22
Вернувшись домой в конце недели, Милли обнаружила, что ее супруг стал относиться к ней с подозрительной любезностью.
– Скоро, – сказал Джеймс, когда они прогуливались в саду, – будет праздноваться годовщина освящения нашего собора. Будут важные персоны. Нас там венчали, ты помнишь?… Иногда мне кажется, что ты просто-напросто забыла об этом…
Затем он продолжал, уже более сухо:
– В праздничные мероприятия входит также прием в резиденции губернатора, мы как-то раньше все время пропускали подобные приемы.
– И будем пропускать и дальше, – резко сказала Милли.
– Ну подожди, будь благоразумной. Я возглавляю Морской департамент и, стало быть, подчиняюсь губернатору!
– Возможно. Ты, а не я.
– Иногда я не в силах уловить смысл в твоих поступках. И мне часто приходит в голову – пойми меня правильно, – что ты еще не до конца оправилась от своего нервного расстройства. Психическое расстройство – это такая штука. Я ведь не прошу многого. Губернатор очень высокого мнения о моем ведомстве, – продолжал он, – вот с предыдущими властями у меня были некоторые размолвки, а этот губернатор относится ко мне совсем иначе. Так что не исключено и рыцарское звание. Представляешь – Сэр Джеймс Уэддерберн – в этом что-то есть.
– Особенно на это не рассчитывай, – сказала Милли.
– Ты против титулов?
– Вот именно, особенно насмотревшись на этот маскарад из «дам» и «господ» здесь.
Джеймс взорвался.
– Твое отношение к людям не делает тебе чести! Да, многие баронеты там, дома, возможно, получили свои титулы незаслуженно, но этого нельзя сказать про тех, кто служит в колониях, – мы все здесь благородные почтенные люди.
– И поразительно богатые!
– Ну и что из этого?
– А то, что это богатство нажито на торговле опиумом и ведении ненужных войн.
– Милли, ты еще слишком молода и многого не понимаешь! Вся торговля ведется на законных основаниях. Если бы мы не поставляли в Китай опиум, то это бы делали португальцы, только в еще более крупных масштабах.
Остановившись у плетеного столика, стоящего на веранде, он плеснул в стакан виски и с шумом выпил его.
– Надеюсь, что в эти дела никто не будет мешаться, – сказал он. – А то в Гонконге стали происходить странные вещи.
– Я бы поняла китайцев, если бы они перетравили половину из нас!
Недавно в Колонии было несколько случаев отравления. Один пекарь по имени А Лум решил избавить Гонконг от «Белолицых Дьяволов» (так местные жители именовали европейцев), отравляя хлеб, который он отпускал иноземцам. Однако в своем благородном порыве он перестарался, кладя слишком большую дозу мышьяка в каждую булку, в результате чего тех, кто их ел, начинало сильно рвать, что и избавляло организм от смертельного яда раньше, чем он начинал действовать.
А Лум теперь, ожидая суда, уверял всех, что совершил ошибку, и приносил извинения всем пострадавшим, включая Мами, до сих пор еще не оправившуюся от отравления.
Джеймс что-то проворчал и набрал полный рот виски, раздув щеки.
– Отличный виски, – сказал он.
Милли бросила взгляд на мужа. За время супружества он как-то постарел, этот неудачный брак наложил отпечаток на его лицо. На полноценные супружеские отношения он не был способен, а его жалкие попытки вызывали у Милли презрение, постепенно перешедшее в отвращение. До нее доходили слухи, что у ее мужа есть любовница. Такие как он, думала Милли, пытаются стимулировать свою слабеющую мужскую силу с помощью чисто животной чувственности, им дела пет до любви и нежности.
Интересно, думала Милли, а каким любовником был бы Эли? Порой ее собственные мысли шокировали ее, но она ведь была женщиной, и ей хотелось большего, чем ей мог предложить Джеймс Уэддерберн.
Они бесцельно бродили по саду. С моря дул довольно сильный порывистый ветер, отчего губы становились солеными. Где-то в Южно-Китайском море бушевал осенний тайфун Мэри (они почему-то всегда давали им женские имена, Милли никак не могла понять почему). Вечернее небо отливало бронзой.
Когда обрушивался тайфун, маленькие рыбачьи лодки затаскивали в специальные сарайчики, а большие суда укреплялись дополнительными якорями, предварительно свернув и убрав паруса. С пика Ричмен сползали сели, крушащие все на своем пути. Жителей буквально выбрасывало из глинобитных хижин, их искалеченные трупы покрывали склоны горы. Затем приходили спасательные отряды; детей – а они всегда погибали в первую очередь – уносили и хоронили на небольших кладбищах, расположенных у подножья гор.
Но люди выживали даже после самых страшных ураганов. Во время последнего тайфуна маленькая голландка убежала от родителей и оказалась в эпицентре в тот момент, когда ураган на мгновенье замер, прежде чем разыграться с новой силой. Эту двухлетнюю крошку последний раз видели в квартале Красных Фонарей Виктории, через три дня ее перестали искать, решив, что дело безнадежно, а еще через день ее принес старик-нищий, выхвативший ее у ветра. Он притащил ее в свою жалкую лачугу, накормил и переодел, даже постирал ее запачканное платьице, а потом доставил убитым горем родителям.
Спасение маленькой голландочки возродило в сердце Милли веру в человеческую доброту и благородство. Даже в Гонконге, где царит беззаконие, торговля опиумом и проституция – все это под британским флагом, – существует беспредельная доброта и мужество. Если презираемый всеми нищий, рискуя своей жизнью, спасает ребенка, значит, еще не все потеряно.
Сейчас, гуляя с Джеймсом, она напомнила ему об этом случае.
– А, да. Я слышал про эту историю в нашем клубе.
– Ты не находишь, что это прекрасно?
– Прекрасно?
– Но ведь китайцы нас ненавидят, это же общеизвестно. Вот тот булочник, например, тот, которого собираются судить за отравление европейцев… И все же этот старый нищий китаец спасает одного из наших детей.
– А почему он не должен был этого делать? – Он взмахнул рукой. – Девочке не было и трех лет! Это его долг – спасти ее.
Их разделил порыв ветра. Она произнесла, не скрывая презрения:
– По-моему, ты не понимаешь меня. Джеймс пожал округлыми плечами.
– Прекрасно понимаю. Просто нищий нашел потерявшегося ребенка. Он был обязан подобрать ее, и он это и сделал. Насколько я понял, они дали ему за это десять долларов. А я бы ничего не дал. Вот если бы он этого не сделал, я бы выпорол его.
Она отошла от него. Он бросил ей вслед:
– Ну и что я такого сказал, черт возьми? Стоит мне сказать хоть что-нибудь, с чем ты не согласна, ты готова растерзать меня, Милли!
Но она уже скрылась, сбежав от него к ручью, и, стоя там в одиночестве, наблюдала за игрой воды. Холодный ветер плеснул ей в лицо – точно брызги ледяного шампанского…
К ней подошел запыхавшийся Джеймс.
– Ну что я такого сказал, что тебя разозлило?
– Какая разница…
– Так ты пойдешь со мной на прием в собор? Хоть эту малость ты можешь для меня сделать? Все уже сомневаются в том, что я женат.
– Мами плохо себя чувствует, я не хочу оставлять ее одну.
– Может быть, ты попробуешь придумать более убедительный предлог?
Милли решила переменить тему разговора.
– Джеймс, что происходит на острове Грин?
Он сразу же насторожился, и Милли рассказала ему о том, как нашла на берегу двух мертвецов.
– Ах, это. Мы находим утонувших рыбаков почти каждую неделю. Это из-за тайфуна – течение несет их на берег вдоль канала.
– Это были не рыбаки. Это были узники в кандалах!
Он посмотрел на нее с недоверием.
– Ты, наверное, ошиблась. Ты говоришь, в кандалах?
– У них обоих были цепи на руках.
– И ты об этом кому-нибудь говорила?
– Мистеру Сунгу, смотрителю «Домика отдыха». Джеймс осушил стакан, который он держал в руке.
Лицо его выражало полнейшее недоумение. Или он действительно не знает, что творится на острове Грин, или же – просто очень искусный притворщик.
– И что сказал Сунг?
– То же, что и ты. Я, мол, ошибаюсь. И я повела его посмотреть на тела. Но к тому времени – а прошло всего около часа – цепи были сняты. И на берегу лежали лишь два мертвых рыбака.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такой ужас, – ласково сказал Джеймс. – Остров Грин – это дурное место; когда-то очень давно там работали заключенные. Я никогда не мог понять, почему твой отец выбрал для отдыха такое место, где страдало столько несчастных.
Милли ужасно хотелось выложить ему всю правду. Или он был последним идиотом, если позволял у себя под носом совершаться подобным преступлениям, или же действительно ни о чем не подозревал. Однако она преодолела свой порыв и решила пока помалкивать о торговле желтым товаром. Если она станет действовать слишком настойчиво, это может его разозлить. Но почему он так невозмутим? Ведь обычно, стоило ей резко высказаться, он тут же начинал скулить и возмущаться, причем чем больше он выпивал виски, тем жалобнее скулил, а в то утро он выпил порядочную дозу. Наступило молчание, в котором явственно чувствовалось напряжение.
– Милли, я в самом деле думаю, что тебе стоит еще разок показаться доктору Скофилду, – сказал Джеймс. – Может быть, у тебя галлюцинации.
– У меня же есть глаза, – возразила Милли. – Говорю тебе, я видела то, что видела*. Двух мужчин, закованных в цепи – могу еще раз это повторить.
Он поморщился.
– Очень надеюсь, что ты не станешь повторять этого вне дома. Это может вызвать самые ужасные последствия.
– Но ведь это правда, и я буду говорить об этом.
– Только попробуй – и ты выпустишь джина из бутылки. Политическая ситуация здесь очень тревожная. Разговоры о закованных в кандалы узниках на нашем острове могут нанести огромный вред компании «Смит и Уэддерберн». Не забывай, она ведь и твоя.
– Значит, мы просто их похороним и обо всем забудем, да?
– Мы их похороним как положено. Твой отец всегда считал своей обязанностью позаботиться об этом, и кроме того, он частенько находил их семьи и давал им денег. – Он глубоко вздохнул и добавил – Утонувшие китайские рыбаки – это одно, дорогая моя, а вот утопленные узники в кандалах?.. Помилуй нас Бог! Уж «Чайна Мейл» воспользуется этим!
– Так, значит, ты ничего не станешь делать? Джеймс выразительно пожал плечами.
– Пусть с этим разбирается мистер Сунг. Он знает, что я от него хочу и как поступить.
– Не сомневаюсь.
– А пока… – он коснулся ее щеки своим толстым пальцем, – будь умницей и держись оттуда подальше, пока все не утихнет.
В это мгновение на лужайке показался мальчик-слуга Танг.
– Да? – произнес Джеймс, повернувшись к нему.
– Мисси Мами, экономка, она зовет госпожу, сэр.
– Скажи ей, что я иду, – сказала Милли.
– И не забудь, о чем я тебя просил, – сказал Джеймс. – Тебе будет полезно проконсультироваться у доктора Скофилда. Ты уже больше месяца сама не своя. У тебя полная апатия, никаких интересов за пределами дома. К сожалению, у нас с тобой мало общего, но я уверен, что нужно только приложить самые минимальные усилия, чтобы у нас наладились нормальные супружеские отношения.
Его любезный тон вызывал у Милли еще большее отвращение. Теперь она была убеждена, что он прекрасно знает о том, что происходит на острове Грин, о мертвецах, о торговле китайцами и обо всей этой отвратительной жестокости.
Джеймс с улыбкой смотрел ей вслед, теребя очки.