Глава 15
У Винни Кароселла были печальные карие глаза.
У вас нет денег, чтобы заплатить мне гонорар, — произнес он, когда я села рядом с ним на скамейку в парке Вашингтон-Сквер.
Добрый день, Винни, — сказала я.
Приятно видеть вас, Рози.
Откуда вы взяли, что у меня нет денег?
— Слышал от моих приятелей из полиции. Вы забыли свою записную книжку — у бухгалтера, которая заполняла платежные ведомости для вашего мужа. Могу лишь предположить, вы очень спешили, когда уходили.
Наверно, так.
Бывает. А другой мой приятель из Дейта Ассошиэйтед сказал мне, что они заморозили вам выплаты по наследству.
На Винни Кароселла были отполированные до блеска черные мокасины. Он был таким же, каким я помнила его еще на телевидении. Очки делали его и без того умное лицо лицом интеллектуала. Ему было скорее к шестидесяти, но никаких морщин, даже когда он смеялся, — не лицо, а реклама хорошего дерматолога.
Однако дело в том, — сказал он, — что я могу подать прошение о снятии замораживания счетов для выплаты гонорара, но я вынужден буду сослаться на вас. Вы не против?
Пока я бы этого не хотела.
Я так и думал, — ответил Винни.
Мальчишки катались на роликах под музыку, которая была слышна только им.
— Понимаете, мне вообще не следовало приходить сюда. Чем я могу вам помочь? Ведь официально вы — в бегах. Меня могут обвинить в укрывательстве лица, скрывающегося от правосудия. Но даже такого старого дурня, как я, иногда разбирает любопытство, Я должен был вас увидеть. Пусть это будет нашим секретом.
Да, это наш секрет, — согласилась я. — Но, если вам известно, что у меня нет денег, почему же вы пришли?
Убить меня мало. Думаю, меня заинтересовала ваша история. Заинтриговала. Я всегда влезаю в какое-нибудь хорошенькое дельце.
— Вы верите всему этому?
— Пока нет.
Должно быть, он увидел мое помертвевшее лицо, потому что добавил:
Во всем этом есть какая-то притягательность. Иначе, я не стал бы рисковать и ссориться с властями.
И все это абсолютно бесплатно.
О, деньги так и посыпятся на меня. Рано или поздно, кто-нибудь мне заплатит: вы или ваши дети. Вы замолвите за меня словечко?
Я кивнула.
Тогда пусть они знают, что я представляю ваши интересы и что я почувствовал бы себя лучше, если бы получил гонорар в десять тысяч долларов, — он похлопал меня по руке. — Не обижайтесь, Рози. Адвокаты по уголовным делам оплачиваются по высшей ставке.
Никаких обид.
Вниз по дорожке бежали, по меньшей мере, десять собак, за которыми едва поспевали хозяева. Как раз перед убийством Ричи я подумывала о том, чтобы взять другую собаку.
Мне хотелось вернуться к нормальной жизни. Мне хотелось иметь собаку. Хотелось сменить белье, чтобы не надо было стирать его по ночам, а утром надевать влажный бюстгальтер. Вернуться к своим ученикам. Иметь время для чтения. Но больше всего мне хотелось иметь собаку, которая будила бы меня или радостным лаем встречала меня, когда бы я приходила домой из школы.
Я с трудом отвела глаза от замечательного бассета и заметила, что Винни наблюдает за мной.
— Забавно, — медленно произнес он. — Я видел ваш портрет в газете, по телевидению, но пока вы не сели рядом, я как бы не замечал вас. Вы все делаете правильно.
Я задрала рукава свитера Денни, который был на мне.
Что ж, меня и не замечают. Кто обратит внимание на женщину средних лет?
Перестаньте. Вы хорошо выглядите. И вы гораздо симпатичнее своих портретов.
Это было настоящим комплиментом, потому что он был сказан просто так, не ради флирта. Он извлек из внутреннего кармана своего верблюжьего пальто несколько листочков бумаги, которые обычно используются для деловой переписки, и передал их мне.
— Результат вскрытия. От приятеля из медэкспертизы.
Я прочитала документ.
«Обнаружено, что причиной смерти явилось ножевое ранение в брюшную аорту… — я старалась заставить себя продолжить чтение, но не могла. — …Умерший принят для вскрытия в мешке для перевозки трупов…»
Я отдала это Винни.
Не могу, Объясните лучше вы.
Объяснять тут нечего. Патологоанатомы просто написали то, что обычно говорится в подобных случаях: «Если бы он не умер, он был бы здоров». Всего одна рана, но именно она стала причиной смерти.
Что-нибудь можно определить, предположить кто нанес удар— мужчина или женщина?
Нет. Могу сказать только — нож был очень острым и вонзили его с необычайной силой. Рана чистая. Извините. Я был бы рад сообщить вам немного побольше.
Я рассказала ему все относительно Джессики и Хиксона. Винни предположил что фирма Хиксона была гарантом акций Дейта Ассошиэйтед. Я же считала, что Джессика и Хиксон, вероятно, просто договорились обойти правила компании: либо пакеты акций скупались кем-то из их подставных лиц, либо они изменили состав директоров так, что могли легко избавиться от Ричи. Винни счел это маловероятным, но высказал мнение, если это и так, то у Джессики стало еще меньше мотивов для убийства Ричи— она просто могла вышвырнуть его вон.
— Вам не удалось раздобыть отчеты лаборатории? — спросила я.
— Пока нет. Они не все на месте, и их не так легко получить по официальным каналам. Но все же я попробую. Рано или поздно, надеюсь, мне повезет. Но что с вами, вы задыхаетесь.
У меня все время перед глазами картина, когда я увидела Ричи…
— Постарайтесь не думать об этом, — прервал он меня довольно резко. — Это слишком тяжело.
— Я должна, Винни. Я все время думаю, может, я видела что-то, чего полиция не заметила?
— Все может быть, — скрестив руки и ноги, он прислонился к спинке скамейки и закинул голову так, будто бы находился на набережной Кони-Айленд в солнечный июльский день. — Слушаю вас, продолжайте.
На подошвах теннисных туфель Ричи между рубчиками была грязь, особенно на левой. Дорожка грязи тянулась от дверей кухни прямо до того места, где он лежал. Слушаете? Следите за мной?
Я внимательно слушаю, Рози.
На следующее утро я решила зайти к своей соседке.
Зачем вы ушли из дома?
Мне нужно было просто выйти, чтобы как-то успокоиться. Моя соседка не будет притворяться и лить слезы просто так, — она такая разумная, и на нее можно положиться. По-настоящему порядочный человек. Но по дороге к ней я наткнулась на машину Ричи. Представьте себе следующее: машина была явно спрятана за деревьями, хотя, со стороны дороги видны были только отражатели задних фонарей. При этом саму машину заметить было невозможно. Передняя дверца же была всего в нескольких шагах от дороги.
Винни уперся ногами в землю.
— Продолжайте.
— Заметьте, в течение долгого времени не было дождей, поэтому если, скажем, Ричи и пришлось сделать несколько шагов в сторону леса — облегчиться или что-нибудь еще — к подошвам его ботинок не прилипло бы так много грязи. Единственное место, где была грязь — дорожка, которая вела вглубь туда, где густые деревья и лучи солнца не проникают сквозь них. Но даже если бы было так грязно, почему не осталось грязи на дороге, между машиной и домом? Клянусь, я бы обратила внимание, я старалась ничего не упустить из виду. Тогда каким образом грязь оказалась только на полу моей кухни?
Не знаю, — медленно произнес он.
И еще, грязь была только между рубчиками на подошвах туфель. Сами же туфли были чистыми.
Что вы хотите сказать?
Я хочу сказать, что скорее всего Ричи и не ходил в лес, вероятнее всего, он просто открыл дверцу своей машины и сделал несколько шагов по покрытой листьями земле. А затем он пошел вдоль дороги, чтобы добраться до съезда для машин, который как раз ведет к нашему дому. Винни, в том, что он шел по дороге, есть определенный смысл. Шорхэвен достаточно консервативен: уличное освещение считается чем-то вульгарным, недопустимым. Единственный свет ночью может исходить от луны или от фонарика. Кстати, вы получили список того, что было обнаружено при нем? Я не помню, чтобы там был карманный фонарик.
— Карманного фонарика не было. Одежда, ключи, часы, бумажник, как обычно с кредитными карточками, немного наличных денег. И все.
Слушайте же. Ричи шел по дорожке из гравия, где не было грязи, затем миновал главный вход и, обойдя кругом, подошел к кухне. Сомневаюсь, что он вошел в парадную дверь, она находится рядом с нашей… с моей спальней. Он попал в дом через кухню, отключив сигнализацию, вошел внутрь.
У него были ключи?
Да. Я не меняла замки.
Вы думаете, он решил вернуться к вам?
Да, — для меня это было таким облегчением, что он все понял. — Моя адвокат по бракоразводному процессу настаивала, чтобы я поменяла сигнализацию, — я не стала этого делать. Она, правда, ничего не говорила о замках. Видимо, она и мысли не допускала, что я могу этого не сделать. Она ошиблась. Я все лето была в таком ужасном состоянии. Да и потом, едва хватало сил подняться с постели и одеться, чтобы идти в школу. Мне было не до сигнализации.
А как насчет наружного освещения? Мог ли он различить эту дорогу, выйдя из леса?
Нет. Обычно я выключаю наружное освещение, когда ложусь спать. И еще, Винни, подумайте вот о чем: я оставалась одна с трупом в течение пяти-десяти минут, — я точно не помню, сколько, — пока не приехала полиция. Разве я не заметила бы тогда, что его одежда выглядит так, будто он продирался сквозь лес? Да, в этом и не было никакой необходимости: он прекрасно знал, что если пойдет по этой дороге, я не смогу его увидеть. Он также знал еще и то, что не могло прийти в голову и самому опытному грабителю — в нашей системе безопасности не было детектора движения. Понимаете, приспособления, чтобы определять, что кто-то подходит к дому. Быть-то он у нас был, но и дети, и собака, и даже еноты постоянно выводили его из строя.
Ну, хорошо. Если Ричи не мог испачкать ботинки, пробираясь через лес, то каким образом они оказались грязными?
Прежде, чем я отвечу на ваш вопрос, ответьте на мой— если я была единственной, кто мог его убить, почему у нас пол был испачкан грязью?
Он потер подбородок.
— Позвольте, я скажу вам, что я об этом думаю. С Ричи был еще кто-то, или, что гораздо более вероятно, этот кто-то следовал за ним, а затем проник в дом. Этот кто-то либо шел через лес — тем путем, которым и я бежала ночью — либо стоял несколько в стороне от дорожки, скрываясь под деревьями, в самой грязи и видел, как он входил в дом.
— Но вы сказали, что внешнего освещения не было. И вам пришлось включить свет, когда вы вошли в кухню.
— Да, это так. Но свет должен был включить Ричи. У него ведь не было фонарика. Верно? А ему надо было увидеть что-то, что он искал, что бы это ни было. И еще, убийце нужен был свет, чтобы увидеть и нож, и Ричи. На нем ведь не было множества ран? Нет. Всего одна — но точно в цель.
Продолжайте, — сказал Винни.
Однако давайте опять вернемся к грязи. Допустим, что убийца мог и налепить ее. После убийства, он, или она — пусть лучше будет «он», так как-то себе представить легче — заметил на полу грязь. Вот ужас! Но он слишком холоден, чтобы поддаться панике, и слишком опытен, чтобы поступить, как новичок-дилетант: ну, например, начать вытирать грязь. Он понимал, что если полиция заметит следы, ее подозрения удвоятся, если будет видно, что следы еще и пытались уничтожить. Тогда он вышел из дома, набрал грязи — может, где-то около машины — и прилепил ее к подошвам Ричи. Еще более вероятно, что он разбросал грязь по полу для того, чтобы следы от ботинок, которые он сам же и оставил, не были видны. Таким образом, стало казаться, что только Ричи и мог оставить эти грязные следы. А раз он вошел в дом один, то кто мог убить его? Только тот, кто находился в доме. Значит, я.
Кто же мог так подставить вас?
Вы что, издеваетесь? Вы думаете, что человек, решившийся на убийство, будет мучиться угрызениями совести из-за того, что я окажусь впутанной в это дело? Нет же. Он будет просто вне себя от радости, что подвернулся какой-то простофиля, который и спас его от виселицы.
А вы не догадываетесь, кем был убийца — мужчиной или женщиной?
— Хотела бы я это сама знать. Ричи не так хорошо ладил с мужчинами, как с женщинами. Ни одного настоящего друга-мужчины. Он был довольно-таки хорошим отцом, но при этом не разделял интересов своих сыновей, не жил с ними одной жизнью. Я думаю, это могла быть и женщина, если только это убийство не связано с бизнесом, впрочем, муж какой-нибудь женщины мог очень, и очень на него рассердиться.
— И все-таки, есть ли у вас какие-нибудь конкретные предположения? Кроме его подружек, конечно.
Я покачала головой. В этот момент мимо нас по собачьей дорожке пробежал бассет и его хозяин, широкоплечий мальчик, этакий азиатский вариант Бена. Низкорослый пес так бурно выражал восторг от прогулки с мальчишкой, что готов был без конца прыгать вокруг него.
— Понимаете, Рози, — быстро сказал Винни, — любой в вашем положений — женщина одна в доме ночью — поддался бы панике при одной мысли о том, что в дом забрались грабители.
— Что вы говорите?
Вы знаете, о чем я говорю.
Что я должна подать официальное заявление в полицию? «Ваша честь, я услышала, что в кухне мужчина, и не вызвала полицию, и не нажала кнопку сигнализации. Нет, я спустилась вниз и не узнав мужчину, с которым была близка в течение двадцати пяти лет, приняла его за вора, поэтому, глядя ему прямо в лицо, я всадила ему нож в брюшную аорту».
Я просто хочу сказать, что время, когда я мог что-то сделать для вас, почти ушло. Послушайте, так я представляю себе ваше нынешнее положение. Полицейские страшно злы на себя за то, что дали вам ускользнуть. Но уверяю вас, еще больше они злы на вас. Вы уже наделали достаточно глупостей. Вы очень умная женщина, но, похоже, вы считаете себя невидимкой. Это далеко не так. Вы полны сил и — даже больше — светитесь каким-то тихим счастьем. Если вас схватят до того, как я смогу, как-то договориться с полицией, это не сулит вам ничего хорошего.
Я потрепала его по руке.
Но что бы ни случилось, вы сделаете для меня все возможное, Винни. Не так ли?
Да, Рози, — сказал он совершенно серьезно. — Я постараюсь.
Я видела, как Винни сел в такси и уехал. Какое-то время я сидела на скамейке, глядя на собак, хотя ни одна из них не виляла больше хвостом от ощущения, что жизнь — это вечный праздник — так, как это делал бассет. День клонился к вечеру, свет потускнел и стал медленно угасать. Люди моего возраста спешили домой. Школьники и студенты неторопливо слонялись по парку. Парочки обнимались так тесно, будто бы пытались согреть друг друга в этот ставший холодным вечер.
Спустя полчаса я вернулась к Денни. Он, лежа на кушетке, крутил компакт-диски с музыкой, которая мне, при всем моем свободомыслии и желании быть под стать ему, не могла понравиться. Я послала ему воздушный поцелуй. Он протянул ко мне руки — лениво, чувственно. Я собиралась уйти от него до того, как он перестанет относиться ко мне, как к любовнице и вспомнит, что я гожусь ему в матери.
Я зашла в ванную и надела серый свитер вместо его черного и кардиган. Когда я вышла из ванной, музыки не было.
Куда ты идешь, Рози?
Мне нужно кое с кем повидаться.
Секунду он стоял молча, потом обвил меня руками и прижал свою голову к моей.
— Позволь мне побыть с тобой, — попросил он.
— Не надо, Денни.
— Не считай это ошибкой, но если ты пойдешь на это одна, ты влипнешь. Если эта бывшая секретарша твоего мужа позвонила в полицию…
Не думаю, чтобы она стала это делать.
Именно поэтому ты и влипнешь Рози. Если она, позвонила, они расставят своих людей во всех местах, где предположительно ты можешь появиться. Они схватят тебя в ту же секунду.
Я потрепала его по волосам. Они были шелковистыми, как у маленького ребенка.
Я не пойду туда, где они меня могут ждать.
А куда ты пойдешь?
— У меня есть план.
Позволь мне помочь тебе.
Ты мне уже помог.
Почему же ты бросаешь меня сейчас? Ладно тебе, Рози. Это было так здорово. Разве нет?
Перед тем как мы расстались, Денни предложил мне денег. Я отказалась. Я взяла ключ от его квартиры, хотя, в глубине души, я знала, что никогда не вернусь туда. Как только я выскользнула из его объятий, он сказал:
— Если бы я думал, что это ты убила его, я бы, черт возьми, чувствовал себя гораздо лучше. Я бы знал — шарики у нее крутятся. Она может постоять за себя. А так, я просто очень боюсь за тебя.
Картер Тиллотсон делал очень серьезные операции в нью-йоркской больнице, которая находилась на расстоянии десяти домов от его офиса. А такими пустяками, как удаление мешков под глазами, лишнего жира, и прочими, мелочами, отравляющими человеческое существование, он занимался в своей собственной операционной. Она была очень удобно расположена: сорок минут на машине от его дома в Шорхэвене до стоянки на Ист-Энд-авеню, где он оставлял свой «мерседес», — наскоро чашечку кофе, быстро вымыть под краном руки, и у него еще оставалась пара минут до обхода пациентов, который начинался в половине девятого утра. Его в общем и целом приятную жизнь омрачала только его усадьба Эмеральд-Пойнт. Это был один из красивейших архитектурных памятников на северном побережье Лонг-Айленда, который, казалось, был создан только для того, чтобы вкладывать в него деньги. И этому не видно было конца. Поэтому-то Картер, как сумасшедший, и оперировал целыми днями. Он принимал пациентов до десяти или половины одиннадцатого вечера — и так пять дней в неделю. По крайней мере, так он говорил Стефани. Я хотела проверить, так ли это было на самом деле.
Поэтому примерно за три часа до его обычного отъезда домой я оказалась возле стоянки, расположенной рядом с офисом Картера. Я подождала, пока охранник не покинул стеклянную будку и не вышел помочиться. Я молила Бога, чтобы он как можно дольше не возвращался. У меня пересохло в горле, с замирающим сердцем я пригнулась и спряталась за широким «кадиллаком». Никого нет. К несчастью, там было столько «мерседесов», что можно было тут же открыть автосалон. Но через двадцать минут, пригнувшись еще ниже, я заметила знакомый темно-синий «мерседес» с буквами М на номерном знаке. Неужели он?
Слава Богу, машина была незапертая. Я легла на пол под задним сиденьем, меня мучила жажда. Дыханье тоже перехватило. Я мечтала о диет-коле со льдом и лимоном. Кроме того, я внезапно почувствовала страшную боль. Спина и раньше у меня болела, но чтобы так сильно — никогда; боль ощущалась буквально в каждом позвонке. Я видела не меньше двадцати-тридцати фильмов, где вооруженный бандит, не ведающий адской боли, внезапно поднимается с заднего сиденья и приставляет оружие к виску водителя. К тому времени, когда пришел служащий, чтобы подогнать машину к входу, я готова была откусить себе губы, чтобы не кричать от каждого толчка машины. Но он меня не заметил.
«Пожалуйста, — молилась я, — когда машина выйдет на освещенную площадку, пожалуйста, не дай Картеру заметить меня. И, пожалуйста, пусть это будет тот самый «мерседес». Не дай мне Бог оказаться в Ардсли с каким-нибудь там отоларингологом». Служащий вылез из машины.
— Я подогнал сюда, доктор, — услышала я его слова.
И больше ничего. Я чуть не вдавилась в пол. В нос мне попала какая-то пыль, что-то царапнуло по щеке. Может, служащий показал уже Картеру знаками, что в машине кто-то есть? Скорее, вызывайте полицию! Я уже ощущала холодное прикосновение металла револьвера на своей шее, когда кто-то сел на водительское место и захлопнул дверцу. Я посмотрела вверх. Блондин. Короткая стрижка. Прическа, как у всех республиканцев. Картер!
Я достала свое оружие. Отвергнув оранжевые пластиковые водяные пистолеты, которые мне предлагали в детских магазинах, я наконец, нашла небольшой металлический пистолет в игрушечном магазине в Виллидже. Однако спина моя была так напряжена и болела, а я сама была так напугана собственной решимостью, что не могла заставить себя подняться, пока Картер ехал по автостраде, которая вела к мосту Триборо. Тут я приставила ствол к его виску.
— Продолжай ехать, Картер!
«Мерседес» метнулся. Мы оба вскрикнули, почувствовав, что машина потеряла управление: сначала она вылетела на встречную полосу, потом — а-ах! — к Ист-Ривер. Но хирург должен обладать достаточным хладнокровием, и уже через пару секунд машина выровняла ход. Продолжая держать пистолет у виска Картера, я перебралась на переднее сидение,
— Свернешь у следующего поворота, — приказала я и, вырвав трубку его телефона из аппарата, выбросила ее в окно.
Ты с ума сошла? — прошептал он.
Этот поворот. Сверни, — сказала я ему, прижимая пистолет чуть сильнее к его голове, но так, чтобы он и не почувствовал, что это не настоящая сталь.
Здесь?
Здесь.
— Мы в Гарлеме, — выдохнул Картер.
— Я сама знаю, где мы находимся.
Мы проехали 116-ю улицу и, свернув с нее, остановились где-то через два дома. Я приказала ему погасить свет и выключить мотор.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет… — начал он.
— …что мне это так просто не сойдет, — закончила я его мысль. — А может и сойдет, если смотреть далеко вперед. Но если ты захочешь выбраться отсюда именно сейчас — живым и невредимым — думаю, тебе стоит ответить на мои вопросы как можно более полно и правдиво. — Если же нет, — и я отвела пистолет, — я не знаю, смогу ли я убить тебя, Картер, но, поверь, руку тебе прострелить я смогу.
Он не ответил. Он сидел прямо, глядя через ветровое стекло на мотоцикл, который стоял впереди нас и был цепью привязан к пожарному гидранту.
Готов?
Да.
Ты познакомил Джессику с Ричи?
Он кивнул.
Расскажи об этом.
— Да тут нечего рассказывать. Мы были знакомы. Просто случайные знакомые. Встретились на коктейле у одного из моих лучших пациентов. Я упомянул в разговоре с Джессикой, что один из моих соседей неожиданно невероятно преуспел. Она уже слышала о Дейта Ассошиэйтед и попросила меня устроить встречу. Что я и сделал. Вот и все, что касается знакомства.
— Это не все! — так и взвилась я.
Он сделал шумный вдох, стараясь совладать с охватившим его чувством ужаса — эта разъяренная женщина готова была прострелить его драгоценные пальцы хирурга.
Успокойся, Картер, — сказала я уже помягче. — Просто скажи мне правду. Вот и все. Хорошо?
Хорошо.
Вы с Джессикой были любовниками?
Его голова дернулась, плечи напряглись еще больше, но он ничего не ответил.
Картер?
Да!
Ваша связь еще продолжалась, когда ты познакомил ее с Ричи?
Да!
Тогда почему ты это сделал?
Я тебе уже сказал. Чтобы использовать это знакомство в своих интересах.
А Ричи знал, что вы были любовниками?
Он отвернулся от меня и смотрел прямо перед собой.
Не имею представления.
Правду, — буркнула я.
— Думаю, что да. Не думаешь ли ты, что я представил ее «Это моя любовница, Джессика Стивенсон». Но я уверен, что он знал. Он был достаточно опытным в этих делах.
А ты знал, что он изменял мне?
Думаю, что да.
Как это понимать?
Не знаю. Просто я мог предположить, что это так. По тому, как он говорил о женщинах. Он знал, какое впечатление он производит на них, да и сам был неравнодушен к ним, скажем, гм, замечал некоторые особенности их внешности.
Сиськи и задницы.
— Ну, у него был более утонченный вкус.
Представив себе микроскопическую грудь Джессики, я согласилась, что замечание было справедливо.
Джессика была когда-нибудь замужем?
Дважды.
Дважды?
Сразу же по окончании колледжа она вышла замуж за одного из своих профессоров. А потом за адвоката. Ни один из этих браков не продлился долго. Она не выносит семейных уз.
А дети есть?
У Картера как будто комок в горле застрял.
— Отвечай!
Она никогда не говорила об этом. Я узнал об этом только потому, что однажды вечером мы зашли к ней домой, и она стала прослушивать автоответчик. Там была запись ее бывшего мужа: она на четыре месяца задержала выплаты на содержание ребенка.
Это был адвокат?
Профессор. Профессор истории. Мальчик живет с ним и его второй женой. Джессика говорила, что она была очень молода, когда все это произошло. Сейчас она понимает, что не должна была оставлять ребенка. Она очень страдает сейчас.
Я вынуждена была заставить его признать свое поражение. Он проговорил все это с каменным лицом и абсолютной убежденностью в голосе. Ну, а почему бы и нет? Голос выдавал его. Он все еще был в нее влюблен.
— А сейчас ты поддерживаешь с ней отношения?
— Только дружеские.
Как часто вы общаетесь? — Раз-два в месяц.
Кто кому звонит?
Я звоню ей, — сказал он несколько смущенно. — Но это совсем не то, что ты думаешь. Мы просто друзья. Кроме того, я очень занят. Поэтому, проще, когда я звоню ей.
А Стефани знает про тебя и Джессику?
— Нет! — он разве что не кричал. — И ты не станешь…
Его глаза уперлись в пистолет.
— Стефани столько пережила за последнее время. Пожалуйста, не… Мы оба уже заплатили… — он повысил голос— Она так измотана,! А тут еще убийство! Оставь ее в покое!
В профиль нижняя часть его лица напоминала коробочку хлопчатника. Ему самому не помешала бы операция на подбородке, одна из тех, которые ему особенно удавались.
— Но если ты знал, что Ричи за каждой юбкой бегает, как же ты решился познакомить его с Джессикой?
— Это было связано с бизнесом. Кроме того, мне это и в голову не приходило. Она была не в его вкусе. Он испытывал перед ней нечто вроде благоговейного страха. В это время он увлекался, в основном, секретаршами.
Я думала, что тебе не было известно об их связи.
Он пожал плечами.
А о Мэнди ты тоже знал? Он покачал головой.
— Может, это та Мэнди, которая служит со Стефани? Адвокат. Она живет в Шорхэвене. Они иногда бегают вместе по вечерам.
Он еще сильнее покачал головой.
Ты ее видел когда-нибудь?
Я видел многих приятельниц Стефани и не могу точно сказать, которая из них — она.
Ричи увел у тебя Джессику?
Нет, — он стиснул руками руль. — Мы как раз в это время расстались.
Ты хочешь сказать, что она просто отшвырнула тебя, как горячую картофелину, ради кого-то еще.
Да.
Это было до того, как она стала встречаться с Ричи?
Да.
Он хотел сделать мне больно, но сказал только:
— Да.
— Ради кого?
Ради человека, который был гораздо старше ее.
Николаса Хиксона?
Он уронил руки на колени:
Да.
А почему же она не осталась с ним?
Он никак не мог решиться оставить свою жену.
И тогда она решила попытать счастья с Ричи. Расскажи мне об их отношениях.
А тут нечего и рассказывать. Они влюбились друг в друга, но возникли кое-какие сложности.
Какого сорта?
Джессика считала, что Ричи недостаточно ее ценит и была этим недовольна. Ей прежде всего не понравилось, то кольцо, которое он подарил ей.
Ну да, размером с Гибралтар.
Но камень был недостаточно чист.
Понятно.
Казалось, Картер и не думал, что меня все это тоже касалось,
Дело то было не в самом кольце. Просто, ей показалось, что он хочет жениться на ней без особой охоты.
И тогда она возобновила, связь с Хиксоном?
Нет. Хиксон вернулся к ней. Он сказал, что разведется с женой.
И что же ответила ему Джессика?
Она была в полном смятении. Она же была помолвлена.
И?
— Твой муж продолжал тянуть, мешкать, — сказал он с излишней горячностью. — Кольцо это. Еще он подарил ей одну вещь. Так сказать, предмет искусства.
Я представила себе пейзажи на стенах дома Фрэн, как бы излучающие внутренний свет, и небрежно намалеванную картину у Джессики.
С картиной тоже было что-то не то.
А в чем было дело?
Не знаю.
Я покрутила в руках пистолет, но так, что если бы у него было боковое зрение, он бы это увидел. И он увидел.
Он заплатил за нее по чеку, — выдавил он.
Ну, и?
Джессике сначала она очень понравилась, а потом она решила, что картина слишком мала. Ричи же отдал ей картину в собственность. Но, когда Джессика пошла продавать картину, у нее потребовали показать подписанный чек. И оказалось, что картина была оплачена по чеку общего счета.
— Моего и Ричи? — прошептала я.
Картер кивнул.
— Да, он покупал картины, — сказала я. — Иногда для нашего дома, иногда просто, как хорошее вложение капитала. Он говорил что-то о том, что некоторые картины — настоящий авангард, но почему-то, не очень подходят для Галле Хэвен. Я говорила: «Дай, я хоть посмотрю на них», но он, помню, сказал, что произведения современного искусства обычно хранятся в здании аукциона, в специальном помещении. Он так же говорил, что будет рад показать их мне как-нибудь. А потом я забыла об этом. Ты вечно в делах, когда богат_ Мы… нет, я покупала так много всего, и ничто не имело для меня особой ценности.
Х-м-м, — произнес Картер, как бы проявляя интерес к моим разглагольствованиям о переменчивости судьбы. Ричи тоже в последние несколько месяцев нашей совместной жизни любил послушать, как я рассуждаю на эту тему. Но пистолет, нацеленный прямо в голову Картера, не позволял ему расслабиться.
Картер!
Да.
Зачем ты звонил Ричи в день его смерти?
Что?
Ты слышал меня.
О, я забылся на секунду. Его подбородок. Он звонил мне за пару дней до этого и просил, чтобы я подправил линию его подбородка. Он очень торопился. У меня было все расписано по минутам, но все же я выкроил для него время именно в тот вечер, но при этом предупредил, что без предварительного обследования я не делаю никаких операций. Больше он мне не звонил.
Почему Ричи пришел ко мне?
Челюсти Картера усиленно задвигались, как будто он только что начал жевать новую жевательную резинку.
— Я уверена, что ты все знаешь. Ты конечно же, не мог не поговорить с Джессикой по телефону сразу после убийства. Ты не упустишь случая позвонить ей. Ты был единственной ниточкой, связывавшей ее с Ричи. Она и раньше обсуждала его с тобой, почему бы ей и на этот раз не упустить такой случай. Наоборот…
Ответа не последовало.
— Картер…
Я щелкнула предохранителем игрушечного пистолета. Я чуть не рассмеялась, но на Картера это произвело впечатление.
Ему нужна была квитанция о продаже. Она была на его имя, но чек был выписан на ваш общий счет.
И что он собирался с ней делать?
А ты сама не догадываешься? — огрызнулся он. — Обвести тебя вокруг пальца. Он сказал, что ты никогда и не видела эту квитанцию. Что ты даже не знаешь, какой это художник.
— Какой же?
Си Туомбли.
А сколько картина стоит?
Три миллиона, — сказал он спокойно.
Что?
Ты же знала только, что он купил какое-то произведение искусства, чтобы выгодно вложить деньги.
Три миллиона? Что-то на Ричи не похоже.
Но Джессика была просто без ума от этой картины. Она знала, что он не может отказать ей ни в чем. Но, если бы он получил эту квитанцию лично от тебя, это бы все упростило: оставалось только передать это твоему адвокату и объяснить, что это твои «вложения в искусство».
Он посмотрел на меня:
Она умоляла его не ходить. Это было страшно опасно. Что бы ты сделала, если бы поймала его с поличным?
Может, обняла бы и поцеловала… Нет, я скажу тебе истинную причину, почему Джессика не хотела, чтобы Ричи пошел на это. Она хотела просто иметь предлог, чтобы выставить его и чтобы она могла спокойно выйти замуж за Хиксона. Это была лишь увертка: ей нужно было время, чтобы обдумать, как при этом не вылететь с работы. Согласись, об этом стоило подумать.
Я так крепко сжала пистолет, что, если бы он был настоящим, Картер был бы уже мертв.
Ведьма! Чтоб она сдохла!
Пожалуйста, позволь мне уехать, — взмолился Картер. — Она очень обо всем сожалеет. Послушай, она искренне надеялась, что он к тебе вернется.
Меня внезапно охватила дрожь.
Он с этим и пришел? Он вернулся?
Ну, конечно, нет, — живо возразил Картер, — Зачем это ему? В Джессике была вся его жизнь.
