29

Криста спешила назад к их столику окрыленная. Это случилось снова, а она-то думала, что не случится никогда. Все казалось суперреальным. Любовь разрывала ей сердце, ее хватило бы на всех. Она любила потных танцоров, окружавших ее. Она любила «Островной клуб» и Саут-Бич, и свою удивительную жизнь. И скоро она вновь окажется среди своих замечательных друзей: Стива, и красавицы Лайзы, и милого, сладкого Роба, который втюрился в нее, как это бывает у юношей. У нее даже оставалось достаточно любви для Араба с его кастрированным отцом и для Моны, ее новой-преновой модели. Певец, с затуманенными глазами, раскачивался мечтательно под свою музыку, подчеркивая ее чувства. «Не тревожься о том, что все смешается, что все вещи станут бум-бенг-бенг-бум. Все пройдет, все образуется, все ляжет на свое место».

— Обязательно! — пробормотала себе под нос Криста, направляясь к своей компании.

Она увеличилась. Два молодых парня подставили стулья. Они сидели спиной к Кристе, когда она подходила к столу.

— Привет, дорогуша, — сказал Стив. — Мы нашли этих божественных приятелей Лайзы, совершающих круиз по городу. Это ли не замечательно? Погляди-ка на этого. Можешь ли в такое поверить?

Криста поглядела. Он был очень красив. Латинского типа, породистый, с наглостью молодой красоты, смешанной с сильным опьянением. Его друг был тоже такого же типа, только в меньшей степени. Ни один из парней не слышал Стива. Оба нацелились на Лайзу, как боеголовки на лоснящихся, черных реактивных снарядах. Лайза наслаждалась таким повышенным вниманием. И использовала парней, чтобы завести Роба. Криста это видела. Каждую минуту она заставляла их хохотать и желать ее, она проверяла реакцию Роба. Однако Роб встал, чтобы приветствовать возвращение Кристы к столу, как истинный молодой джентльмен. На какую-то секунду сияющая улыбка на лице Лайзы померкла. Затем вернулась. «Не тревожься о вещах», — пел певец, однако в Кристе внезапно зашевелились сомнения, что все мелочи лягут на свое место.

— Вот этого зовут Хосе, — представил Стив, тыкая в него большим пальцем и поднимая брови к потолку в театральном засвидетельствовании внешних данных парня.

— Хосе де Портал де Арагон, — величественно сообщил Хосе. Потом он увидел Кристу. Он встал. Его поведение изменилось. Он знал, кто она такая.

Криста успокаивающе протянула руку. Ее великолепное настроение пока еще сохранялось.

— Откуда мне известно твое имя? — спросила она светским тоном.

— Возможно, вы знаете моего отца, — сказал, важничая, Хосе. Он изо всех сил старался выглядеть солидным и взрослым, однако над бровями блестел пот от выпитого, а автоматическое предположение, что его отца знали абсолютно все, тотчас же выдавало в нем профессионального сынка.

— Ты слышала его имя, — сказала Лайза, — потому что это его лодка взорвала моих родителей.

Ответа на это не последовало. Приятель Хосе старался хихикнуть. Хосе побелел. Остальные погрузились в молчание. Даже Мона вела себя спокойно. Все пытались припомнить подробности происшествия.

— Какой ужас! — произнес наконец Абдул.

— Мои родители согласились бы с тобой, — сказала Лайза, не пропустив удара. Ее челюсть выдвинулась вперед. На лице лежала печать угрюмости. Какая-то часть ее трепетала при воспоминании об этом, слабая ее часть. Никто вообще не должен знать, что она у нее имеется, иначе ее станут употреблять, как оружие против нее.

— Это не смешно, Лайза, — произнес Роб.

— Я и не говорила никогда, что смешно, — ответила Лайза. — Это была дорогостоящая лодка.

— Фу! — фыркнула Мона.

— Лайза! — сказал Хосе. Взгляд его был взглядом раба. Он находился под ее гипнозом. Невозможно было думать о чем-либо еще. Что бы ни произошло там, в заливе, этот мальчишка не был зачинщиком. Он был пешкой. Криста знала это с холодной и окончательной определенностью.

— Папа купит тебе другую, Хосе? — спросила Лайза.

Он поглядел в пол и промолчал.

— А что была за лодка? — поинтересовался Абдул, совершенно неспособный удержаться там, где речь шла о деньгах.

— «Сигарета», сорок семь футов. Каботажная, — пробубнил Хосе.

— О, — сказал Абдул. — Маленькая.

— Для сладкого, маленького мальчика, — протянула Лайза, смягчая свое оскорбление ослепительной улыбкой и вытянутой рукой, которая погладила колено Арагона.

Он поглядел на нее так, словно она только что поклялась ему в вечной любви. Его выражение лица пыталось сообщить ей об его чувствах. Затем он взглянул на Роба Санда. Ненависть взорвалась в глубине его карих глаз.

— Что вы пьете, мальчики? — спросил Стив. Они принесли с собой к столу бокалы.

— Ром и коку, — ответил приятель Хосе.

— Cuba libres, — сказал Роб с приятной улыбкой.

— Что ты сказал? — переспросил Хосе.

Роб, казалось, был захвачен врасплох резкостью тона Хосе. Он ведь не сказал ничего особенного. Что он, ошибся насчет свободной Кубы? Он так не думал.

— Cuba libres, — снова сказал он.

— Возьми свои слова назад! — заявил Хосе. Он выставил вперед подбородок и выпятил грудь, и его яростные глаза вонзились в Роба.

— Почему? — со смехом сказал Роб, всплеснул руками и весело оглядел столик.

— Ты оскорбил честь моей страны, — заурчал Хосе. Он поднялся. — Куба не свободна. Куба закована в цепи. Из-за предательства Америки и дураков вроде тебя мой народ превращен в рабов.

— Ох, милый ты мой, — изумился Стив, широко улыбаясь.

— Скажи им, что к чему, братец. Давай, малыш, — вмешалась Мона. Она и представления не имела, о чем шла речь, но из кокетства везде и всегда солидаризировалась с побежденной собакой, несмотря на свое тефлоновое сердце и полумиллионный годовой куш.

— Роб никого не оскорбил, — резко отрезала Криста. — И вообще, ты сел на мое место. Соблаговоли освободить его, будь так любезен!

Хосе поднялся, Криста отодвинула его локтем в сторону и села за стол.

Хосе продолжал маячить над столом, надеясь, что он выглядит грозно. Его ярость клокотала исключительно из-за Роба. К Кубе она не имела никакого отношения.

— Я не понимаю, что происходит, — сказал Абдул, протягивая руку к своему фужеру. Шестое чувство говорило ему, что это будет уже третий шалман, из которого им придется спешно смываться. Чувствуя себя плейбоем, он был врожденно привязан к подобным вечерам, но сейчас начинал беспокоиться, что откусил кусок более крупный, чем можно прожевать, связавшись с Лайзой Родригес и ее скорыми на руку приятелями.

— Он пытается разыграть любовь к Кубе, — заметила Лайза. — Залив Свиней, la lucha, борьба и прочая лабуда. А на самом деле ревнует к Робу, потому что вычислил, что я и Роб, мы вместе.

— Это неправда, — крикнул Хосе, сразу превратившись в мальчишку.

— И это тоже, — попытался сказать Стив.

— Мы не «вместе», Лайза, — сказал Роб. И он совершил ошибку, поглядев на Кристу, когда произносил эти слова.

— О, так мы не вместе, да? — зловеще вымолвила Лайза. И тоже поглядела на Кристу. И ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Возьми свои слова назад! — орал Хосе на Роба.

— Катись отсюда! — рявкнул Роб раздраженно.

— Оставь нас, Хосе, — попросила Криста.

— Он ведь сказал тебе, чтобы ты убирался, Хосе, — злобно произнесла Лайза. — Ты что, не собираешься его слушаться?

Приятель Хосе положил ему руку на рукав.

— Пошли, — сказал он.

Хосе сбросил его руку.

— Ты хочешь, чтобы я ушел, Лайза? — спросил Хосе. Он немного пошатывался. Он взывал к ней.

Лайза откинулась на спинку стула. Она засмеялась и пожала плечами.

— Мужчина должен делать то, что сам считает нужным, — ответила она.

Так и произошло. На земле была лишь одна вещь, которую Хосе считал самой важной. Быть мужчиной. И сейчас она приглашала его или доказать, что он мужчина, или признать, что он не мужчина.

Он метнулся к Робу, схватил его за плечи и изо всех сил рванул. Роб резко откинулся на спинку стула. Стул пошатнулся, накренился на двух ножках и замер так на долю секунды. Роб протянул руку к краю стола, чтобы восстановить равновесие. Но движение назад не дало ему сделать это. Вместо этого он зажал пальцами угол скатерти. И, падая, не успел ее отпустить. Скатерть съехала вслед за ним на пол, вместе со стоявшими на ней бутылкой рома и шестью фужерами. Особого ущерба не случилось, разве что упали фужеры. Один из них пролетел по воздуху, приземлился на лицо Роба и рассек ему губу. И пока он барахтался, пытаясь выбраться из-под всего хлама, потекла кровь.

Лайза, которая и спровоцировала все случившееся, первой попыталась все исправить. Хосе, бывший всего лишь ее орудием, оказался вторым.

Лайза, присев на корточки среди мусора, баюкала на руках голову ошеломленного Роба.

— Ты, ублюдок, — пронзительно закричала она на Хосе, опустившегося на колени рядом с ней среди битого стекла.

— Я не хотел, я не хотел, — бормотал он, готовый разрыдаться. Его жизнь разваливалась на кусочки. Никакой славы в его нерешительном выпаде не было.

Лайза беспомощно трогала пальцами губу Роба, но ее прикосновения не могли остановить постоянный кровопоток.

— Ты, маленькая жопа, — закричала она на дрожащего Хосе.

— Может, кому-нибудь сходить и вызвать доктора? — предложил Абдул. В «Островном клубе» все шло обычным чередом. Даже люди, сидевшие за соседними столиками, перестали интересоваться случившимся.

— Дайте-ка мне встать, — сказал Роб.

Криста и Стив поглядели друг на друга. Оба быстро обрели присутствие духа. Ущерба нанесено не было. Это очевидно. Просто царапина, а губы заживают быстро. Роб не был серьезно задет. Не пострадала и его внешность, ценная для предстоящей кампании. Момент был трагикомическим. Лайза Родригес оказалась летальным оружием. Да и Мона… хотя и более туповатым инструментом. Видимо, обе девушки сеяли скандалы, где бы ни появлялись.

— Пошли-ка, Хосе, — сказал Стив. — Подальше отсюда. — Он поднялся и повел обмякшего Хосе прочь от стола. Приятель взял его под другую руку.

— Я так виноват. Я так виноват, — блеял Хосе через плечо, отступая.

— О, катись на свою Кубу, — сказала Лайза.

Хосе зарыдал. Стив прислонил рыдающего парня к стойке бара и заказал ему порцию выпивки.

— Никакого ущерба нет, — сказал он мягко. — Но лучше тебе держаться подальше от Лайзы, о'кей? — Хосе сумрачно кивнул. Стив тяжело вздохнул и поплелся назад к тому, что осталось от стола.

Криста взялась за издавший трель сотовый телефон.

— Алло! — В ее голосе слышалось нетерпение.

— Не беспокойтесь, — произнесла Мери Уитни. — Я почти доехала. Приберегите для меня немножко удовольствия. Алло! Криста! Ты меня слышишь?

— Привет, Мери. Да, я слышу тебя. Где ты сейчас?

— Я как раз проезжаю остров Тернберри. Знаешь, как раз то место, где бедный Гарри Харт попался на крючок к Донне Райс. Вы пока еще в Карибском шалмане?

— Мы как раз собираемся уходить. Какой-то кубинец врезал Робу.

— Неплохо! Надеюсь, ничего серьезного?

— О, что ты говоришь, Мери! Нет, он в норме. Просто царапина. А ты уверена, что готова к такому вечеру? О себе я не могу этого сказать.

— Ерунда, дорогая. Какой это вечер, если он без драки? Возбуждает аппетит.

— Мы уж и так тут осилили две с половиной, а еще только четверть второго.

— Ну, тогда больше не надо, дожидайтесь меня, о'кей? Куда вы теперь направляетесь?

— Мы собираемся играть в биллиард, — ответила Криста.

— О, шарики, — сказала Мери Уитни.

— В любом случае, — продолжала Криста, — позвони, когда будешь ехать по мосту, о'кей?

Мери Уитни отключилась.

Криста посмотрела на часы. Мери приедет через сорок минут. Ей настоятельно требовалось выйти. Клаустрофобия просто жгла ее. Ей хотелось свежего воздуха, даже свежих друзей.

— Кто хочет пойти играть в биллиард? — предложила она без особого энтузиазма.

Стив тут же это просек.

— Труба звучит неуверенно, — ответил он. — Кто готов к сражению?

— У тебя кровь на платье, Лайза, — объявила Мона.

— О, черт! — воскликнула Лайза, схватила платок и стала тереть пятно. — Зачем ты измазал всю меня кровью, Роб? — Ее шкала ценностей была сцементирована. Внешность шла впереди. Любовники на втором месте. И если ты позаботишься о первом, самом главном, то остальное все придет само собой. — Черт! Мне придется вернуться в отель и сменить платье.

Она поднялась. «Кардозо» находился всего лишь в паре кварталов. Остальные ее подождут. Ее всегда ждали.

— Я вернусь, — пригрозила она, уходя.

— А мне бы хотелось пойти с тобой играть в биллиард, Криста, — заметил Роб.

— Прекрасно, — ответила Криста. — Ты идешь, Стив? — Я думаю, что лучше поболтаюсь здесь, — решил Стив. Его глаза то и дело возвращались к Хосе, который, казалось, терял сознание возле бара. — Тут такое энергетическое место.

Абдул и Мона не были включены в число приглашенных на биллиард.

— Я полагаю, что мы с Моной можем попытать счастья еще в одном баре, если такой план действий приемлем для моей требовательной леди, — произнес Абдул с тяжелой иронией.

— Меня это устраивает, тупица, — ответила довольная Мона. — Мы встретимся потом в «Варшаве»?

— В «Хельсинки», — сказал Стив.

— Неминуемо, — промямлила Криста, думая о Питере Стайне. Если он выехал сразу же, то пробудет в пути еще три часа. Мммммммм! Мысль о нем зажгла ореол вокруг ее сердца.

Они оставили Стива сидеть за столом, после того как обсудили, где находится «Варшава». Он весело махал им рукой, пока они шли к выходу. На тротуаре возле клуба ей показалось, что мягкий бриз состоял из чистого кислорода. Полная луна зажгла огнем океан, видневшийся в конце улицы. Музыка доносилась словно с расстояния в миллион миль. Абдул и Мона попрощались. Они решили пошляться, соответственно, в поисках большего покоя и меньших неприятностей.

— А где тут играют в биллиард? — поинтересовался Роб, когда те удалились.

— Вон там, — Криста показала в противоположную от океана сторону. — А тебе действительно хочется поиграть или, может, пройдемся немного по песку?

— А тебе этого хочется?

— Да.

Он хотел этого тоже. Удивительно. Удивительно.

Они не разговаривали, когда пересекли Океанскую дорогу и вышли на берег. Он был безлюден. Они сбросили обувь. Башня спасателей охраняла пустоту. Море было плоским, сверкало в свете луны. Их окружала влажная духота. За ними светилась среди темноты территория «Арт Деко», где звуки джаза под сурдинку сливались с мягким роком. Над всем этим, в звездной пустыне, Бог жил-не тужил в своем мире. Именно так считал Роб, когда смотрел, как рядом с ним идет Криста, сияя лучами доброты в этом суетной, капризном мире.

— Ну и ночка, — заметил он.

— Она еще не кончилась.

Криста засмеялась, откинув назад голову и повернувшись к нему.

— Ты прекрасна, Криста.

— Ты тоже прекрасен, Роб. — Значение ее слов отличалось от того, что подразумевал он. Оба это понимали.

Они брели все дальше.

— Интересно, где спят чайки? — спросила Криста, прячась за безопасность беседы. Он пожал плечами, не желая делать то же самое. Они подошли к самой воде. Криста забрела на мелководье.

— Я хотела бы сплавать на Багамы.

— Я хотел бы поехать туда, куда поедешь ты.

— Давай, Роб, давай, просвещайся. — Она улыбнулась ему, как бы давая понять, что она знает, что он пытается сказать, и что ему не следует говорить это.

— Я не люблю Лайзу, — сказал он.

— Я тоже.

Его лицо помрачнело, потому что она шутками пыталась сбить его с серьезного тона.

— Криста, ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

— Ты говоришь, что я тебе немножко нравлюсь. Это о'кей. Ты мне тоже симпатичен.

— Это не немножко, Криста. Все гораздо сильнее.

— Роб, это не так. Не так. Ты молод. Вероятно, я тебе нравлюсь, потому что я всюду бывала, много повидала, испытала. На самом деле я старая и тусклая, а Лайза без ума от тебя. Тебе она нравится. Я знаю это. Просто ты смущен.

— Нет, я не смущен. — Он повысил голос, подчеркивая этим свое ужасное смущение. — Пожалуйста, не говори, что я смущен. — Он побрел по воде к ней.

Она прошла несколько футов вдоль берега. Он следовал за ней, подходя все ближе. Луна высветила его лицо. Это был лик встревоженного божества. Криста никогда еще не видела его таким красивым. И внутри нее шевельнулись молекулы.

— Роб. Не нужно. Не нужно ради тебя самого.

— Ты любишь Питера Стайна? — спросил он с безнадежностью в голосе.

— Да, мне кажется.

— И когда ты увидишься с ним снова?

— Он сейчас едет из Ки-Уэста.

— Почему ты любишь его? — Слова «а не меня» повисли в ночном воздухе.

Боль отразилась на его лице, когда он задал этот нелепый вопрос.

— Ох, Роб, я не знаю. — Она взмахнула руками, подчеркивая невероятную тайну любви.

— Он ведь казался таким ничтожеством, когда мы встретили его тогда, на дне. — Он ничего не мог с собой поделать, хотя и понимал, что говорить подобные вещи страшно нелепо.

— Мы все бываем порой ничтожествами. — Упрек вернулся к нему назад, как он этого и ожидал.

Они спокойно брели по мелким волнам, позволяя рассеяться неожиданно возникшему яду.

— Видимо, съемки будут невыносимыми, — сказал наконец Роб. — Может, мне следовало бы сгинуть?

Он почувствовал угрызения совести, когда пошел с этой коварной карты. Он почти почувствовал, как застыла Криста. Она была такой доброй, такой чистой, такой целеустремленной. И ведь разве в любви и на войне не должно быть все честным, допустим ли даже такой маленький шантаж?

— Ты ведь не слабак и не лодырь, Роб, — сказала она. — Ты сильный, отвечаешь за свои поступки, держишь свое слово. Вот что мне нравится в тебе.

Это было начало.

— Я знаю. Не беспокойся. Я не оставлю тебя в беде. Это Лайза способна на такое… Я хочу сказать…

— Лайза самая красивая девушка на свете, Роб, и где-то в душе она добрая, просто скрывается это за повадками акулы. У нее было страшное детство. И она преодолела это. Я восхищаюсь ей. Она любит тебя. С твоей стороны безумие не испытывать к ней ничего.

— Я никогда прежде не встречал людей, подобных Лайзе.

Теперь настала очередь Кристы почувствовать себя виноватой. Она была ответственна за те вещи, которые случились с Робом, насколько вообще можно было быть ответственным за жизнь другого человека.

— Я полагаю, мы все привыкнем к ней.

— Ты совсем не такая, как Лайза.

— Может, в глубине души такая же.

— Я никогда в это не поверю. Ты не сможешь изменить то, что я чувствую, как бы на себя ни наговаривала. Лучше бы ты действительно была ужасной, Криста, но я ведь знаю, что это не так.

— Почему же я так сильно тебе нравлюсь?

Криста пожалела, что произнесла эти слова. Они случайно выскользнули из ее уст. Почему? Потому, что ей до сих пор не надоела лесть? Потому что Роб Санд был такой милый? Потому что он был так хорош собой в эту лунную ночь?

Его лицо утратило напряженность. Появилась крошечная надежда. Она попросила его сказать вещи, которые и ему самому хотелось сказать.

— Потому что ты красива и не торгуешь своей красотой. Потому что ты умна, но ни против кого не используешь свой ум. Потому что ты добрая, чувствительная и заботливая, а еще ты сильная, а не слабая.

Она остановилась в воде. Это была самая приятная вещь, какую ей когда-либо говорили. Она почувствовала, что дрожит. Электрические пальцы играли на ее позвоночнике. Она внезапно ощутила свое дыхание. Роб Санд всегда был для нее человеком с двумя обликами — очаровательным, сложным мальчиком, дилемма которого состояла в том, что он был слишком хорошим… и превосходным физическим шедевром с телом Адониса и ангельским ликом. И теперь, в море возле Саут-Бич, два Роба Санда соединились в одного.

— Ох, Роб, — сказала она, когда ее решимость растаяла. Она удерживала его на расстоянии словами, языком тела, своей материнской бесстрастностью. И вот она сигналила о своем поражении.

Он брел по теплой воде к ней, он взял ее за руку в лунном свете. Он сжал ее, стоя перед ней, его лицо было всего в нескольких дюймах от нее. У него перехватило дыхание — так он жаждал ее. Обожание струилось из его глаз, проникая в ее глаза. Он положил другую руку ей на талию и почувствовал, как она затрепетала от его прикосновения.

Она закрыла глаза и подалась навстречу ему. Он обхватил ее лицо руками и приблизил свои губы к ее. Его уста коснулись ее уст. Он прижался к ней, желая чтобы она ответила ему. Она чуть приоткрыла рот, все еще не решаясь на интимность. Он коснулся ее языком, осторожно просунул его между ее разжавшихся губ. Ее тело было теперь крепко прижато к нему. Он прижался еще сильней. Он мог теперь чувствовать, как бьется ее сердце. Под своими пальцами он ощущал ее нерешительность. Он увлажнил ее рот, смывая ее робость. Все висело на волоске. В любую секунду она могла оказаться потерянной для него. Потом он почувствовал ее язык. Он потерся о его язык, и ее рот приоткрылся пошире. Они участвовали в поцелуе. Оба. Это был мягкий, нежный поцелуй, и ее руки вытянулись, чтобы привязать его к себе, а голова пошевелилась в его ладонях, требуя еще большей близости, когда она была готова заключить любовный контракт.

Но внезапно ее словно заморозили. Он почувствовал, как ее тело оцепенело. Ее руки уперлись ему в грудь, отталкивая его. Ее губы отступили от него. Вместо них было ее смущенное лицо, ее рот уже подыскивал слова, которые разрушат его радужные видения будущего.

— Нет, Роб я не могу… Мы не должны, — в отчаянии бормотала она.

В ее глазах стояли слезы, когда она отказывала своей страсти. На его глаза тоже навернулись слезы, он понял, что потерял ее.

— Пожалуйста, прошу тебя, — молил он.

Она не ответила ему, лишь протянула руку и взъерошила ему волосы, и ее жест был исполнен любви и нежности, которые едва не переросли в нечто гораздо большее.

— Пора возвращаться, — сказала она.