Верный своему слову, Деклан Уокер привез из Натчеза землемера. Представители Кэтрин и сам Уокер съездили туда, где находился спорный кусок болот. Теперь оставалось лишь ждать ответа, но он запаздывал. Однако в начале осени одним прекрасным ранним утром Деклан выехал с «Ручья Делано» с полученными бумагами в портфеле.

Жара стояла ужасная. Стоило кому-то покинуть стены дома – и казалось, перед ним распахивали дверцу огромной духовки: раскаленным воздухом практически невозможно было дышать, о какой-то работе и говорить не приходилось. Оттого и встреча между враждующими за землю партиями прошла быстро.

– Я иду, – решительно заявила Кэтрин, когда Пьер доложил о визитере. – Вы и так не позволили мне поехать на болота вместе с землемером.

– Но ты была не совсем здорова. И я подумал, что мы и сами прекрасно управимся, не заставляя тебя таскаться по трясине, – возразил Адриен.

– На этот раз вам от меня не отделаться. – Она положила на стол салфетку и поднялась со стула.

– Тебе совершенно ни к чему перенапрягаться. – Он допил кофе и отставил в сторону чашку. – Предоставь это мне.

– Но ведь речь идет о моей земле, – довольно грубо напомнила Кэтрин (о чем тут же пожалела), – и я желаю знать все, что с нею связано.

Однако она ни за что бы ни призналась – даже самой себе, – что прежде всего ею движет любопытство. Хотя Деклан все лето предпочитал держаться подальше от «Края Света», она неоднократно видела его, когда отправлялась на верховые прогулки. Элиза частенько вспоминала про него и твердила, что как только это недоразумение с границами участков уладится, он станет постоянным гостем в их доме.

Он ожидал в библиотеке, пока Кэтрин спустится к нему, и вид его высокой, атлетически сложенной фигуры, облаченной в белую сорочку и узкие бриджи, не способствовал ее душевному равновесию. Обычно джентльмены не позволяли себе появляться без пиджака в присутствии дам – но Деклан стоял перед нею в одной рубашке, заложив пальцы за широкий пояс и слегка покачиваясь с пятки на носок: самоуверенный, непредсказуемый – извольте полюбоваться!

«Да он же просто головорез какой-то! – подумала Кэтрин. – Ничего удивительного, что в этих трясинах он чувствует себя как дома. Я так и вижу его во главе шайки грабителей и бродяг, как того разжалованного капитана, Джина Лафита».

Поскольку библиотека находилась в северном крыле дома, в этот час здесь было прохладнее, чем в остальных комнатах. Просторная и уютная, она служила убежищем Кэтрин в те минуты, когда та хотела избавиться от Элизы, мадам Ладур или беспрерывно толкующего о первородном грехе занудного отца Бювье. С какой радостью она обнаружила на самых верхних полках свои любимые книги! Ей нравилось взбираться к ним по винтовой лестнице, садиться на узенькой металлической галерее так, что ее ноги болтались в воздухе, и без помех наслаждаться романами Дюма или стихами лорда Байрона, этими мрачными, грозными виршами, порожденными зачастую больным воображением. Почему-то она была убеждена, что сам Керриган отродясь не был заядлым читателем. Возможно, эта библиотека досталась ему вместе с домом от прежних владельцев – или же он устроил ее сам для показухи. Словом, независимо от их происхождения, эти книги стали спасением для Кэтрин в огромном суматошном доме.

Деклан, чьи мысли все еще витали вокруг состоявшейся здесь встречи с Элизой, не стал затягивать дела. Он положил на затянутую зеленым сукном поверхность монументального письменного стола заключение экспертов, развернул скатанный в рулон план участка и прижал его углы тяжелыми пресс-папье из литого стекла.

– Судя по всему, мои претензии обоснованы. Вентнер разделил болото пополам.

Седрик и Пейр склонились над картой, изучая тонкую пограничную линию. Адриен небрежно взял письмо, взглянул на него и отшвырнул на край стола:

– Ваш Вентнер – мошенник. Сколько вы заплатили ему за эту ложь, Уокер?

– Мне не нравится этот тон, Ладур, – вскинул голову Деклан. В его глазах полыхнуло пламя гнева. – Вентнер – честный человек, а вы – просто дурак, раз думаете, что я пытался его подкупить.

– Это я-то дурак?! Черт, я действительно дурак, что поверил вам! – Адриен стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Если бы их не разделял массивный стол, он, наверное, вцепился бы Деклану в глотку.

– Джентльмены, джентльмены, пожалуйста, следите за собой, ведь здесь присутствует дама. – Пейр нервно забарабанил пальцами по столу и оглянулся на Седрика в поисках поддержки.

– Вот именно, – пробасил Деклан мрачно, с издевкой смерив Кэтрин с головы до ног. – И она – владелица «Края Света». По сути дела, оно касается лишь нас двоих, и никого больше. Что вы на это скажете, мисс Энсон?

Она было открыла рот, чтобы сказать, что, на его счастье, приложенная карта не оставляет никаких сомнений в том, что Керриган в свое время захватил землю Деклана. Это открытие неприятно поразило Кэтрин, всей душой ненавидевшую любую несправедливость. К тому же было так жарко, что совершенно отпадала охота спорить – да и в конце-то концов, что такое эти несчастные несколько акров?

Но прежде чем она успела высказать все это, Адриен выскочил вперед, его темные глаза метали молнии.

– Это и мое дело также, Уокер. Весьма скоро «Край Света» буде принадлежать мне. Вы что, забыли, что мы с Кэтрин в ноябре поженимся?

Деклан по-прежнему не сводил взгляда с Кэтрин: губы плотно сжаты, глаза холодны, как сталь. Совершенно не обрадовавшись вмешательству Адриена, Кэтрин так и вскипела гневом. Как же он смеет отвечать за нее? Она ясно читала сейчас мысли, отразившиеся на лице Деклана. Он жалеет ее, бедняжку, которая позволяет своему жениху вертеть ею, как он захочет.

Седрик, вытирая лицо носовым платком, проклинал и эту жару, и этих склочных людей с их дьявольской упрямой гордыней. Насколько он вообще разбирался в подобных делах, заключение Вентнера было абсолютно верным. Утрата этого куска трясины не отразится на благосостоянии Кэтрин и в то же время успокоит Деклана. Несомненно, что Керриган попросту отхватил себе эту землю, пока «Ручей Делано» оставался без хозяина. Было ли это порождением извечной крестьянской жадности к земле и их подспудного страха умереть с голоду, если они не смогут вырастить себе пропитание? А ведь сам Керриган, несмотря на все его богатства и роскошь, был и оставался всего-навсего ирландским крестьянином.

– Я не согласен, и я советую вам, Кэтрин, не подписывать ни одной из этих бумаг, – вскричал Адриен.

– Если вы откажетесь, я этого так не оставлю, – с холодным бешенством заверил Деклан. – И тогда все узнают, кто здесь мошенник.

– Ох, Адриен, ну какой смысл продолжать все это? – взмолилась Кэтрин, оказавшаяся между двух огней. – Какое это имеет значение? Ведь у нас и так очень много земли, если еще учесть и Валлард. Теперь, познакомившись с делом подробнее, я не могу не согласиться с его требованиями.

– Это совершенно неважно, – возразил он, стараясь вложить в свой голос как можно больше повелительных интонаций. – Если мы позволим ему отнять у нас землю, его примеру последуют все склочники в округе. Они кинутся подкупать землемеров, чтобы те по ложным бумагам помогали им обирать других плантаторов.

– Как это благородно с вашей стороны – так беспокоиться о своих соседях, – поддразнил его Деклан. – Я полагаю, это не имеет отношения к тому факту, что некогда я поймал вас на мошенничестве в карты? Вы ведь не опуститесь до столь низменной мести? Кто угодно, только не благородный мсье Ладур, не так ли?

– Я советую вам убираться, пока вас не вышвырнули силой. – Лицо Адриена побелело от гнева.

Деклан поднял с дивана шляпу и повертел в руках. Он был спокоен, хотя и полон гнева.

– И вы хотите этого, мисс Энсон? – спросил он, не обращая внимания на Адриена и обращаясь только к ней.

– Нет, майор Уокер. Я ненавижу ссоры и хочу, чтобы все оставались моими друзьями. – Она совершенно растерялась от этой стычки, мысли ее путались, и лишь одно желание было ясным: чтобы наконец умолкли гневные голоса.

– Это очень мило с вашей стороны. Я – терпеливый человек и при случае готов позабыть те оскорбления, которые мне нанесли нынешним утром. – Он поклонился Седрику и добавил: – Мое почтение, сэр, и я очень надеюсь, что вы искренне принимаете участие в мисс Энсон. – Тут его глаза скользнули по фигуре Пейра. – И вы. Конечно, вас наняли, чтобы вы делали свое дело, но все же на вашем месте я не стал бы подыгрывать избалованному недорослю, который сам еще не знает, чего хочет.

Адриен издал какой-то странный звук, а потом выпалил:

– Вы еще пожалеете об этих словах!

– Значит, мне надо получше охранять спину? – неприятно расхохотался Уокер. – О, это вполне в вашем духе – всадить кинжал между лопаток ночью на темной аллее.

– Майор Уокер, может, мы еще уладим это дело? Почему бы нам не встретиться снова в Новом Орлеане? Попозже, когда вы будете не так заняты сбором тростника. Например, пообедаем вместе у Антуана? – предложил Седрик таким светским, легким тоном, словно речь шла о погоде.

И Деклан не мог не отдать должного этому прирожденному английскому джентльмену, спокойному, сдержанному, неизменно вежливому. Он был бы превосходным товарищем в бою: никогда не теряет головы, хладнокровен под обстрелом – на мгновение стойкий северянин и впрямь пожалел, что им не пришлось вместе сражаться.

– Я сделаю для этого все возможное, если вы полагаете, что таким образом мы разрешим недоразумение, – отвечал он, невольно сравнивал хладнокровие Седрика со своей выдержкой. – Однако мистер Ладур жаждет битвы – по крайней мере, мне так показалось.

– Да что мы теряем попусту время? Нам не о чем с ним больше говорить! – высокомерно вставил свое слово Адриен.

Деклан решил больше не обращать на него внимания, словно это была какая-то надоедливая муха, не более. Его глаза снова остановились на Кэтрин.

– Значит, снова придется обращаться к адвокатам. Вы хотите этого, мисс Энсон? Набивать им карманы? Ведь до сих пор именно этим мы и занимались. Поверьте мне, они одни выиграют в том случае, если делу дадут законный ход.

– Не связывайся с ним больше, Кэтрин. – Адриен взял ее за руку и покровительственно привлек к себе. – Тебе нельзя так утомляться, mon trésor. Вполне достаточно и того, что ты здесь присутствовала, а я бы хотел, чтобы на свадьбе моя невеста выглядела ослепительно. – Интимные нотки, которые он подпустил в свой голос, мягкой лапкой прошлись у нее по сердцу.

– Значит, это и ваше последнее слово, мисс Энсон? – не спускал с нее глаз Деклан.

– Кажется, мне придется согласиться с решением моих советчиков. – Она едва заметно пожала плечами.

– Значит, я даю делу законный ход, – заключил он. Явная жалость, промелькнувшая на прощанье в его взоре, больно ранила Кэтрин, так что кровь бросилась ей в голову.

Деклан отвесил шутовской поклон, и лакей распахнул перед ним дверь. И не подумав оглянуться на нее, он вышел прочь, и створки закрылись.

Наступил октябрь, и, несмотря на по-прежнему изнуряющий зной, плантаторы неустанно молились, чтобы осенние бури не начались слишком рано и не помешали собрать урожай. Подоспела самая напряженная пора в году – сбор сахарного тростника. Джентльмены были заняты по горло, и им было теперь не до легкомысленных развлечений. В то же время их семьи готовились к возвращению в Новый Орлеан, к началу сезона: снова откроется Французская Опера, и незамужние девицы будут выставлены напоказ в ложах, снятых их родителями. Конечно, жизнь высшего света ни в какое сравнение не шла с тем, что было до войны, приходилось платить дань жестоким обстоятельствам: будь то непомерные цены или притеснения, которым подвергались все богатые южане. Но хочешь жить – умей вертеться, и приличия должны быть соблюдены.

Мадам Ладур горела желанием поскорее очутиться в городе, чтобы закончить приготовления к свадьбе, но Кэтрин настояла на том, чтоб перед отъездом осмотреть завод по переработке сахарного тростника. И вот в одно раскаленное утро, когда небо походило на плоскую горячую сковородку, она вместе с Хэлом Дагганом отправилась в путь.

Перед нею предстало невероятных размеров здание, оснащенное всеми мыслимыми новинками техники. Керриган никогда не скупился на вложения в новейшие технологии, если впоследствии они обещали ему сверхприбыль. Хэл, сиял от гордости, словно бы он сам владел этим заводом, подробно объяснял Кэтрин тонкости процесса рафинирования, ведя ее по цеху. В воздухе стоял специфический запах, который в сочетании с дымом от горевших под чанами огней делал воздух совершенно непригодным для дыхания.

Рабочие – в основном это были негры, обученные искусству обработки тростника еще в детстве, – были обнажены до пояса. Играя бицепсами под блестевшей от пота кожей, они сгружали с повозок снопы тростника и на головах несли их в цех, где по лентам конвейера он преодолевал долгий путь превращения в сахар.

Кэтрин смотрела, как роторы размалывают стебли. Повсюду царил приторный запах сока, кипевшего в огромных чанах. Поражала взор путаница лестниц и труб, тянувшаяся на целые фарлонги во всех направлениях. Были здесь и котлы, полные до краев черной патокой, и целые цистерны с драгоценным ромом. Процесс заканчивался там, где грубый желтый песок низкого сорта или белоснежные гранулы высшего насыпались через огромные воронки в мешки, готовые к транспортировке.

– Нет ничего похожего на аромат сахара, мисс Энсон, – заметил Дагган, поставив ногу в сапоге на перила галереи, с которой они разглядывали плоскодонные охладители, в которых остывал горячий сироп. – Был один малый по имени Норберт Рилье, который в сороковые годы изобрел методику, ускорившую в десятки раз скорость кристаллизации. Кстати, он был цветным.

– Один из потомков свободных цветных? – Кэтрин продемонстрировала свое знание кастового устройства здешнего общества.

– Верно, – отвечал Дагган со своей медлительной, кривой ухмылкой. – Хотя на самом деле они никогда не были свободны по-настоящему: их не только не допускали к политике, но даже не позволяли пользоваться родным языком.

– Но ваше правительство все это изменило? – Ее вопрос прозвучал резко из-за сквозившей в нем иронии.

– Сдается мне, что только человек с набитой мошной может стать действительно свободным, мисс Энсон. – Его улыбка стала еще более кривой. – Вы-то должны это знать.

– Думаю, что почувствовала это… однажды. – Кэтрин держалась за его локоть, пока он помогал ей спускаться по решетчатой лесенке на землю.

Он удивленно воззрился на нее, когда они выбрались на воздух, на тропинку, проходившую между двумя полями. Здесь не было ни души и не было слышно ни звука – кроме отдаленного шума завода.

– Что-то я не понял. Ведь вы одна из самых везучих девиц в округе, не так ли?

Она вздохнула, изнемогая под гнетом ужасного зноя, теряя последние силы, припасенные для возвращения в город. Одно обсуждение способа путешествия едва не довело ее до обморока. Пароход или поезд? Что им следует предпочесть? А кроме того – смущавшая ее назойливость Уоррена, попытки во все вмешиваться Элизы (постоянно дававшей ей понять, что она никудышная хозяйка) и поведение Адриена, разжигавшее в ней страсть. Все это никак не способствовало ее хорошему самочувствию.

– Везучая? Наверное, да, – неуверенно отвечала она, покачивая над головой развернутым зонтиком, шагая в ногу с управляющим. – Однако в моей родной деревне жизнь была такой мирной, спокойной. С тех пор, как я попала сюда, я еще ни минуты не чувствовала себя хорошо.

– Это, несомненно, из-за жары, мэм. Не беспокойтесь, скоро начнутся дожди и станет сыро, а в январе так даже и прохладно.

– Да, конечно, это жара, но есть и другие вещи. К примеру, эта свара с майором Уокером. – Она так и не смогла полностью оправиться после сцены в библиотеке и до конца простить Адриену то, что он низвел ее до положения влюбленной дурочки, готовой подчиниться любому его приказу беспрекословно. Она ведь никогда не была такой на самом деле!

– Похоже, он чересчур далеко высунул свой нос. – Они уже почти подошли к дому, и Хэл старался идти помедленнее, приноравливаясь к ее шагам.

– А вы с ним знакомы? – «Интересно, отчего всякий раз, как упоминается его имя, я чувствую это стеснение в горле?» – гадала она.

– Ну, как вам сказать, мисс, пожалуй что так. Не то чтобы очень близко – если вы понимаете, о чем я толкую, – да и воевали мы с ним по разные стороны окопов, но это не имеет значения. – Несмотря на изуродованное шрамом грубое лицо, Кэтрин ощущала присущий Хэлу добродушный юмор. – А вам хотелось бы о нем поговорить? Вы позволите мне закурить?

Она кивнула и остановилась под кроной дуба. По лицу и рукам струился липкий пот, и передышка в тени была так приятна. Он извлек из кармана засаленный кисет и ловко скрутил сигарету – от курения указательный палец на его правой руке стал совсем бурым.

– Так что же вы хотели мне сказать? – не выдержав, спросила Кэтрин, видя, что Хэл, наполнив легкие едким дымом, готов погрузиться в грезы.

– Да ничего особенного, мисс. Разве только, что он хорошо обращается с рабочими – нет, не подумайте, что он распустил их, не то. Да и в делах тоже – его репутация без пятнышка. И коли он говорит, что это его земля, я готов поставить пенни против доллара, что он прав. – Он прищурился и неторопливо окинул ее взором. – Почему вы не хотите отдать ее ему?

– Мистер Ладур говорит, что я не должна этого делать, – отвечала Кэтрин, рисуя узоры кончиком туфельки в пыли на тропинке.

– А вы разве обязаны ему подчиняться? – Хэл в последний раз глубоко затянулся, бросил окурок на землю и затоптал. Выходя из-под тени дуба и направляясь к дому, он снова искоса окинул ее взглядом. – А я-то всегда думал, что английские девицы имеют большой гонор и не позволяют мужчинам помыкать собою.

Ну вот, опять это неприятное упоминание о том, что теперь она не свободна в своих поступках. Даже ее собственный управляющий попрекает ее этим. Кэтрин вернулась домой, совершенно упав духом. Она чувствовала, что делает что-то не так. При этом она не смогла бы сказать, что же именно, – просто это было своего рода предчувствие.

Она пропустила время ланча, но Анри быстро исправил положение, и она уселась перед полной тарелкой на свой любимый стул, наблюдая за тем, как он готовит обед. Они больше не обсуждали подложенный ей сглаз, однако Кэтрин не сомневалась, что повар расправился с ним в полном соответствии с правилами Вуду. Мешочек с высушенной жабой все еще лежал в изголовье ее кровати, и она старательно соблюдала его советы, принимая ванны. Да и Филлис не дала бы ей забыть их: пыхтя и ворча, служанка тем не менее методически соблюдала все инструкции.

Но семь недель уже подходили к концу. «И что будет потом? – мрачно гадала Кэтрин. – Стану ли я снова жертвой вылезающей из преисподней нежити?»

Дом был погружен в неподвижность сиесты. Все обитатели разбрелись по комнатам – кто в одиночестве, кто парочкой, – одна Кэтрин не находила себе места. Она спустилась на нижнюю галерею и полюбовалась на пурпурные цветы гибискуса и розовые бутоны магнолии, набухавшие меж сочной тропической зелени листьев. Позванивали тонкие подвески на люстре – едва уловимый звук, рожденный легким ветерком. Сад был столь великолепен, что при взгляде на него захватывало дух. Однако, пребывая телом среди этой буйной красоты, духом Кэтрин стремилась в этот миг домой, в Англию. Ее невидящий взор скользил по чудесам чуждого ей мира, а перед глазами возникали то простая деревенская лужайка, обрамленная живой изгородью, то голубовато-серая дымка над вершинами Сомерсетских гор, то ручей под низко склонившимися ветвями ив, выбегающий на луг перед домом викария.

«Когда кончится наш медовый месяц, я обязательно уговорю Адриена поехать в Англию», – вдруг решила она и в восторге от этой идеи поспешила разыскать его.

Однако нигде в доме его не оказалось. В отчаянии она заглянула и в комнату для игры в карты, и в бильярдную, и даже в конюшни. И тут ее взгляд упал на стены павильона. Ну, конечно, как она не подумала об этом! Наверняка он укрылся там, в своей комнате в башне, развалился себе на кровати, а может, даже и сердится, что она до сих пор не вспомнила о нем!

Дыхание ее участилось, и она позабыла и про домашние неурядицы, и про Деклана Уокера, и даже о тех неудобствах и беспокойствах, которые ожидают ее по возвращении в Новый Орлеан в качестве невесты года. Усталость как рукой сняло, плохое настроение тоже. Она и не заметила, как перелетела через лужайку и оказалась в павильоне. Здесь она замедлила шаги.

«Подкрадусь к нему потихоньку, – подумала она, лукаво улыбнувшись. – И наверное, мне надо быть с ним впредь помягче. Ведь это не его вина, что он от рождения приучен делать все так, как хочет. Поездка в Англию наверняка исправит его манеры и даже слегка собьет спесь, особенно если Седрик представит его каким-нибудь своим друзьям – принцам. И моего красивого креольского мальчика быстренько поставят на место, дав ему понять, что он весьма далек от той высоты, на которую якобы был вознесен по праву рождения».

Сверху до нее донеслась музыка. Кто-то бренчал на банджо, а кто-то подпевал, не особо заботясь о нотах. Это не мог быть Адриен: у него начисто отсутствовал музыкальный слух, а голос был гораздо ниже. Так кто же это мог быть? Все еще улыбаясь, она взбежала по лестнице и распахнула дверь в его комнату.

Застыв на пороге, она ошеломленно разглядывала представшую перед нею странную картину. Шторы на окнах были плотно задернуты, и комнату освещали огоньки свечей. На банджо играл Джефф, облаченный в холщовые шаровары и свободную рубаху. За его креслом стоял тоненький стройный мальчик с кожей цвета шоколада в коротких атласных штанишках, розовых шелковых чулках, мягких туфлях без задников и украшенном самоцветами болеро. Волосы его покрывал тюрбан из золотой парчи. Кэтрин показалось, что она попала в прошлое столетие, когда богатые леди обзаводились маленьким чернокожим пажом в качестве домашнего любимца и непременного атрибута модного салона. Танцовщица в золотисто-зеленом одеянии напевала, кружась по комнате. Она была нежной и изящной, хотя плечи ее казались излишне широкими, а руки и ноги – слишком большими. Обильно накрашенная и напудренная, в пышном парике, она танцевала в ритме, который кто-то задавал, лениво хлопая в ладоши. Оказалось, что хлопает Адриен, развалившийся на диване, опираясь на локоть. Его шелковый халат был наполовину распахнут, а из-под него виднелись босые ноги. Уоррен, одетый столь же небрежно, устроился на краю кровати с колодой карт.

– У нас гости, – раздался голос Элизы, лежавшей в углу на кушетке. Когда она уселась, стало видно, что тело ее едва прикрыто несколькими полупрозрачными шалями, правда, обильно увешанными драгоценностями.

– Так-так-так. – Джефф, не прекращая играть, обернулся к Кэтрин с выражением, напоминавшим скорее волчий оскал, чем улыбку.

У Кэтрин кровь отхлынула от лица, когда внезапно с ее сознания словно сдернули вуаль, и позабытый было случай совершенно четко выплыл на поверхность. Эта комната в башне, только ночью. Адриен занимается с Кэтрин любовью, а ей кажется, что они здесь не одни. Была ли здесь тогда Элиза, или это очередной кошмар? А та высокая женщина? Кэтрин еще подумала, что она, наверное, сестра Феликса.

Но тут это изящное создание прервало танец и капризно произнесло:

– Черт тебя возьми, Джефф! Ты сбился с ритма и испортил все мое представление.

Кэтрин вынуждена была ухватиться рукой за косяк, чтобы не потерять равновесия. Это элегантное существо заговорило голосом Феликса. Оно и было им. Они что, ненормальные? Или это она сошла с ума?

– Входи же, Кэтрин, – явно развеселившись, пригласил Адриен. – Мы тут играем кое во что.

– В шарады? – Она задохнулась от облегчения. Да. Именно так. Они просто решили скрасить шарадами скучный полдень. И как только она сама не догадалась? Альтернатива этому объяснению была слишком ужасной, чтобы поверить в нее.

– Ну разве она не очаровательно наивна? – хихикнул Феликс, обнимая Джеффа за плечи. – Такая неиспорченная. Это обращает твое сердце к добру, не правда ли?

Джефф расхохотался и ущипнул Феликса так, что он взвизгнул:

– Уж не хочешь ли ты вернуть свою юность, красоту и свежесть?

– Могу я предложить вам что-нибудь? – Уоррен отложил карты и приблизился к Кэтрин. – Может быть, вы выпьете? – Он выглядел смущенным и растерянным.

– Налей ей шампанского, – приказал Адриен – волосы растрепаны, расстегнутый халат спадает с плеч. – Ты ведь останешься с нами, chérie?

– Нет, спасибо. – Она отпрянула, желая как можно скорее выбраться из этой комнаты с ее неприличной обстановкой и еще более неприличными обитателями.

Да как он только мог подумать, что она, его невеста, позволит себе то же, что и Элиза, выставляя им напоказ свое тело? Феликс, переодетый девушкой, Джефф, ведущий себя так, словно он его любовник, Элиза, наблюдавшая за всем этим со своей кривой ухмылкой. Что же это за люди? Неужели Адриен считает, что она будет смотреть на эти их безобразия сквозь пальцы, как и он сам, после того, как они поженятся?

Спускаясь бегом по лестнице вниз, она услышала, как ее зовет Адриен. В его голосе звучали гнев, однако она и не подумала остановиться и перевела дух, только когда очутилась в относительной безопасности в своей комнате. Здесь она рухнула на кровать, уткнув лицо в ладони, чувствуя себя униженной как никогда.

Но вскоре она пришла в себя, в глазах ее загорелся огонь, а руки сжались в кулаки. «Надо будет выбрать подходящий момент и очень серьезно поговорить с Адриеном, – решила она. – Он должен понимать, что коль скоро я стану его женой, – ему придется прервать такие развлечения. Феликсу с Джеффом мы укажем на дверь. Элиза с Уорреном, будем надеяться, снова отправятся куда-нибудь в путешествие. Я не хочу, чтобы эти люди были вечными гостями у меня в доме. И я не буду нуждаться в дуэнье, когда выйду замуж. Мы, может, даже сохраним хорошие отношения, но ни за что не останемся близкими подругами.

О, как же я буду рада, когда начнется наш с Адриеном медовый месяц, подальше от этих людей, которые так дурно влияют на него, подальше от его матери – подальше от Города Призраков. Тогда все будет хорошо, я верю в это. Только Адриен и я – и наша любовь».

Капитан Бейч сам спустился на нижнюю палубу «Эйлин О'Рурк», чтобы приветствовать поднимавшуюся к нему на борт Кэтрин. Пароход стоял у причала возле «Края Света», багаж уже был погружен, а целая компания важных пассажиров поднималась по сходням.

В этот раз их было даже больше, чем на пути сюда из Нового Орлеана. Вместе с Кэтрин ехал Седрик, Уоррен и мадам Ладур со своим окружением, хотя часть гостей все же предпочла возвращаться поездом. И этот всеобщий исход даже в большей степени, чем низко нависшее дождливое небо, говорил о том, что лето кончилось.

Кэтрин ощущала от этого пусть и слабое, но все же облегчение. Ее снедало беспокойство после того эпизода в башне, и она уже больше не получала удовольствия от «Края Света». Неоднократно она пыталась поговорить с Адриеном, но безуспешно. Элиза легкомысленно превращала все в милую шутку, и Кэтрин оставалось по мере возможности избегать встреч с Джеффом и Феликсом, чтобы не видеть их издевательских ухмылок.

Адриен твердо решил возвратиться в город верхом, так как побился об заклад с Джеффом, кто попадет домой первым: пассажиры парохода, поезда или же всадники на лошадях.

– Путешествовать таким образом намного удобнее, – изрекла Мадлен Ладур, воцарившись в роскошном, обставленном в стиле рококо салоне с литыми колоннами, подпиравшими потолок, чьи высокие своды напоминали церковные.

– Вполне согласен, – подтвердил Седрик, устроившись за одним из круглых мраморных столиков и подзывая стюарда. – Я всегда предпочитал передвигаться по воде, однако в Англии зачастую не бывает возможности выбора.

Он был рад снова увидеть долгий проливной дождь, который принес с собою долгожданную прохладу, однако, судя по всему, слишком надолго. Иногда он льет без перерыва, пока не начинаются муссоны, и Хэл Дагган был очень рад, что урожай тростника удалось собрать до начала дождей. «В этой стране ничто не способно вписаться в пропорции, – подумал Седрик, когда ему принесли мороженое, сдобренное невероятным количеством жирного шоколада и жареного миндаля. – Все доводится до каких-то грандиозных размеров. Шум, суета, даже сама природа способны довести человека до умопомешательства. Мне надоело быть лакомым куском для полчищ москитов».

И все же душа его была полна не только раздражением, он сильно скучал по Фени. Ему ужасно не хватало ее общества. Пару раз Седрик совсем было решался хотя бы ненадолго съездить в Новый Орлеан. Однако умудренный опытом старый ловелас всякий раз брал в нем верх, и он обуздывал нетерпение, причинившее ему столько хлопот в юности. И вот теперь он весь превратился в ожидание. Со смаком он предвкушал нынешний вечер. Она ждет его. Седрик позаботился послать заранее весточку о своем прибытии.

Ленивым оком следя за разноликой толпой, убивавшей в салоне свободное время, Седрик развлекал себя, представляя, как явится, к примеру, ни много ни мало в Букингемский дворец на роскошный королевский прием рука об руку с нею, и церемониймейстер своим торжественным басом объявит:

– Лорд Седрик и леди Евфемия Гамильтон!

Однако в его грезы ворвался совсем другой голос, с шепелявым антильским акцентом спросивший:

– Не желаете ли выпить, сэр? – Это был стюард, разносивший вина.

Деклан заметил появление на корабле Кэтрин с друзьями, когда выходил из дверей одного из многочисленных прекрасно оборудованных здесь ватерклозетов. Он постарался остаться незамеченным. Вместо того чтобы двинуться им навстречу, он отступил по короткой лестнице, ведущей в комнату для любителей карт: сугубо мужское пристанище, где могли спокойно чувствовать себя те, кто любил покурить, крепко выругаться, сплюнуть в расставленные повсюду плевательницы и попытать счастья в картах или костях.

Он возвращался из Натчеза, куда поехал, как только был собран весь сахарный тростник. Там он нанял пользовавшегося безукоризненной репутацией адвоката, не желая прибегать к услугам тех, кто подвизался в его округе. Однако вместо того, чтобы сразу отправиться обратно на «Ручей Делано», он решил сперва наведаться в Новый Орлеан, чтобы отдохнуть, сделать кое-какие покупки, побывать на скачках, посетить пару-тройку борделей – словом, расслабиться перед тяготами зимы, прежде чем вернется домой.

У него всегда хватало хлопот во время сезона дождей: надо было расплатиться с долгами, завязать деловые соглашения и прежде всего – заняться накопившимися за лето бумагами. В этом году их обещало быть двое больше из-за затеваемой тяжбы с Кэтрин Энсон, однако он испытывал странную нерешительность, так и не дав до сих пор хода делу. Эти странные ощущения раздражали его, обычно столь уверенного в себе и неумолимого, когда речь шла о его земле.

Очередная встреча с нею вызвала новую вспышку раздражения. Эта возмутительная особа ни разу даже не потрудилась скрыть свою неприязнь к Деклану. Уже оказавшись в игорной комнате, он не смог удержаться, чтобы не глянуть в широкое внутреннее окно, через которое был виден нижний салон, где она со своими компаньонами располагалась за столом. Ее блестящие волосы были убраны под модную треугольную шляпку, а платье отличалось строгостью фасона: жакет напоминал скорее мужской пиджак. И хотя она была довольно далеко от него и окружена людской толпой – ее красота поражала.

– Что это за сногсшибательное создание? – спросил мужчина, стоявший подле Деклана.

– Это владелица нашего корабля, – сухо отвечал Деклан. – Ее зовут Кэтрин Энсон.

Они познакомились с Декланом в тот момент, когда пароход отходил от пристани в Натчезе, и оба проявили готовность убить вынужденное безделье за карточным столом. Новый знакомый производил впечатление состоятельного человека, и Деклан доверял своей интуиции – одному из результатов тяжелого жизненного опыта, никогда его не подводившего. Мошенников он чуял за версту. Слишком часто на речных пароходах ему приходилось сталкиваться с благообразными типами, у которых не оказывалось и гроша за душой, когда приходило время расплатиться с долгами.

Они не представлялись друг другу по имени. По здешним обычаям этого и не требовалось – разве что приходилось прибегать к обмену долговыми расписками, а с Декланом такого никогда не случалось. Он знал, когда надо прекратить игру, и к тому же ему феноменально везло. Его противник обладал приятными вежливыми манерами, хорошей речью и был одет хотя и не роскошно, но со вкусом. Он обмолвился, что едет на деловую встречу в Сент-Луис. Красивое креольское лицо, темные напомаженные волосы, тоненькая щеточка усов над небольшим, изящно очерченным ртом, прямой нос и эти горячие карие глаза – наследство французских предков. По всей видимости, он получил образование в Париже и был хорошо начитан.

– Как это может быть? – Выражение его лица изменилось, и он пристальнее присмотрелся к Кэтрин. – Насколько я знаю, у Финна Керригана не было наследников.

– Вы знали его?

– Я был с ним знаком. Я женился на женщине, которая была его приятельницей. – Тут он неожиданно разразился горьким смехом. – Приятельницей? Нет, это слишком мягко сказано. Она была ему вовсе не приятельницей.

И в этот момент из смежной с салоном комнаты отдыха появилась Элиза. Собеседник Деклана издал странный звук – не то всхлип, не то стон – и побледнел.

– Что случилось? – Деклан подхватил его под руку, опасаясь, что тот может упасть.

– А она что здесь делает? – пробормотал незнакомец.

– Это же мадам Элиза Джордан. Она – компаньонка мисс Энсон. А в чем, собственно, дело? Вы ее знаете?

– Знаю ли я ее? Смею думать, что да. Пожалуй, мне лучше просто представиться вам. Меня зовут Рауль Джордан.

Деклан не выдал себя ни единым движением. Итак, это и есть недостойный супруг Элизы? Человек, который ее бросил. Человек, в любви к которому она до сих пор клянется. Он проводил Рауля обратно к их столику и заказал обоим по двойной порции виски.

Рауль некоторое время сидел, молча уставившись в пространство, с зажатым бокалом в руке. Каждый раз, отхлебывая виски, он вздрагивал, когда огненная жидкость обжигала его желудок. Деклан терпеливо ждал, развалясь на стуле, вытянул вперед закинутые одна за другую ноги. Хотя он курил в полном молчании, его рассудок напряженно работал.

Наконец он решился с сочувствием спросить:

– Может быть, вам станет легче, если вы выговоритесь?

– Может быть. – Рауль незрячими глазами посмотрел на него, не в силах отделаться от воспоминаний. – Однако я не обсуждал эти вещи ни с одной живой душой. Это слишком интимно, понимаете ли.

– Я и не настаиваю. Дело ваше. – И Деклан заказал еще пару виски. – Однако иногда разговор с незнакомцем, кем-то, кого вы больше никогда не встретите, может принести облегчение.

– Вы правы. Это постоянно терзает меня, мои мысли и чувства смешались в невообразимую, страшную кашу. – Рауль стукнул кулаком по столу. – Эту чертову бабу я взял себе в жены. Порочная, продажная сука! Я попал в ловушку.

«Ах, какое абсолютное несходство во мнениях, – думал Деклан с возрастающим интересом. – Элиза все время твердит, что именно она – пострадавшая сторона».

– Я знаком с мадам Джордан, – осторожно произнес он. – Кажется, она мила, и мисс Энсон доверяет ей.

– Я тоже доверял ей, – сокрушенно отвечал Рауль. – Элиза – великая актриса, мой дорогой сэр. Она лгунья и мошенница, и к тому же темперамент у нее необузданный. В первые же дни после свадьбы она показалась мне слегка неуравновешенной, однако когда я узнал все – я понял, что она просто безумна!

Он старался говорить потише, чтобы не привлечь внимания игроков за соседними столами, однако мог бы и не осторожничать. Картежники из долины Миссисипи были чрезвычайно шумным племенем: они громко спорили, обсуждая каждый ход, шлепали картами по столу и необычайно много пили. Никому и в голову не пришло присматриваться к двоим мужчинам, что-то обсуждавшим вполголоса за столиком в углу. Пароход шел своим курсом, его колеса шлепали по воде, в то время как дождь с шелестом струился по окнам. Хотя полдень едва миновал, стюарды уже принесли подставки, с которых можно было дотянуться до свисавших с потолка матовых округлых ламп и зажечь в них огонь. Из салона внизу донеслись звуки музыки – актеры начали развлекать пассажиров.

Деклан закурил новую сигару, крайне заинтригованный последним утверждением Рауля.

– Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее? – мягко предложил он.

– Я познакомился с Элизой, когда вернулся в Новый Орлеан, закончив курс обучения в Сорбоннском университете в Париже. Я попал на бал в Бовуар-Хаус, принадлежавший ирландцу. – Рауль скрестил руки на груди, а на лице его проступила душевная мука. – Элиза мне показалась самой прекрасной девушкой на свете, и я влюбился в нее.

– Она по-прежнему прекрасна, – ободряюще пробормотал Деклан.

– Да, я знаю. Когда я сегодня увидел ее, во мне снова проснулись прежние чувства. Я простил бы ее и попытался бы начать все сначала, но не могу. Она опасна, майор Уокер.

– Вы так считаете?

– О да. Я не знал этого прежде. Правда, она часто бывала груба, даже жестока, хотя потом, после свадьбы, стала вести себя осторожнее. Она обожает манипулировать окружающими. Однако не стоит чересчур строго порицать ее за эти недостатки характера. Они с братом были подкидышами – и от этого ужасного удара так и не смогли оправиться до конца, – их просто вышвырнули на улицу родственники, не пожелавшие брать на себя лишнюю обузу. Потом они познакомились с Керриганом. Он покровительствовал молодежи, был широко известен и признан как великодушный благодетель для сирот – он даже учредил для них приют.

– Значит, он не мог дурно повлиять на Элизу? На лбу Рауля проступили мелкие капли пота.

– Она осталась в его городском доме, а потом в «Крае Света». А с нею Уоррен и их друзья: Джефф Хаббарт, Феликс Колдуэлл и Адриен Ладур.

– Ладур обручен с мисс Энсон. – Деклан выпрямился на стуле, оперся локтями на стол и внимательно всмотрелся в лицо Рауля. – А познакомили их Уоррен с Элизой.

– Еще бы. Они ведь всегда и все делают вместе. Прошу обратить особое внимание: всегда и все.

– Но разве это не часто встречается между братьями и сестрами, которые были подкидышами?

Рауль горестно покачал головой. Казалось, что за время их беседы он состарился на целое столетие: краски сбежали с его лица, и жизнь покинула его.

– Хотел бы я, чтобы все объяснялось столь просто. Нет, mon ami, это зашло гораздо дальше. Я имею в виду некоторые частности. Керриган изнасиловал Элизу, когда она была маленькой девочкой. Однажды, сильно напившись, она рассказала мне об этом. Боже, как она рыдала! Я никогда этого не забуду. Попытайтесь сами, если вам угодно, представить себе трогательного ребенка, брошенного на произвол судьбы, – и сильного, властного мужчину, взявшего ее под крыло. Он был для нее божеством, она почитала его своим отцом. А он воспользовался ее поклонением и обошелся с нею так, словно она была простой наложницей.

– Он спал с ней?

– Вне всякого сомнения. И она, хотя и изнемогая под бременем тяжкого греха, все же сумела извлечь выгоду из ситуации, угрожая ему разоблачением в том случае, если он не станет удовлетворять все ее прихоти. Керриган согласился и назначил ей солидное содержание.

– Боже правый! – мрачно произнес Деклан. – И никто не догадался?

– Никто, кроме ее брата – распутного, ни перед чем не останавливающегося и непредсказуемого малого. Элиза заставила Керригана содержать и его тоже.

– Это продолжалось и после вашей свадьбы?

– Нет. К тому времени Керриган был уже тяжко болен, практически умирал. Элизе стало ясно, что пора приискать нового покровителя. И я оказался следующей жертвой, хотя и не подозревал об этом. Я думал, она любит меня.

Деклан украдкой вздохнул. Он немало поездил по свету и немало успел повидать. Какая семья не без урода? И его собственная в том числе. Да и сам он давно разочаровался в любви, стал грубым и циничным. Однако он не сдавался, он всякое дело доводил до конца и принимал людей такими, какие они есть – человеческие существа, изо всех сил барахтающиеся в этой жестокой трясине, которую почему-то принято называть прекрасным словом «жизнь». Но даже несмотря на все это, Деклан не находил оправдания тому, что Керриган учинил над доверившимися ему детьми. Это было выше его понимания.

– Наверное, к тому времени характер Элизы окончательно сформировался. Может быть, она просто была неспособна на любовь из-за подавленности всех эмоций? – предположил он.

Это как нельзя лучше объясняло то, что случилось, когда он попытался затащить ее в постель. Фригидная женщина, неспособная даже толком отдаться. Деклану стало жаль ее. Какими бы дефектами ни наделил ее Господь при рождении – а их наверняка было немало, – они умножились от того, как обошелся с нею Керриган.

– Я исполнял любую ее прихоть, я возил ее повсюду, куда ей было угодно. – Лицо Рауля стало мрачнее тучи. – Но ничто не могло порадовать ее. Я обожал ее, лелеял ее, умолял ее о малейшем жесте снисхождения. Но она была неумолима. Она потешалась надо мной, она использовала меня, а за это подвергала меня пыткам.

– Может быть, вы были с нею слишком мягки. Некоторые женщины предрасположены к тому, чтобы с ними обращались несколько жестко. – Деклан вполне верил всему, что рассказал ему Рауль, ведь он и сам сумел разгадать скрытого в душе Элизы демона.

Рауль расправил свой платок и отер слезы, которые безудержно катились по его лицу.

– Я так хотел, чтобы у нас родился ребенок, думал, что материнство поможет растопить лед в ее сердце, но это оказалось невозможным. Наш брак по сути оказался фикцией. В отчаянии я обратился за консультацией к опытному врачу в Нью-Йорке, и он объяснил мне ее состояние. По-научному это называется «вагинизм». Он сказал еще, что если я буду терпеливым и любящим, со временем она, возможно, и ответит мне, но что недуг слишком глубоко пустил свои корни.

– И что же вы сделали?

– Я решил последовать его советам. У нас с Элизой были отдельные спальни, и я никогда не беспокоил ее в этом смысле, продолжая любить и прощать ее. Я надеялся, я молил Бога о том, чтобы в один прекрасный день она изменилась. И так могло продолжаться долгие годы, пока не случилось нечто, убедившее меня в невозможности такого исхода. И она оказалась утрачена для меня навечно.

– Каким же образом? – Пепел с сигары давно сыпался Деклану на колени, однако он не замечал этого, весь поглощенный рассказом Рауля.

– Она любила другого человека. И он значил для нее больше, чем все на свете.

– Но ведь вы сказали…

– Сказал. Но оказалось, что я был слеп и не видел того, что лежало на самой поверхности. Что был мужчина, который мог приблизиться к ней и даже довести до экстаза – но при этом совершенно ненормальным образом. Однажды я неожиданно вернулся домой раньше, чем предполагал, и застал их вместе в постели – они играли телами друг друга, словно маленькие дети.

– И кто же с нею был?

– Ее брат. Уоррен был ее единственной любовью – в физическом, умственном, духовном смыслах, – если у такой, как она, вообще есть душа.

– Уоррен! – Деклан невидящим взором уставился на Рауля, а в его мозгу все куски головоломки мигом встали на свои места.

Они живут вместе – она сама говорила об этом. Она разозлилась на интерес брата к Кэтрин – Деклан еще тогда заметил мрачный блеск в ее глазах, когда она смотрела в его сторону, но не придал ему значения. Ведь он никогда, даже в самых своих диких предположениях, не думал о возможности кровосмесительства.

– Если вы общаетесь с мисс Энсон, пожалуйста, предупредите ее, чтобы она не доверяла Элизе, – сказал Рауль, обмякнув на стуле.

– Я непременно постараюсь, – кивнул Деклан. – Насколько я могу судить, она повсюду распускает сплетни о том, что это вы ее бросили, прихватив с собою ее деньги.

– Знаю, – мрачно улыбнулся Рауль. – До меня дошли отголоски ее лжи. Я каждый месяц перевожу деньги на ее счет в банке, но она так алчна, майор Уолкер, ей всегда мало! Я надеюсь избавиться от нее. Я пытаюсь добиться развода.

– Вы станете в качестве причины упоминать о кровосмешении?

– Нет, – покачал головой Рауль и снова взялся за виски, – я не способен причинить ей такое зло. Постараюсь обойтись тем, что наш брак уже давно фактически не существует.

– Вы чрезвычайно великодушны, мистер Джордан. Не думаю, что смог бы проявить такую снисходительность, окажись я на вашем месте, – пробурчал Деклан, вспоминая ее нежную, как лепестки камелии, кожу, ее невинное личико, широко распахнутые глаза и очаровательную улыбку. «И я всегда знал, что она опасна», – повторил он про себя.

– Она не переживет, если разразится скандал, – еле слышно прошептал Рауль. – И к тому же, хотя вы вряд ли в это поверите, я по-прежнему ее люблю.