Париж. 1948–1950
1
Прошло уже больше недели, как я вернулась в Кембридж, но все еще не видела Джонни. Он все время извинялся по телефону: ему нужно заниматься — это удобная отговорка для студента-медика. Я старалась ему верить, но мне было неприятно. И меня начали мучить подозрения и неприятные предчувствия. Я никогда не сомневалась в моей любви к Джонни. Разве я не доказывала ему это неоднократно? Я перестала считать наши встречи, как делала это вначале. Понедельник — три часа дня, суббота — утром в одиннадцать. Вторник вечером — на заднем сиденье «понтиака». В среду днем — время только для трех поцелуев, не больше. Да, я еще и еще доказывала ему мою любовь и преданность. Но я начала сомневаться в любви Джонни! Стал ли он действительно в последнее время отстраненным и несколько равнодушным, или мне это только показалось? Почему он не хотел видеть меня? Будь у него желание, он обязательно выкроил хотя бы часок, чтобы повидаться со мной.
Потом, наконец, Джонни позвонил и спросил, не хочу ли я прогуляться? Вот тогда я наконец поняла, что случилось нечто ужасное. Влюбленный молодой человек, не видевший свою возлюбленную почти две недели, не захочет встречаться с ней на людях!
Мы встретились, и я слушала, как он многословно объяснял, что я недостаточно хороша для него, не так хороша, чтобы мы могли пожениться. Нет, конечно, он все высказал в более вежливых выражениях! Ведь не зря же он учился в Гарварде. Он сказал, что любит меня, но ему необходимо подумать о своей карьере. Молодой доктор, начинающий свою интернатуру, оснащенный только подходящей фамилией, красивым лицом и приятными манерами, должен думать весьма о многом.
— Ты же меня понимаешь, Марлена, моя единственная любовь, не так ли?
Потом он сообщил мне, что в последние несколько месяцев он встречался с другой. Дебютантка из Бостона, весьма некрасивая девушка, но очень благородных кровей и с большим состоянием! Он собирается жениться на ней, и после окончания интернатуры у него будут прекрасные перспективы, солидная частная практика и дом на Бикон-Хилл. Я смотрела на его красивый профиль, и меня тошнило от его предательства. Я едва сдерживалась, чтобы не дать по его красивому носу прямо посреди Гарвард-сквер.
Я подумала о Саре. Что она скажет, когда узнает, что девушка из семьи Лидзов из Чарльстона не подходит для выпускника Гарварда, особенно если она из благородной, но обедневшей семьи. И даже если ее дебют состоялся в «Уолдорфе», для молодого и амбициозного врача это не имеет никакого значения, особенно если ему так хочется жить на Бикон-Хилл.
Насколько мне было известно, существовал определенный этикет при разрыве помолвки. Если инициатор — девушка, она должна вернуть кольцо. Если это делает молодой человек, ей положено сохранить кольцо в качестве утешительного приза. Она возвращается домой с разбитым сердцем, заворачивает кольцо в салфетку и хранит его в заветном ящике своего шкафа. Позже, когда она уже не так тоскует или у нее появляется новый ухажер, она достает старое кольцо, вынимает бриллиант и отдает ювелиру, чтобы тот вставил его в новое кольцо, окружив бриллиант мелкими рубинами или крохотными изумрудами.
Но когда я стояла перед Джонни и мимо нас проходили счастливые пары, у меня было только одно желание — швырнуть кольцо в реку. Или же выцарапать на розовой щеке Джонни острым краем бриллианта огромное «X», чтобы он остался навеки меченым. Я сорвала кольцо с пальца, швырнула ему в лицо и убежала.
Я провела несколько дней в своей кровати, не ходила на занятия и почти ничего не ела. Я снова и снова прокручивала все в памяти, пока не испугалась, что могу сойти с ума. Кольцо я не швырнула в реку, может, мне стоило броситься в воду самой? Но в глубине души я прекрасно понимала, что никогда не сделаю ничего подобного. Нет, я буду учиться и закончу курс, как положено хорошей, маленькой, послушной девочке. Я все думала и думала об этом, пока не отупела и не перестала чувствовать сильную боль.
Потом мне стало стыдно самой себя. Разве у меня нет чувства собственного достоинства? Я встала, оделась и пошла что-нибудь съесть. Завтра я пойду на занятия. По дороге я купила газету. Наверно, я по воле судьбы вернулась к жизни именно в этот день, потому что, купив газету, я нашла на третьей странице статью АП из Парижа. Заголовок гласил: «Американские дебютантки берут штурмом «Ритц».
Далее шел такой текст: «Сара Голд, недавно получившая развод со сценаристом Риком Грином, Крисси Марлоу, бывшая жена Гаэтано Ребуччи, из семьи знаменитых производителей калифорнийского вина, и Мейв О'Коннор, дочь известного писателя Пэдрейка О'Коннора, обратили на себя внимание вчера за ленчем в «Ритце». Нью-йоркские дебютантки 1946 года были одеты в одинаковые белые шелковые блузки, серые брюки из фланели и великолепные манто из соболя и приковывали к себе взгляды парижских дам. Один-ноль в пользу модельеров Нью-Йорка! Американские принцессы были одеты более стильно, чем французские модницы в столице мировой моды!»
Конечно! Я должна позвонить Саре. Она разделит со мной обиду, унижение и стыд. Мне станет легче, если я поговорю с Сарой, Крисси и Мейв.
— Этот ублюдок! — возмущалась Сара. — Бедная моя девочка! Может, тебе стоит приехать к нам сюда?!
— Нет, — грустно ответила я. — Мне лучше закончить колледж, чтобы эти годы не пропали зря! Но я вижу, что вы там не теряете время даром. Вы только что прибыли в Париж, а в газетах уже пишут про вас так много лестного.
— О чем ты говоришь?
— Подожди секунду, я сейчас прочитаю тебе один абзац!
— Боже мой, — заметила Сара, когда я закончила чтение. — Вот уж глупости. Подумаешь, буря в стакане воды! — Сара выпендривалась, но я чувствовала, как она была довольна.
— Ну, значит, вы дали по уху «Ритцу». А как вам нравится Париж?
— Мы еще почти ничего не видели. Посетили некоторые модные фирмы и были на улице Мира, пили кальвадос в тени Триумфальной арки, как Шарль Бойер и Ингрид Бергман. Сегодня вечером мы идем ужинать к «Максиму». Мы пока ведем себя до неприличия тихо! Теперь, когда Джонни убрался с твоего горизонта, ты должна к нам приехать! Ты знаешь, что сказал Дюк де Морни?
Я улыбнулась Саре со своей стороны Атлантики.
— Скажи, мне, Сара, что сказал Дюк де Морни?
— Все хорошие американцы, когда они умирают, приезжают в Париж!
— Вы уже посетили Лувр и Эйфелеву башню, Нотр-Дам?
— Ну, Марлена, ты считаешь, что я поехала в Париж, чтобы у меня болели ноги от ходьбы по музеям?
Я засмеялась. Сара никогда не меняется!
— Мне пора идти. Мне и так влетит в копеечку этот звонок! Сара, напишите мне!
— Обязательно, Марлена, милая! Я пришлю тебе что-нибудь необычайно модное. И не переживай из-за этого Джонни. Когда мы вернемся, я придумаю, как ему отомстить. Мы сделаем что-нибудь по-настоящему гадкое!
Я повесила трубку, у меня в горле стоял ком. После разговора с Сарой мне стало гораздо лучше, но она была далеко.
2
Они прибыли в «Максим» в одинаковых облегающих фигуру шелковых платьях, только разных оттенков, открывающих одно плечо. Сами платья были очень простыми. Метрдотель провел их к столику.
— Столик номер шестнадцать, — заметила Сара. — Вы знаете, что это значит?
— Нет, но ты нам сейчас все объяснишь. — И Крисси наклонилась к ней, как бы ожидая необыкновенного открытия.
— Я просила зарезервировать столик и не говорила, что нам нужен какой-то особый стол. Нам дали столик, который обычно резервируется для Мориса Шевалье, Ага Хана и Греты Гарбо! Обратите внимание!
— И что тут такого необыкновенного?
Сара поправила бриллиантовые браслеты на левой руке.
— Крисси! Они считают нас знаменитостями!
— На нас все смотрят! — прошептала Мейв.
— Может, им не нравится наше декольте? — поинтересовалась Крисси.
Сара раздраженно махнула рукой. К ним подошел метрдотель, за ним следовал распорядитель по винам с официантом, который нес большое серебряное ведро со льдом, другой официант нес огромную бутылку вина. Метрдотель что-то шепнул Саре, и та кивнула. Распорядитель по винам взял бутылку у официанта и показал ее Саре. Это было «Шато Лафит» 1928 года из подвалов Ротшильда.
Сара снова кивнула, и он поставил бутылку в серебряное ведерко, обхватил горлышко двумя ладонями и повернул его несколько раз. Сара обернулась к угловому столику и вежливо улыбнулась, наклонив голову.
— Улыбайтесь, девушки! — скомандовала она. — Граф Андре де Ребек прислал нам вино!
— Который из них? — спросила Крисси. — Вот этот — интересный, с усами?
— Кто он такой? — спросила Мейв. — Чего он от нас хочет?
— Наверно, он хочет подружиться с нами, — сказала Сара. — Видите, в чем дело: мы — знаменитости, и все хотят с нами познакомиться!
Сара повесила трубку.
— Виконтесса де Рамбуйе заедет к нам сегодня днем, чтобы отвезти к мадам Мадлен Амодио. Она, как говорит виконтесса, организовала самый модный салон во всем городе!
Крисси лениво развалилась на розовой софе а-ля Людовик XVI в их шикарных апартаментах.
— Умоляю, объясни мне, кто такая виконтесса де Рамбуйе? И зачем она нам нужна?
Крисси лениво потерла маленькую с коричневыми краями дырочку в атласной обивке. Интересно, это она прожгла ее сигаретой? Сара захихикала.
— Виконтесса — это старая «Мордоворотка» Пушер из Нью-Йорка. Каролина «Мордоворотка» Пушер, если уж быть совсем точной. Мы учились вместе у… Не помню, в какой именно школе. Мы прозвали ее «Мордоворотка» сами понимаете почему. Она страшная сука, но с ней иногда очень смешно!
Сара обняла виконтессу де Рамбуйе, как будто та была любимой родственницей, с которой Сара давно не виделась. Затем Сара ввела ее в гостиную, заполненную цветами. Маленькая виконтесса пошмыгала носом:
— Господи, пахнет, как в крематории!
— Ага, — согласилась Крисси. — Половина Парижа прислала нам цветы! Мы не знаем никого из тех, кто это сделал.
— Телефон звонит не переставая, — добавила Мейв.
— Посмотри, — сказала Сара, смеясь от удовольствия и показывая на серебряный поднос, с которого соскальзывали визитные карточки и приглашения.
— Конечно, — сказала Каролина Пушер, садясь и аккуратно расправляя плиссированную черную юбку-клеш и белую шелковую блузку — О вас говорит весь Париж. Вы, богатенькие американки, являетесь новыми особами голубой крови в Европе. Всем нужны ваши деньги! Вам, наверно, будут хотя бы раз в день делать предложения бедные герцоги и графы. Им нужно так или иначе оправиться от войны.
— А твой виконт? — спросила Сара.
— Анри? У него теперь есть деньги. Я заняла его в деле по декорированию интерьеров, и он прекрасно зарабатывает! Все отели сейчас начали заново оформлять свои помещения.
— Ты знала, что у него не было ни гроша, когда выходила за него замуж?
— Конечно! — захихикала Каролина. — Мы заключили соглашение. В этом отношении французы просто прелесть. Я хотела титул, он — деньги. Он был уже совсем на грани. Но когда мне надоест быть виконтессой или если я найду себе кого-нибудь получше, мы расстанемся друзьями, Анри — педик, он такой же мужчина, как пятнадцатидолларовая купюра — деньги!
Мейв смотрела на виконтессу, как будто увидела животное какой-то неизвестной породы. Ей было столько же лет, как и им, но она рассуждала так, как будто была на двадцать лет старше. Даже Сара не была такой современной, а Крисси — такой циничной!
Виконтесса снова оглядела прекрасно оформленную комнату и пошмыгала носом.
— Сара, я не понимаю, почему вы решили жить тут. «Ритц» — такой пыльный и захламленный отель! И такой высокомерный персонал! Они даже не принимают здесь американских киноактеров!
— Это их проблема, — заявила Сара. — Я считаю, что здесь просто прекрасно! Пляс Вандом — хорошее место, и нам нравится здешняя кухня! Нам нравятся сады и террасы, правда, девушки?
— Мы просто вне себя от восторга! — твердо заявила Мейв.
— В отеле «Ланкастер» гораздо лучше телефонное обслуживание. Но если вы хоть что-то понимаете, вы должны остановиться в «Бристоле». Он рядом с лучшим парикмахерским салоном в городе.
— Я считаю, что в «Ритце» все в порядке!
— Ну, оставайтесь здесь, если вам так нравится, но тогда уж наймите себе лимузин с шофером! И запомните, для американцев в Париже существуют три правила! Первое: никогда не опаздывать на важный обед или ужин — этого не прощают. Второе: нужно стараться показать себя веселым и интересным человеком. Третье: не стоит пытаться перещеголять кого-нибудь своими нарядами — это ужасный грех! И еще одно: держитесь подальше от немецких баронов. Наглые, хладнокровные мерзавцы! Почти все садисты и извращенцы!
Да-а, подумала Крисси. Один из них женился на ее матери и застрелил ее… Понятно, почему Каролину Пушер прозвали «Мордовороткой». У Крисси просто чесались руки дать ей по морде за наглость и надменность!
У Крисси сердце забилось сильнее, когда она взяла в руки плотный серый конверт с гербом Виндзоров. Письмо было написано фиолетовыми чернилами.
Моя дорогая Кристина!
Дэвид и я только что вернулись в Париж. Здесь все говорят только о вас. Все наши друзья обсуждают прекрасную Крисси Марлоу. Нам очень хочется повидать дочь нашего старого и дорогого друга. Мы можем вспомнить твою мать, если ты не будешь против и если воспоминания не будут слишком болезненными для тебя, для всех нас. Для нас троих это было очень трудное время. Но у нас есть много и приятных воспоминаний!
Приезжай к нам в Буа-де-Болонь на чай четырнадцатого, в четыре часа: Я постараюсь собрать старых друзей твоей матери. Мы все ждем встречи с тобой».
Крисси была так поражена, что разжала пальцы и записка упала на пол. Сара подняла ее и быстро пробежала взглядом.
— Вот так так, приглашение от самой герцогини! Что же она не приглашает и нас с Мейв?
— Почему бы тебе не пойти вместо меня? — резко спросила Крисси. Сара быстро посмотрела на нее:
— Ты что, не хочешь идти? Герцог и герцогиня — это же сливки общества!
— Она отбила герцога у моей матери, когда мама поехала воевать за меня в Нью-Йорк!
Сара улыбнулась:
— Давай посмотрим на это дело с другой стороны. Ну и что она выиграла, получив герцога?
— Мне кажется, что ты должна пойти, — сказала Мейв. — Может быть, ты избавишься от неприятных мыслей о прошлом.
Крисси уставилась в стенку:
— Вы считаете, что мне это поможет? Ты тоже этим занимаешься?
— Я? — побледнела Мейв. — Что ты имеешь в виду?
— Все твои маленькие экскурсии, на которые ты отправляешься одна. Разве это не твоя одиссея в прошлое?
«Одиссея? Да, она права. Крисси выбрала правильное слово!»
Мейв сама не знала, что ищет, когда шагала вдоль Сены, заглядывая в лица рыбаков. Она заходила в кафе на пляс Сент-Мишель и заказывала ром «Сент-Джеймс»: она знала, что так поступал молодой и романтичный Пэдрейк. Мейв старалась найти кафе дез Аматер, но не нашла его. Она нашла книжный магазинчик Сильвии Бич. Это были все те места, о которых рассказывал ей отец однажды серым днем в Труро, когда они бродили по пляжу и карабкались по дюнам.
Мейв казалось, что она ищет следы духовного присутствия молодого Пэдрейка в Париже. Того молодого человека, которого она никогда не знала. Она искала его на Монмартре и на рю де Флерюс, где жили Гертруда Штейн и ее подруга Элис, содержавшие, салон, в котором Пэдрейк и другие молодые писатели пили бесцветные фруктовые ликеры и закусывали маленькими пирожными, разглядывая прекрасные коллекции рисунков, развешанных по стенам. Он сказал ей, что мисс Штейн не обращала на него никакого внимания, пока не прочитала его роман, который он закончил в Париже. Тогда она включила его в «будущее поколение», как она называла подающих надежды молодых авторов.
Боже, как тогда смеялся отец, сидя рядом с дочкой на мокром песке и вспоминая этот маленький эпизод. Гертруда Штейн так и не стала известной, как и остальные члены ее салона. Она не канула в вечность, как это произошло со Скотти Фицджеральдом и Зельдой. Но ее основательно забыли по сравнению с Хемингуэем, с Эзрой Паундом и Джойсом, который совсем не нравился Гертруде.
Вернувшись домой, отец сразу ушел в свою комнату, как он делал всегда, когда был пьяным.
Все имена, которые отец называл в тот день, были ей незнакомы. Но Мейв помнила, как она завидовала этим людям, потому что им повезло знать ее отца, когда он был молодым и веселым и, может быть, более расположенным к людям.
Поэтому она и бродила в одиночестве по Парижу, пытаясь найти следы Пэдрейка тех времен. Она прочесывала улицы Квартала, заглядывала во все аллеи, сидела за мраморными столиками бесчисленных кафе, в грязных барах, в ресторанах на рю де Сен-Пре, рю Нотр-Дам де Шан, на авеню д'Опера, на Елисейских Полях. Она побывала во всех местах, которые он хоть раз упоминал. Она разглядывала картины Мане в музее «Люксембург», потому что Пэдрейк был там и смотрел на того же Мане.
Но Мейв его не нашла. Она не выполнила свою задачу — пустота не была заполнена, боль не стала меньше, Париж не показал ей Пэдрейка того времени. Может, его вообще не было на свете?
3
Крисси чувствовала себя лицемеркой. Как бы она ни утверждала, что не желает ехать к Виндзорам, в душе она твердо знала, что обязательно поедет. Она нашла их дом, как и ожидала, великолепным. Крисси знала, что разведенная женщина из Балтимора известна своим утонченным вкусом, а не только тем, что была виновна в отречении мужа от трона. Правда, Сара сказала, что именно Париж отточил ее чувство прекрасного и элегантность, после чего она стала международным символом шика. Но Сара всегда говорила нелицеприятные вещи.
Крисси увидела, что комната полна незнакомых людей. Ее приняли весьма сдержанно, что было очень странно. Приглашение герцогини было таким теплым, но сейчас она держалась натянуто, почти холодно. Герцог тоже был странным, как бы отстраненным от всего. Остальные гости принялись обсуждать Крисси, как будто ее не было в комнате.
— Но она совершенно не похожа на свою мать!
— А мне кажется, что похожа. Только вот цвет волос — другой…
— Да, у Кристины был такой же цвет волос, но они были вокруг ее головы, как облачко! У дочери они гладкие и лоснящиеся…
— А нос, он совсем другой, не так ли? У Кристины был такой благородной формы нос, длиннее и более элегантный!
— Ну, американцам нравятся коротенькие маленькие носы, как кнопки…
Смех.
Крисси хотела им заметить, что ее нос едва ли подходит под определение «кнопка»! Но стоит ли связываться — ведь они были друзьями ее матери! Ее немного разозлили эти люди, такие глупые, такие бесцеремонные. Даже герцогиня, которую она считала достаточно умной. Она была превосходно одета в вышитое китайское платье для чайной церемонии, ее волосы были убраны в традиционный французский пучок. Она выглядела, как мумия, а не живое существо. Говорили, что она почти ничего не ест.
Леди Гьютон спросила, не купила ли себе Крисси, как это делала ее мать, нижнее белье, вышитое в монастыре? Крисси подтвердила, что купила трусики, вышитые монашками. Она улыбнулась про себя: это Сара настояла на покупке. «Пока мы в Париже, нам следует делать то, что делают парижанки!»
Крисси не могла отвести взгляд от герцога. Он разговаривал с маркизой, больше похожей на куклу, о вышивании, которое он уже почти закончил. Она не могла поверить, что этот крохотный, похожий на осу человечек со слезящимися глазками был любовником ее матери. Целовал ее горячую грудь во время страстных объятий? Расцеловывал все ее роскошное тело, вскрикивая от страсти? Крисси отвела от него взгляд — она не могла представить себе эту картину…
Именно тогда она обратила внимание на смуглого мужчину, стоявшего в углу и не сводившего с нее глаз. Он улыбался ей, и сила его улыбки была такова, что она почувствовала ее через всю комнату с вычурной мебелью, драпировками и коврами. Улыбка его пролетела мимо похожих на марионеток людей, которые болтали, как попугаи. Улыбка согрела ее, и Крисси улыбнулась ему в ответ своей особой улыбкой, которая так меняла ее лицо.
— Мы с вашей матерью были друзьями! Самыми лучшими друзьями, — сказал Али Хан.
Он не производил особого впечатления. Его волосы начали редеть. Он был небольшого роста и почти квадратный. Но его глаза! Они были такими выразительными и грустными. Или лукавыми и смеющимися? Было почти невозможно точно ответить на этот вопрос. У Али Хана была притягательная улыбка и приятный голос. Крисси была рада, что надела сегодня наряд из красной тафты с большим количеством сборок на горле, которые выгодно подчеркивали ее длинную, лебединую шею.
Али Хан предложил ей присесть на диванчик, обитый вышитой шелковой тканью в цветочек. Крисси расслабилась под влиянием магнетизма его личности. Ей стало интересно, что же правда в тех легендах, которые ходят о нем? Собирался ли он жениться на кинозвезде Рите Хейворт? Действительно ли было так много женщин в его жизни? Был ли он таким несравненным любовником, как об этом болтали? Любил ли он ее мать и как сильно?
— Кристина… — Он закрыл глаза. — Кристина была такой прекрасной, что невозможно было поверить в реальность ее существования! Я вспоминаю, как я увидел ее в первый раз, — это было на балу в честь королевы Румынии. Мне тогда было девятнадцать или двадцать лет, Кристина была постарше меня — у нее, наверно, к этому времени уже были вы — прелестное дитя. И я подумал, что она, наверно, принцесса из какого-то далекого королевства. Ее волосы были как облако вокруг ее прелестного лица. Ее глаза — бархатные черные вишни — те самые сладкие, темные и вкусные, которые опускают в коньяк, а затем поджигают… Ее кожа — прозрачная, как прекрасные сладкие сливки… — Казалось, он снова видит ее воочию. — Но дело было не только во внешности… Были важны ее дух и характер. У нее были такая воля и жажда жизни! — Он снова посмотрел на Крисси. — Вы очень похожи на мать! Я просто не могу этому поверить… Такой подарок судьбы — знать вас обеих в течение одной жизни!
Крисси внимательно слушала его, ее влажный рот слегка приоткрылся.
— Вы знаете, это было не здесь, не в этом Городе Света! — Он снова прикрыл глаза. — Это было в Лондоне, да, именно там! Какое было время!.. Вы читали Ивлин Во? — спросил Али. — Он прекрасно описал то время — приемы в масках, дикие празднования, викторианские пиршества, вечеринки в греческом стиле, в стиле Дикого Запада, цирковые программы! И обнаженные шабаши в лесу Святого Джона! Конечно, вечеринки устраивались и в апартаментах, в домах и студиях, на яхтах и в отелях, в ночных клубах, и даже на мельницах, и… — он рассмеялся, — в бассейнах, и банях. — Лицо Али Хана на секунду исказилось от боли. — Да, это были прекрасные дни!
Крисси покачала головой:
— Вам было в то время почти столько же, сколько мне сейчас!
— Эти дни самые лучшие и для вас?
— Надеюсь, что нет, — выдохнула Крисси. — Мне кажется, что лучшие для меня дни еще впереди. — Потом она робко добавила: — Надеюсь, что и у вас еще много прекрасных дней впереди!
Он покачал головой:
— Те времена с Кристиной… Они уже никогда не вернутся.
Али Хан развалился на диванчике, но тут же выпрямился.
— Может, они снова повторятся?.. Хотя бы на некоторое время? — Он вскочил. — Быстро найдите свою накидку!
— Куда мы пойдем?
— Поймете, когда мы будем там.
Крисси поднялась:
— А как насчет герцога и герцогини?
— Е… я герцога и герцогиню!
Крисси ухмыльнулась:
— Как — и его?
Али Хан громко захохотал:
— У вас чувство юмора, как у Кристины. — Он коснулся ее подбородка: — Так похожа на нее! Я сейчас позвоню. Берите свою накидку и встретимся у входа.
Крисси пошла к двери, стараясь сделать это как можно незаметнее. Но рядом оказалась женщина, которая наблюдала за ней. Она была одета как настоящая парижанка, в сочетание белого и черного.
— Вы уходите с Али? Будьте осторожны, мое дитя.
Крисси вопросительно посмотрела на нее. Женщина взяла ее за руку. У нее был прекрасный макияж, белокурые волосы были уложены в великолепную прическу. Но время уже проложило мелкие морщинки в уголках глаз.
— Не разрешайте Али разбить ваше сердце.
— Вы слишком много себе позволяете, мадам, — ответила ей Крисси, гордо выпрямившись.
— Но он разбивал сердца многих более взрослых и изощренных женщин, дорогая. Я знала вас, когда вы были маленькой девочкой. Вы тогда декламировали стихи в гостиной Кристины в Мейфэр. Я знала также Али, когда он впервые приехал в Лондон. У меня был тогда дебют. Это был май 1930 года, нас представили при дворе. Али был в белом индийском кителе со стоячим воротником и в белом тюрбане с изумрудом размером с детский кулачок, Я не могу вам описать, какое он произвел на меня впечатление! Я тогда решила, что он влюбится в меня.
— Вам это удалось?
Она тихо рассмеялась:
— Не совсем. Он был в меня влюблен некоторое время! С Али никто ни в чем никогда не уверен! Никто не может сказать, насколько глубоко его чувство и как долго оно продлится. Малышка, получи удовольствие от Али Хана. Он тот мужчина, который может доставить удовольствие. Но не влюбляйся в него слишком сильно!
— Куда мы едем? — спросила Крисси, когда они оказались в открытом «мерседесе». Машина мчалась так быстро, что ей не хватало воздуха.
— Мы мчимся к счастью, Кристина, — прокричал Али Хан сквозь шум ветра. Он подрулил к маленькому аэродрому. Его самолет «Мститель» был уже готов и ждал их, через десять минут они были в воздухе.
На аэродроме в Лондоне их ждал «роллс» с шофером.
— Если кто-то будет говорить вам, что самое лучшее место на земле — Париж, Рим или что-нибудь на Средиземном море — я больше всего там люблю Ривьеру, — не верьте. На свете нет лучшего места, чем Лондон! Я побывал везде и все равно возвращаюсь именно сюда!
Али Хан показал Крисси дом, принадлежавший ему в тот раз, когда он впервые побывал в Лондоне. Он был расположен в Мейфэр на Олдфорд-стрит. Можно было подумать, что Али Хан все еще владеет им, так властно он позвонил в дверь. Когда вышел дворецкий, Али сказал:
— Чарльз, мы быстро посмотрим дом. — Он взял Крисси за руку и ввел ее внутрь.
Она увидела гостиную, отделанную дубом, с огромным старинным камином, столовую, похожую на уменьшенный в размерах банкетный зал какого-то замка.
— Я хотел воспроизвести старый английский замок в Мейфэр, — сказал Али Хан. — Кристине это очень нравилось. — Он коснулся деревянной обшивки стены и погладил ее.
— Мы здесь часто ужинали… Но мы бывали везде… везде, где нам было интересно. На праздниках при дворе и на скачках в Аскоте… На Кристине была огромная шляпа, когда мы ездили в Аскот, я помню это… А на мне был цилиндр и визитка… Мы бывали везде, где было веселье.
Крисси и Али Хан поужинали в «Савое», он держал ее руку в своей. На них смотрели, все вокруг сгорали от любопытства. К их столику подходили, здоровались, приветствовали Али Хана издали, говорили приятные вещи, но казалось, что он не замечает никого, кроме Крисси.
Он ведет себя так, как будто влюблен в меня, подумала Крисси. Она даже вздрогнула: «А я сама?» Крисси находилась в этой загадочной и опьяняющей стране.
— Мы часто бывали в «Эмбасси клаб» на Бонд-стрит. Кристина обычно говорила, что красные бархатные банкетки и зеркальные стены — прекрасный фон для ее красоты, что они подчеркивают цвет ее волос и кожи, — засмеялся Али Хан, как будто эти слова Кристины были необыкновенно остроумны. — Мы часто бывали и в кафе «Де Пари»: там пела Беа Лилли. Прямо от самого входа наверх шла витая лестница, и когда входила Кристина, оркестр обычно играл для нее «Хорошенькая девушка, сама как музыка».
— Мы не можем туда сходить? — спросила его Крисси. Ей тоже хотелось пройтись по этой лестнице, и, может, оркестр тоже сыграет для нее «Хорошенькая девушка, сама как музыка». Но из «Савоя» они поехали в «Клермонт», где играли в «железку». Крисси догадалась, что Али Хан был здесь с Кристиной. Ей хотелось самой испробовать все, что было в отношениях между Кристиной и Али Ханом. Она понимала, что приближается кульминационный момент, — она чувствовала его руки у себя на плечах, руках, на талии.
В машине она оказалась в объятиях Али Хана, он целовал ее в губы, шею, плечи, грудь в вырезе платья. Она хотела его. Первый раз в жизни она по-настоящему жаждала мужчину! Крисси крепко зажмурила глаза и приоткрыла рот, ей не хватало воздуха. Она почувствовала потрясшее ее желание, задрожала…
— Кристина… — шептал Али Хан.
Она лежала на старинной бронзовой кровати в апартаментах Али Хана в лондонском «Ритце». Она была просто потрясена! Никогда раньше она не занималась любовью всю ночь. Никогда еще ее не любили так прекрасно и не доставляли такое наслаждение.
В дверях появился тщательно одетый Али, он ласково улыбнулся ей:
— Кристина, пора одеваться!
— Мы уезжаем?
— Да.
— Куда?
— На прекрасный Лазурный берег!
— Но мои подруги? Они будут беспокоиться, куда я пропала. Они решат, что меня похитили.
Не подумает ли он, что она становится агрессивной, начинает делать намеки? Крисси могла поклясться, что слово «похищение» он не раз слышал от женщин, желавших выйти за него замуж! Была ли среди них ее мать? Он был еще таким молодым в то время, а Кристина уже была вдовой…
— Не беспокойся о своих подругах. Мы сегодня же вернемся.
Они занимались любовью по дороге в аэропорт, на заднем сиденье «роллса», он снова и снова повторял ее имя:
— Кристина…
Ей хотелось спросить, занимался ли он также любовью с ее матерью в машине?
Их тела опять слились в салоне самолета, когда он приближался к сине-зеленым водам Средиземного моря. Она спросила себя, был ли у Али самолет, когда он встречался с ее матерью? Были ли они вместе на Ривьере?
— Это место я называю домом, — сказал Али. Отличаясь от других вилл в Каннах, Шато де Горизон была удивительно современна по своей архитектуре. Прекрасная вилла с садами, террасами, великолепным бассейном, с желобом, по которому можно было съехать прямо в море.
День пролетел мгновенно — они плавали, загорали, обедали на террасе, пили шампанское, занимались любовью. Крисси подумала, возможно ли, что она будет теперь всегда чувствовать такое желание, такую страсть? Не пропадет ли это чувство? Не утратит ли она его?
Потом они снова оказались в самолете.
— Что произошло между вами и моей матерью? — Крисси наконец решила задать ему вопрос. — Почему вы расстались? Из-за герцога?
Али Хан поцеловал ее нежную руку, поднял голову и посмотрел на Крисси так, как будто совсем забыл, кто же она! Затем он заморгал и отстранился от нее. Крисси с сожалением отметила, как быстро исчезло все очарование, слово «мать» словно разбило волшебство. Но не Кристина была тут незваной гостьей — сама Крисси невольно заняла ее место!
Али посмотрел на огни Парижа, расстилавшиеся внизу.
— Все дело было в обязанностях, — грустно ответил он. — Или, скорее, в их отсутствии. Наверно, это было неподходящее время для нас обоих.
Он отвез ее в «Ритц».
— Утром я улетаю в Ирландию. Но мне бы хотелось, чтобы вы приехали в замок на уик-энд. Захватите с собой своих подруг. Там будет много гостей.
Он дружески поцеловал ее в холле отеля:
— Доброй ночи, милая Крисси! Кристина могла бы гордиться тобой!
В лифте Крисси утирала слезы ладонью, как она делала это, когда была маленькой девочкой.
— Одна из моих самых лучших подруг — самая большая сука на свете! — заявила Сара. — Я просто не могу поверить, что она исчезла в никуда с Али Ханом, самым известным любовником в мире, и не сказала нам ни…
— Ты считаешь, что я должна была позвонить и разрешить тебе держать свечку?!
— Ладно! Как все прошло? Что он? Отличается от других мужчин?
Мейв слушала Крисси с таким же интересом, что и Сара.
— Ну, во-первых, — серьезно заявила Крисси, — у него вместо члена змея!..
Мейв состроила гримаску, а Сара захохотала:
— Если ты мне сейчас же не расскажешь всего, я все равно все из тебя выбью.
Крисси посерьезнела, она осторожно сказала:
— Все было по-другому.
— Как?
— О, Сара!
Должна ли она рассказывать Саре и Мейв, что занятия любовью происходили двадцать лет назад, поэтому все было по-иному? Они подумают, что у нее галлюцинации.
— Все продолжалось долгие часы и потом начиналось с самого начала.
— Конечно, — заметила Сара.
— Что ты имеешь в виду? — недовольно спросила ее Крисси. — Откуда ты знаешь?
— Все знают, что Али Хан может заниматься любовью бесконечно, и он так и делает, потому что его отец научил его технике, когда мужчина может задерживать и продолжать половой акт. Этому учат в Восточной Индии, и называется это «имсак». Мужчина не кончает, и его член остается твердым — это и значит великолепный любовник. Тебе бы стоило об этом знать, Крисси!
Крисси мечтательно улыбнулась:
— Тут еще и другое. Он необыкновенно ласков и нежен… Такого я никогда не испытывала!
— Мне бы хотелось переспать с ним, — мечтательно заявила Сара.
Мейв недовольно посмотрела на Сару. «С любовником Крисси?»
— Не смотри на меня так, старушка-киска Мейв! В европейских кругах считается неприличным, если вы не переспали с Али Ханом. Я хочу сказать, что все, кто вращается в высших кругах, никогда не признаются в этом! Даже женщины, которые с ним не спали, утверждают, что он был их любовником!
Крисси вздохнула:
— Может, у тебя и появится этот шанс! Он пригласил нас к себе в замок на следующий уик-энд.
Сара захлопала в ладоши, подбежала к Крисси и обняла ее:
— Крисси! Я буду тебе за это так благодарна!
— Ты хочешь сказать, что ты действительно попытаешься и… — спросила ее Мейв в ужасе. — После того как они с Крисси?..
— Что ты так волнуешься? Если Крисси не против, почему же ты возражаешь? Ведь ты не против? — спросила она у Крисси.
— Нет, — ответила Крисси, улыбаясь. — Я не против.
Ее любовная связь была много лет назад…
— Ты знаешь, Мейв, мне кажется, что тебе бы следовало начать заниматься любовью именно с ним, таким нежным и опытным мужчиной!
— Сделай это, Мейв, ради нас, твоих подруг, — просила ее Сара.
Мейв была поражена и смущена! Действительно ли Али Хан был тем мужчиной, который спал со всеми, чтобы женщины из высшего света могли сказать, что они спали с ним?
4
Али предложил Саре поехать с ним в Ниццу, чтобы встретить в аэропорту его друга Оскара де Мартину.
— По дороге мы можем заскочить в бар «Отеля де Пари» в Монте-Карло.
Сара была счастлива — она дождалась своего часа! Они прибыли в шато в пятницу днем, прошло двадцать четыре часа, и Али не предпринял никаких шагов. Она даже начала сомневаться в своей сексуальной привлекательности. А теперь эта поездка в Ниццу в «ланчии» со скоростью сто миль в час. Нет, сегодня этого не случится!..
Но она ошиблась. Когда они приблизились к «Отелю де Пари», Али изменил планы, и Сара обнаружила, что они едут в порт прямо напротив отеля. Когда они вошли на борт яхты «Тина», Сара спросила:
— Что мы тут делаем? Чья это яхта?
— Моего друга. Намного приятнее выпить здесь, в интимной обстановке.
Слуги на яхте тепло приветствовали Али Хана. Через секунду Сара оказалась в красном с золотом баре, потом в синей с золотом каюте. В руке у нее был бокал с мартини, рядом такая же синяя с золотом кровать с балдахином. Спустя два часа Сара промолвила:
— Все было просто чудесно!
Али подтвердил, что так оно и есть.
— А что твой друг Оскар де Мартину? — захихикала Сара. — Он все еще ждет в аэропорту?
Али пожал плечами:
— Не думаю. В эту минуту он, наверно, в шато, в бассейне со стаканом в руке.
— Хорошо. Я так рада за него!
— Пойдем позагораем на палубе?
— С удовольствием. В Париже так холодно, хотя уже почти наступила весна. Это неправильно. В Париже всегда должно быть тепло!
— Тебе всегда должно быть тепло и удобно, Сара, где бы ты ни была! Ты тепличное растение, утонченное и прелестное!
Сара вздохнула. «Какой мужчина!..»
Она нашла в шкафу крошечные купальные трусики и надела их. Прикрыв груди руками, она посмотрела в зеркало. Ей еще никогда не приходилось загорать на людях без лифчика. Сара улыбнулась своему отражению в зеркале.
— Когда ты на Ривьере, Сара, веди себя, как остальная публика!
Она была рада, что ее груди были красивыми, крепкими и не отвисали.
Они пили шампанское, и Сара лениво поинтересовалась:
— Вы собираетесь жениться на Рите Хейворт?
— Откуда ты об этом знаешь? — спросил Али Хан, посмотрев на прекрасное и спокойное море.
— Я читала в скандальной хронике. Вы с ней исколесили вместе полмира. Вы такой ветреный, — поддразнила его Сара.
У Али Хана потемнело лицо:
— Мой отец считает, что я должен жениться на Рите… потому что… Он просто настаивает. — Али засмеялся, но в его смехе слышалась горечь.
— Из-за сплетен? Разве вы сами себе не хозяин? — продолжала допрос Сара.
Али заставил себя улыбнуться. Его рука ласкала ее бедро.
— Что ты думаешь по этому поводу? — шепнул он. — Разве я не мужчина?
Они слились в страстном поцелуе, руки и ноги переплелись.
Позже Сара принялась размышлять. Почему он разъезжает по миру и занимается любовью с самыми прекрасными женщинами — только ли для собственного удовольствия или чтобы произвести впечатление на отца, Ага Хана, своей мужественностью, мужской силой? Папочка ведь и сам был известным Дон Жуаном. Кроме того, она читала, что дело было и в вопросе наследования власти. Отец может сам выбрать себе наследника. Нового имама, лидера исмаелитов. И им необязательно станет его сын! Это может быть брат Али или даже его сын Карим. Так что Али подвергался страшному давлению и мог стать послушной игрушкой в руках своего отца.
Сара тихонько засмеялась. У нее и у этого великолепного любовника, мусульманского принца, было общего больше, чем только постель! Они оба страдали от комплекса «отец — сын» и «отец — дочь». Ей стало интересно — понимал ли Али эту проблему так же хорошо, как и она, или он разобрался в ней гораздо лучше? Тут его губы приникли к ее розовому соску, и Сара перестала о чем-либо размышлять.
Уже совсем стемнело, когда в полукилометре от шато у них кончился бензин, и Сара в своем белом крепдешиновом брючном костюме вышла, чтобы помочь Али толкать машину до самого шато.
* * *
Сара и Крисси старались уговорить Мейв, чтобы она тоже прыгнула в постель к Али Хану.
— Вот было бы здорово, если бы мы все трое переспали с ним, а потом сравнили бы свои впечатления, — хихикала Сара.
— Я считаю это отвратительным, — сердито заявила Мейв. — И кроме того, он мне ничего не предлагал.
Сара опять захохотала:
— Вот уж о чем не стоит беспокоиться. Мне не кажется, что его придется долго уговаривать. Али просто обожает рыжих женщин!
— Замолчи сейчас же! Я не желаю говорить на эту тему!
— Хорошо! Ты нам не друг, — заявила Крисси. — Мы просто считаем, что тебе повезет, если твой первый опыт будет с Али! Ты не можешь всю жизнь оставаться девственницей, понимаешь?
— Да, — согласилась Сара. — Просто неприлично оставаться нетронутой девицей, когда тебе уже за двадцать!
— Ну заткнитесь, — просила их Мейв. — Вы ведете себя неприлично и даже не понимаете этого!
Не то чтобы ей не нравился принц. Мейв призналась себе, что он ей приятен. Но в нем было что-то такое, что напоминало ей об… Нет, думать об этом просто глупо! Али был ниже ростом, и у него была не такая стройная фигура. В чем же тогда дело? Только темная кожа и некоторый налет меланхолии? От Али исходила временами какая-то романтическая грусть… Это и еще тот факт, что они оба могли принести несчастье: ее отец по-своему, а Али, казалось, жег свечу с двух сторон!
5
Спустя три недели Мейв сидела в уличном кафе на Елисейских полях, медленно потягивая вино. Она предприняла еще одно путешествие по городу, не принесшее никакого результата. Была суббота, и казалось, что весь Париж вышел на прогулку. Няньки катили перед собой коляски с младенцами, гуляли молодые девушки. Модно одетые девушки, отдыхавшие от своей работы секретарш и продавщиц. Наступил апрель, и Париж наконец начал согреваться. Наверно, в кафе на днях снимут стеклянные перегородки, отделявшие столики от улицы, и посетители будут сидеть на свежем воздухе.
— Мейв! — раздался голос сзади. В нем слышалось удовольствие от этой встречи. Мейв была удивлена и даже испугана. Она обернулась. Это был Али Хан.
— Я остановился, чтобы немного выпить, и вот моя очаровательная награда! Я еду в аэропорт. Хочу лететь на Гиллтаунскую конеферму!
— Гиллтаунскую конеферму?
— Да, моя ферма в Каунти-Килдер. Там готовят лошадей для скачек.
— Ирландия, — проговорила Мейв. — Каунти-Килдер? Это недалеко от Дублина, не так ли?
— Да, вы хорошо знаете Дублин?
— Нет… Да… Я там никогда не была.
Но она хорошо знала Дублин. Она много читала о нем. Ее отец поехал туда после Парижа. Он много писал о Дублине.
— Вы не хотите поехать туда со мной? — У него была притягательная улыбка, глаза пристально смотрели на нее. — Прямо сейчас?
— Да, нет… я не знаю.
Она хотела, Боже, как ей хотелось этого, но она так боялась!
— Девушка по имени Мейв О'Коннор, с такими рыжими пламенными волосами, должна хотя бы раз съездить в Ирландию!! Поехали. — Он протянул ей руку: — Мой автомобиль стоит у входа.
Они проехали через железные ворота, охраняемые двумя золотыми львиными головами, и подъехали к дому, выкрашенному бежевой и зеленой краской. Здесь стояли два чугунных жокея в одежде красных и зеленых цветов.
— Это мои цвета на скачках, — пояснил Али. — Что вы хотите посмотреть сначала — дом или лошадей?
— Пожалуй, лошадей. — Мейв еще не была готова остаться с ним наедине в доме. Пока еще не была!..
— Вы ездите верхом?
— Да, конечно… Не очень хорошо… Но можно сказать — вполне прилично. — Казалось, что она никак не может дать ему прямой ответ.
Одна из веселых ирландских девушек, которые прислуживали в доме, подыскала ей костюм для верховой езды, и они отправились в конюшню. Они катались верхом, и позже, когда они вернулись в дом, Мейв чувствовала себя совсем измученной. Но она не знала — было ли это от верховой езды или из-за растущего напряжения. Она видела, что Али тоже был возбужден, но он не выглядел усталым. Они пили бренди в библиотеке. Глаза их встретились, воздух вокруг был словно переполнен электричеством.
— Мне бы хотелось посмотреть Дублин, — вдруг выпалила Мейв.
Али засмеялся:
— Прямо сейчас? Сию минуту? Уже поздно! Может, лучше подождать до завтра?
— Нет, пожалуйста. Поедем прямо сейчас!
Он пробыл в Дублине гораздо дольше, чем в Париже. Он сделал его домом для себя. Может, если она походит по тем улицам и увидит те же места, которые видел он, она отыщет хоть крупицу его существования. Мейв пыталась угадать, где он находится в это время.
Дорога до Дублина была узкой и извилистой, и Али сильно гнал машину. В одном месте им пришлось остановиться, чтобы пропустить стадо лохматых овец. Мейв чувствовала нетерпение Али. Он был мужчиной, который не привык ждать. Мейв смотрела, как лениво струится торфяной дымок из труб крытых соломой домишек. Он медленно рассеивался в туманном, теплом воздухе. Ирландская деревня, подумала Мейв, это место для неспешных мечтаний. У нее самой тоже была мечта, но Али Хан был мужчиной, живущим только ради настоящего.
— Что бы вы хотели посмотреть? — спросил он. — Может, пройтись по магазинам?
Мейв приехала сюда не для того, чтобы таскаться по магазинам.
— Сначала я бы хотела увидеть Книгу Келлса.
Али непонимающе посмотрел на нее.
— Она хранится в библиотеке колледжа Святой Троицы, — объяснила Мейв.
Конечно, Али никогда не видел Библию восьмого века, но, может, там бывал Пэдрейк, потому что Джойс писал об этой книге как об «источнике ирландского вдохновения!». А Пэдрейк О'Коннор восхищался Джеймсом Джойсом.
Они покинули колледж Святой Троицы, и Мейв сказала, что ей хотелось бы посетить дом, где родился Оскар Уайлд. Она знала, что он где-то неподалеку. Али Хан, казалось, забавлялся их прогулкой.
— Оскар Уайлд называл ирландцев величайшими ораторами после греческих! — сказала Мейв.
Али засмеялся и заявил, что он знал, что ирландцы — великие говоруны, но ничего не знал о греках. Мейв показалось, что он смеется над ней.
— Вас интересует литература? — поинтересовался Али. — Или вы интересуетесь только ирландскими писателями из-за вашего происхождения?
Мейв улыбнулась, но ничего не ответила. Что она может сказать? Что ее интересовал американский писатель, приехавший жить в Ирландию?
— Мы можем просто погулять здесь? — спросила она.
Они бродили вокруг, заходили в книжные лавки, пили виски в пабе Муки. Они постояли перед входом в театр Эбби и бродили по маленьким улочкам Северного Дублина. Но Мейв ничего не почувствовала. Она ничего не нашла здесь из того, что надеялась найти. Она также не почувствовала тот Дублин, о котором писал О'Кейси, — «Город скрытого очарования».
— Что вы ищете, Мейв? — спросил ее Али. — Может, я смогу вам помочь?
Она не могла, ему ответить. Мейв была уверена, что он не сможет помочь, что он никогда не читал Пэдрейка О'Коннора, — он был не из тех, которые смотрят на жизнь через призму любимых книг. У нее на глазах показались слезы. Мейв улыбнулась принцу и молча покачала головой.
— Бедная моя девочка, — сказал Али и крепко, обнял ее.
Она вспомнила, что писал Шоу о Дублине: «Для меня все настолько реально…» Она не нашла здесь, ничего реального. О, есть где-нибудь кто-то, кто похож на Пэдрейка, который мог бы заставить ее чувствовать себя живой?
Али все еще тесно прижимал ее к себе. Мейв ощутила, какие у него крепкие и надежные объятия. Она посмотрела ему прямо в лицо. Он был настоящим. Таким живым. У него были ласковые, сильные руки, его тело было теплым. Постепенно она почувствовала, как тепло стало подниматься вверх от низа живота, все сильнее и сильнее, пока все тело не запылало от сильного желания, от физической потребности контакта с ним. Кровь, кипятком разбежалась по всему телу. Только склоненное к ней лицо Мейв видела нечетко, как бы в тумане.
Они нашли гостиницу неподалеку, бедную гостиницу прямо над пабом, и почти взбежали наверх по деревянной лестнице. Принц был не тем мужчиной, который привык ждать, а Мейв и так ждала слишком долго!
Но как только они очутились в постели, спешка куда-то отступила, они не замечали времени. Их тела слились, плоть с плотью… Он ласкал ее губы, стонал и покачивал ее в своих объятиях… Сосал ее соски, втягивал их в себя… Вместе они искали наивысшего наслаждения. Они исследовали тела друг друга… Он входил в ее тело… Все ее чувства были обострены, кровь пульсировала в венах. Нежные прикосновения… Мейв почувствовала, как она возносится на вершину блаженства, когда невозможно отделить плотское наслаждение от мистического чувства, реального от нереального, плоти от духа. Она выкрикнула его имя…
Мейв открыла глаза и увидела, как он пристально смотрит на нее. Али грустно улыбался, но в его улыбке был упрек.
— Ты назвала меня «папочка!».
Мейв широко открыла глаза и покрылась потом. — Ты ошибаешься. Ты, наверно, не расслышал… Я крикнула «Али!».
Али погладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.
— Конечно, — сказал он снисходительно и грустно.
6
«Мисс Рита Хейворт и принц Али Хан приглашают вас на свое бракосочетание…» Все трое получили приглашение на свадьбу двадцать седьмого мая.
Крисси спросила:
— Как вы считаете, мы пойдем?
Сара задохнулась от возмущения:
— Конечно! Обязательно! Я ни за что не пропущу это зрелище!
Мейв было неудобно не пойти, если Крисси и Сара пойдут на свадьбу Али Хана и Риты Хейворт.
Светская церемония происходила в городской ратуше города Валлауриса, провинции, где стояло шато Али Хана. Первым прибыл Али Хан на серой «альфа-ромео», в черном сюртуке и в полосатых серых брюках. Потом подъехали Ага Хан и его бегум в зеленом «роллсе» — на бегум было синее сари. Ага Хан был в кремового цвета костюме и темных очках. Наконец, прибыла невеста в белом «кадиллаке», в белом платье и синей шляпе.
На приеме в шато подавали коктейль, составленный специально в честь молодоженов. Коктейль «Ритали» состоял из двух третей виски «Кэнедиан клаб», одной трети сладкого вермута, двух капель горькой настойки и, конечно, вишенки. Вокруг были тысячи цветов. В бассейн залили двести галлонов одеколона.
Гости ели омаров, икру, другие деликатесы. На всех произвел впечатление свадебный торт весом в сто двадцать фунтов.
Одна посетительница, бывшая певичка из кабаре, теперь дама из высшего общества, делилась с друзьями:
— Вопрос не в том, спали ли вы с Али, нужно выразиться иначе: «Спал ли он с вами?»
Девушки посмотрели друг на друга, в глазах читался один и тот же вопрос. Потом они так захохотали, что смех чуть не перешел в слезы.
7
В июне они справляли свою ежегодную встречу в «Ритце» и пили за здоровье Марлены, которая все еще оставалась в Кембридже. Они ждали, что она присоединится к ним, так как она уже закончила колледж, но Марлена преподнесла им сюрприз. Она оправилась от измены Джонни Грея и нашла себе нового любовника, молодого человека, который изучал юриспруденцию в Гарварде. Осенью Марлена сама собиралась поступить на юридический факультет.
Питер, писала Марлена, был самым приятным, милым и любящим человеком, которого она встречала в своей жизни. Марлена также добавила, что «он ей дороже всех, за исключением трех милых подружек, о ком я так скучаю. Питер, может быть, и не такой красивый, как тот, чье имя я даже не хочу упоминать, но, как говорит моя мама, «красив человек лишь настолько, насколько прекрасны его поступки!». Я хочу сказать «Аминь!»
— Я так рада за нее, что просто не могу вам передать, — провозгласила Сара. Она не могла решить, чем же она больше гордится — тем, что Марлена станет учиться юриспруденции, или же тем, что та смогла успешно оправиться от предательства Джонни Грея! — Но я расстроена, что мама не сможет приехать в Париж.
— Почему она не приедет? — спросила Крисси. — С ней все в порядке? Она не начала снова…
— Пить? — закончила вместо нее Сара. — Нет. Мне кажется, что она пока еще не осмеливается покинуть Чарльстон. Я думаю, что для нее весьма сложно покинуть место, которое, как она уверяла, помогает ей снова обрести веру в будущее!
Сара сама все еще искала подобное место для себя. Когда она найдет его, мать будет жить вместе с ней. Сара всегда добивалась поставленной цели!
— Это не имеет значения, если она счастлива. А она счастлива? — спросила Мейв.
— Да, мне так кажется. Они с тетей Мартой так хорошо ладят друг с другом. Они все делают вместе — работают в саду, готовят, посещают церковь, общаются с людьми. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы у мамы появился какой-нибудь поклонник! Может, когда я наконец где-нибудь осяду надолго, и мама будет жить вместе со мной.
— Я пью за это! — Крисси подняла бокал. — Вообще-то я пью за то, чтобы у нас всех появились настоящие поклонники!
— Сара сказала, что ее мать находится там, где ей спокойно, среди людей, которым она доверяет. Я хочу выпить за то, чтобы у каждой из нас было бы такое место, — провозгласила тост Мейв.
Крисси рассмеялась:
— Я так понимаю, ты не считаешь Париж таким местом?!
Нет, подумала Сара. Париж — это то место, где можно просто хорошо провести время. Но ей следует чем-то заняться. Крисси, кажется, уже нашла себе занятие, она изучает живопись в Сорбонне. Мейв так занята творчеством, она пишет день и ночь. Это весьма интересно, особенно после того, как она столько раз клялась, что никогда не станет писать! Боже, подумала Сара, она пишет, как одержимая.
— Ну, а я хочу выпить за успехи Крисси в живописи и Мейв — в литературе, — сказала Сара. — И еще я горжусь тем, что я их подруга…
Крисси засмеялась, а Мейв расплакалась.
Сара нашла спрятанную рукопись Мейв, прочитала ее и рассказала об этом Крисси, которая тоже прочла написанное. Она присоединилась к мнению Сары:
— Мейв — гений, как и ее отец.
— Нам нужно что-то с этим делать, — сказала Сара.
— Что ты имеешь в виду? Что мы должны делать?
— Постараться опубликовать. Мейв уже работает над чем-то другим. Она просто положила эту рукопись в свой чемодан.
— Ты считаешь, что мы должны опубликовать ее, не ставя Мейв в известность?
— Именно так!
— Нет, Сара. Мы не можем так поступить. Мейв нас убьет. Она и так разозлится на нас за то, что мы прочитали рукопись без ее ведома. Ты ведь знаешь, как она дорожит своей независимостью и не любит, когда лезут в ее дела!
Сара засмеялась:
— Не будь смешной. Если она наш друг, ей нечего от нас скрывать. Ей следует делиться своими секретами с нами.
— Это ты скажи ей, Сара! И когда ты ей будешь об этом говорить, заодно объясни ей, что мы нашли ее е… рукопись и потихоньку прочитали. И что мы считаем, что ее нужно опубликовать. Но, Сара, пожалуйста, сделай это, когда меня не будет дома! Мейв не так часто впадает в ярость, но если это случится, я предпочитаю быть отсюда подальше!
Крисси была права. Мейв была вне себя, когда узнала, что они прочитали ее рукопись.
— Я, наверно, найду себе квартиру и перееду туда, Только так я смогу хоть немного побыть наедине с собой. Как вы посмели читать то, на что я не давала вам никакого разрешения? У вас что, напрочь отсутствует представление о порядочности? — Мейв обращалась к обеим девушкам, но смотрела на Сару.
— Мейв, ты злишься только потому, что понимаешь, что мы правы. Твою рукопись следует опубликовать. Поэтому-то мы и прочитали ее и решили предложить тебе это!
— Послушай, Сара, почему бы тебе не заняться своим делом? Ты амбициозна, любишь действовать, тебе не чужды авантюризм и спортивный дух. Ты должна сама преодолевать свои трудности и оставить меня в покое. Давай избавляйся от своих комплексов сама.
— Прекрасно, я так и сделаю. Но что бы я ни стала делать, мне кажется, что тебе следует напечатать свою рукопись! Чего ты боишься? Ты ведешь себя как последняя трусишка. Ведь она трусит, разве я не права, Крисси?
Крисси ей не ответила. Она считала, что страхи и сомнения присущи каждому, каждой личности. Когда Сара начала снова нажимать на нее, Крисси покачала головой:
— Это книга Мейв, и это ее личная жизнь. Иногда нам кажется, что мы принадлежим друг другу. Но в конце концов, мы принадлежим только самим себе. Сара, оставь Мейв в покое!
— Нет!
Крисси и Мейв с удивлением посмотрели друг на друга. С Сарой было невозможно воевать.
И все-таки Сара победила. Она сама отнесла рукопись Мейв к французскому издателю, которого она встретила на каком-то приеме.
— Он просто в восторге от нее, Мейв! Он сказал, что со временем ты станешь таким же прекрасным писателем, как твой отец!
Мейв уже жалела, что согласилась с Сарой. Она не желала соревноваться со своим отцом! Достаточно того, что Уильям Фолкнер получил Нобелевскую премию за 1949 год! Пэдрейка опять обошли! Как он будет реагировать на публикацию ее книги? Особенно если критика заявит, что она тоже прекрасно пишет. Не старалась ли она его спровоцировать опубликованием своей книги? Может, она напрасно искушает судьбу? Не смеется ли она в лицо богам, которые не замедлят наложить на нее наказание!
— Я дала уговорить себя, Сара! И я надеюсь, что не стану об этом жалеть! Но, пожалуйста, разреши мне в будущем самой принимать решения. И займись, наконец, чем-нибудь. У тебя пропадает столько творческой энергии, а ты бегаешь по каким-то идиотским приемам, расправив свои яркие павлиньи перышки, и ублажаешь каких-то глупцов!
— Но я занимаюсь делом. Я учусь у Жана Дусе в «Комеди Франсез». Это же славное занятие, не так ли?! И я занимаюсь сценической речью. Дай я тебе покажу.
Сара опустила голову и сосчитала до шести.
— Важно, чтобы был носовой звук. Чтобы он не был скрипучим, нужно расслабить мышцы горла таким образом — вдох, выдох. Медленно считать до четырех при каждом вдохе и выдохе. Очень полезно зевать. Нужно это делать так, — она широко открыла рот и сильно зевнула. — Поняла?
Мейв засмеялась:
— Я учусь также, как сделать, чтобы кожа была всегда молодой, и как самой обновлять ее.
— Тебе же только двадцать один год, Сара!
Мейв очень нервничала, пока ее книга не вышла из печати.
Она боялась, что ее плохо примут, и еще больше боялась, что ее примут хорошо. Свяжется ли с ней отец? Может, ее сочинение никто даже и не заметит, о ней не станут писать. И никто вообще не узнает, что она написала книгу.
Но французские критики и пресса в США хвалили ее. Мейв была просто поражена. Все писали о новом открытии в литературе, что она почти гениальна… Один критик заявил, что Мейв пишет таким прекрасным языком, который совершенно отсутствует у современных авторов. Многие критики сравнивали ее с отцом. И этого нельзя было избежать, потому что она была дочерью знаменитого писателя.
— По меньшей мере, странно сравнивать нас, — воскликнула Мейв. — Мы пишем так по-разному… совершенно на разные темы. Мы — это ночь и день!
Некоторые критики даже заявили, что она более талантлива.
— Что это значит? — спросила Крисси, зачитывая отрывок из статьи. — «Талант Мейв О'Коннор двадцати двух лет начинается там, где кончается творчество ее уважаемого отца. Нам было бы интересно пронаблюдать, до каких высот дойдет следующий роман Пэдрейка О'Коннора в этом состязании талантов…»
— Мне кажется, автор заявляет, что Мейв уже превзошла своего отца, — гордо отметила Сара.
— Не болтай глупости, — резко парировала Мейв. — Я только начинаю. Я только маленький светлячок в темном…
— Чего я больше всего не терплю, так это фальшивую скромность, — спокойно заметила Сара. — Золотце, не следует спорить со знающими людьми. Ты просто великолепна, Мейв! Ты — звезда!
Мейв приняла важное для себя решение. «Временное проживание в Париже» станет ее последней книгой. Если она и станет еще писать, то только для себя. Тогда не будет больше никаких сравнений.
— Как продвигается работа над новой книгой? — спросила ее Сара. — Мне кажется, не стоит тянуть слишком долго с ее публикацией.
— Сара, я увольняю тебя с должности моего менеджера прямо сейчас. Занимайся своей собственной карьерой, — сказала ей Мейв.
— Тебе должно быть стыдно, Мейв О'Коннор. Я считаю, что ты должна мне быть благодарна. Не то чтобы я сильно нуждалась в благодарности, но тебе стоит время от времени просто быть немного счастливой. Что касается моей карьеры, спасибо, у меня все в порядке! Я хотела сделать вам сюрприз, но, наверно, настало время признаться. У меня будет роль в картине Жана Габена. Это очень маленькая роль, но мне все равно интересно. Вы даже не можете себе представить сексуальную притягательность этого мужчины!
— Сара, как приятно все это слышать! Я так рада за тебя! — Мейв обняла Сару. Может, хоть теперь она оставит ее в покое.
— Ну, вот здорово! — воскликнула Крисси. — Пойдемте отметим эту новость. А мы сможем встретиться с Жаном? Мне бы так хотелось переспать с мужчиной, с которым спала Марлен Дитрих!
— Я буду первой, — сказала Сара. — Но ты можешь стать второй. — Она подумала секунду. — Но только в том случае, если ты позволишь мне организовать твою выставку. Твою личную выставку, Я знакома с Фредди Аллертоном — ну, ты знаешь, галерея на…
— О Боже! — Крисси сделала вид, что сейчас рухнет. — Мейв, спаси меня от нее.
— Художники, которые не выставляются, боятся собственного провала, — торжественно заявила Сара. — Гораздо легче не выставляться, чем рисковать подвергнуться критике.
— Я не боюсь провала, Сара! Я никому ничего не собираюсь доказывать!
— Так ли?
— Боже, спаси нас от доморощенных психиатров. Сара, я пока еще не готова. Мне нужно повышать свое мастерство. Когда я буду готова, ты об этом узнаешь в первую очередь. Клянусь, что ты будешь заниматься моей выставкой, я тебе это обещаю!
Мейв снова начала чувствовать присутствие своего отца, но теперь от этого присутствия исходили совершенно иные флюиды — флюиды ненависти, злобы, готовности отмщения за нежелание общаться и — самое главное — за ее недавний успех! Снова она начала оборачиваться и искать его позади себя, боясь, что увидит его стоящим у нее за спиной на приемах в тени драпировки. Она боялась, что человек, столкнувшийся с ней в книжной лавке, может оказаться Пэдрейком. Она опять слышала шаги за своей спиной.
Мейв все чаще оставалась дома, старалась почти не выходить, пока не стала настоящей затворницей. Она стала пленницей своих фантазий. Что бы ни говорили ей Сара и Крисси — ничего на нее не действовало.
— Ты же хочешь, чтобы я работала над своей новой книгой, Сара? — шутила Мейв, хотя ей было совсем не смешно. — Тогда оставь меня в покое, мне нужен покой.
Но со временем она стала испытывать уверенность, что он настигнет ее даже дома.
8
Сара ни за что на свете не хотела пропустить прием в английском посольстве, который должен был состояться в июне, — английское посольство было самым элегантным во всем Париже. Но ей пришлось идти одной. Мейв не собиралась выходить из их апартаментов в «Ритце», а Крисси уехала в «Лидо» со своими друзьями, приехавшими из Штатов. Все новенькие обязательно хотели посетить «Лидо», считая, что это типично французское развлечение.
Нэнси Чартерс подошла к Саре в посольской туалетной комнате, отделанной в черных с золотом тонах.
— Один человек хочет познакомиться с тобой, Сара.
Сара старательно расчесывала свою новую, в итальянском стиле, прическу, чтобы придать ей растрепанный под ветром вид. Она хотела знать, кто желает ее видеть.
— Я не могу тратить время неизвестно на кого — это такая тоска. Кто он такой? Он знаменит или хотя бы красив? Он — кинозвезда? Это Кери Грант? Я слышала, что он сейчас здесь.
Нэнси Чартерс засмеялась:
— Он и знаменит, и красив, но не Кери Грант и не кинозвезда. Но он желает тебя видеть!
Сара улыбнулась своему отражению в зеркале, ей нравились ее волосы.
— Почему он хочет меня видеть? Он что, сражен моей незабываемой красотой?
Нэнси подумала, серьезно размышляя над вопросом Сары.
— Нет. Я так не думаю. Он точно знает, кто ты такая, и вообще все знает о тебе. О твоих подругах, о том, что вы живете в «Ритце». — Она засмеялась. — Мне даже кажется, что он специально все узнавал о вас и пришел сюда сегодня, чтобы встретиться с тобой!..
— Ну, ладно, — Сара была заинтригована. — Пошли, Не стоит заставлять моего поклонника ждать!
Сара сразу же узнала его, хотя до этого видела только его фотографии. Она даже представить не могла, что это будет дорогой Пэдрейк О'Коннор, отец Мейв, так долго не появлявшийся милый папочка!
— Мейв будет просто вне себя! — Это были ее первые слова. Сара сама боялась упасть в обморок. Никогда, нет, правда, никогда она еще не встречала такого красивого мужчину, столь великолепного в черной визитке. Он совершенно не был похож ни на кого. Сара решила, что невозможно прочитать возраст на его гладком лице без единой морщинки, таком прекрасном и великолепно бледном, как у настоящего поэта! Эти глаза — такие синие, даже отдающие чернотой! Когда они смотрели на девушку, у нее сладко замирало сердце. Сара подумала, что он мог бы быть кинозвездой. Пэдрейк излучал животный грубый магнетизм! Он был одним из тех мужчин, чье присутствие заставляло гореть щеки и возбуждало тело женщины. И такой великолепный блестящий интеллект!
«Как могла Мейв все эти годы жить не видя его!»
— Я просто боюсь приводить вас домой, — сказала Сара, и он наклонил голову, чтобы услышать ее тихий голос, продолжая крепко держать ее за руку, после того как Нэнси Чартерс представила их друг другу и ушла.
— Я боюсь, что для Мейв это будет слишком сильный шок!
Он согласился с подобным предположением и попросил пока держать в секрете его присутствие в Париже. Сара поможет ему и подготовит Мейв, не так ли? А Сара — Сара была вне себя от возможности сохранить их общий секрет и планировать сюрприз для Мейв. Он объяснил ей проблему со своей дочерью. Его собственная сестра Мэгги, у которой не было детей, очень хотела, чтобы Мейв принадлежала только ей одной, и настроила его милую и наивную Мейв против него. Сара была поражена, когда узнала об этом.
В свое время Мэгги казалась ей милой и умной женщиной. Но Сара понимала, какие странные вещи может творить любовь и желание одного человека обладать другим. Конечно, она хотела помочь ему вновь обрести любовь его дочери и помогать ему в восстановлении их отношений.
— Вы ей так нужны, — говорила Сара Пэдрейку. — Бедная Мейв, ей так сложно найти свое счастье. Как ужасно то, что сделала с ней тетушка Мэгги во имя любви! Мейв стала такой нервной. Мы, Крисси и я, стараемся, чтобы Мейв получала удовольствие от жизни, чтобы она смеялась и развлекалась, но… — Сара беспомощно покачала головой.
Пэдрейк улыбнулся, глядя прямо ей в глаза, его рот почти касался рта Сары.
— Вместе мы сможем помочь ей, не так ли, Сара? Утонченная, маленькая Сара…
Они вместе брели по улицам Парижа, держась за руки. Они смотрели в ночное небо и пытались понять друг друга. У Сары было к нему так много вопросов. Он приехал в Париж, чтобы найти Мейв и помириться с нею? Пишет ли он новую книгу? Будет ли там фигурировать Париж? Читал ли он книгу Мейв «Временное проживание в Париже»? Что он о ней думает? Он, конечно, так гордится Мейв!.. Откуда он узнал, что Мейв в Париже? О чем будет его новая книга? Не считает ли он, что он и Мейв пишут в одном ключе?
Сара была так занята задаванием все новых и новых вопросов, что даже не заметила, что Пэдрейк по-настоящему так и не ответил ни на один из них. Она старательно изучала его профиль, пока они бродили, и не замечала расплывчатость его ответов. Она была так опьянена звуком его голоса, что совершенно не разбирала слов.
К тому времени, когда рассвет начал вставать над Парижем, Сара падала с ног от усталости и эмоционального восприятия отца Мейв. Она не узнала ничего нового, не получила никакой новой информации с самого начала их встречи. Да, он приехал в Париж, чтобы помириться с Мейв, ему было несложно отыскать ее — она и ее подруги… о них постоянно упоминают в светской хронике. Нет, он не считает, что возможно сравнивать его произведения и работу Мейв. Он занимается экспериментами с области изучения человеческого духа и психологии человека. Сара даже не стала размышлять, что бы это значило. Если бы она и попыталась это сделать, то была настолько взволнованна, что все равно ничего бы не поняла. Ей и в голову не приходило сомневаться в том, что он говорил.
Они решили позавтракать в рабочем кафе. Он пристально глядел ей в глаза и совсем ее загипнотизировал. Не пойдет ли она с ним в его отель? Она его так околдовала, сказал Пэдрейк, что его воссоединение с Мейв может подождать еще денек. Сейчас для него существует только Сара, так он ей сказал.
Сара почувствовала его неотразимость с того самого момента, как они были представлены друг другу. Она не могла ему ни в чем отказать. Пойти с ним? Боже! Да! В этот момент она могла забыть о Мейв, о своем собственном отце, забыть всех и вся! Только не надолго.
Сара не возвращалась в «Ритц» в течение трех дней. Может быть, Али и был великим возлюбленным, но он был всего лишь человек. Пэдрейк О'Коннор был богом. Она лежала в постели в комнате маленького отеля на левом берегу Сены, и это продолжалось трое суток. Она вставала, только чтобы принять душ, чего-нибудь поесть или выпить. Она не выходила из комнаты, даже когда он оставлял ее, идя по своим делам.
Сара понимала, что ей нужно вернуться и поговорить с Мейв. Убедить ее, как сильно ошибалась тетушка Мэгги. Объяснить ей, что она самая счастливая девушка в мире, потому что у нее такой отец. Все дело в том, что Сара не была готова поделиться им с Мейв и воспринимать его как чьего-то отца. Она хотела наслаждаться им, оставаться в его номере и ждать, когда он придет к ней, будет целовать ее, заниматься с нею любовью, выцеловывать все ее пальчики на ногах, подниматься вверх по ее бедрам, сначала по одной, потом по другой ноге, проводить языком между бедрами, вылизывать ее живот, щекотать языком ее пупок. Она чувствовала его губы на своих губах, потом на грудях, под мышками, на всей поверхности тела, пока не начинала дрожать и конвульсивно ждать его следующего прикосновения. Она не могла ждать, пока он мучительно медленно вводил в нее свой член, настолько медленно, что сам процесс стоял на грани пытки. Сара просила его ускорить движение. Чтобы его язык оставался у нее во рту, и потом, Боже, какое это было блаженство, его губы начинали ласкать ее интимное отверстие. Он опять замедлял движение, пока Сара не начинала царапать его, чтобы он доставил ей как можно большее наслаждение! Ей хотелось все больше и больше ласки. И когда она начинала сходить с ума от почти смертельной агонии этого восхитительного наслаждения, приходила в экстаз, Пэдрейк переворачивал ее и начинал все с начала, с ямочки в начале шеи и медленно спускаясь вниз, легко касаясь языком каждого позвонка на ее спине, направляясь через мягкие и нежные ягодицы к ногам. Он ласкал и возбуждал ее анальное отверстие, пока Сара не начинала его умолять, чтобы он вошел в нее именно здесь. Он превратил Сару в дикое создание из каких-то отдаленных прерий. Она стала нескромной, несдержанной, постоянно жаждущей новых ощущений, развратницей. Когда они кончали, она без всякого стыда вылизывала и выцеловывала все самые сокровенные части его тела, чтобы хоть как-то отблагодарить его за доставленное удовольствие.
Сара смогла выйти из его номера, только когда Пэдрейк сообщил ей, что хочет жениться на ней и увезти свою принцессу в замок в Ирландии на острове Эрен, где вода и суша были такими же дикими и бескомпромиссными, как их любовь. Она крепко обняла его. Да, ей хотелось этого. Но сначала они обязательно должны повидать Мейв. Немедленно! И после того как Сара и Пэдрейк смогут убедить Мейв, как она ошибалась в отношении своего отца, после того как Пэдрейк и Мейв помирятся, как обрадуется Мейв, что Сара, ее любимая подруга, и ее обожаемый отец нашли друг друга. Да, они должны сразу же поехать к Мейв!
Так как Сара приехала к Пэдрейку в бальном платье, он вышел, чтобы купить ей какую-нибудь обычную одежду. Пока он отсутствовал, Сара приняла душ, привела в порядок волосы, наложила косметику. Глядя на свое отражение в зеркале, она вдруг ощутила какое-то сомнение. Она выходила замуж за Рика Грина также второпях, и как все плохо кончилось! Но она не спала с Риком до свадьбы, уговаривала себя Сара. Она не знала Рика так, как она знает Пэдрейка. Но что скажет Мейв? Будет ли она рада, что Сара выходит замуж за ее отца? Так странно все получается — она станет мачехой Мейв? Сара засмеялась. Действительно, как забавно. Им всем станет смешно — Крисси, Мейв и Марлене. Может быть, Мейв даже поедет с ними и поживет в Ирландии? И ее мать. Беттине обязательно понравится Ирландия. Все говорят, что она такая прекрасная: зеленая и полна цветов. Они все будут Счастливы!
Сара начала красить ресницы. Без краски она плохо выглядела — ее ресницы были такими светлыми, что их было почти незаметно. Вдруг у нее мелькнуло сомнение: почему ею заинтересовался такой человек, как Пэдрейк О'Коннор? Кто его знает, подумала она, он такой умница, а она совершенно обычная девушка. Рику были нужны ее деньги, но Пэдрейк богат, у него своих денег куры не клевали. Конечно, она была хорошенькая — многие даже говорили, что она красива. Но красивых женщин много. Что он в ней нашел, задумалась Сара, что так привлекало его в ней?.. Сара надушилась. Но она же была Сара, Сара Голд! Все восхищались ее остроумием и ее сильным характером, ее стилем и флюидами, исходившими от нее, словом, в ней что-то было… И потом, зачем обсуждать подарок судьбы?
Пэдрейк вернулся со строгим простым черным платьем, Сара заметила, что он выбрал неподходящее платье для будущей невесты. Он должен был принести ей яркое, цветное платье, с огромными цветами, под стать ее настроению!
— Боже, — сказала она. — У меня такое впечатление, как будто я собираюсь на похороны, вместо того чтобы идти на радостную встречу!
По дороге в «Ритц» Пэдрейк снова предупредил Сару, что Мейв сильно настроена против него. Ее так подготовила тетушка Мэгги, что Мейв, в свою очередь, стала считать его монстром! Он также предупредил ее, что Мейв расстроится, когда услышит, что Сара и Пэдрейк решили пожениться. Сара должна понять, что в основе неприязни к нему Мейв лежит скрытый комплекс неполноценности. Бедная, милая Мейв никогда не признается даже себе в этом комплексе!
— О, — воскликнула Сара. — Моя бедная, милая Мейв. Конечно!
В этом нет ничего удивительного, если как следует поразмыслить. Умница и красавец отец, их близость и полная изоляция от всего остального мира, без матери — естественно, что Мейв идеализировала и обожала отца, даже воспринимая его в образе как бы своего любовника. Не осознавая в полной мере происхождение своей глубокой привязанности, она будет чувствовать свою вину и трансформировать это чувство в злобу против человека, вызвавшего в ней такие странные эмоции.
Боже мой, как, наверно, страдала бедная Мейв! Неудивительно, что она избегала мужчин, боялась своих собственных сексуальных эмоций. Но они, Сара и Пэдрейк, помогут Мейв. И может быть, она все же поедет в Ирландию вместе с ними. Они будут друзьями, особыми друзьями. Как прекрасно, что у нее есть такие друзья… И этот великолепный мужчина, и такая сладкая любовь! Кто бы мог подумать, что ей так повезет!
Они решили позвонить Крисси и попросить ее спуститься, чтобы они могли ей объяснить, что произошло. Тогда она помогла бы им сообщить новости Мейв. Крисси к тому времени уже «бегала по потолку», так она волновалась из-за Сары: та пропадала три дня, черт возьми, они уже собирались обратиться в полицию. Крисси выскочила из лифта, она была готова вцепиться в Сару и задать ей хорошую трепку за ее эгоизм. Ее подруги так волновались, а она даже не удосужилась им позвонить. Она направилась было к Саре, но увидела рядом с ней высокого импозантного мужчину в черном костюме. На Саре тоже было черное платье. Крисси замедлила шаг, ей показалось, что они странно смотрятся вместе — оба в черном, когда на дворе июнь. От них исходили неприятные флюиды. Когда Крисси подошла к ним поближе, она узнала мужчину. По ее спине пробежала нервная дрожь от какого-то странного и неприятного предчувствия.
Он поцеловал Крисси руку, и у нее подкосились ноги. Итак, это отец Мейв, подумала она. Ей пришлось присесть, потому что ноги ее не держали. Сара и Пэдрейк тоже сели. Крисси смотрела на них. Она всегда представляла его себе диким, необузданным ирландцем, а он в костюме, похожем на одежды эпохи короля Эдуарда, выглядел таким аристократичным и выхоленным. И таким сексуальным! Хотя ее тело не могло на это не среагировать, она была слишком восприимчива, но Крисси ясно ощущала, что его аура была угрожающей и опасной! Теперь она без всяких объяснений поняла, где же три дня пропадала их Сара и чем она с ним занималась.
Сара и Пэдрейк рассказали Крисси о своих приключениях, объяснили, что следует предпринять в отношении Мейв, и попросили ее помощи. Крисси совсем не удивилась, услышав, что они планируют немедленно пожениться. Ей показалось, что это уже было раньше и сейчас снова повторяется. Она опять посмотрела на них — обстановка девятнадцатого века в зале «Ритца», сама Крисси в красном кимоно, Сара в черном простом платье, и Пэдрейк в черном костюме, как будто он сам из девятнадцатого столетия.
Пэдрейк помог ей подняться, он протянул ей руку, и Крисси заставила себя принять его помощь. В нем было что-то — и Крисси не могла понять, что же, — что одновременно притягивало и отталкивало. Она вдруг вспомнила строку Шекспира, они учили это на уроке литературы — «Дьявол, принявший привлекательный вид». Боже мой, подумала Крисси, что же с нами будет?
Пэдрейк сказал, что подождет внизу, пока Сара и Крисси поднимутся наверх и сообщат новости Мейв. Они позовут его после того, как сообщат Мейв о предстоящем браке Пэдрейка и Сары, как только Мейв поймет, что они любят и желают друг друга, что существовавшая между ними неприязнь и непонимание — это просто недоразумение, виной которому была Мэгги.
Пэдрейк пошел в мужской туалет, где сделал пару глотков из своей серебряной фляжки. Он и не собирался видеться с Мейв. Все шло четко по плану. Он задумал сюжет, и герои будут действовать так, как он хочет, чтобы они действовали. Он завинтил пробку. Существует множество способов освежевать кошку. Он вернулся в фойе, чтобы подождать, когда к нему спустится Сара. Конечно, одна…
Крисси пошла в комнату к Мейв, а Сара ждала в гостиной. Крисси решила, что она не сразу сообщит Мейв все новости, не следовало слишком ее огорчать. Сначала она сказала, что Сара познакомилась с Пэдрейком. С уст Мейв сорвался крик ужаса. Потом Крисси рассказала, как Пэдрейк представил ссору между ним и Мейв таким образом, что здесь приложила руку тетушка Мэгги.
— Ссору? — задохнулась от негодования Мейв. — Что это за идиотское слово, которое совершенно не объясняет сути наших отношений или, вернее, отсутствия их?! — Она зажмурилась от боли. — О, Крисси, ты даже не понимаешь, о чем ты говоришь, — ты просто ничего не понимаешь!
— Я только повторила то, что мне сказала Сара. Она хочет, чтобы ты и твой отец помирились…
— Помирились? — прошептала Мейв. — Какой ужас — я даже не знаю, с чего начать… Где Сара?
— В гостиной.
— Пусть она идет сюда!
— Успокойся, Мейв. Я тебя прошу. Прежде чем сюда придет Сара, я должна тебе еще что-то сказать.
Мейв сидела на постели, крепко зажмурив глаза. Она раскачивалась взад и вперед и ждала, что же еще скажет Крисси.
— Сара выходит замуж за твоего отца!
— О нет! Нет! — Мейв завыла, как маленький зверек, у которого лапа оказалась в капкане. Она упала на кровать и громко рыдала. Потом протянула Крисси руки. Крисси подбежала к постели, Мейв схватила ее за руку и крепко сжала; она буквально тянула ее за руку.
— Крисси, она не может сделать это! Крисси, он не похож на других мужчин, он просто не человек! Крисси, я боюсь, что он сумасшедший!
Крисси была так поражена реакцией Мейв, что даже не удивилась ее заявлению. Она сразу же поверила подруге, не пытаясь ей возразить. Что-то нужно было делать. «Боже, помоги нам. Что мы можем сделать?»
— Мейв, что бы ты ни думала о нем, мне кажется, что тебе следует поговорить с ним и Сарой.
— Нет, я не стану этого делать! Я не буду с ним разговаривать! Он не должен приходить сюда! Крисси, он не должен сюда приходить!
Мейв вся съежилась, как загнанное и раненое животное. Боже мой, думала Крисси, как Мейв тяжело все воспринимает, она совсем сломлена.
— Мейв, он не придет сюда, я обещаю. Но почему бы тебе не поговорить с Сарой, одной, без меня? Вы сможете все сказать друг другу!
— Нет, ты останешься со мной. Ты должна слышать все, что я скажу Саре. Обещай, что не уйдешь.
— Я обещаю. — Крисси хотелось заплакать. Она даже боялась оставаться одна с Сарой, как будто Сара стала частью его, а оба они были демонами. Бедная Мейв! Бедная Сара! По щекам Крисси потекли слезы. Она не могла помочь ни Саре, ни Мейв!
Но когда в комнату вбежала Сара и обняла Мейв, Крисси обрадовалась, что Мейв не оттолкнула ее. Они несколько секунд держали друг друга в объятиях. Как ни странно, Мейв успокоилась, пригладила волосы Сары, вытерла слезы простыней и спокойно заговорила с ней.
Для Мейв это был все тот же старый рассказ о том, что знали обе — она и тетушка Мэгги. Мейв излагала все проступки и преступления Пэдрейка, она методично перечислила их все, одно за другим, кроме одного, самого главного, которое относилось к ней самой. Но на этот раз роль адвоката этого дьявола играла Сара, она отрицала все его прегрешения, как это делала когда-то сама Мейв.
— Моя дорогая Мейв, разве ты не понимаешь, как легко можно объяснить все эти события? Тетушка Мэгги была больна, больна от жуткой ревности. Пэдрейк все понимает. Он ее простил.
— Он простил ее? — Мейв покачала головой. — Сара, я не могу тебе передать, как для меня ужасно сидеть здесь и все тебе рассказывать о… о нем. Я его люблю, но болен именно он! Я не знаю почему, в чем тут дело. Я не знаю. Может, он родился таким, или же это сделал с ним алкоголь, или же что-то другое, что он постоянно принимает. Но он ненормальный!
Мейв не решалась сказать, что в нем было заключено зло. Она все еще не знала, что же он такое! Она просто знала, что боится его и того, что он может с ними сотворить!
— Сара, он не похож ни на одного мужчину, с которым ты когда-нибудь имела дело. Он вообще не похож ни на одного смертного человека.
Крисси смотрела на них как в тумане. Обе женщины сидели совершенно спокойно и говорили странные и невозможные вещи самыми обычными голосами.
— Да, он не похож ни на кого, с кем я когда-либо встречалась, — сказала Сара. — Никто в мире не может сравниться с Пэдрейком — он так необычен… Неудивительно, что многие его совершенно не могут понять: его сестра, ты, его мать.
— Его мать? — повторила Мейв. — Он разрушил ее жизнь. Ты что, не слушала, что я пыталась тебе объяснить? Неужели ты так сильно запуталась в паутине, сплетенной им вокруг тебя, что ничего не хочешь понимать?! Разве непонятно, что он ослепил тебя?
— Это то, что говорила Мэгги… Что он довел свою мать до гибели, Мейв, дорогая.
— Тетушка Мэгги уже умерла, когда он отвез свою мать на железнодорожный вокзал и столкнул ее под поезд или, может, просто убедил, чтобы она сделала это сама. Так погибла моя бабушка!
— Мейв, — спокойно продолжала Сара, — ты же не знаешь, как на самом деле все произошло. Неужели тебе не понятно, что это все твои фантазии, игра ума! Ты заранее во всем себя убедила — ты намеренно стараешься верить в его вину.
Не было никакого смысла продолжать разговор. Мейв беспомощно посмотрела на Крисси, та ответила ей таким же унылым взглядом.
Мейв повернулась к Саре спиной. Ей было необходимо собраться с силами, чтобы рассказать Саре последний кусок правды, той правды, которая освободит Сару. Это станет финальной частью борьбы за свою подругу, последнее предательство своего отца.
Крисси с ужасом слушала тихий, необычно мелодичный голос, говоривший страшные слова, в которые так было трудно поверить!
— Сара, я еще не встречалась с тетушкой Мэгги, когда он спал со мной. — Ей пришлось употребить грубое выражение, чтобы Сара наконец поняла всю страшную правду. — Мне было десять лет, когда он начал развращать меня, он е… меня каждый день, я не понимала, что происходит, и мне это нравилось. Я любила его, а он е… и е… меня, пока мне не исполнилось двенадцать лет и я забеременела от своего собственного отца!
Когда наконец перестал литься этот тихий и скорбный монолог, заплакала не Мейв, а Сара. Ее рыдания раздавались на всю комнату. Наконец, Сара еле выговорила:
— Моя бедная, дорогая Мейв, ты настолько полна ревности, что не понимаешь, о чем говоришь. Тетушка Мэгги развратила твои мысли, и твое болезненное желание обладать своим отцом так ранило твой разум. Мейв, дорогая моя Мейв, ты не можешь так желать своего отца! Разве тебе самой это непонятно?
— Ты все еще не веришь мне, — сказала Мейв ровным и невыразительным голосом. — Ты тоже мне не веришь, Крисси?
«Говори же, будь ты проклята!» — скомандовала себе Крисси. Но она не могла вымолвить ни слова. Она подумала обо всех ужасных событиях в своей жизни. Когда ее оторвали от матери в суде. Когда Крисси узнала, что ее мать мертва и что она никогда больше ее не увидит! Когда она больная и обезумевшая от горя валялась на полу в собственной блевотине в школьной часовне в Монреале и узнала, что Жаклин Пайо тоже была мертва. Когда они вырезали из нее ее ребенка в земле пожирателей лотоса в Голливуде. И этот момент, в этом сюрреалистическом сне ужасов, стал самым страшным моментом в ее жизни!..
Мейв слабо и странно улыбнулась.
— Как мне хотелось бы, чтобы здесь с нами был мой ребенок — ты тогда бы поверила мне, не так ли? Но им пришлось отдать мою малышку…
Крисси вбежала в спальню и там ее вырвало. Она старалась поторопиться, чтобы снова вернуться в комнату, кто знает, что там может случиться. Она так боялась, что в ее отсутствие произойдет что-то страшное.
Мейв продолжала хрипло шептать:
— Я умоляю тебя, Сара, не делай этого. Он использует тебя, чтобы отомстить мне! Я ведь отвернулась от него.
Крисси вытерла губы. Ей необходимо что-то сказать! Ради своих подруг. Она не может просто присутствовать и разрешить, чтобы свершилась трагедия.
— Сара, не делай этого! Этого следует избежать. Ты же любишь Мейв. Ты должна поверить ей. Если ты ей не поверишь, твое замужество родится из зла и ненависти!
Сара перевела взгляд с Мейв на Крисси.
— Я просто не могу поверить своим ушам: рождено из зла и ненависти. Какое дерьмо! Какая чушь! Я не верю, что все это происходит на самом деле. Я нашла свою великую любовь, которую я искала всю свою жизнь, и вы обе хотите забрать ее у меня. Я прощаю тебя, Мейв. Я понимаю, как тебе больно и что у тебя не все в порядке с головкой — ты так извращенно желаешь своего отца. Мы, я и Пэдрейк, хотим тебе помочь! Но ты, Крисси? Вместо того чтобы постараться помочь бедной Мейв разрешить эту жуткую проблему, когда она хочет е… со своим собственным отцом, вместо того чтобы почувствовать радость от того, что я буду радоваться жизни и любить Пэдрейка, ты начинаешь забивать мне мозги какой-то помойкой, своими больными измышлениями. Как ты можешь верить всей этой ненормальной блевотине, что вылилась из нас сегодня?! Неужели ты веришь этому? Или, может, ты тоже ревнуешь меня?
Крисси сказала:
— Я не знаю, чему я должна верить. Но мне кажется, что, хорошо зная Мейв, мы должны верить всему, что она нам здесь рассказала. У меня такое ужасное предчувствие — можно даже назвать это предупреждением: с тобой случится что-то ужасное, если ты выйдешь замуж за Пэдрейка О'Коннора!
— Все, я уже наслушалась вас предостаточно! — сказала Сара, ее трясло от ярости. — Я больше не собираюсь слушать подобную чушь! Я только надеюсь, что вы обе подумаете над тем, что вы наговорили мне сегодня. Вам следует сильно подумать над этим!
Она вышла из комнаты, Крисси побежала за ней.
— Сара, что ты собираешься делать?
— Я пойду вниз и скажу Пэдрейку, что я не смогла вас ни в чем убедить. Я не смогу помирить его с дочерью. Он будет так расстроен. Я ухожу. Я пришлю за своими вещами… — Сара вдруг добавила: — Рядом со мной не будет никого, когда я буду выходить замуж…
— О, Сара… я буду стоять рядом с тобой, — сказала Крисси. Ей было так тяжело. Крисси было жаль себя и своих подруг.
Сара попыталась сохранить гордость и самолюбие:
— Я не уверена, что при подобных обстоятельствах я смогу пригласить тебя. Кроме того, я не понимаю, почему ты этого хочешь, если ты…
«Я этого хочу?» Крисси постаралась улыбнуться и свести все к шутке:
— Для чего же тогда существуют подруги?
Крисси вернулась в комнату Мейв. Мейв стояла у кровати на коленях, в руках у нее было серебряное распятие, распятие тетушки Мэгги. Мейв читала молитвы таким тихим голосом, что Крисси не могла разобрать слов. Она подумала: за чью же душу молится Мейв?
В аэропорту Орли Крисси и Мейв выпили на посошок. Крисси иронически заметила:
— Наверно, это наша последняя традиционная ежегодная встреча. Не выпить ли нам за отсутствующих?
— Крисси, не оставляй ее. Я не могу этого сделать, но ты ее не покидай.
— Я не покину ее, я же обещала, но… — Крисси покачала головой. — Что ты будешь делать, Мейв?
— У меня масса работы. На Луисбург-сквер так спокойно. Люди там не обсуждают свои эмоции и чувства.
— Но ты оставила все свои бумаги, все, что ты написала.
— Сожги их, я говорю не об этой работе.
Крисси хотелось возразить, но уже не оставалось для этого времени.
Крисси не покидала аэропорт, пока самолет Мейв не превратился в крохотную точку. Она вспомнила тот день, когда они прибыли в Париж. Они были такими радостными, так много смеялись. Им казалось, что весь мир у их ног! «Да, наши сердца были молодыми и веселыми!» Сегодня Крисси казалось, что ей сто лет. Но что ждало их впереди? Крисси еще предстояло остаться и наблюдать, как Сара будет выходить замуж. У Крисси не хватило смелости спросить у Мейв о том, что она так хотела узнать. Что же случилось с ее ребенком? Где он?
Обряд бракосочетания был не церковным, а гражданским. На невесте было бежевое шелковое платье. Крисси была в желтом, а жених — в черном. Больше никто не присутствовал. Они посидели в ресторане, из окон которого была видна Сена и Нотр-Дам. Невеста заказала цыпленка и не отведала ни кусочка. Крисси заказала говядину и немного поклевала. Жених заказал грушу в вине и пирожные и все съел.
Он выпил рюмку коньяку и больше ничего не пил, произнес только несколько слов. Вежливо улыбался, но мыслями был где-то далеко. Но когда Сара стала уговаривать подругу поехать и погостить у них в Ирландии, Пэдрейк попросил Крисси принять приглашение. Он наполнил бокал Крисси шампанским, которое он заказал, но не выпил ни глотка. Он начал сверлить ее взглядом. Крисси с трудом оторвала свой взгляд от Пэдрейка и уставилась в свой бокал, который держала дрожащей рукой. Нет, как бы ей ни хотелось присоединиться к ним, чтобы присматривать за Сарой, она не могла себе этого позволить. Крисси не доверяла самой себе!
Крисси и Сара выпили вдвоем две бутылки шампанского. Когда Саре стало плохо, Крисси отвела ее в туалет. Они сидели прямо на выложенном плитками полу в своих великолепных туалетах, и Крисси поддерживала голову Сары, пока ее выворачивало прямо в биде. Им все казалось таким забавным, даже когда Саре было худо!
— Эй, Сара, я думала, что ты выходишь замуж только за еврейские х…
— Я уже это сделала, когда-то. И что из этого получилось — кинжал в брюхо?
Теперь их выворачивало от смеха.
— Крисси, поедем с нами в Эрен, пожалуйста!
Крисси перестала смеяться:
— Я не могу этого сделать. Тут есть одна вещь… мне нужно кое-что сделать. Да, я вспомнила. Мне нужно вернуться домой.
Сара деликатно вытерла рот кружевным платочком.
— Где он, Крисси? Где наш дом? — спросила Сара, наклонив голову.
— Ты однажды объяснила мне это, Сара. Ты сказала мне, что дом там, где находится твое сердце!
