заставить кого угодно забыть о грехах твоей молодости, так как все эти лицемеры готовы закрыть глаза на все что угодно, лишь бы это было им выгодно.

– Ладно. Но все-таки ты не забывай, что я еще замужем. Какова бы ни была твоя цель, я тебе благодарна. Я получаю громадное удовольствие.

Время шло, и в Кортни росла тревога в связи с отсутствием брата. Падал легкий снежок, и Кортни боялась, что с Марком что-то случилось по дороге. Она уже терялась в догадках, когда около одиннадцати часов Сполдинг прошептал ей на ухо, что виконт прибыл.

Кортни извинилась перед маленьким баронетом, с которым танцевала, и пошла в вестибюль встретить Марка. Когда открылась передняя дверь, она увидела, что лужайка покрыта снегом, как кружевным одеялом. Швейцар придерживал дверь для Марка и двух прибывших с ним гостей.

– Потрясающий успех, а? – прошептал доктор Картрайт, подойдя к Кортни и протянув ей хрустальный бокал с шампанским. – А, вот и он. Кто это с ним?

Кортни отхлебнула вина, Марк повернулся к ней и приветливо помахал рукой. Затем наклонился к гостям и что-то сказал им, указывая на Кортни.

Что-то знакомое было в огненно-рыжых кудрях прибывшей с Марком женщины, что-то знакомое в кошачьих движениях. Сердце Кортни учащенно забилось, ее бросило в жар. Ярко-рыжая, как…

Мэрили!

Бокал выскользнул из ее рук и разбился.

Мэрили? В Оуклей Корт? Есть ли на земле место, где она может спрятаться от этой женщины?

Кортни увидела блеск сине-зеленых глаз мужчины, улыбавшегося ей.

– Арман! – прошептала она. Что, господи, они могли делать здесь, в Оуклей Корт, да еще в компании брата?

– Вам нехорошо, леди Аскуит? – забеспокоился доктор Картрайт. – У вас такой вид, словно вы увидели привидение.

– Меня преследуют призраки прошлого, – отвечала она, хватаясь рукой за горло.

Доктор Картрайт рассматривал Мэрили.

– Кто бы она ни была, она невероятно красива.

– Но с душой гадюки, – завершила фразу Кортни. – Это бывшая любовница моего мужа Мэрили Витман.

– Тогда какого дьявола она здесь? – прошептал он ей на ухо.

Кортни пожала плечами. В это время к ней подошли Марк и Мэрили, опирающаяся на его руку, следом за ними – Арман.

– Я полагаю, что тебе знакомы мои гости, дорогая сестра, но ты, Крис… – Марк взял Мэрили за руку и обратился к Картрайту: – Позволь мне представить тебе мою жену – леди Мэрили Аскуит, в прошлом жительницу штата Южная Каролина. А этот джентльмен – Арман, граф Сен-Пьер.

– Твоя жена?! – ахнула Кортни.

– Леди Стансуорт, – поклонился в приветствии доктор Картрайт.

– Мы поженились сегодня. Это мой праздничный подарок отцу. – Марк повернулся с объяснениями к Мэрили. – Он давно подбивает меня жениться, дорогая, но до тебя не находилось женщины, способной завоевать мое сердце.

– Запасы хлопка у твоей жены, несомненно, усиливают ее привлекательность, – заметила Кортни.

– Кортни, дорогая, как ты могла сказать такое! – воскликнул Марк.

– Я знаю, почему он женился на вас, – заговорила Кортни, не обращая внимания на тишину, воцарившуюся в зале, – но почему вы вступили в брак с ним?

– Остановись, сестра, мы поговорим потом. Отец стоит в дверях своего кабинета и смотрит на нас, и все наши гости тоже.

– Твоей сестре не привыкать к сплетням, – вкрадчиво обронила Мэрили.

Кортни выдавила из себя полуулыбку и протянула руку в знак приветствия.

– Леди Стансуорт. Добро пожаловать в Оуклей Корт.

В глазах Мэрили мелькнула искра торжества. Она, словно не заметив протянутую ей руку, коснулась губами холодной щеки Кортни.

– Спасибо, дорогая сестра.

– О, Марк! Рад тебя видеть, – проговорил граф, присоединяясь к ним. Представившись, он предложил Марку провести жену в зал и налить ей брэнди. – Вы оба замерзли с дороги, и брэнди согреет вашу кровь.

– Брэнди будет недостаточно, чтобы согреть кровь этой ведьмы, – пробормотала Кортни.

– Э? Что? – спросил граф.

В этот момент появилась нянька Шона, Хиггинс, и, отведя Кортни в сторону, сообщила ей, что Шон проснулся. Кортни извинилась и вышла. Поднимаясь по лестнице, она заметила, что за ней следует Арман.

– Он опять уснул, миледи, – сказала Хиггинс, когда Кортни вошла в детскую, – разбудить его?

В дверях позади нее стоял Арман.

– Не надо, – ответила Кортни, наклонясь над колыбелью и целуя сына в лоб, – когда он проснется, позовите меня.

– Конечно, миледи, – заверила ее Хиггинс. Кортни прошла мимо француза и направилась в свои комнаты. Он последовал за ней.

– Как вы смели явиться в мой дом с этой гадюкой? – бросила она, прежде чем он успел вымолвить хоть слово.

– Но я пришел по приглашению вашего брата, – отвечал он.

– Она должна была сидеть в Чарлстоне и ждать, когда Брэндэн разведется со мной, а вместо этого она вьется вокруг моего братца в ожидании момента, чтобы наброситься на него, как дикая кошка.

– Может быть, вы судите предвзято?

– Нет. Она просто заменила одну жертву другой и заманила в капкан бедного, ничего не подозревающего Марка. А я все удивлялась, куда она исчезла. Я знала, что она перебралась в Европу, но не подозревала, что она в Англии, – Кортни решительно кивнула головой, – это все для того, чтобы навредить мне. Ей мало того, что она разрушила мой брак, убила моего ребенка? Она поставила под угрозу вашу жизнь, подстроив ту нелепую, но смертельно опасную дуэль с Брэндэном. Как вы можете прощать ее и что вообще вы тут с ней делаете?

– Вы уже вступались за мою жизнь. Брэндэн мне рассказал.

Его пальцы скользнули по ее щеке и вниз к шее, но она отшатнулась от него.

– Если бы вы были моей женой, я бы ни за что не позволил вам уйти. Я бы относился к вам, как к редкостному цветку.

– Умоляю вас! Брэндэн хочет лишь раздельного проживания, но не развода.

– Я бы сделал так, что вы бы забыли его, – прошептал Арман, – клянусь.

– Я не хочу забывать ни его, ни боль, причиненную мне. Я хочу извлечь уроки из моих ошибок. А сейчас, прошу вас, оставьте меня.

– Кортни? – услышала она голос Марка, вертевшего ручку двери, – ты там?

Арман коснулся губами руки Кортни.

– Я уважаю ваши желания.

Марк смотрел на уходящего Армана в сильном смущении.

– Ч-что, черт… Что он здесь делал?

– Он хочет на мне жениться.

Марк удивленно поднял брови.

– Ну что ж, по крайней мере, он тебе ровня. Отец, правда, недолюбливает лягушатников.

– Спасибо, но я предпочитаю, чтобы моя жизнь не менялась. Я не хочу ни разводиться, ни снова выходить замуж.

– Неужели ты все еще любишь этого подлеца? – Он вздрогнул при одной мысли об этом. – Это был неравный брак…

Кортни не могла больше сдерживаться.

– Как красиво ты рассуждаешь о неравных браках. Да знаешь ли ты, кого ты взял в жены? Как ты мог привести эту женщину в наш дом?

– Эта женщина – моя жена, – холодно ответил Марк. – Уж если мы решили говорить начистоту, то я познакомился с ней при помощи твоего мужа. Она – его деловой партнер. Она покинула Чарлстон и поселилась в Лондоне, чтобы переждать войну.

– А ты знаешь о ее отношениях с моим мужем?

– Если ты имеешь в виду прошлое моей жены, то Мэрили рассказала мне все.

– А она рассказала тебе, что своей ложью убила моего ребенка?

– Кортни, я люблю свою жену и не хочу копаться в прошлом.

– И ты не видишь ничего страшного в том, что она преследует тебя? – Кортни грустно засмеялась. – Когда люди узнают, что ты женился на любовнице своего зятя, ты станешь посмешищем для всего Лондона. Она вцепилась в тебя, чтобы погубить твою жизнь, так же, как она погубила мой брак. Как ты мог? Она же превратит тебя в ничтожество, Марк. Она…

– Ты сама разрушила свой брак, Корт. Мэрили – моя жена. И я не желаю слушать, как ты поливаешь ее грязью…

– Грязью? Я? Берегись поцелуев своей жены.

Услышав это, Марк словно окаменел. Затем он сказал:

– Что бы ни было между тобой и моей женой, все это в прошлом. Когда ты вернулась домой из Америки, ты рассказала только то, что сама хотела рассказать. Тебя не принуждали давать подробные объяснения по поводу того, что ты делала на протяжении последних двух лет. Мы уважали твои секреты. Теперь же, когда я нашел, наконец, женщину, которую полюбил, ты хочешь нас разлучить, потому что, видите ли, она тебе не нравится. Брэндэн Блейк не нравится на мне, ни твоему отцу, но ты пренебрегла нашим мнением, вышла за него замуж и даже завела от него ребенка. Я хочу от тебя очень немногого – уважения к моей жене.

– Как ты мог предать меня? Ты же мой брат.

– Проклятие! – Он в гневе ударил рукой по столу. – Разве на все требуется твое разрешение? Я имею право на свою жизнь!

Кортни была ошеломлена таким бурным проявлением гнева, совершенно необычным для уравновешенного Марка.

– Но ты и она – две противоположности.

– Ничего подобного. Мы очень хорошо подходим друг другу. У меня – фабрики, у нее – хлопок.

– Хлопок? Значит, из-за проклятой американской войны ты решил сплясать с этой ведьмой джигу на матраце?

– Придержи свой язык, – зло бросил он. – Без хлопка я должен буду закрыть фабрики.

– Представляю себе: тысячи тюков хлопка ежедневно из блокадного Чарлстона на контрабандных кораблях.

– Не будь дурой, Корт. Спекулянты взвинтили цены. Багамы облагают налогом в тысячу процентов. Я не могу платить такие деньги. Да и если бы мог, не стал бы. Это был бы плохой бизнес.

– Бизнес. Везде бизнес. И из-за этого ты женился на ней.

Он вздохнул.

– Да не в хлопке дело. Я люблю ее.

– Тогда ты просто глупец.

Марк направился к выходу.

– Но мы еще не закончили разговор!

– Мне больше нечего тебе сказать, Корт. Если моя жена нежеланна в Оуклей Корт, мы уедем.

– Если вы уедете, отца хватит удар.

Марк постоял у дверей, явно не желая идти на уступки.

– Ладно, – сказала она, – буду следить за своими манерами и постараюсь вести себя с ней прилично.

– Вот и хорошо.

Когда он ушел, Кортни села около камина в своей гостиной и обдумала свой разговор с Марком. Она вспомнила, что на протяжении всего разговора Марк почти не заикался.

Кортни вернулась к своим гостям и стала смотреть, как они танцуют последний вальс. Ночью она никак не могла уснуть. Наконец в середине ночи она решила, что не может больше оставаться в Оуклей Корт и, приняв решение уехать, заснула.

На следующее утро, когда она, Марк и доктор Картрайт сидели за завтраком, она объявила о своем намерении обосноваться в Мэйфэйр Хаусе.

– Мне нужно на какое-то время уехать из Оуклей Корт. Я уеду сразу же, если отец не будет возражать.

– Глупейшая затея, – заметил Марк. – Отец пробудет в Оуклей Корт еще шесть недель или даже больше. Тебе нельзя оставаться в Лондоне одной.

– В доме куча слуг, так что я не буду одинока. И вообще, Марк, перестань себя вести, как старый брюзга.

– Люди начнут болтать всякое, – продолжал настаивать Марк. – Недавний бал состоялся как раз вовремя. Свет, наконец, закрыл глаза на твою экстравагантную юность и принял тебя при условии, что ты будешь соблюдать правила игры.

– Я возьму с собой Мойру. Этого достаточно?

– Она не очень-то помогла Саре, – заметил Марк.

– Эти слова не делают тебе чести. Во-первых, я не Сара, а во-вторых, мне безразличны светские условности. Я не стремлюсь быть принятой в свете.

У Марка от гнева надулись жилы на лбу. Он произнес только одно слово:

– Отец…

– Ты что, пожалуешься отцу? – Она повернулась к Картрайту.

– Что вы думаете об этом, доктор?

– Марк, лучше бы не беспокоить отца, чтобы не волновать его понапрасну, – сказал доктор.

– Он не согласится, Корт, – упрямо твердил Марк.

– Согласится, если ты будешь на моей стороне. Прошу тебя, Марк!

– Не надо просить меня об этом.

– Но ведь это даст возможность тебе и Мэрили бывать здесь, не опасаясь выпадов с моей стороны.

– А вот и я, – объявила Мэрили, проходя в комнату и устраиваясь за столом напротив Марка.

– Может быть, Лондон пойдет ей на пользу, – заметил доктор Картрайт, – она очень бледна. Возможно, деревенская атмосфера угнетает ее.

– Кто едет в Лондон? Ты, Кортни? – защебетала Мэрили. – О, Марк, может быть, и мы поедем?

– Мы должны ехать в Манчестер, дорогая, затем в Бристоль. А уж потом, – Марк пожал плечами, – если ты пожелаешь…

– Ты так добр ко мне, – промурлыкала она, протянув к нему через стол руку и улыбаясь фальшивой улыбкой.

Кортни едва сдержалась, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. Ей было противно смотреть на эту сцену.