Глава 22
Пони пощипывал траву на лужайке Джиноа, прелестное создание с красивой уздечкой и седлом. Когда Роз осторожно приблизилась к нему, держа за руку Элая, пони поднял на них свои большие глаза.
Элай взял дочь на руки и поднес ее к пони. Роз робко потянулась и потрогала мягкую гриву, пони замотал головой, уздечка зазвенела.
Роз расцвела от восторга и захлопала в ладоши.
– Мой, – закричала она.
Элай посадил девочку в седло, она казалась немного напуганной.
Элай взял поводья в одну руку и, придерживая Роз другой, повел пони по лужайке, постепенно расширяя круги, он был так же доволен, как и Роз.
Бонни наблюдала за ними, стоя рядом с Джиноа и странно притихшей Элизабет. Роз, несомненно, нравился шоколадный пони, но ведь лошадь может лягнуть девочку, понести и сбросить ее на камни или в кусты. От страха Бонни подалась вперед и чуть не закричала.
Джиноа коснулась ее рукой.
– Розмари в полной безопасности, Бонни.
Бонни вздохнула. Она права: Элай крепко держал поводья, и пони покорно следовал за ним. С Роз ничего не случится, раз ее отец рядом.
– Я хотела бы выпить чаю, – сказала она.
Джиноа улыбнулась. Они только что поужинали, но никто не откажется от чашки чая.
– Разве эта шоколадка не великолепный сюрприз? – воскликнула старая дева.
В гостиной было прохладно. Джиноа пошла на кухню сказать Марте, чтобы та приготовила чай.
Бонни не сразу заметила, как сдержанна сегодня Элизабет. Она размышляла о пони. «Элай мог бы посоветоваться со мной, – сердито думала она, – прежде чем сделать Роз такой опасный подарок». И где она будет держать пони? Может, он ждет, что она привяжет его за магазином? Вздохнув, Бонни отогнала эти мысли, поскольку не могла ничего изменить.
Элизабет сидела, положив руки на колени. Ее лицо казалось очень бледным, а глаза – грустными.
– Элизабет, тихо спросила Бонни, – что тебя тревожит? Ты очень печальна.
В глазах Элизабет появилось отчаяние.
– Это все Форбс, Бонни, – сказала она, – ведь он увивается за тобой.
Бонни сегодня уже пресытилась Форбсом, но все же не стала уклоняться от темы, такой важной для ее подруги.
– Чепуха! – твердо сказала она, – я тебе не соперница.
– Ошибаешься, – проговорила Элизабет, с оттенком досады. – Впрочем, это не так уж важно! Я никогда не смогу выйти замуж за такого человека, как Форбс.
– Я тоже так полагаю, – согласилась Бонни, подумав, что такое отношение к Форбсу вполне в духе «Общества самоусовершенствования».
Марта принесла чай и разговор оборвался.
– Мисс Мак Катчен пошла в конюшню, – сказала она, ни на кого не глядя, – она просила извиниться за нее.
Бонни удивилась: что заставило золовку отправиться в такое место? Вдруг она заметила жалкое выражение на хорошеньком личике Элизабет.
– Дорогая, тебе действительно нравится Форбс?
Элизабет стукнула кулачком по подлокотнику. Краска залила ее щеки.
– Да, нравится, но не по душе то, как он зарабатывает деньги! – голубые глаза пристально взглянули на Бонни. – Кроме того, он любит тебя!
– Это не так, – заявила Бонни, не зная, как убедить в этом подругу.
Форбс говорил о своих чувствах? И сегодня, когда они обсуждали долги Джека Фитцпатрика, но ей показалось, что он говорил о прошлом.
– А ты знаешь, что он плакал в день твоей свадьбы? – спросила Элизабет.
Бонни не могла представить себе Форбса плачущим из-за чего-то, кроме финансового краха.
– Мне трудно в это поверить. Однако, если уж Форбс поведал об этом тебе, значит, он очень тебе доверяет.
В глазах Элизабет появилась надежда, но не успела она ответить, как в гостиную вошла Джиноа. Ее бледное лицо светилось оживлением. Она была покрыта паутиной и пылью, в волосах застряла солома. Можно было подумать, что золовка ходила на свидание в конюшню. Бонни, улыбнувшись про себя, представила себе Сэта.
– Я нашла там кое-что, – Джиноа сияла.
– Нашла… что? – спросила Бонни в недоумении.
– Коляску для пони! Ту, что дедушка купил мне, когда я была чуть старше Роз. Было нелегко вытащить эту коляску из конюшни на задний двор, но я с этим справилась.
Бонни и Элизабет обменялись веселым взглядом.
– Ты ведешь себя так же дурно, как и твой брат, – сказала Бонни, – вы слишком балуете Розмари – она станет невыносимой.
– Уф! – Джиноа перевела дыхание и налила себе чаю.
– Я только что говорила Бонни, что нам скоро понадобятся учебники, канцелярские принадлежности и мебель для школы, – солгала Элизабет. – Ты ведь сможешь помочь нам, Бонни, не так ли?
Не дав Бонни ответить, Джиноа вставила:
– Конечно, мы не можем обучать подростков здесь, – надо позаботиться о строительстве новой школы. Мистер Кэллахан, спасибо ему, обеспечил нас лесом, но нам понадобятся школьные доски и многое другое. Я составлю список. Ты сможешь заказать все необходимое немедленно, Бонни?
– Я займусь этим в понедельник, – ответила Бонни, обрадованная неожиданной удачей. Она подумала о том, как Форбс выпотрошил ее, и улыбнулась бы, если бы не вспомнила о переживаниях Элизабет, – Спасибо, Джиноа, – сказала она. – А где Сэт? Я давно не видела его.
Элизабет вдруг разрыдалась и выбежала из комнаты.
– Храни нас Бог! – воскликнула Бонни, поставив чашку и поднимаясь, чтобы последовать за подругой.
– Оставь ее, Бонни! – мягко сказала Джиноа, – тебе ее не утешить.
Бонни опустилась на стул. С лужайки доносился смех Элая и Роз.
– Так вот, – начала Джиноа, как ни в чем не бывало, – Сэт работает в заднем зале. Между прочим «Общество самоусовершенствования» назначило его директором и управляющим театра «Помпеи». Дел там много: театр нуждается в капитальном ремонте. Конечно, он будет закупать все материалы через тебя.
Бонни не скрыла радости.
– Вы с Сэтом столько сделали для меня! Не знаю, как и благодарить вас!
Джиноа внезапно стала серьезной и понизила голос, видимо, решив, что деловых разговоров на сегодня хватит.
– Какие у тебя чувства к Веббу Хатчисону, дорогая?
Бонни вспыхнула: – Как ты можешь, Джиноа? Я думала, ты выше сплетен!
– Конечно, я не придаю им значения, но говорят, что вы с Веббом… общаетесь. Полагаю, и ты слышала о дружбе Элая с Эрлиной Кэлб.
Вдруг Бонни вспомнила, как Элай стоял с Эрлиной на лужайке во время вечеринки у Джиноа. Она вспомнила и то, как он обнял Эрлину, объясняя ей правила игры в крокет.
– Я слышала об этом, – сдержанно сказала она.
– Бонни, кого же ты все-таки любишь, Элая или Вебба?
Бонни бросила быстрый взгляд на двери, ведущие в сад. Оттуда шел воздух, напоенный ароматом цветов и свежескошенной травы.
– Откровенно говоря, дорогая, – сказала она, понизив голос, – я так же люблю Элая, как прежде, как и всегда любила.
Джиноа вскочила со стула и стала взволнованно ходить по комнате. Бонни была немного задета, поскольку надеялась, что ее бывшая золовка этому обрадуется.
– Тебе это не нравится? – спросила Бонни упавшим голосом.
Джиноа опустилась на стул: – Очень нравится! Но у этого человека непомерная гордость, и ты не улучшила положение дел, взяв Вебба к себе.
– Вебб был серьезно покалечен, – спокойно заметила Бонни, – я чувствовала… была обязана так поступить.
– Бедняга Вебб надеется, что ты выйдешь за него замуж, не так ли? – спросила Джиноа с необычайной для нее строгостью. – О Бонни, о чем ты только думаешь, подогревая надежды такого порядочного человека, как Вебб?
– Я не подогреваю, – прошептала Бонни.
– А как же иначе? Ведь ты не сказала Веббу честно, как обстоят дела, не так ли?
– Я не могла, Джиноа. Он построил такой уютный дом. И у него сломаны ребра…
– Это не оправдание, – резко оборвала ее Джиноа. – Подумай о гордости Вебба, Бонни… и о гордости Элая тоже.
Бонни обиделась.
– А как быть с моей гордостью, Джиноа? Ты думаешь, мне доставляет удовольствие просыпаться каждое утро и думать, что Элай с Эрлиной?
– Что важнее, – возразила Джиноа, – твоя гордость или твое счастье?
Бонни открыла рот.
– Могу сказать по своему горькому опыту, – продолжала Джиноа, – гордость – ужасная ловушка. У меня были бы дети, если бы не моя гордость. Я была бы замужем за Сэтом.
Бонни очень любила ее Она опустилась на колени перед стулом Джиноа и сжала ее тонкие руки.
– Гордость? Я думала, свадьбе помешал твой дед.
Слезы покатились по щекам Джиноа.
– Сэт хотел, чтобы я не послушалась деда, но я боялась… что старик лишит меня всего, да у меня и нет такой смелости, как у Элая. Я отправилась в Европу, как велел дед, но никогда не забывала Сэта. Ни на миг! Я могла бы увидеться с Сэтом в Нью-Йорке. Я могла бы извиниться, но ведь я Мак Катчен, а поэтому слишком гордая! Я хотела, чтобы он сделал первый шаг.
Бонни обняла Джиноа.
– Но Сэт теперь здесь, в Нортридже, – заметила она, – вы могли бы начать все сначала.
Джиноа высвободилась из ее объятий и, достав платок, засмеялась сквозь слезы.
– Как мы все глупы – ты, Элизабет и я! Я стараюсь казаться молодой, ты разрываешься между двумя мужчинами, а бедная Элизабет не отличает добро от зла, потому что сходит с ума по Форбсу.
Бонни хотела возразить, что вовсе не разрывается между двумя мужчинами, а любит одного Элая, но заметила, что ее бывший муж возвращается из сада. Она улыбнулась ему и запыхавшейся дочери.
– Кажется, Роз достаточно развлеклась для одного дня, – заметила она, – нам пора отправляться домой.
Джиноа вышла из гостиной.
– Я хочу, чтобы ты осталась, – сказал Элай, его глаза были непроницаемы.
– Это невозможно, – ответила Бонни, вставая и оправляя юбки. – Более того, это неприлично!
Она протянула руки к Роз, но Элай не отдал ребенка.
– Тебе не кажется, что мы слишком долго играем в эту игру, Бонни?
Бонни, сердитая и напуганная, все еще не сдавалась.
– В какую игру?
– Ты хорошо знаешь, о чем я говорю. Нам следует быть вместе, создать настоящий дом для ребенка и друг для друга.
Голова Бонни закружилась, взволнованная, она опустилась на стул. Элай посадил девочку в кресло возле окна и накрыл пестрым покрывалом, Роз потянулась и закрыла глаза. Бонни таяла от нежности.
Элай взял Бонни за руки.
– Ты нужна мне, – сказал он. Бонни вспыхнула.
– Так же, как это было в Спокейне? – холодно спросила она. – Так же, как на берегу во время наводнения?
– Да, – признался Элай.
Бонни хотела большего: она мечтала, чтобы он любил ее, считался с ее мнением.
– Для этого у тебя есть Эрлина Кэлб, – удрученно сказала она.
Элай взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя.
– Я не связан с Эрлиной и уже говорил тебе об этом.
– Почему я должна тебе верить? Ты предал меня в Нью-Йорке, когда еще был моим мужем! Что может заставить тебя сейчас хранить мне верность?
Элай наклонил голову и твердо сказал:
– Полагаю, нам надо поговорить о Нью-Йорке, рано или поздно ты согласна?
Бонни не знала, выдержит ли разговор о смерти Кайли. Зачем возвращаться к этому кошмару?
– Я возьму Роз и пойду домой, если ты не возражаешь?
– Возражаю, Бонни. – Его глаза в упор смотрели на нее: у нее не было сил даже подняться со стула.
– Ты не уйдешь, пока мы не поговорим. Бонни приготовилась претерпеть эту боль.
– Если ты будешь рассказывать о своих женщинах, Элай, я не хочу тебя слушать.
Элай вздохнул.
– Не отрицаю: у меня были женщины, Бонни.
Она впервые поняла, что боится его откровенности, ей было бы легче, если бы он все отрицал. Бонни закрыла глаза, стараясь не расплакаться.
– Еще бы ты отрицал! – воскликнула она.
– Бонни, взгляни на меня!
Она молча повиновалась.
– Эти женщины… я не любил их…
– Они совсем ничего для тебя не значили? – проговорила Бонни. – Так всегда говорят неверные мужья, Элай.
– Но это правда!
– Меня это уже не волнует, Элай, – солгала Бонни, – так это, или нет, меня это не волнует.
– Тебе придется волноваться, так как я все равно все скажу.
– Нет! – взмолилась Бонни. Старые раны откроются, если он станет говорить об этих женщинах и смерти Кайли, у нее не хватит сил, чтобы вынести это.
– Да, – настаивал Элай, – Бонни, помоги мне!
Бонни вспомнила, как держала на руках мертвого Кайли, вспомнила похороны, свое отчаяние и то, как муж оставил ее, когда был больше всего нужен ей.
– Я уже говорила тебе, – напомнила она Элаю безжизненным голосом, – ты отвернулся и бросил меня.
– Прости меня за это, Бонни!
– Прощенье! – Бонни, выкрикнув это слово, вскочила со стула. – Думаешь, твои жалкие извинения искупят то, что ты сделал, Элай? Ты думаешь, что я растаю от твоих извинений? Я не Роз: меня нельзя купить подарками и лживыми словами!
Роз начала всхлипывать и позвала:
– Мама! – Бонни метнулась к ней и взяла ее на руки.
– Сюда, сюда, дорогая, – успокаивала она, – мама здесь. Мы сейчас пойдем домой, в наш дом.
Элай раздраженно провел рукой по волосам.
– Я повторяю снова и снова, Бонни, – сказал он, – ты никуда не пойдешь, пока мы не поговорим.
– Ты не имеешь права удерживать меня.
– Мы оба знаем, что я могу удержать тебя, и я сделаю это, если придется. Клянусь, я сделаю это!
Словно во сне, Бонни вернулась к окну и положила Роз на кресло.
– Закрой глазки, солнышко, – сказала она, наклоняясь и целуя дочь, – мама с тобой и больше не будет шуметь.
Роз сладко зевнула и закрыла глаза. Бонни повернулась к Элаю.
Он стоял перед камином, спиной к ней, положив руки на каминную решетку. Кто-то закрыл все двери.
Комната была просторной, но Бонни казалось, что она в склепе.
– Ты мог бы посоветоваться со мной, прежде чем купить пони для Розмари, – раздраженно – прошипела она.
– Наш сын умер, – сказал он. В его голосе звучала боль.
Бонни ухватилась за спинку стула, слезы хлынули у нее из глаз.
– Элай, пожалуйста!
Он резко развернулся, его лицо исказила боль, которую он скрывал так долго.
– Кайли умер, – повторил он. Его слова падали, как камни.
Бонни закрыла глаза.
– Не заставляй меня снова пройти через это, Элай. Я уже пережила это горе.
– Но я еще не пережил, – отрезал он, чтобы не разбудить Роз, он говорил тихо, – я не пережил!
Бонни покачнулась, Элай схватил ее за руку и потащил к дверям, ведущим в сад. Открыв одну из них, он почти вытолкнул Бонни, но не сразу повернулся к ней.
Его глаза смотрели не на нее, а в пространство. Казалось, Элай не видел Бонни.
– Боже, – сказал он, и его черты исказились, – самым страшным было видеть, как жизнь покидает сына, а я не могу ничего сделать.
Ноги не держали Бонни, она опустилась на скамейку, глядя на розовый куст Джиноа и не видя его, сейчас Бонни видела только одно: она спешит со спектакля. Домоправительница, миссис Перкинс, встречает ее на лестнице. Вот тогда-то Бонни и поняла, что случилось что-то ужасное. Она пробежала мимо Эммы Перкинс, мимо спальни в детскую.
Элай был уже там, он сидел на кресле-качалке, держа на руках ребенка. Он раскачивался. Когда он поднял глаза на Бонни, они были совершенно пустыми.
– Где ты была? – спросил он без всякого выражения.
Бонни не ответила: она была слишком потрясена. Она попыталась взять сына, но Элай вырвал у нее ребенка.
Даже теперь, спустя почти три года, Бонни словно слышала свой вопль, раздирающий душу. Она вытерла слезы рукавом. Самообладание покинуло Элая, и Бонни видела, что он борется с чувствами, уже не управляя ими.
Он начал расхаживать взад и вперед, пытаясь овладеть собой, но, судя по тому, как исказилось его лицо, Элай ощущал полную беспомощность.
Вдруг он остановился, запрокинул голову, и мучительный крик раздался в саду. Бонни казалось, будто Кайли только что умер у него на руках.
Бонни вскочила со скамьи, бросилась к Элаю и заключила его в объятия. Он плакал, и она, переполненная жалостью к нему, разделяла его боль.
Прошло немало времени, пока они успокоились, и рука об руку пошли к пруду. Светила полная луна, и дорога серебрилась у них под ногами.
Элай нарушил молчание.
– Я не могу потерять Роз, – сказал он.
Они стояли под шелестящими ивами, скрытые в их тени. Бонни чувствовала глубокую печаль.
– Она здоровая девочка…
– Я не это имею в виду, Бонни, – он смотрел на нее отчужденно, как в ту декабрьскую ночь. – Я хочу, чтобы дочь жила под моей крышей.
Руки Бонни безжизненно упали, она смотрела на темную воду пустыми глазами.
– Я не могу помешать тебе отобрать Роз, – через силу сказала Бонни, – любой судья в этой стране решит дело в твою пользу.
– Кажется, ты не понимаешь меня, Бонни, – голос Элая все еще не окреп, но сила и самообладание постепенно возвращались к нему.
Бонни ужаснулась: она потеряла одного ребенка и вот-вот потеряет другого. Она стиснула кулаки и горящим взглядом посмотрела в лицо Элая.
– Будь ты проклят, Элай! Не прикидывайся добрым! Я слышу угрозу в твоих словах!
– Угрозу?
– Да! Ты обвинял меня в смерти Кайли, ты сделал, мою жизнь невыносимой, а теперь ты хочешь наказать меня снова, отняв Роз! О Боже! Элай, как ты можешь быть таким жестоким!
Элай, сначала ошеломленный, вдруг пришел в ярость:
– Ты вот что думаешь? Что я собираюсь наказать тебя?
Бонни, несчастная и испуганная, отвернулась от него.
– Да, это то, что ты делаешь.
– Ты так думаешь обо мне после всего, что произошло между нами?
Бонни посмотрела на звезды.
– Да, – сказала она, вспомнив ночь на берегу реки. Из гордости она добавила: – Разве ты не видишь, что я только пользуюсь тобой, как и ты мною. Мне время от времени нужен мужчина, и ты для этого вполне подходишь.
Элай выругался и повернул ее к себе с неистовой силой. Его губы были сжаты, и глаза горели в лунном свете.
– Значит, – выдохнул он, – ты примешь мои условия: Так или иначе, но я хочу вырастить Роз как свою дочь. Но ей нужна мать, и только по этой причине я намерен жениться на тебе.
– Ты? – Бонни никогда еще не была так оскорблена. – Напыщенный, невежественный, самодовольный осел! Я не выйду за тебя замуж ни за что на свете!
Лицо Элая выражало ненависть.
– Тебе придется. Тебе придется. Потому что ты не захочешь потерять свою дочь!
– Ты знаешь, куда нанести удар, это точно, – сказала Бонни, признав свое поражение. В конце концов, ей пришлось согласиться. – Я выйду за тебя из-за Роз, но никогда не буду тебе женой! Клянусь, что не разделю с тобой постель никогда!
Элай засмеялся.
– Я затащу тебя в кровать, когда захочу, – бросил он, и Бонни вспыхнула, – да и Эрлина не оставит меня, так что не беспокойся.
Бонни нагнулась, чтобы поднять камень и запустить им в Элая. Но когда она нашла камень, Элай был уже в безопасности.
