Сэм Шилдз стянул свитер и швырнул его на кровать. Возвращение из Лос-Анджелеса должно было утомить его, но он чувствовал себя полным энергии. Лететь на «МГМ Гранд» одно удовольствие – места только первого класса и только первоклассная публика. Студия оплатила счет и отправила его в аэропорт на роскошном «роллс-ройсе». Какая роскошь проехаться подобным образом и к тому же за чужой счет. Третий класс больше не для Сэма Шилдза.

Времена изменились. Деньги – свои ли, чужие – никогда не были слишком доступны для Сэма. Выросший на северном берегу Лонг Айленда в маленьком арендованном домишке, настолько сыром, что обои отставали от стен, где никогда не хватало денег ни на приличную одежду, ни на хорошую еду (зато всегда находилась бутылка для отца или матери), Сэм научился ценить хорошие вещи, а заодно и обходиться без них. Порядочные люди ходили в «Брукс Бразерз», а не в костюмах от Роберта Холла. Если не было денег на добротный новый синий блейзер, Сэм носил старый до тех пор, пока рукава не становились настолько короткими, что казалось, будто он их закатывает. Его отец, захудалый рекламный агент, был когда-то золотым мальчиком в Дойль Дейне, как раз в те времена, когда это было самым подходящим местом для умного беби. Мать проработала два года у Смита, а затем надела белые перчатки у Кейти Джиббс. Отец и мать Сэма были рослыми и худощавыми, он светлый, она темная. Молодые люди повстречались и через месяц поженились.

Как жили они, в те пятидесятые, когда женщины носили шляпки и перчатки, все пили «Манхеттен», а город был мерцающей жемчужиной? Так ли, как чувствует себя сейчас Сэм, так, словно перед ним открыт весь мир? Интересно, был ли у них когда-либо шанс на ринге жизни и осознали ли они тот момент, когда упустили его? После первых пьянящих дней вина и роз настала пора тягостных дней людей третьего сорта. Отец поговаривал о литературном поприще, но так никогда и не занялся им, хотя не переставал сетовать по этому поводу. Спустя много лет и после множества попоек Фил расписался в своей беспомощности. Мать вынуждена была признать, что, несмотря на родословную и претензии мужа, она поставила не на ту лошадь. Родители напоминали Сэму героев одного из неудачных романов Фицджеральда – тех, что живут на обочине процветающего общества, но никогда не попадают в его центр. А на краю так холодно. Сэм ненавидел романы Фицджеральда.

Родители научили его чувствовать свое превосходство над теми, в ком он никогда не замечал ущербности, смотреть сверху вниз на евреев, итальянцев и особенно ирландцев. Черные в счет не шли. Его научили уважать Уитни (дальних родственников отца), Гарриманов, Вандербильдов, Рузвельтов и всех их кузенов, теток, свойственников и прихлебателей. И, словно Сэм был богатым отпрыском какой-то известной фамилии, его послали в Дирфилд и Йель (в обоих случаях на стипендию). Это были альма матер его отца. С тех пор Сэм трудился в безвестности и боялся, что станет таким же неудачником, как и его отец.

Теперь же все переменилось. Сэм улыбнулся, достав из чемодана измятую куртку. Это была старая черная полотняная куртка – он всегда носил черное, – слишком легкая для нью-йоркской зимы. Но она вполне подходила для Лос-Анджелеса. Там сходило все. Переделки и повторные записи прошли отлично, и он полагал, что уже в мае можно будет приступить к съемкам. Если повезет с актерами.

Ах, да, актеры. В этом-то и закавыка. «Джек, Джилл и компромисс» – пьеса с песочком, сколок жизни. Он видит ее как «черный» фильм. Не то чтобы в ней не было юмора и пафоса, но все же печальная история. Правдивая, а бывают ли правдивые истории не печальными?

Его история, к примеру, была именно такой. Мальчишка с Лонг Айленда перебрался в большой город, голодал и писал хорошие пьесы, его не признавали, и он уже хотел бросить, написал последнюю и попал в точку. Сэм пожал плечами, он устал распаковываться и свалил остаток грязной одежды кучей в углу. Обычно он оставлял стирку у Мери Джейн. Но сейчас дело обстояло несколько иначе.

Последние два года они жили преимущественно вместе в ее квартире, но Сэм не собирался расставаться со своей конурой на Ист-стрит. Необходимо было сохранять убежище для отступления. И не менее важно, чтобы Мери Джейн об этом знала, – так их отношения получали четкие рамки. Они – любовники, но Сэм никогда не делал секрета, что все еще может измениться.

Пройдя на другую сторону своего чердака, он нажал на кнопку автоответчика. Завертелась кассета, послышались гудки, что-то щелкнуло, и комнату заполнил голос Мери Джейн.

– Еще не вернулся? Надеюсь, долетел благополучно. Я снова безработная, и это в такую погоду! Позвони, когда вернешься. Я уйду в половине двенадцатого. – Сэм глянул на часы. Без четверти час. Опоздал, ничего не поделаешь. Он покачал головой: Мери Джейн говорила спокойно, но что-то беспокоило его, Сэм чувствовал себя виноватым.

Ведь в этом-то и заключалась темная сторона Мери Джейн. Нет, она вовсе не роковая женщина. У него таких было больше чем достаточно: невротичных, навязчивых, самовлюбленных актрис, которые мучили его. Сэм женился на Шейне, когда ему было всего двадцать три, и позволил жене изводить его целых четыре года. Затем он окончательно озверел, а год спустя после развода ему попалась Нора, которая вскоре взбесила его еще больше. Кто из них красивее, Шейна или Нора? Кто эгоистичнее? Невозможно сказать. После Норы последовала вереница гибких, совершенных женщин с телами танцовщиц, роскошными грудями, восхитительными губами и нежными лживыми глазами. Они либо нагоняли на Сэма скуку, либо бесили его. Это были те два вида представительниц слабого пола, которых он знал.

Но Мери Джейн… В тридцать шесть Сэм уже начал думать, что может стать неудачником, и это проявилось в его последней пьесе. Джек – это он, отчаявшийся и напуганный. Боящийся другого прокисшего дела, другого провала, который ведет в никуда, того, что если эта пьеса также пойдет в сортир, то он уже не сможет ничего больше создать. И вот появилась Мери Джейн. Талантливая, нет, больше чем талантливая. Она взяла роль, черт, она сжилась с ролью и вдохнула в нее жизнь. На сцене Сэм не мог оторвать от нее глаз. Работать с ней было одно удовольствие. От Мери Джейн не ускользал ни один нюанс, и дело свое она знала. Актриса точно находила эмоциональный пик и как раз к месту вставляла отсебятину, вечер за вечером, так что пьеса всякий раз смотрелась по-новому.

Вне сцены она была, мягко говоря, невзрачна. Сэм никогда не брал Мери Джейн с собой, чтобы познакомить со своими придирчивыми родителями. Он представлял, как мать рассматривает Мери Джейн оценивающим взглядом. Полуирландка, полуеврейка, и обе половины в худшем варианте. Он видел гримасу матери, за которой последует натянутая улыбка. Мери Джейн не выдержит критического осмотра.

Но Сэм нашел, что с ней можно общаться. В отличие от красоток, Мери Джейн умела слушать и отвечать, была сердечной, любящей и честной. Да, Мери Джейн была честной, а он ценил честность и правду, хотя сам в последнее время и не мог похвастаться этим. Боже, почему жизнь такая? Какая-то всемирная мишура: нельзя получить то, что хочешь, не навязав это кому-либо другому.

Когда-то, три года тому назад, Мери Джейн была как раз той женщиной, которая ему нужна, и Сэму следовало бы об этом помнить. Да, возможно, что все началось с перепиха от жалости, но Мери Джейн его достала. Она была страстной и зажигательной и поймала Сэма своим жаром и опытностью в постельных делах, а как трогательны были ее привязанность и благодарность, когда он сравнивал их с холодностью и эгоистичностью Шейны, Норы и всех этих миленьких, но трудных девиц, с которыми встречался прежде. Он впервые почувствовал себя счастливым.

Мери Джейн ничего не просила и отдавала все. И если здесь наблюдался явный дисбаланс, Сэму было слишком удобно, чтобы задавать вопросы. Не то чтобы он был верен. Сэм переспал с несколькими девицами, но как приятно, даже многозначительно, было возвращение к Мери Джейн. Она помогала ему не попасться им на крючок. И Сэм ничего не обещал ей, абсолютно ничего. Он всегда был совершенно откровенен в этом вопросе. И все же Мери Джейн все больше привязывалась к нему, а он – к ней. Для Сэма стало более чем естественно останавливаться у нее дома – там было так удобно: всегда горячий суп на конфорке, его белье выстирано, рассортировано, сложено и даже выглажено. У Сэма была возможность обдумать свои проблемы и зализать раны. Словно он снова вернулся в чрево. И большое тело Мери Джейн было материнским, она верила в Сэма так, как никогда не верила его стройная, красивая и испорченная сучка мать. Вера и талант Мери Джейн поддерживали его. Они напряженно работали днями на репетициях и ублажали друг друга по ночам. Мери Джейн была первой и единственной женщиной, которую Сэм когда-либо любил по-настоящему.

Она принесла ему удачу. Когда пьеса оказалась хитом, именно ее игра вызвала восторги и сделала сборы. Сэм перебрался в более крупный театр, но постановка осталась практически неизмененной. Вскоре спектакль получил три престижные премии: лучшая актриса, лучшая пьеса, лучший режиссер.

Итак, вместо того чтобы перерезать себе горло, не достигнув сорока лет, Сэм едет в Голливуд и делает кино. Он настоял на том, что будет руководить съемками. Его агент пришла в ужас от этого требования, но в данном случае была вынуждена пойти на это. Ей не нравилось работать за такие деньги, но опять же на этот раз пришлось. Или Сэм руководит съемками, или «Джек, Джилл и компромисс» не продается. И Голливуд наконец уступил.

Но Сэм не смог насладиться триумфом. Нет, Голливуд решительно не хотел рисковать шестнадцатью миллионами долларов на простенькую, толстую, неизвестную актрису в ведущей роли, даже если роль написана для нее и даже если это, как они сказали, «маленький фильм». Тем более что ролью заинтересовалась сама Крайстал Плинем. Если она подпишет контракт, сборы обеспечены. Итак, Сэм вынужден был стать предателем, плохим парнем и сообщить об этом Мери Джейн. Попытаться быть счастливым, глядя в по-собачьи преданные глаза, которые повсюду следуют за ним, словно говоря:

– Ничего, все правильно, я к этому привыкла.

Сэм понимал, что Мэри Джейн обижена, но никогда об этом не скажет. Единственное, в чем она допускала нечестность, так это в том, что просто принимала все как должное. И ее голос на пленке казался естественным и удовлетворенным. Она так нигде и не устроилась после того, как пьеса сошла со сцены. Черт! Это по крайней мере не его вина. Сэм пришел к выводу, что она хотела быть жертвой, что она наказывает его, не позволяя ему насладиться успехом.

Автоответчик запищал снова.

– Эй, Сэм. Это Бетани. Не встретиться ли нам снова? – Она прервала свою сопровождаемую придыханиями речь и захихикала. – Я хочу сказать, что мне понравилось. Буду дома весь день, до вечерней репетиции. Чао!

Черт, у труппы по расписанию репетиция. Он забыл. После солнца и студий Лос-Анджелеса Сэм сомневался, что будет в силах проводить репетиции в подвале церкви св. Малахии. И, честно говоря, это собранное наспех ревю, хотя и предназначалось на потребу толпы, было всего лишь дешевкой.

Вновь запищал автоответчик.

– Говорит Сай Ортис из «Эрли Артистс». Мистер Шилдз, пожалуйста, позвоните в наш лос-анджелесский офис по телефону 556-0111.

Сэм поднял брови.

– Сам Сай Ортис? Хотел бы я дождаться, чтобы это слышала мой агент, – самый мощный брокер Лос-Анджелеса позвонил мне!

Сэм вспомнил киношный анекдот. Некий писатель приходит домой и застает там полицию и пожарников. Детектив встречает его новостью, что его агент взбесился, пришел к нему домой, изнасиловал жену, убил детей и поджег дом. Писатель кажется оторопевшим.

– Как, ко мне приходил мой агент? – спрашивает он.

Ну, положим, Сай Ортис не пришел к нему, но он позвонил сам, а не поручил это какому-нибудь феминизированному ассистенту. Сэм прокрутил послание еще раз, просто чтобы убедиться. Боже, – подумал он, – а я и впрямь стал популярен. Прекрасно, очень счастлив, но надо ответить Саю. – И он записал номер.

Было еще одно послание:

– Эй, парень. Это я обращаюсь к твоей штуке. Надеюсь, долетел хорошо. Позвони мне. – Эйприл Айронз так самоуверенна, что не позаботилась назвать себя. Это лучше стереть. Не то чтобы Мери Джейн часто бывала у него, но так, на всякий случай.

Мысль о Мери Джейн еще раз стерла улыбку с лица Сэма, потому что, несмотря на Эйприл, несмотря на всех других, он любил Мери Джейн. Сэм надеялся, что она приедет в Лос-Анджелес, хотя и стыдился ее. Но он знал, что Мери Джейн ему нужна, причем сейчас больше, чем когда-либо. Вопреки ажиотажу, вопреки удачному выстрелу в это звездное для него время, а возможно, именно из-за этого, он боялся. Боялся, что упустит свой шанс прорвать магический круг, испортит его и снова заведет свою жизнь в безвестность. Ну что ж, вечером Сэм увидится с Мери Джейн. Осталось не так уж и много, а пока он нанесет визит Бетани.