10

— Это невероятно скучно, — заявила Мери Макгрегор Уитни. Лица сотрудников, сидевших за столом в ее кабинете для совещаний, побелели. Обескураживающие слова дошли до их слуха. Все вокруг них было параферналией конечного этапа рекламной кампании — аудио-визуальные средства, снующие ассистенты, модели, старавшиеся сохранить свой томный вид среди атмосферы возбуждения и страха. Уайт, Уэлдинг и Бланкхарт выставили самые красивые ноги, делая презентацию изделий парфюмерной рекламной кампании «Индия», проводившейся под эгидой Уитни, и сейчас Мери Уитни топтала их.

Глава рекламного агентства тщательно выбирал слова.

— Разумеется, это просто идея, Мери. Я хочу сказать, что нам не обязательно идти этим путем. — Он махнул рукой в воздухе, как бы отбрасывая прочь презентацию, над которой он и дюжина его первых помощников провели шесть месяцев, а также и заманчивую сумму в миллион баксов. — Можешь ты нам хотя бы в общих чертах сказать, что не устраивает? — смиренно добавил он.

Мери Уитни барабанила пальцами по столу.

— Так я еще и должна поставлять тебе «творческие идеи», за которые я тебе плачу.

— Нет, разумеется, нет, мы можем удалиться и снова все обсудить. Хочется сделать как лучше. Но ты с таким блеском все…

Она знаком приказала ему умолкнуть.

— Идея для «Индии», — произнесла она медленно, словно тупому иностранцу, — заключалась в том, чтобы запечатлеть романтичность и изощренность далекой страны с древней цивилизацией и глубокое восприятие ее красоты. Индия раджей была роскошной, избыточной, таинственной, недосягаемой, и все же реальной. Фокус в том, что требуется извлечь этот экстракт, разлить по флаконам, упаковать и продать массе покупателей, которых заинтересует моя продукция. Ваша «Индия», мистер Бланкхарт, обладает душой и восторгом разбитного этнического ресторана на Бронксе. Ваша Индия, дорогой сэр, это даже не Мадрас, не говоря уж про Виндалу. Она обладает пикантностью и ароматом пудры «Карри», что продается в некоторых магазинах здоровой пищи для яппи на Медисон, ориентированных на хорошую работу кишечника. Если ваша «Индия» будет подделкой, мой дорогой, то ваша любовница окажется в глубоком дерьме.

Бланкхарт побледнел. Он нарывался на это. Вот и получил. И приходилось с этим мириться. Он нервно засмеялся. Может, любовница была треском от выстрела в тумане. Он очень надеялся на это.

— Может, тебе показалось, что индийские модели навязчивы? — сделал он еще одну попытку.

— Я ничего не имею против навязчивости, — фыркнула Мери. — Однако мне ясно одно: то, что очевидно для меня, не очевидно для вас. Эта кампания нуждалась не в груде неоперившихся, пришибленных, потерявших аппетит дверных ковриков женского рода, единственной добродетелью которых являются расовые карточки, которыми они щеголяют с рождения. Кто нужен этой кампании, так это звезда.

— Как… — Бланкхарт побледнел. Он оглядывал собравшихся за столом, отчаянно ожидая подсказки.

— Как Лайза Родригес, — гавкнула Мери Уитни в робком молчании. — Боже, вы когда-нибудь слышали про нее?

— Но она вроде… испанка, — пробормотал Бланкхарт, и его слова сорвались с уст прежде, чем он успел их обдумать.

— Так что, значит, с этих пор только чернокожие могут играть Отелло? Ну, ну, ну, убеждайте меня. Покажите, как я мало знаю. — Мери Уитни откинулась на спинку стула. Было забавно перебрасывать свой вес то туда, то сюда, и удивительно, какими покорными могли быть взрослые мужчины, коль скоро они у тебя в подчинении. В глубине души, однако, она размышляла, что, может, бесцветная презентация «Индии» пыталась своей невыразительностью сказать ей о чем-то. Сам факт, что Бланкхарт и его рекламная когорта не сумели найти необходимых красок, мог корениться в несостоятельности самой идеи, а не агентства. Разве Америка, где будут продаваться ее духи, интересуется Индией и знает хоть что-то про нее? Только десять процентов соотечественников побеспокоились о том, чтобы обзавестись паспортами, и порой она не может стыдить их за это. От лесов, где растут деревья с красной древесиной, до островов Нью-Йорка и вод Гольфстрима тут есть что угодно и на любой вкус. Зачем все эти утомительные путешествия вокруг Третьего мира, когда «Виннебаго» может прокатить тебя по первому, и «Колесо Фортуны» тебя никогда не подведет.

А кроме того вставал вопрос о запахе Индии. Когда она жила несколько дней возле Таджа в Бомбее, сущность Индии не казалась ей такой уж таинственной, роскошной и недосягаемой. Наоборот, она была откровенно биологической. Там все усилия тратились на то, чтобы меньше появляться на улицах, где приходилось отбиваться от мух и попрошаек.

При этой мысли она издала короткий, пронзительный смешок. О чем только она думала? Запах, именуемый «Индия»? Даже смешно. Видимо, она впадает в слабоумие. Ей уж тогда следовало бы назвать их «Ирак» и заработать кругленькую сумму на энтузиазме, поднявшемся вокруг «Бури в пустыне», как те музыканты из Лос-Анджелеса и звезды с репертуаром патриотических песен. Почему все эти дураки, сидящие за столом, не скажут ей об этом? Почему они готовы профукать миллион ее долларов на запах, название которого с таким же успехом могло быть и «Бейрут»? Ну, разумеется, она-то знала ответ, и в этом опять же была ее вина. Она являлась ансамблем из одной женщины. Такой всегда была и останется. Она любила видеть вокруг себя courtiers, а не советников, и в основном это сходило с рук, потому что она делала мало ошибок. И вот эта была одной из них. Но даже осознав это, она подбодрила себя. Мери Уитни подумала, что нет худа без добра. Миллион баксов был плановым цыплячьим кормом по сравнению со стоимостью основной кампании, которая могла бы оказаться большой миной. В непостоянном мире моды неудачи имеют обыкновение вызывать цепную реакцию. Если «Индия» была провальной идеей, то теперь настало время признать это и запахать ее на кляче.

— Знаете ли, о чем я подумала? — спросила Мери Уитни.

Они не знали, но все подались вперед, обратившись в слух.

— Я подумала, что «Индия» провальное название для духов.

— О, — сказал Бланкхарт. Воцарилось замешательство. Может, она шутила? Почти наверняка нет. Можно было сказать, когда Мери Уитни шутит, с такой же точностью, с какой можно определить, что тебя хлестнули плеткой.

Бланкхарт первым обрел присутствие духа.

— Должен признаться, что у меня-таки были сомнения… — робко начал он. Ему хотелось подстроиться под своего наиболее ценного заказчика, однако он сознавал, что таким образом открывает себя для обвинения в том, что не высказал своих соображений раньше.

— Чушь собачья, — отрезала Мери. — Впрочем, убыток нанесен, «Индия» мертва. Мне придется уйти от этой затеи и придумывать что-то еще.

— Что-нибудь испанское… если мы хотим использовать такую звезду, как Лайза Родригес? — предложил с умным видом Бланкхарт.

Мери Уитни внимательно посмотрела на него. Он напрягся, ожидая удара ее хлесткого словца. Однако удара не последовало. Она продолжала смотреть на него, а потом хлопнула ручкой «Картье» по столу из гондурасского красного дерева. Она поглядела вверх, на потолок, на четырехмиллионного Раушенберга, потом из окна на Сентрал Парк. Молчание было оплодотворенным. Мысль росла в голове у мегакутюрье. Чувствовал ли это Бланкхарт?

— Может, не так уж и плохо подойти к этой идее в целом с другой точки зрения, — медленно проговорила она наконец. — Пожалуй, нам следует начинать не с духов или их названия, а со звезды. Если мы заполучим Лайзу Родригес, то остальное уже превратится в детали. Она способна продать марсианам женские трусы, даже если у них тело построено по-другому. Это называется сексуальный фактор. Да, вот что мы сделаем. Мы заполучим Родригес. Мы подпишем с ней эксклюзив, скажем, на год, возможно, на пару лет, и это время она должна работать только на нас. Привязать ее. Мы должны заполучить в свою собственность лицензию на нее. А все остальное уже придет потом, с Лайзой, как осевой фигурой кампании.

Она поднялась.

— Итак, решено. По крайней мере, это несложно. То, что вы, мальчики, должны сделать, — это контракт с Родригес, и тогда можете класть на все и играть в гольф… или чем вы там еще занимаетесь в свободное время. А теперь, если вы меня извините, я, уже проделавшая по воздуху путь сюда, на ваше… «шоу», должна теперь проделать его в обратном направлении. Хотелось бы мне сказать, что я получаю от этого удовольствие.

Она побрела к двери, обрамленная с каждого боку ассистентами. Один распахнул перед ней дверь. Другой закрыл ее за ней. Мери Уитни удалилась.

— Проклятье! — рявкнул Бланкхарт в зияющий вакуум, который она оставила позади себя. — Какой дьявол поможет нам заполучить супермодель, вроде Родригес, и чтобы еще она согласилась на эксклюзив!

— Она работает с агентством Россетти, — подсказал кто-то. — Он толстокожий, но продажный. Может, нам о чем-нибудь и удастся с ним договориться.

— Я думаю, что может возникнуть проблема с самой Родригес, — сказал один из «договорников». — Я тут случайно услышал по «Си-эн-эн» за пару минут до совещания. Она в тюрьме в Майами. Направила моторный катер в пляжный дом своих родителей. Отправила их обоих на тот свет.