Адриен лежал подле нее, и хотя она больше всего жаждала принадлежать ему в те одинокие ночи, пока он был в отъезде, Лестина не смогла сомкнуть глаз. Она испытала исступленный восторг от его внезапного появления: следом за ним она промчалась через переднюю… через гостиную… рухнула в его объятия… все, на что она могла надеяться, – это их воссоединение.

Он приехал разгоряченный, взмокший, пахнущий конским потом и седельной кожей, – он прямиком прискакал на улицу Св. Анны. Лестина приказала немедленно наполнить для него ванну и сама ухаживала за ним, намыливая ему тело, моя волосы, однако он нетерпеливо рвался к ней. Да и она проголодалась, изнемогая от вынужденного воздержания, и их первое слияние было подобно взрыву.

Последовавшие ласки были более обстоятельны и позволили им полнее насладиться друг другом, пока ночь не опустила на них свое покрывало. Но Лестина, наслаждаясь их близостью, все же не позволяла себе раствориться в ней до конца, чего раньше с нею не случалось. И когда он наконец заснул, она, обхватив его бедра ногами, прижалась щекой к завиткам волос на его груди, вслушиваясь в его дыхание. Некогда она думала о нем как о своем юном Боге, о спасении ее души, о ее бессмертии. Но этого больше не будет. Она отстранилась и перевернулась на спину, прислушиваясь к шелесту дождя, падавшего на крышу галереи, прижав ладони к тому месту под левой грудью, где бешеными толчками билось ее сердце.

«Что же мне теперь делать? – без конца спрашивала она себя. – Я твердила себе, что смогу пережить это, но я ошиблась. Он снова был с той женщиной, я знаю это. Он лжет, он уверяет меня, что любит одну меня, что избегает ее объятий, но это не так. Я должна была бы смириться со своей ролью в его жизни, но не могу этого сделать. Он избегает разговоров о свадьбе, зато те, кто именует себя моими друзьями, старательно мучают меня, подробно описывая все приготовления, и точную дату, и даже будущий наряд невесты.

Я возносила молитвы к лоа, я возложила дары на их алтари, я зажгла для них нежнейшие благовония, я попросила хунгана принести им кровавую жертву, но все это без толку. Я повидалась с доктором Хоком, и он сделал мне грис-грис, чтобы сглазить невесту Адриена, но с ней ничего не случилось. Боже милостивый, смогу ли пережить эти невзгоды? Неужели нет способа не допустить свадьбу и вытравить ее из мыслей Адриена?»

Он теперь проснется не раньше, чем через несколько часов, и Лестина больше не в силах была смотреть в глаза пустоте. Она всегда была деятельной натурой, и, как и в ту ночь, когда Кэтрин отправилась в «Край Света», Лестина накинула темный плащ и выскользнула на улицу. Настил тротуара был скользким, а вся мостовая превратилась в бушующий поток, извивавшийся и булькавший под завесой дождя. У Лестины был свой экипаж и наемный кучер, однако она не хотела посвящать слуг в свои действия, хотя и давно убедилась, что от них невозможно было утаить ничего, что происходит в доме. Она хотела было воспользоваться трамваем, однако потом решила нанять конный кеб.

Оказавшись в его дурно пахнувшем тесном пространстве, она откинулась на спинку сиденья и зажмурила глаза. Ока попросит возницу дождаться ее возвращения, чтобы не блуждать одной ночью возле болота Св. Иоанна. Она заплатит сколько угодно – одним из преимуществ ее положения являлось то, что Адриен давал ей достаточно денег и она могла себе позволить известную роскошь. Одна мысль о том, что этому скоро придет конец, приводила ее в отчаяние – не говоря уже о том, что надо будет на что-то кормить мать и родных, зависевших от ее поддержки. Она была загнана в угол, не имея достаточного образования и безо всяких перспектив разыскать работу – кроме возвращения к обычной проституции, если ей придется порвать с Адриеном. Дом принадлежит ей: он оформил все документы. Но на какие средства она станет его содержать?

Она едва не заснула, пока кеб не доехал до конца узкой извилистой улочки. Лестина вышла из экипажа, дрожа под проливным дождем. Стоя под газовым светильником, она договорилась с кебменом и направилась в просвет между деревянным забором и рядом домов. Наверное, он догадался, куда она держит путь. Лестина была слишком рассеянна, чтобы задуматься об этом. Во всяком случае, дом доктора Хока не пользовался такой широкой известностью, как дом Мари Лаво – хотя никто не смог бы с уверенностью сказать, жила ли там сама Мари, Парижская Вдова, или ее дочь.

Лестина толкнула скрипучую калитку и вошла в сад. Кусты поникли, вода капала с листьев бананов и бамбука. Сад едва освещала подвешенная на крюке лампа – доктор Хок принимал клиентов в любое время суток, причем большинство из них предпочитало являться как раз в ночные часы. Стоявший в глубине сада дом был одноэтажным приземистым строением с покатой крышей, крытой красной черепицей, и выглядел весьма неопрятно: с наличников на окнах давно облупилась краска, а из трещин в водостоках капала вода. В одном из окон мигал слабый красный огонек.

Лестина бросилась сюда под влиянием минуты и теперь не была уверена, захочет ли принять ее этот полуиндеец-полумулат, поклонявшийся Вуду. Она нервно постучала в дверь. Поначалу ничего не произошло, однако вскоре послышался звук шаркающих шагов. Дверь со скрежетом распахнулась, и в щели показалось уродливое лицо слуги.

Его звали – Элайджа, и среди клиентов доктора Хока ходили слухи, что он – зомби, один из тех ходячих трупов, чья душа когда-то отлетела в мир иной и чьи похороны прошли должным образом, при свидетелях, однако позже с помощью магии их вновь пробудили к жизни, не вернув при этом разум. Многие твердо верили в то, что могущественные боко силой своей воли и черного колдовства способны поднимать мертвецов из могил, чтобы превратить их в своих рабов, ничего не помнящих и не отдающих себе отчет в своем нынешнем состоянии.

Лестина не знала наверняка, является ли Элайджа одним из них, однако он вполне походил на зомби и своими рассеянными манерами и шаркающей походкой, грязным оборванным платьем, серой, немытой кожей и стеклянными глазами, безо всякого выражения смотревшим из-под низкого лба.

– Дома ли твой хозяин? – спросила Лестина.

– Да, мэм, – ответил Элайджа, сильно гнусавя – еще одно качество, приписываемое молвою зомби и жюдам – демонам смерти.

– Скажи ему, что я пришла. – Лестина вошла вслед за ним в дом, хотя ужасно боялась приближаться к этому отвратительному созданию.

Он зашаркал по сумрачному коридору, а она осталась ждать, зябко кутаясь в промокший плащ. Вскоре Элайджа вернулся – голова понуро опущена, руки безвольно болтаются по бокам:

– Хозяин сказал войти.

Лестина проследовала за ним в гостиную, где в глаза бросался гроб, доверху заваленный принесенными в жертву фруктами, цветами и бутылками рома. Над ним висели олеографии с изображениями Пречистой Девы, Св. Патрика и Св. Георгия. Распятие терялось посреди многочисленных атрибутов культа Вуду: два арабских топора, ожерелья известных бусин и белые фарфоровые сосуды с душами посвященных. Поблизости стояли два ритуальных тамтама, расписанных магическими знаками, и крест Барона Самеди, вставленный в ритуальный шар. Черный цилиндр Барона, важная деталь его официального облачения, лежал здесь же на стуле, дабы Повелитель Легиона Мертвых мог в любую минуту им воспользоваться.

В очаге горело пламя, и его танцующие языки отбрасывали отблики по всей комнате, окрашивая в неправдоподобные оттенки красного – ковры, стены и занавески. Хотя доктор Хок вел свой род от племени кочевых индейцев, сам он являлся настоящим домоседом. Комната, все свободное пространство которой занимали разные безделушки и диковины – картины, статуэтки и прочая мишура, – напоминала какую-то лавку древностей. По большей части все это были подношения от благодарных клиентов.

Известный хунган, хотя и не настолько популярный, как Мари Лаво, доктор Джон или доктор Джим (все эти целители любили ставить перед своим именем титул доктора) – Хок имел множество последователей. Лестина обратилась именно к нему, так как ее собственная мать была в приятельских отношениях с Королевой Вуду, и ей бы не хотелось, чтобы до матери дошли вести о том, что ее дочь обратилась к ванга – черной стороне культа.

Доктор Хок, завернувшись в цветастое одеяло, сидел скрестив ноги перед очагом, выпрямив спину, сложив руки на груди и высоко подняв голову. Его высокая, массивная фигура производила впечатление, а коричнево-красный оттенок кожи и острый профиль напоминали того хищника, у которого он позаимствовал свое имя.

Однако в комнате он был не один. По другую сторону очага в кресле расположился еще один рослый мужчина. Лестина сразу же узнала его, ведь они постоянно встречались на городском рынке, покупая продукты. Это был Анри Флаге, повар на кухне Керригана и авторитетный хунган для посвященных, прозываемый Дядюшкой.

– Ну, Лестина? Чего ты хочешь? – спросил доктор Хок, сверля ее проницательным взглядом и обращаясь на французском языке, который был привычен для всех троих.

– Сглаз не сработал, – выпалила она. – Кэтрин Энсон все еще жива. Ты должен сделать для меня новый, еще сильнее. – Она раскрыла ридикюль, достала из него пачку долларов и положила к его ногам. – У меня есть деньги – много денег. А она должна умереть или убраться подальше, чтобы мистер Адриен опять вернулся ко мне. Я хочу, чтобы он навсегда привязался ко мне.

– Я уже говорил тебе, что надо для этого сделать, – холодно возразил индеец. – Ты выполнила все?

– Да, да! Я измерила его любовный орган с помощью шнурка, как ты мне велел. А потом завязала на шнурке девять узелков и всегда ношу его при себе, прямо на теле, однако он по-прежнему хочет жениться на англичанке. Ты должен дать мне что-нибудь такое, что окончательно уничтожит ее.

Темная фигура за очагом зашевелилась. Анри подался вперед, зажав между колен свои огромные ладони, и безапелляционно заявил:

– Этому не бывать, Лестина. Она хорошая женщина – и ты не должна причинять ей вред. Я уничтожил твой сглаз. Я приказываю тебе оставить ее в покое. А если ты не послушаешься меня, то тебя накажет призрак ее отца. Он был священником, и его месть станет ужасной. Я пришел сюда, как только пароход причалил к пристани. Я догадывался, что это ты сглазила ее. Я догадывался, что ты в этом замешана. Доктор Хок тоже, но он не виноват. Это ты, Лестина Кларемон, навлекла проклятье на мисс Кэтрин!

– Ох, Дядюшка Анри, не надо на меня сердиться! – взмолилась Лестина, обливаясь слезами. – Я люблю мистера Адриена. И я умру, если он женится на этой суке.

– Это лишь глупые бредни желтомордой девчонки, – прищелкнув языком, покачал головой Анри. – Ты знаешь правила. Ты поступила плохо – плохо – и будешь наказана за это. Ты пострадаешь от своей любви.

– Может быть, тогда вы дадите мне зелье, чтобы я смогла позабыть его? – Она рухнула перед ним на колени. – Сердце мое разбито. И я не в силах перенести эту боль.

– Дитя, дитя… успокойся. – Анри положил ей на голову руку. – Я уже говорил с доктором Хоком, и мы так и не поняли до конца, что тут творится. Тогда мы спросили у лоа, они сказали нам, что мисс Кэтрин в опасности и что эта опасность не от тебя. Кто-то еще хочет ее сглазить.

– Но кто же? – Лестина подняла голову.

– Мы не знаем этого – пока. Может, это тот северянин, что хочет ее землю? А может быть, еще одна ревнивая женщина?

– Когда я вошел в мир духов, я почувствовал присутствие мужчины, – вставил доктор Хок отрешенным, невыразительным голосом, словно все еще не выйдя до конца из транса. – Это не был отец мисс Энсон, это другой могучий призрак, он неумолим и грозен. Он говорил со мною о предательстве и убийстве.

Лестина похолодела. Она не хотела, чтобы ее преследовали призраки, которые своими появлениями уничтожат покой в ее доме.

– Что я могу сделать? – прошептала она, молитвенно сложив руки.

– Помоги мисс Энсон, стань ее другом, и тогда все может исправиться.

– Но как я смогу это сделать? – Она нетерпеливо тряхнула волосами. – Вы просите слишком многого.

– Дитя мое, разве ты не знаешь, что любовь – самая могучая сила на земле? Она может связать по рукам и ногам даже старого Барона! Я не говорю о той похотливой страсти, что ты питаешь к мистеру Адриену, а о настоящей любви. Той, которую я чувствую к тебе, к мисс Энсон – ко всем, населяющим этот прекрасный Божий мир.

– Но ведь вы – жрец Вуду. Как же вы можете говорить о божественной любви?

– Я к тому же и добрый католик. Я слушаю мессы. Я молюсь Пресвятой Деве. И я не вижу, почему этому может повредить вера, которую мои предки привезли с собою из Африки. Я не путаюсь с черной магией и не приношу никому вреда. А вот ты решилась солгать, чтобы уговорить доктора Хока сделать тебе сглаз, ведь он тоже не черный маг.

Лестина опустила голову и покраснела. Она действительно солгала, заверив этого индейца, что ей изменил ее суженый и что та женщина, которая увела его, – ужасная ведьма.

– Простите меня, – еле слышно прошептала она. – Что я могу сделать, чтобы вам помочь?

– Кто-то плетет сети ванга. Мисс Кэтрин плохо чувствует себя, и у нее испуганный взгляд, который мне не нравится. Нам надо узнать, кто делает это, разрушить его чары и уничтожить его власть. Она показала мне амулет, который ей дала на рынке старая Заза. Мистер Адриен и мадам Джордан сказали мисс Кэтрин, что это талисман на удачу. Но это не так. Это был грис-грис с приворотным зельем. И когда он попал к ней, она безумно влюбилась в мистера Адриена. И она отдалась ему – не только тогда, но и много раз после этого. Мой племянник, Ти-Жан, видел, как она выходила из его спальни. Может быть, они добавляют ей в питье некие травы, чтобы усилить ее любовь. К этому прибегают многие.

– Но зачем? – Лестину резануло ножом по сердцу видение слившихся в объятиях Адриена и Кэтрин, однако гнев и любопытство все же оказались сильнее.

– Она богата. Деньги всегда лежат в корне зла, дитя.

– Хорошо. – Лестина с трудом поднялась с колен. – Я постараюсь. Я не хочу, чтобы призраки преследовали меня. Но, пожалуйста, Дядюшка Анри, сделайте для меня талисман против любви! Я больше не хочу любить мистера Адриена. Я хочу освободиться от него.

– Я что-нибудь приготовлю до завтра, – снисходительно улыбнулся Анри. – Ты слишком хороша для него. А он – нехороший, и это факт. Бог да пребудет с тобою, дитя.

Письмо из Риллингтона довело Кэтрин до слез. Не оттого, что в нем содержались плохие вести. Даже совсем наоборот: миссис Даулинг, наряду с советами по поводу предстоящего начала семейной жизни, сообщала, что у них только что кончилось лето, и что было оно хорошим, и что в церкви был устроен чудесный праздник, а ее земляничный джем выиграл первый приз. Были новости и про Бет Карпентер: она обручилась с фермером, которого Кэтрин хорошо знала – вполне порядочный вдовец, готовый взять ее вместе с ребенком, которого он будет воспитывать вместе со своими сыновьями и дочерьми. Книга Джона Энсона вот-вот выйдет в свет, и лорд Бутлейг обещал выслать Кэтрин несколько экземпляров.

«Наверное, Сомерсет сильно изменился за это время. А я утратила свою невинность, – горько подумала Кэтрин. – Адриен развратил меня, если только любовь может развращать. О, я знаю, что счастлива была отдаться ему, однако во всем этом есть еще какая-то непонятная мне, темная сторона, о существовании которой я бы вообще не хотела знать. Эти странные случаи, когда я спала с ним в одной постели и мне привиделись всякие кошмары, столь похожие на то, что потом я увидала в павильоне. Они испугали меня, я растерялась и едва стала узнавать Адриена.

Не то чтобы я успела вкусить с Древа Познания, однако мне уже точно не быть прежней Кэти, довольствовавшейся простыми радостями жизни в Риллингтоне. Конечно, когда я приеду туда, я постараюсь, чтобы все шло как и прежде, однако вряд ли это возможно – что-то невозвратимо уничтожено во мне».

Филлис доставила письмо, когда пришла пожелать Кэтрин доброго утра. На подносе лежало еще одно послание. Прочитав все, что написала ей миссис Даулинг, Кэтрин вскрыла второй конверт. Почерк был ей незнаком: угловатый и резкий, он свидетельствовал о нетерпении и спешке писавшего. Оказалось, что письмо от Деклана Уокера и он просит ее встретиться с ним, поскольку хотел бы обсудить с ней очень важные вещи. Он остановился в отеле Св. Карла. Кэтрин поколебалась в нерешительности, но потом все же выбросила письмо. Наверняка он попытается опять отспорить у нее землю. А эту тему лучше всего предоставить обсуждать адвокатам.

Приготовления к свадьбе шли полным ходом, в доме суетились толпы модисток, сапожников, перчаточников, ювелиров, торговцев всех пошибов, возраста и национальности. Причем гардероб, достойный особы королевской крови, предполагалось создать не только для Кэтрин, но и для мадам Ладур и Элизы также. Стоит ли упоминать о том, что для всех слуг в доме и вне его были пошиты новые ливреи, а поставщикам провизии и музыкантам сделаны особые, невиданные заказы.

«Пожалуй, свадьба – это крайне утомительное мероприятие», – решила Кэтрин, окончательно измотанная этой суетой, которая продолжалась вокруг нее и днем и ночью. Хотя жара в городе немного спала, воздух по-прежнему был влажным и душным, и в потемневшем небе то и дело полыхали молнии. Адриен по большей части отсутствовал, однако неизменно сопровождал Кэтрин на всех светских раутах, которых было так много в это время года. На каждый из них требовалось надеть совершенно новое платье и пользоваться услугами неизменного Поля Сореля, который практически поселился в Бовуар-Хаусе. Это женоподобное создание часами возилось с прическами мадам и Элизы. Правда, и Кэтрин он удостоил парой щелчков ножницами, подравняв ей концы волос.

– Филлис, я так устала от всего этого! – воскликнула она, швыряя клочки письма от Деклана Уокера в корзину для бумаг. – Я уже не могу дождаться, когда наконец мы поженимся, у нас с Адриеном начнется медовый месяц, и мы сможем отделаться от всех этих ужасных людей.

Адриен, по рекомендации матери, выбрал путешествие в Париж, хотя Кэтрин предпочла бы скорее Италию. Как бы то ни было, сама перспектива такого длительного путешествия уже приводила Кэтрин в изнеможение. «Отчего я постоянно чувствую себя такой усталой?» – гадала она, решив обратиться за советом к врачу.

Ее свадебное платье и большая часть остального гардероба были заказаны у мадам Дюлак, однако Кэтрин, еще не окончательно утратив свой бунтарский дух, обратилась все же и к Жаклин Ламарк. Мадам Ладур это пришлось совсем не по вкусу.

– Но, chérie, ты должна понимать, что мы, креолы, предпочитаем пользоваться услугами заведений, которыми владеют француженки, – произнесла она своим непререкаемым наставительным тоном. – Насколько мне известно, хозяйка Салона Ламарк – цветная женщина. Мы оба – и Адриен и я – будем счастливы, если ты не станешь появляться даже поблизости от этого магазина.

– А американки в восторге от нее, – упрямо возразила ей Кэтрин.

– Ха, американки! – небрежным жестом отмахнулась от этих ничтожеств Мадлен.

И вот теперь, поднявшись и одевшись, Кэтрин велела Филлис приготовить накидку и шляпку, замыслив бунт. Ей нравилась Жаклин Ламарк, и она была в восторге от ее моделей. В них чувствовались и вкус и воображение, тогда как творения мадам Дюлак были скучны до отупения. Зная, что этим утром Элиза с мадам Ладур будут наслаждаться нежными хлопотами Поля Сореля, Кэтрин составила свой план.

И вскоре она уже ехала по мокрым улицам в направлении площади Джексона. Салон Ламарк занимал торговые ряды возле Понталба Билдингс. На его уютном фасаде блестели стеклами два окна, расположенных по бокам от выкрашенной в зеленый цвет двери. Когда Филлис распахнула ее перед Кэтрин, зазвенел колокольчик, говоря об их появлении. Жаклин, уже поджидавшая ее, вышла из своей рабочей комнаты навстречу. Это была весьма изысканная дама с фигурой Юноны, кожей цвета кофе со сливками, каштановыми густыми волосами, уложенными по последней моде, и теми восхитительными зелеными глазами, что так часто встречаются у людей со смешанной кровью.

– Мамзель Энсон! – воскликнула она, и тут же перешла к делу: – Это ткань только что доставлена из Франции. Я еще никому ее не показывала, придержала для вас. Цвет просто превосходный. Взгляните! – И она достала с полки рулон ткани, которую одним Ловким движением раскинула на прилавке красного дерева.

– Он красивый, – согласилась Кэтрин, с улыбкой прикоснувшись к синему шелку шифона, и добавила: – А вы подготовили новые модели?

– Конечно. – И Жаклин показала ей целую кучу набросков.

Творческая натура, она прекрасно знала свое дело, разбираясь в особенностях всех доступных ей материалов: кружев, парчи, пушистого бархата и тонкого шелка, скользкого атласа и прочего, из чего возникали ее чудесные платья.

Она на славу потрудилась при создании этого магазина: долгие годы ей приходилось шить для других модисток, пока вдруг не пришла удача, и у Жаклин появилась возможность открыть свой магазин, которым она заслуженно гордилась. В салоне были устроены альковы, где за занавесками могли переодеться для примерки покупатели, а в задней комнате, полной воздуха и света, споро работали белошвейки, чей смех и щебетание напоминали птичий гомон, в то время как их проворные иголки пришивали аппликации, или вышитые вставки, или стеклярус, или жемчуг на платья, становившиеся от этого еще красивее.

– Какой бесподобный материал, – раздался голос за спиной Кэтрин. Она обернулась и увидела стоявшую за нею женщину. Она показалась Кэтрин красивой и элегантной. Кэтрин любовалась черными волосами, черными глазами и бледной кожей. Интересно, она француженка или, возможно, испанка?

– Ах, доброе утро, мамзель Кларемон, – улыбнулась Жаклин. – А ну-ка, проявите ваш вкус и воображение. Как вы считаете, этот синий цвет подойдет мамзель Энсон?

– Определенно, – отвечала Лестина. – Он так похож на цвет ее глаз.

«Она милая, – думала Лестина, с трудом удерживая волнение. – Ах, какая же она милая. Адриен, я теряю тебя!» – И она невольно прикоснулась к груди. Там она спрятала амулет, который сделал для нее Анри. Он должен был избавить ее от любви, и ей казалось, что он уже начал действовать. Теперь, когда к ней приходил Адриен, она не воспламенялась, а была хладнокровна и рассудительна, легко разгадывая все его уловки. Правда, любовная рана все еще оставалась в ее душе, хотя и болела теперь не так сильно.

– Как вы добры. – Кэтрин улыбнулась, чувствуя себя счастливой в обществе этих простых милых женщин, так отличавшихся от спесивых надутых креолок, с которыми ей в последнее время только и приходилось общаться.

– Мамзель Энсон скоро выйдет замуж, – продолжала Жаклин, отодвигая шифон. – И это станет частью в ее приданом – я думаю, вечерним платьем. В нем вы можете отправиться в парижский оперный театр, мамзель.

Она приказала, чтобы принесли кофе с пирожными, и какое-то время они просидели в гостиной Жаклин – она жила прямо над магазином. Все это время они оживленно болтали, и Кэтрин вдруг обнаружила, что то и дело смеется от души – чего с нею не случалось уже давно в последнее время. Даже Филлис, неизменно подозрительная ко всем, чей цвет кожи отличался от ее, под конец несколько ослабила бдительность и даже снисходительно кривила губы при некоторых замечаниях Лестины.

– Ох, вы только посмотрите на этот дождь, он льет по-прежнему, – пожаловалась Кэтрин, уже стоя у входа и прощаясь с Жаклин. – Меня ожидает карета. Вы позволите подвезти вас до дома?

– Благодарю вас. – И Лестина переглянулась с модисткой.

Они были подругами, и Лестина поддерживала Жаклин с самых ее первых самостоятельных шагов в бизнесе, когда та шила по ночам платья при свете свечного огарка у себя на чердаке. Когда несколькими днями раньше Лестина поведала ей свои печали, Жаклин, всегда бывшая хорошей слушательницей, мало что нашла сказать ей в утешение. Но как только стало известно, когда к ней придет Кэтрин, она дала знать об этом подруге. Повинуясь приказам Анри, Лестина привела в боевую готовность свою шпионскую сеть. И теперь Жаклин и Кандида снова хлопотали для нее, но не для того, чтобы причинить Кэтрин вред, а чтобы помочь ей.

Карета с двумя дамами вскоре достигла известного дома на улице Св. Анны, Лестина собралась выйти, но Кэтрин удержала ее за руку:

– Мы еще увидимся с вами?

– Я была бы рада. – И из-под полей изящной шляпы на Кэтрин взглянули прекрасные, но полные сомнения глаза.

– Приходите в Бовуар-Хаус. Я пришлю за вами экипаж.

– У меня есть свой, спасибо, только я не думаю, что смогу посещать вас.

– Почему же?

– Потому что я не белая. – Кривая улыбка появилась на полных, сочных губах Лестины. – И я уверена, что ваш будущий муж не позволит вам видеться со мною. – Еще бы он позволил! При этой мысли улыбка Лестины стала еще шире.

– Это же совершенно нелепо! – возмущенно воскликнула Кэтрин. – Тогда, может быть, мне лучше прийти в гости к вам?

– Об этом тут же станет известно, – отрицательно качнула Лестина плюмажем на своей шляпе.

– Тогда где? – Кэтрин твердо решила не терять эту подругу, отчаянно нуждаясь хоть в одной близкой душе.

Когда-то она вообразила, что таким человеком может стать Элиза, но та окончательно покорилась мадам Ладур. Они часами могли оставаться вдвоем, занимаясь своей бесконечной вышивкой и болтая о тех временах, когда был жив Финн Керриган и Ладуры с Арнольдами были его постоянными гостями.

Лестина назвала ей одно кафе, в котором можно было встретить людей всех рас.

– Но вы понимаете, что это не самое роскошное место, – добавила она. – Оно находится возле городского рынка. Вы смогли бы прийти туда?

– Конечно, мисс Кларемон.

– Значит, завтра утром, в одиннадцать. И пожалуйста, зовите меня Лестиной.

– Только если и вы станете звать меня по имени.

– Значит, до встречи, Кэтрин. – Лестина открыла дверцу кареты и ступила на подножку.

– До встречи, Лестина.

Возвращаясь домой, Кэтрин была сама не своя от радости, хотя и проявила достаточно осторожности, чтобы это скрыть. Впервые за целую вечность ей удалось сделать что-то совершенно самостоятельно. Правда, ей потребуется помощь, и на следующее утро она призвала Ти-Жана.

– Я собираюсь в город, – нервно сообщила она, уже облачившись в роскошный" прогулочный наряд: алый жакет, расшитую юбку с длинным «колпаком» с алыми перьями.

– Да, мисс Кэтрин, – спокойно отвечал гигант, и в его глазах мелькнула улыбка.

– Я беру с собою Филлис, а ты будешь править коляской. И тебе вовсе ни к чему сообщать кому-то, куда мы едем. – «Довольно смешно чувствовать себя такой виноватой», – подумала она.

– И куда же мы едем, мисс Кэтрин? – Невозмутимость Ти-Жана несколько успокоила ее взвинченные нервы.

– В кафе Анджелотти, – заявила она, вызывающе задрав подбородок.

– Как прикажете, мисс Кэтрин. – Ти-Жан не моргнул и глазом. – Коляска сейчас же будет готова.

«Я чувствую себя словно напроказившая школьница, – думала Кэтрин, не чуя под собою ног, Филлис едва поспевала за нею вниз по лестнице. – Как удачно, что Элиза никогда не была ранней пташкой, а мадам так набожна, что по меньшей мере целый час проводит каждое утро в молитвах. Я успею вернуться, прежде чем они меня хватятся».

Филлис, хотя и не совсем разделявшая эти восторги, тем не менее ни в чем не могла противоречить своей хозяйке, да к тому же пришла к твердому убеждению, что эти Ладуры слишком много взяли себе воли, а мадам Джордан и вовсе непереносима. И если Кэтрин угодно было решить, что она делает правильно, встречаясь с цветной дамой, то для Филлис этого более чем достаточно.

День был пасмурный, небеса стального цвета вот-вот готовы разразиться ливнем, однако улицы все равно были оживлены и полны экипажей и прохожих, которых становилось все больше по мере приближения к рынку. Ти-Жан, умелый возница, ловко лавировал на их легком экипаже в этой толчее, обмениваясь с другими кучерами шутливыми репликами на местном невообразимом диалекте. Кэтрин уже успела узнать, что он получил неплохое образование в школе при миссии, свободно читал, писал и говорил на английском, французском и испанском языках, и множестве всевозможных диалектов, специфических только для Нового Орлеана. Она всегда чувствовала себя уверенно в сопровождении его, своего могучего чемпиона.

Кафе, куда они направлялись, принадлежало итальянцу Луиджи Анджелотти. Хотя им явно брезговали высокородные франко-креолы, оно было неизменно гостеприимно ко всем, переступавшим его порог. Над дверью не было вывески, запрещавшей вход цветным, и Луиджи, подвижный темпераментный человек, не очень-то удивился, когда в его заведении появилась шикарно одетая англичанка и попросила принести ей кофе. Не вызвало в нем любопытства и то, что через несколько минут к ней присоединилась столь же красивая и роскошно одетая квартеронка.

Они заняли один из столиков возле окна, любуясь на набережную и пристань, к которой причаливали десятки пароходов, а рабочие и пассажиры сновали взад-вперед по многочисленным сходням, словно хлопотливые пчелы.

– Взгляните! Вон там – «Эйлин О'Рурк»! – воскликнула Кэтрин. – Вы обязательно должны побывать на ее борту, Лестина. Может быть, когда я вернусь из свадебного путешествия, мы отправимся в ней в «Край Света».

Лестина переждала боль, тисками сдавившую ей сердце. Этого не должно было быть. Уж не напутал ли чего Дядюшка Анри, делая ее талисман? Неужели она проклята за свою любовь? Она стянула с рук перчатки и, зажав десертную вилочку в изящных оливкового цвета пальцах, отломила кусочек земляничного слоеного пирожного. Затем она промокнула губы отутюженным душистым платочком и промолвила:

– Я очень была бы рада поехать с вами, Кэтрин, но вы ведь знаете, что это невозможно.

– Не вижу почему. – Кэтрин впилась в нее глазами. – Ведь это мой корабль и моя плантация.

– Но вы же станете женой мсье Ладура.

– И? – Кэтрин знала наперед, что за этим будет сказано, однако все еще слепо надеялась на чудо, несмотря на столь мрачное вступление.

– И он не позволит вам приглашать меня, равным образом как мы сами сейчас не позволим сидеть вашему кучеру и вашей служанке за нашим столом.

Лестина больше не должна была притворяться дружески расположенной к Кэтрин, и от этого она почувствовала себя так, словно с души ее сняли огромный груз.

Легкие брови Кэтрин сошлись вместе: она поняла, что Лестина сказала правду. Филлис и Ти-Жан автоматически устроились отдельно, поодаль от хозяйки, которая расселась тут одна, вовсю рассуждая о демократии.

– Филлис, – окликнула она, решив безотлагательно выправить эту ситуацию, – не могли бы вы с Ти-Жаном присоединиться к нам?

Удивленные, нерешительные, они повиновались, однако в итоге получилась довольно странная группа за столом: смешение стилей и цветов в одеждах, исходившие паром кофейники и крошечные кофейные чашки. «О Боже, – подумала Кэтрин. – Неужели я сделала только хуже? Они потеряют уверенность в себе. И зачем только я затеяла это?»

В кафе было полно народу, но никто не подал виду, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Из всей их четверки, пожалуй, самой эффектной фигурой явился Ти-Жан, могучий мужчина с мудрыми глазами и широкой, добродушной улыбкой. Несмотря на огромный рост, он обладал удивительной грацией, а под руководством Кэтрин успел приобрести весьма приличные костюмы-тройки, цилиндры и обувь. Превосходно вышколенный слуга – нет, больше чем слуга – телохранитель, невольно внушающий к себе уважение.

Лестина не могла не заметить его благородной осанки и изысканных манер. Однако даже теперь она задирала свой изящный носик перед человеком с кожей более темной, чем у нее, повинуясь привычке думать лишь о белых любовниках, хотя ее тронуло душевное тепло, исходившее от улыбки Ти-Жана.

Зато Филлис была совершенно огорошена.

– Мисс Кэтрин, а вы уверены… – начала было она.

– Несомненно. И пожалуйста, не переживай из-за этого. Я имею полное право позавтракать в обществе своих друзей, – твердо отвечала ей Кэтрин. «Хотя, возможно, позже об этом и пожалею», – подумала она, начиная опасаться реакции Адриена. А с другой стороны, кто он такой? Молодой щеголь, чьи собственные моральные принципы оставляют желать лучшего и чьи друзья производят по меньшей мере странное впечатление.

– И что, теперь вы чувствуете себя намного лучше? – поинтересовалась Лестина, искоса глянув на Кэтрин и понимая, какое она испытывает смятение чувств.

– Я ненавижу, когда мне пытаются навязывать чужую волю, – запальчиво заявила она и отодвинула тарелку, внезапно утратив аппетит. – Лестина, я хочу пригласить вас на свадьбу. Вы придете?

Последовала минутная пауза, пока Лестина и Ти-Жан обменялись быстрыми взглядами.

– Я погляжу, как вы выйдете из собора, если вам так хочется.

– Нет. Я не это имела в виду. Я пошлю вам приглашение по всей форме, чтобы вы были приняты в числе других гостей и потом присутствовали на приеме, – выпалила Кэтрин с диким, лихорадочным огнем, вспыхнувшим в ее глазах.

Лестина потупила взор, внимательно разглядывая свои руки, неподвижно сложенные на коленях. Наконец она покачала головой и спокойно произнесла:

– Я не могу принять ваше приглашение.

– Почему? – Кэтрин чувствовала, как слезы закипают у нее в груди. Боже, как это нечестно! Ведь на ее свадьбе не будет ни одного ее собственного гостя, кроме дяди Седрика. Тогда как родные и знакомые Ладуров будут представлены в полном составе.

– Ну неужели вы еще не поняли? – На Кэтрин снова взглянули эти прекрасные глаза. – Ведь я уже объяснила вам. Есть вещи, которые мы с Ти-Жаном не можем себе позволить. А о том, чтобы принять приглашение на свадьбу белой пары, не может быть и речи.

Кэтрин находилась на грани истерики, на нее волной накатили все несправедливости, обиды и отчаяние последних месяцев.

– Но это же глупость. Почему все так несправедливо?

– Так уж здесь повелось, мисс Кэтрин, – отвечал Ти-Жан своим звучным, мелодичным голосом. – Может, когда-то это изменится.

– Да только нам до этого не дожить, – мрачно добавила Лестина.

Наступил канун 1 ноября, канун Дня Всех Святых, Хэллоуин. В этот святой праздник жители Нового Орлеана чествовали своих предков, прихорашивая и чистя их могилы, так что все кладбища превращались в самые настоящие цветники.

Элиза так и сияла от восторга:

– Мои родители лежат вместе со своими родителями на кладбище Святого Людовика. Мы с Уорреном уже построили ограду вокруг мавзолея и отделали его мрамором. А завтра – праздник Всех Святых, и мы сделаем их могилу еще более красивой. И мы помолимся святым ангелам, чтобы они приняли наших дорогих родителей в раю на небесах. Ты пойдешь с нами?

– Да, если вы возьмете меня с собой, – неохотно отвечала Кэтрин, которой гораздо больше хотелось бы оказаться в этот день с Лестиной, которая наверняка тоже отправится на кладбище. – Но ведь мистер Керриган похоронен в «Краю Света». Было бы гораздо логичнее, если бы я отправилась туда.

– Не беспокойся. О его могиле кто-нибудь обязательно позаботится. Я думаю, Хэл Дагган все устроит. Он ведь был так предан нашему старичку. – В голосе Элизы послышалась язвительность, но Кэтрин не могла бы объяснить причину этого.

Утро было погожим, теплым и сухим, небо расчистилось, и солнце сияло вовсю. Экипаж Кэтрин, в котором разместились она сама, Элиза и Уоррен, остановился у ворот кладбища. Дорога была запружена массой сновавших взад-вперед карет и колясок. Здесь ощущалась праздничная атмосфера: все постарались нарядиться в свои лучшие одежды, а в руках держали пышные букеты хризантем и иных приличествующих случаю цветов. И такое зрелище должно было повторяться на всех до одного городских кладбищах, хотя кладбище Св. Людовика было самым старым, почетным и обширным.

После скромных английских кладбищ, к которым она привыкла, это зрелище показалось Кэтрин довольно странным. Прежде всего поражали размеры этого, по сути, города в городе: его аллеи и улицы были настолько широки, что здесь запросто мог проехать экипаж. По обе стороны дороги возвышались монументы. Возвышались вычурные и внушительные усыпальницы, возведенные на этой болотистой земле, словно небольшие особняки, замки и даже египетские пирамиды. Чаще всего встречались произведения в стиле классического Возрождения или же саркофагообразные плиты. Отличительной чертой этой похоронной архитектуры было обилие всяческих металлических украшений. И конечно, повсюду были вороха цветов: их аромат наполнял воздух.

– Вот мы и на месте. Это могила Арнольдов, – воскликнула Элиза, сверкнув глазами.

Она положила цветы между колонн, обрамлявших вход в склеп, преклонила колени и опустила голову. Уоррен встал рядом, держа в руке шляпу. Кэтрин попыталась было молиться, но смогла лишь просто думать про своего отца. Этот беломраморный некрополь не мог иметь с ним ничего общего – а равным образом и с Финном Керриганом. Она хотела бы сейчас оказаться там, возле его могилы, рядом с церковью в «Крае Света». Скорбь по Арнольдам была ей чужда. Даже Адриен вместе с матерью отправился в другой конец кладбища, где покоился род Ладуров: вдова в знак траура завесила лицо совершенно непроницаемой вуалью.

Кэтрин надеялась, что здесь она сможет повстречать Лестину, хотя тела негров и полукровок располагались поодаль друг от друга и от белых, так старательно разделенные барьерами после смерти, как и при жизни. Она не спеша пошла по аллее, где было людно, знакомые собрались в группы, болтали и смеялись, словно собирались на некую грандиозную вечеринку под открытым небом.

– Мисс Энсон. – Из-за монумента с колоннами и башнями в готическом стиле вышел мужчина.

– Что вам угодно? – Она взглянула на него и отступила назад.

– Почему вы не ответили на мое письмо? – В приличествующем случаю строгом черном костюме Деклан казался еще выше и стройнее, чем обычно.

– Уходите. Разве у вас нет понятия о приличиях? Неужели вы не способны уважать чувства скорбящих здесь людей?

– Очень немногих. – Он оглянулся с иронической ухмылкой. – Это больше напоминает парад костюмов и монументов, причем каждый стремится перещеголять всех остальных. Я что-то не вижу никого, кто проливал бы искренние слезы. А вы?

– Просто оставьте меня в покое. – Кэтрин в отчаянии притопнула ножкой. – Я не желаю с вами ни о чем разговаривать.

– А где же ваш жених? – Деклан словно и не замечал ее гнева, глядя ей прямо в глаза. Ей показалось, что у нее иссякли последние силы. Больше всего хотелось присесть где-нибудь, хотя бы вон на той скамейке под деревом. Но только не с ним – ни за что на свете.

– Мистер Ладур сопровождает свою мать. Я должна присоединиться к ним. Желаю вам приятного дня, – холодно отчеканив все это Кэтрин направилась прочь.

Деклан ловко встал у нее на пути, так что ей пришлось остановиться.

– А где мадам Джордан? – поинтересовался он, нависая над нею.

– Скорбит по своим усопшим, майор Уокер.

– Да неужели? Это по каким же усопшим, хотел бы я знать?

– Не понимаю, о чем вы. Позвольте мне пройти.

– Да послушайте же меня, вы упрямая баба! – Его глаза грозно вспыхнули. – Нам надо поговорить. Можем мы найти для этого менее людное место?

– Нет, я не желаю вас слушать. Надо полагать, это опять по поводу ваших претензий? – Его присутствие подавляло, а кроме того жара, назойливый запах цветов, смешанный с присутствовавшим здесь повсюду запахом тления, – Кэтрин почувствовала себя крайне плохо. Ей стоило больших усилий не лишиться чувств.

– Стало быть, вы полагаете неверно. Это совершенно не касается той проклятой земли, – нетерпеливо воскликнул он. – Это касается вас.

– Меня? – Она достала кружевной платочек и поднесла его к лицу, вдыхая свежий запах одеколона, которым он был надушен. Ей стало лучше.

– Разве кто-то не пытался вас сглазить совсем недавно?

– Как вы об этом узнали? – Нахмурившись, она уставилась на него. Голубые, широко распахнутые глаза, изящные дуги бровей, атласная кожа…

«Если бы она еще не была такой мегерой, какую из себя строит…» – Эта мысль непрошено промелькнула в сознании у Деклана, и он сказал:

– Слуги всегда болтают, мисс Энсон. А ведь моя плантация расположена рядом с вашей, не забывайте об этом.

– Ну, в общем, да, это был сглаз. – Она принялась крутить ручку зонтика, лежавшую у нее на плече. – Честно говоря, майор Уокер, я решила, что это именно вы хотели навлечь на меня проклятие.

Его хохот был до неприличия громким. На них стали оборачиваться.

– Уж не думаете ли вы, что я собирался убить вас из-за нескольких несчастных акров?

– Я не знаю. Я ничего толком не знаю.

– Ах, мисс Энсон… прекрасная английская леди… – прошептал он, в то время как его руки вдруг нежно погладили ее по щеке. – Вы ведь действительно ни черта про меня не знаете. И всегда во всем готовы винить меня, не так ли?

Замерев на мгновение, она все же отшатнулась от него.

– Но если это были не вы, то кто же подложил мне в постель сглаз?

– Если бы это был я, то я подложил бы вам в постель кое-что побольше сглаза. Я бы подложил самого себя!

– Ах, вы просто невыносимы! – вскричала она. Но он уже был совершенно серьезен, и смех в его глазах сменила холодная сталь.

– Я бы сказал, что есть некто, пытающийся отделаться от вас во что бы то ни стало. Возможно, это женщина. Есть кое-какие вещи, которые вам не мешало бы узнать про Элизу Джордан с ее братцем.

– Они – мои друзья, – выпалила она. – И я не желаю слушать, как вы станете злословить на их счет. – Хотя на самом деле после того случая в павильоне она не вполне была в этом уверена, однако была слишком горда, чтобы делиться своими сомнениями с Декланом Уокером.

– А как насчет почившего в бозе Финна Керригана?

– А он-то здесь при чем?

– Вам известно, как они были связаны с ним?

– Майор Уокер, осталось ли хоть одно злачное место, куда вы не сунули свой длинный нос? Мистер Керриган был добрым человеком. И я останусь навеки ему обязана. А что до Элизы с Уорреном, то я не представляю, что делала бы без них. И нечего больше об этом толковать. Прощайте!

Она резко развернулась и заспешила прочь, стараясь миновать по дороге как можно больше памятников, которые бы разделили ее с Уокером, и остановилась, лишь когда оказалась у могилы Арнольдов. Элиза тут же подошла к ней и положила головку ей на плечо.

– Вот и ты наконец, дорогая. Я и не заметила, когда ты исчезла. И даже начала беспокоиться. – В ее голосе послышались слезы. – Этот день такой грустный для меня.

К ним направлялись Адриен с мадам Ладур. Она опиралась на плечо сына, а он накрыл ее руку в черной перчатке своей рукой. «Какая трогательная преданность, – невольно подумала Кэтрин. – Как они счастливы вдвоем. И я бы отдала все на свете, только бы увидеться с отцом. У меня никого не осталось. Даже дядя Седрик покинул меня. Он кажется таким занятым все эти дни и едва уделяет мне минутку. Ну ничего. У меня есть моя подруга Лестина, и это просто чудесно. Я впервые встречаю человека, с которым так легко нашла общий язык».

Адриен все еще был далеко, когда в конце соседней аллеи Кэтрин заметила Лестину. Она замахала рукой, стараясь привлечь к себе внимание. Элиза проследила за ее взглядом и поинтересовалась:

– А это кто же такая, моя милая?

– Моя подруга. – Кэтрин высвободила свою руку и направилась туда, где Лестина расставляла в урне цветы.

Однако не успела она сделать и двух шагов, как ее перехватил Адриен, да так грубо, что она едва не упала:

– Куда ты?

– Поздороваться с Лестиной Кларемон. – Она попыталась освободиться, но без успеха.

– Откуда ты ее знаешь? – Он впился в нее глазами, нервно вздернув голову.

– Мы познакомились у моей модистки. – Она набралась храбрости и не опустила глаза. Конечно, его недовольство не было для Кэтрин неожиданностью, но она не думала, что дело дойдет до такой вспышки ярости.

– Ты не должна иметь с нею никаких дел! Я запрещаю тебе! Неужели у тебя нет чувства приличия?! Что она успела тебе наговорить?!

– Ничего особенного. Да в чем дело? Это же просто смешно, Адриен. Она мне нравится. И ты не можешь запретить мне с нею встречаться. – Поначалу она растерялась и даже не поверила своим ушам, однако вслед за тем в груди ее закипела обида и гнев.

– Не могу запретить? Это мы еще посмотрим. – Его рука словно тиски сжала ей локоть, и он силой повлек ее прочь.

– Лестина! Лестина! – громко окрикнула Кэтрин, не заботясь о том, что окружающие обращают на них внимание.

Лестина услышала ее, одним взглядом оценила ситуацию и нерешительно повернулась к ней спиной. Что бы она сейчас ни сделала, Кэтрин от этого стало бы только хуже.

– Видала? Она знает свое место! – рявкнул Адриен. – А тебе самое время узнать наконец свое!

– Лестина… – прошептала Кэтрин, и желание битвы тут же покинуло ее. Она сникла в руках Адриена, позволив тащить себя, куда ему будет угодно.

– Адриен, я надеюсь, что ты не был чересчур резок с нашей милой девочкой? – заворковала Мадлен Ладур, обнимая Кэтрин за талию. – Ведь она просто пока не совсем разобралась в наших обычаях. Ты должен быть терпим.

– Да, maman, – пробурчал Адриен.

– Почему бы вам не поцеловаться и не забыть об этом? – игриво предложила она. – Молодые люди всегда так – то дуются, то целуются. Ах, как я вам завидую! Как это мило – быть влюбленными!

Адриен машинально чмокнул Кэтрин в щечку, а она стояла неподвижно, ни отвечая ему, ни избегая его. Ее больше волновал вопрос, отчего же Лестина не пожелала с нею знаться. Был ли то страх? Или привычка? Или просто неприязнь к белым, пустившая в ней глубокие корни? «Я должна ей написать, – думала она. – Филлис сможет доставить письмо к ней домой. Это еще не конец. Это не может так кончиться. Я не позволю!»

Позднее, когда все дневные хлопоты были уже закончены, Кэтрин поднялась в кабинет в Бовуар-Хаус и подошла к портрету Финна Керригана. Вокруг царила ночная тьма, в которой еще громче раздавались кваканье лягушек и треск цикад. На Кэтрин навалилось чувство одиночества, оторванности от жизни. Ну что, скажите на милость, делает она в этой чужой стране? Внезапно накатившая грусть вызвала слезы у нее на глазах.

– Я теперь совсем не уверена в том, что вы облагодетельствовали меня, оставив мне все свои деньги, – громко обратилась она к полотну, и нарисованные глаза, казалось, отвечали на ее взгляд, словно ее слова были услышаны. – Это какой-то странный мир, и вряд ли я способна его понять, – продолжала она. – Эти их правила, их предрассудки, их постоянные преграды в определенных областях. Это так трудно для меня. И я хочу вернуться домой.

– Что? Покинуть Адриена, своего милого креола? Ты ведь не собираешься на самом деле так поступить, не правда ли?

Было ли это плодом воображения или ирландец и в самом деле заговорил с нею? Кэтрин сосредоточилась, стараясь услышать и понять мысли, которые как бы излучались этим портретом.

– Я люблю его. Я люблю его, – твердила она вслух, словно фразу из катехизиса.

– Ах, какая пылкость! Однако звучит фальшиво.

– Неправда! И я выйду за него замуж через две недели. Теперь этого уже не предотвратить!

– А вот это зависит только от тебя. Не кляни меня потом, если окажешься несчастной.

Голос умолк, и в кабинете наступила оглушительная тишина. Кэтрин без сил рухнула в кресло, которое, судя по его обшарпанному виду, было любимо его прежним хозяином больше других. Она глубоко задумалась, погрузившись в своего рода медитацию. В личности Керригана оставались некоторые грани, покрытые завесой тайны. И почти не осталось его личных вещей, которые так же могли бы многое рассказать о своем хозяине. Ни одного письма или дневника – ни клочка бумаги не оказалось в его столе, чтобы Кэтрин смогла нарисовать себе его истинный портрет. Смутные слухи да мнения самых различных людей – Анри, Даггана, Селесты, обрывки, подброшенные Элизой с Уорреном. Но ведь должен же быть кто-то, кто знал бы его толком.

И тут у Кэтрин в памяти всплыло имя. Она вспомнила тот день на болоте, когда путешествовали с Хэлом. Он еще говорил тогда:

– Он хотел дать образование этим людям. И даже нанял учительницу для школы, мисс Марту Саутли. Она потом вернулась в Орлеан.

Вот оно! Кэтрин вскочила. «Я отправлюсь повидаться с нею. У кого-нибудь в доме наверняка есть ее адрес. Спрошу у Селесты».

Экономка не обманула ее надежд. Да, она знакома с мисс Саутли и знает, где та живет. Совсем недалеко, на Конти-стрит. Элиза проводила ночь на Рю Рояль с мадам Ладур, так что было нужно лишь приказать Ти-Жану приготовить пораньше коляску и позвать Филлис в качестве компаньонки. Эту ночь Кэтрин спала как убитая, а утром встала свежей и полной решимости.

Селеста предупредила, что дом мисс Саутли является также и школой, и оттого Кэтрин испытала легкий трепет, поднимаясь на крыльцо изящной виллы, окруженной ухоженным садом, отделенным от улицы узорной железной решеткой.

На стук открыла улыбчивая горничная в опрятном батистовом платье и с наколкой на голове. Кэтрин протянула ей свою визитную карточку, и ей предложили подождать на скамейке в холле. Несколько детишек сунули свои любопытные носы в приоткрытые двери и принялись толкаться и хихикать, и Кэтрин успела заметить, как они дружелюбно общаются между собой и что кожа у них самых разных оттенков.

Обстановка в кабинете Марты Саутли была весьма деловой, хотя и не лишенной некоторой роскоши и комфорта. Здесь оказалось полно книг, на стенах висели картины, а большой камин сулил тепло и уют долгими зимними вечерами, когда возле него рассядутся учитель и его ученики, и завяжется живой разговор, и начнется обмен идеями и споры – о, как Кэтрин любила когда-то проводить так время!

Она поймала на себе изучающий пристальный взгляд живых серых глаз. Весь облик Марты, ее волевое лицо вызывал доверие, а манеры были достойны самой изысканной леди. Никакого намека на занудство синего чулка. Она была облачена в прямую темную фланелевую юбку, туго перетянутую ремнем с серебряной пряжкой, мягкий воротник ее белой блузы опускался на пышное кружевное жабо, а пышные каштановые волосы лишь слегка удерживались гребенками – видимо, у нее была привычка распускать их, чтобы иметь возможность пробежаться по ним руками во время оживленных интеллектуальных или политических споров.

Ее возраст было определить трудно. Что-то между тридцатью и сорока.

– Чем могу служить вам, мисс Энсон? – начала она. – Вы, наверное, ищете работу? Сожалею, но не могу вас принять. Мои средства весьма ограничены.

– О нет, хотя должна признаться, что с удовольствием бы стала работать у вас, – произнесла Кэтрин с ответной улыбкой.

Повстречаться хоть с кем-то, не обремененным опасениями о светских приличиях, было равносильно глотку свежего воздуха. Марта Саутли явно не вращалась в высшем свете – было невозможно представить себе, что она станет терпеть общество занудных креольских дам, способных заинтересоваться лишь платьями, сплетнями да кавалерами.

– Ну тогда вы, наверное, знаете ребенка, которому необходимо дать образование? Или – смею ли я надеяться, что вы пришли предложить поддержку для осуществления одной из тех задач, которые ставим перед собою мы с несколькими проверенными друзьями. – И в глазах у Марты зажегся фанатичный огонь. – По вашему виду я могу судить, что вы – женщина состоятельная, а наше общество крайне нуждается в срочных реформах. Нам надо строить больницы, школы и приюты для одиноких женщин и детей независимо от их происхождения и цвета кожи.

– Вы ведь англичанка, не так ли? – спросила Кэтрин, уловив в ее произношении кое-какие оттенки.

– Совершенно верно. И вы тоже, мисс Энсон. Как же вы оказались в Новом Орлеане?

– Я приехала сюда, когда стало известно, что я – наследница мистера Керригана.

– Финна Керригана? – На лице Марты застыло удивление.

– Вот именно. – И Кэтрин принялась разъяснять, как и почему она добралась сюда, в Америку.

Марта слушала не перебивая, и лишь когда Кэтрин умолкла, чтобы перевести дыхание, вставила:

– Это необычная история, мисс Энсон. Но я не могу сказать, что она сильно меня удивила. Мистер Керриган был весьма разносторонней личностью – удачливый в бизнесе, временами щедрый, временами склонный к необъяснимым поступкам.

– Вот почему я и пришла к вам, – с чувством произнесла Кэтрин, облокотившись на стол и подавшись навстречу Марте. – Хэл Дагган говорил, что вы его знали. И я хочу узнать о нем как можно больше. Вы работали вместе с ним над проектом образования для его рабов, который пришлось вскоре прикрыть.

– Так оно и было. Мне пришлось уехать оттуда, однако когда я поселилась здесь, именно мистер Керриган купил для меня этот дом. Поначалу я брала к себе только свободных цветных детей, но постепенно стала принимать и белых тоже: итальянцев, ирландцев – всех, кто постучится в мою дверь, в том числе и негров. Это – многонациональная школа, и здесь оценивают не происхождение и цвет кожи, а только собственные способности детей.

– Я так и знала: он был добрым и справедливым. И мудрым. – Кэтрин почувствовала огромное облегчение, считая возможным отбросить хотя бы часть своих сомнений.

– Он был таким… в большинстве случаев. – Марта заколебалась, стоит ли ей продолжать, не желая разбивать иллюзии Кэтрин.

– Вы о чем-то умалчиваете. О чем же? Это ведь не может быть чем-то неприятным? – «Боже, пожалуйста, сделай именно так», – взмолилась Кэтрин.

– Он любил пожить всласть, моя милая. – Марта извиняюще улыбнулась и сделала неопределенный жест руками. – Вы понимаете, о чем я толкую? Он ни в чем себе не отказывал: шла ли речь о роскошной жизни, о лошадях, о необыкновенных чудо-кораблях… или о противоположном поле.

– Волокита? – Преклонение Кэтрин перед ним слегка поколебалось. И все же она не хотела сдаваться. Вы хотите сказать, что у него были любовницы? Пожалуйста, не беспокойтесь, что оскорбите мои чувства. В последнее время я лучше узнала привычки света. Мой дядя, лорд Седрик, тоже любит женщин. А креольские мужчины, похоже, только и думают, что о любовных интригах.

– Вы уже испытали на себе их обаяние? – Марта чувствовала, что за этим что-то кроется.

– Я помолвлена с одним из них, мисс Саутли, – зарделась Кэтрин.

– Так скоро? И кто же он, позвольте вас спросить?

– Адриен Ладур. Вы его знаете?

Прошло несколько мгновений, прежде чем Марта спросила:

– Он не родственник мадам Ладур, которая некогда жила в Валларде?

– Да. Он ее сын.

Марта встала с места, подошла к окну, распахнула его и выглянула в сад, где играло с полдюжины ребятишек. Потом она опять обернулась к Кэтрин и с некоторым замешательством сказала:

– Какое интересное совпадение, мисс Энсон. Я никогда не придаю значения слухам, однако я убедилась на собственных наблюдениях, что Мадлен Ладур долгие годы была любовницей мистера Керригана.