Глава 5

У меня были нормальные роды. Я уже полностью пришла в себя, когда рядом со мной положили ребенка, мальчика со светлым пушком и носиком-пуговкой. Бенджамин был моим любимцем. Его обожали с рождения.

Женщины всегда пытались ущипнуть его за щечку, даже если она была спрятана. Он был похож на небольшую гору. Шесть футов, шесть дюймов и двести двадцать фунтов. От Ричи он унаследовал выразительные черные глаза, что, по крайней мере, доказывало его отцовство.

Мам! — его голос, глубокий и нежный. — Постарайся успокоиться.

Конечно. Всегда лучше оказаться в тюрьме строгого режима, когда находишься в абсолютно спокойном состоянии.

Большую часть утра я провела, осматривая стенные шкафы и ящики комода, я заглядывала под диванные подушки, обшарила каждый карман в одежде, оставленной Ричи, пытаясь выяснить, что же он мог искать дома. Я не нашла ничего: кроме своей одежды, он оставил только мировой ежегодник 1969 года, да моментальный снимок, который он много лет носил в бумажнике. На нем мы стоим в обнимку с раскинутыми у ног рыболовными снастями. Снимок был сделан где-то в семидесятых, летом у озера Финчер. У Ричи длинные, как у моржа, усы. Я — в расклешенных джинсах и блузке с огромными маргаритками. И оба мы выглядим по-идиотски счастливыми.

Было около полудня. Окна библиотеки пропускали бледный свет не очень жаркого солнца. «Подозрительная пища» вернулась из кухни с пустыми руками — ей не удалось обольстить Гевински, чтобы тот разрешил ей взять три диетических кока-колы из холодильника.

— Он сказал, все это улики с места преступления, — извинилась она.

— Правильно. Могут быть отпечатки пальцев на спарже, — Бен расплылся в улыбке, которая означала: «Будь терпимее!».

Всякий раз, когда он улыбался, его глаза прищуривались, и казалось, он весь улыбался тоже.

Я пыталась понять, чем же она обладала, что вызвала у него эту улыбку. Она казалась совершенно ординарной. Шатенка с жидкими волосами, невыразительными глазами и небольшим среднеамериканским акцентом. Только макияж из недорогого набора Эсте Лаудер, от которого она сходила с ума, слегка оживлял ее унылую внешность.

Наконец Бен перестал улыбаться и вспомнил об обеде. По дороге он заехал в небольшой магазинчик экзотических продуктов, которому каким-то-образом удалось пережить упадок восточной цивилизации. Он развязал красную ленту на коричневом пакете и вытащил экологически чистые упаковки с кускусом, экзотическими салатами, из которых торчали стебельки сельдерея, плавающие в бордово-мутном с рыжеватым отливом соусе. Развернув сэндвичи, он прочитал на этикетке: «Цыплята с жареными овощами».

— Посмотри… салат из тайского голубого тунца, томаты и базилик. Что ты хочешь, мам?

Мой желудок бунтовал, будто я проглотила грязную мочалку. Хотя я и не исключала, что «Подозрительная» уже положила глаз на сэндвичи с цыплятами, я решила, что у меня есть право быть немного эгоисткой.

Я не собираюсь быть гостеприимной хозяйкой. Гевински может вернуться за мной через пару часов, а пока мне грозит опасность провести всю жизнь в компании женщин, которым нет дела до Джейн Остин. Я хочу сэндвич с цыпленком.

Прекрасно, что вы можете сохранять чувство юмора при таких обстоятельствах, — заявила «Подозрительная». Она подносила все салаты к свету — один из ее способов бесконечных исследований скрытых аллергенов.

Мам! — сказал Бен с воодушевлением. — Все, что здесь происходит — нормально. Я уверен, что это обычный прием — так запугать людей, чтобы они выложили все, если что-то скрывают.

Нет. Обычный полицейский прием заключается не в том, чтобы провоцировать подозреваемого — это заставляет человека занимать оборонительную позицию. Ему следовало обращаться со мной, как с безутешной вдовой.

Он не такой. И это хорошо.

— Нет. Это плохо. Это означает, что у него нет доказательств.

Дорогой, — сказала Бену «Подозрительная», — если ты дашь мне ключи от машины, я съезжу в магазин и привезу несколько бутылок воды.

Хорошо, дорогая, — ответил он.

Меня это совсем не затруднит.

Прекрасная мысль, — я написала ей список напитков. — Большое спасибо.

Повезло. Я смогу побыть с сыном наедине почти целый час.

— Тебя задевает разница в возрасте, — сказал Бен через секунду после ее ухода_,— или, может быть, различие в религии?

— Не сейчас, Бен.

— Если ты только дашь ей шанс…

— Я уверена, что у нее прекрасные качества, но сейчас меня это совершенно не интересует. Поговорим о тебе.

В каком смысле?

В таком, что твой отец убит, а полицейские подозревают твою мать.

Мам! А ты не слишком драматизируешь?

Нет. Но если это и так, будь ко мне снисходителен.

Хорошо.

Я хочу, чтобы ты говорил мне правду.

Я всегда говорю правду. Почти всегда.

Бен был настолько искренен и правдив, насколько это возможно для человека. К тому же, у него такая нежная кожа, что в тех редких случаях, когда он пытался лгать, она покрывалась пунцовым румянцем.

Когда в последний раз ты говорил с отцом?

В прошлое воскресенье.

Кто кому позвонил?

Он звонит мне каждое воскресенье. Он ударил несколько раз ногой по корзине, стоявшей около него.

Он говорил что-нибудь о доме?

Ничего.

Я не буду спрашивать, говорил ли он что-нибудь про меня… если ты сам не сочтешь это уместным

Бен не сел рядом со мной на кушетку, а предпочел широкое удобное кресло с желтыми подлокотниками.

Нам очень важно собрать сейчас всю информацию. Мы должны понять, что происходило в жизни отца. Мы должны помочь полиции выяснить, кто это сделал. И мы хотим спасти меня. Так?

Так. Отец говорил, что ты драла глотку_ из-за денег. Он считал, что таким путем ты хочешь удержать его.

Это абсолютный бред!

— Я знал, что ты так скажешь.

— Бенджи, я всегда испытывала стремление к основательным начинаниям. Я помогла ему с Дейта

Ассошиэйтед. Первые три года я писала все его отчеты, а в последующие редактировала наиболее важные. Я писала брошюры, которые они посылали своим клиентам, а также пособие «Что такое Дейта Ассошиэйтед?» для новых служащих. Я нашла ему первого серьезного клиента.

— Я знаю, — он слышал эту историю пятьсот раз. — Тома Дрисколла.

Я знала Тома Дрисколла всю свою жизнь. Мы росли в одном и том же доме в Бруклине: он жил как раз надо Мной, Мы были лучшими друзьями в детстве. Однажды из банок для охлажденного апельсинового сока мы соорудили телефон и разговаривали друг с другом каждый вечер. Мы были в полном восторге от своего изобретения, хотя и понимали, что это не «телефон» работает, а мы слышим друг друга потому, что кричим в консервные банки при открытых окнах. Мы с Томом потеряли друг друга, когда пошли в разные школы. Но не окончательно. Мы возобновили дружбу, когда учились в старших классах, а потом снова потерялись, когда он стал заниматься наукой в Дартмуте, а я поступила в Бруклинский колледж.

Время от времени моя мать, полагая, что мне это интересно, сообщала: «Том женился». «Том вице-президент крупного частного банка». «Том— президент». «Том открыл свое дело. Он стал крупным бизнесменом».

Так я узнала, что он добился своего. Грандиозно! Не знаю, как я осмелилась, но после того, как Ричи и Митч основали Дейта Ассошиэйтед, я решила позвонить Тому. Мне потребовалось почти полгода, чтобы осмелиться пригласить его на обед: Я потратила день и двенадцать долларов, чтобы привести в порядок прическу. И так рекламировала компанию Ричи!

Знаешь, — сказала я Бену, — прямо в ресторане Том предложил мне огромный гонорар. А знаешь, что я ему сказала?

Ты сказала — решительное «нет». Пусть попробует поработать с компанией отца.

Я об этом уже рассказывала?

Да.

Он не знал еще, что представляет компания твоего отца, но я была уверена, Том пойдет на это. Я не просила у него одолжение. Я верила в то дело, которым занимались отец и Митч. И он поддержал нас. Он стал нашим самым крупным клиентом, и его имя привлекло к нам другие крупные фирмы. Таким образом, я внесла в компанию огромный вклад. Без меня он никогда бы не достиг того, чего имел.

— Спокойно, мам.

Я поняла, что нахожусь в состоянии: «борьба-до-победы» — плечи опущены, челюсти сжаты, голова подалась вперед. Я закрыла глаза и сделала пять глубоких вздохов, чтобы расслабиться.

Извини, я сорвалась, сын, — сказала я, чувствуя головокружение. — Я в скверном настроении. И извини за недостаток материнского тепла. Боже, ты потерял отца. Я очень сожалею. Но я не в себе. Я не знаю, кто я, в данный момент.

Ладно, — ответил Бен.

Расскажи мне, о чем еще вы говорили с отцом?

Он сказал, что тебе следует смириться с тем, что произошло. Он надеется, что ты сможешь устроить свою жизнь. И еще — дай подумать — о том, что попытается помочь мне установить отношения с Джессикой, что он уверен — я буду с ней учтивым и внимательным. Пожалуй, все.

Он вытянул свои бесконечно длинные ноги и постучал одной о другую, что должно было означать конец разговора. Но разговор еще не кончился.

Он говорил что-нибудь о Дейта Ассошиэйтед? О новых клиентах, о старых?

Нет.

— О сложных взаимоотношениях сейчас или раньше?

Нет. Он вообще не говорил о бизнесе.

О Митче Груене?

Нет. Он не вспоминает о нем уже вечность.

Он был рассержен или расстроен чем-нибудь?

Только по поводу тебя, — мягко ответил Бен. — Извини, мам.

Через пять минут, будто специально, чтобы освободить меня от мелодраматической нагрузки, вошел Гевински и пригласил меня спуститься и поехать в полицейский участок. «Пригласил» — явное преувеличение.

— Я прошу вас пройти со мной в полицейский участок, — сказал он.

Я думала, что должна подождать и поговорить с адвокатом. Я спросила, не должен ли он зачитать мне мои права? Он ответил, что я должна пройти с ним в участок — там все объяснят. Я должна. А мой сын Бен не должен.

В комнате для допросов в полицейском участке не было висячей слепящей глаза лампы, но вполне достаточно было зеленых стен, серого металлического стола, таких же серых металлических стульев и большой грязной корзины для бумаг.

Не беспокойтесь, — сказала Гевински.

То же самое я могу сказать вам, — парировала я. — Этот случай требует высокой квалификации. И если вы арестуете не того человека, вы разрушите деловые карьеры многих людей.

Я знаю, миссис Мейерс. Вы полагаете, мы не подумали об этом?

Его галстук все еще был засунут за рубашку. У меня теплилась надежда, что его начальник вдруг материализуется и скажет: «Я заберу ее отсюда, сержант». Но дверь оставалась закрытой.

Я понимаю, что у вас затруднения из-за рокового стечения обстоятельств, — сказала я. — Ричи пришел домой и оказался убитым.

Именно.

Но жизнь полна случайных обстоятельств.

Извините. Это похоже на глупость.

Мне следовало бы рассердиться, но я была слишком напугана. Я попыталась глотнуть, чтобы начать говорить, но у меня пересохло в горле. Когда, в конце концов, мне удалось с собой справиться, я издала гортанный звук, в горле у меня что-то булькнуло, будто я сделала слишком большой глоток.

А вам не пришло в голову, что моего мужа могли преследовать?

Мы думали об этом и исключили эту версию. У нас нет на это оснований.

Пожалуйста, вернитесь еще раз к ней. Может кто-нибудь действительно преследовал его…

И ехал за ним до Лонг-Айленда, чтобы затем убить его на вашей кухне?

А если этот кто-то знал, что он едет ко мне? Какой удобный случай! Убить Ричи здесь. Обвинят, конечно, меня, а он или она свободны.

Он опять уселся, сложив руки на животе.

— Не волнуйтесь, миссис Мейерс. Я неплохой парень. Я знаю, что у вас трудности. Может, есть и причина. Может, он ударил вас? Угрожал вам? И то, что случилось — самооборона?

Я знала, что должна быть хладнокровной. Я попросила Бена поехать к Стефани и поторопить ее прислать адвоката. В любую минуту человек с атташе-кейсом может войти и скажет: «С этого момента по всем вопросам, касающимся этого дела, обращайтесь ко мне, сержант». Или по крайней мере посеет семена сомнения в его планах.

Там было больше отпечатков шин, чем от одной машины.

Что?

Я видела, как ваши люди заливали белой пастой следы от машины моего мужа. Но там были следы и других машин.

— Люди паркуют там машины, когда играют в теннис у вашего ближайшего соседа.

— Но там были следы от машины, которые выглядели такими же свежими, как и следы от машины Ричи. Я прошла мимо этого места и поинтересовалась, почему они не занимались другими отпечатками. Вероятно, так не было написано в учебнике по криминалистике?

Его грудь вздымалась вместе с вдохом, который он делал как послушный пациент.

— Эти следы вполне могли оставить дня два назад, — он не проявил никакого интереса. — И даже если кто-то заезжал сюда прошлой ночью, что такого? Машина вашего мужа была припаркована таким образом, что любая направлявшаяся в сторону гор машина могла видеть сквозь деревья отраженный свет от его задних фонарей. Если бы я был в патрульной машине и увидел это, я бы проверил. Но я увидел бы только дорогой автомобиль, запертый. В нем никого. Я бы решил, что у кого-то из соседей неприятности с машиной и ее оставили до утра. По номерному знаку я бы определил фамилию Мейерс. Все в порядке. И уехал бы.

Вот откуда появились те, другие следы. «Все в порядке!»

Если покалывает кожу головы, сердце работает с перебоями и руки начинают дрожать — вас охватила сильнейшая паника, когда уже перестаешь на что-либо реагировать.

Кто-то должен был все это хорошо спланировать, — сказала я ему.

Вы хотите сказать, что это его подруга. Верно? Она знала, что он поехал к вам. Может, она и надоумила его поехать? А затем последовала за ним, схватила нож, убила его, разбросала посуду, чтобы все выглядело правдоподобно,

Я говорила вам, что это сделала я.

Верно. Я забыл. А убила все-таки — она.

Я не говорила, что это она.

Да. Я должен разработать эту версию вместе с вами. Я тоже не думаю, что это она: Вы же не глупая. Хорошо информированная. Обожаете детективную литературу. Теперь скажите, какие у нее могут быть мотивы убийства? Она потеряла очень богатого любовника, который любил ее безумно. Все его богатство осталось вам, — он провел рукой по волосам. — Теперь, какие могли быть мотивы у вас? Он бросил вас ради более молодой женщины. Он намеревался разделить все благородно, а вы решили, черт возьми, а почему бы не завладеть всем?

Вы не имеете права так говорить. Я порядочная женщина. Если бы я захотела его убить, зачем, как говорите вы, черт возьми, мне это делать на собственной кухне?

Потому что все, что вы делаете, нисколько не похоже на порядочность, миссис Мейерс. Полагаю, вам не потребовалось много времени, чтобы разработать план преступления. Вы встречаете его у себя в доме, теряете контроль и убиваете его! — Он печально вздохнул, как бы выражая сожаление по поводу того, что мне предстоит. — Поверьте, я знаю, что жизнь не только черная или белая. Она — серая. У вас могут быть очень веские причины. Поэтому я и прошу вас: расскажите мне, я смогу сделать что-нибудь для вас. Можете не говорить сейчас. Расскажите потом.

Мне нечего рассказывать.

Он встал и подождал, пока встану я.

— Они отдадут тело сегодня днем. Полагаю, что следующая наша встреча будет на похоронах.

Шаркая ногами, он дошел до двери и открыл ее.

— Очень жаль, миссис Мейерс, что мы ни до чего не договорились.