Книга: Опоздавшая
Назад: 28 ДЫРА В ПАУТИНЕ
Дальше: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НАСТОЯЩАЯ МАТЬ

29
РАБЫ МОДЫ

Из окна самолета Сайпэн выглядел раем. Билл объяснил, что Джефри Бин, Лиз Клайнборнз, Леви и «Гэп» использовали этот остров Тихого океана для производства одежды. Остров производил товаров на триста миллионов долларов в год. При приземлении самолета Карен разглядела раскачивающиеся на ветру пальмы за площадкой аэропорта. Как обычно, их приветствовала целая делегация, которая быстро проводила их в присланные за ними машины.
— По пути в отель мы проедем мимо нашей фабрики, — объяснил Билл.
Грустная и усталая Карен слабо улыбнулась в ответ.
Глядя из окна, она видела все те же лачуги и низкие домики, как и в странах карибского бассейна или бедных азиатских государствах. Но огромные фабрики выглядели очень современными и чистыми. Над одним из громадных зданий даже виднелся американский флаг. Интересно, предупреждал ли Билл людей о своем возможном визите на фабрику? В этот раз ему это не удастся.
— Остановите, — сказала она.
— А ты не хотела бы сначала заехать в отель и переодеться? — сказал он. — Тебе надо отдохнуть. Я наметил посещение фабрик на завтрашнее утро.
— Нет, давайте остановимся сейчас, — сказала она, — и покончим с делами.
Билл нагнулся вперед и постучал по стеклу, отделяющему пассажиров от водителя. Они уже проехали въезд на фабрику, но после объяснения Билла водитель сделал разворот. Если Билл и был недоволен изменившимися планами, то он ничем это не показал.
Они подъехали к огромному зданию, отделанному рифленым железом. Здание не имело окон и было выкрашено чистой голубой краской. Огромное, как самолетный ангар, здание имело непропорционально маленький парадный вход. Но не успели они выйти из машины, как перед ними выстроилась шеренга служащих. После того как представитель компании Norm Со сообщил, кто к ним пожаловал, им пришлось с каждым из этих людей раскланиваться. Процедура заняла так много времени, что Карен подумала, уж не затягивают ли они ее нарочно, чтобы подготовить внутренние помещения. Но наконец их провели внутрь.
Шум стоял чудовищный. Сотни машин были установлены рядами, у каждой из них крутились рабочие, а по проходу в середине зала бегали разносчики, доставляющие ткани или уносящие уже сшитую одежду. Было очень жарко, но несмотря на суету и жару, помещение было хорошо освещено и выглядело не более грязным, чем ее собственные мастерские на Седьмой авеню. Распорядитель что-то кричал по-китайски своему помощнику, который начал кланяться и жестами показывал им проход к застекленному отделению офиса. Карен улыбнулась, но отрицательно покачала головой. Она не собиралась чаевничать в офисе. Она хотела разобраться, как тут обстоять дела, и пошла по проходу. За ее спиной кто-то что-то кричал, но она продолжала идти и, наверное, все было правильно, потому что Билл следовал за ней.
В этой части фабрики большинство операторов были женщины, хотя она заметила и несколько мужских голов, склоненных над машинами, несколькими рядами дальше. Кое-кто из девушек поглядывал на них с любопытством, но они тут же опускали глаза. Парочка работниц выглядела очень молоденькими, почти подростками.
— Есть ли возрастные ограничения для работы в этом цеху? — спросила она, но Билл не мог расслышать, и ей пришлось кричать.
— Я уверен, что есть, — ответил он.
Он повернулся к своему представителю и задал ему тот же вопрос. Тот переговорил с распорядителем.
— Минимальный возраст восемнадцать лет, — сказал он. — Но некоторые врут, чтобы получить у нас работу. Мы проверяем их документы. Несмотря на то, что девочки выглядят очень молоденькими, они не так молоды, как кажутся.
Карен кивнула. Она шла по цеху без определенной цели, просто наблюдая за работой. Она прошла машинный цех и вошла в раскроечный, посредине которого стояли огромные столы с расстеленными на них тканями. Здесь работали только мужчины.
Как-то странно было думать, что эти маленькие темные азиаты кроят вываренный джинсовый материал, одежда из которого будет куплена в Уолмарте штата Небраска. Северные Марианы были лишь пятнышком на карте и пробелом в налоговом законодательстве Соединенных Штатов. Произведенные здесь товары незаметны в потоке заморской продукции, поступающей в Америку. Но только они имеют бирку «Сделано в США», пришитую к каждой вещи, что Карен казалось явной ложью, хотя с правовой точки зрения все было правильно… Она потеряла своего младенца, и у нее не было сил начать поиски другого. Хорошо хоть, что она может вверить свою фирму Биллу и сконцентрироваться на расширении своего производства с чистой совестью.
— Я устала, — сказала она, повернувшись к Биллу. — Мы бы не могли вернуться в отель?

 

Они пообедали в ресторане, где был фонтан и стена падающей воды. Тут она сообщила ему, что готова подписать контракт. И решившись, с некоторым даже вызовом, подписала его прямо здесь за столом. Билл вложил его в папку, которую представитель Norm Со должен был за двадцать четыре часа доставить в Нью-Йорк Роберту-юристу. Измученная дорогой и принятым решением, Карен пошла спать.
Ей удалось все-таки поспать, прежде чем ее разбудил телефон. В трубке был незнакомый мужской голос с сильным акцентом.
— Вы, наверное, звоните не в ту комнату, — сказала она.
Но мужчина настаивал:
— Миссис Каан? Пожалуйста, миссис Каан, мне надо увидеться с вами. Меня зовут Ларс Дагсвар.
О Боже! — подумала она. — Что это такое? Какой-то сумасшедший шведский дизайнер, ищущий работу? Или представитель текстильной компании, который не понимает слова «нет»? Может быть, это репортер из коммерческого издания или же местной газеты хочет взять у нее интервью? Но как он узнал ее номер? Предполагалось, что ее защитят от таких назойливых посягательств. А сейчас ей было не до шуток.
— Мы с вами знакомы, мистер Дагсвар?
— Нет, миссис, но я должен поговорить с вами. Пожалуйста, миссис.
— О чем? — вздохнула она.
— О жизни людей, — сказал он.
Несмотря на плохое произношение, его голос был таким драматически напряженным, что Карен подумала, что человек в истерике. Она не могла бы объяснить почему, но она поверила ему.
— Ваш отец, мистер Арнольд Липский, попросил меня позвонить вам.
— Сейчас я спущусь в холл, — вздохнула она.
Она доверяла своей интуиции и верила отцу, но не собиралась пускать незнакомца в свою комнату.
— Не надо, — сказал он, помедлив. — Я и две леди. Одна из них преклонного возраста. Можно мы зайдем к вам? Это ужасно очень важно.
Карен хотела было улыбнуться на «ужасно очень» в его неуклюжей фразе. Но почему она должна верить ему? Она задумалась, не позвать ли Билла Уолпера.
— Позовите ее к телефону, — сказала Карен.
— Конечно, миссис, но она плохо говорить по-английски.
Она слышала, как трубку вырвали из рук говорящего, и в ней раздался старческий женский голос с легким скандинавским акцентом.
— Да-а? Хэллоу?
— Вы хотите поговорить со мной? — спросила Карен.
На другом конце трубки слышался приглушенный разговор.
— Да-а, пожалуйста. Для детей. Говорить, — сказала женщина, и к телефону снова подошел Дагсвар.
— Можно к вам зайти? — спросил он.
— Да, — сказала она.
Они были миссионерами. Когда они появились в коридоре, Карен приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Но мистер Дагсвар действительно пришел в сопровождении крупнокостной седой старухи и тоненькой азиаточки, выглядящей чуть старше десяти лет. Карен пригасила их войти и усадила в гостиной. Они отказались от предложенной выпивки.
— Видите ли, мы здесь по очень важному делу, — объяснил мистер Дагсвар. — Мы работаем с людьми на Сайпэне уже три года. А миссис Леммон даже дольше. — Он указал на старуху, которая не спускала взгляд своих ясных голубых глаз с лица Карен. — Ваш отец знает о нашей миссии. Он иногда нам помогает. Эту работу начала миссис Леммон, а мы с женой ее продолжаем.
Говоря о жене, он кивнул на молоденькую азиатку. Он нагнулся вперед и положил свои громадные ладони на колени. Все трое были одеты в белое. Интересно, не имеет ли это отношения к их религии? Если бы она знала заранее, что они миссионеры, то ни за что не впустила бы их в комнату. Арнольд — и миссионеры? Арнольд ненавидел организованную религию. Он обожал организованную работу. Но эти люди что-то говорили о детях. И она чувствовала, что это «что-то» действительно важно.
— Миссис, вы не должны заказывать здесь работу. Мы знаем, как вы знамениты и каким уважением вы пользуетесь. Поэтому вы должны знать, что здесь творится. Здесь, в Сайпэне — настоящее рабство. В поисках работы сюда приезжает много китайцев и филиппинцев. Некоторых даже продают сюда.
Карен выпрямилась на стуле.
— Что вы имеете в виду под «рабством» и что вы имеете в виду, когда говорите, что людей продают?
— А вот что. Китайцам говорят, что для них есть работа в Америке. Чтобы ее получить, они платят брокеру и посредникам большие деньги, тысячи, в долларах. А потом их везут сюда. Но это не Америка. А брокер не разрешает им ехать назад, в Китай. Он везет их на фабрики. Платит очень плохо. Несколько пенни за час. Люди работают много-много часов. Они думали, что приедут в Америку, но они за пять тысяч миль от нее. У них не хватает денег даже на жилье. Они не могут вернуть долги своим семьям, которые собрали деньги, чтобы послать их сюда. Им стыдно, что их обманули. Они бедны. Они одиноки. Они живут в трущобах, которые посредники и фабричная администрация предоставляют им, чтобы жить.
Миссис Дагсвар, сидевшая очень напряженно в своей мятой белой одежде, наклонилась вперед и сказала:
— Живут как свиньи. Хуже, чем свиньи.
— Мы пытаемся изменить эту систему, — сказал мистер Дагсвар. — Мы хотим, чтобы американцы узнали об этом преступлении. Сюда присылают девочек. Молоденьких девочек, которые должны работать и работать без надежды вернуться домой или уехать. Это как остров рабов.
— Потерянные души, — сказала старая миссис Леммон и поднялась на ноги. — Идем. Смотри.
Это не было приглашением. Это было приказом. Карен тоже встала со стула. В конце концов случилось то, чего она и боялась. Подспудно, но она всегда знала это. Она не могла уклониться от вызова. Она была дочерью Арнольда. Карен набросила на себя пиджак, быстро собрала ключи, паспорт и немного денег. Решив не брать с собой сумки, она рассовала все это по карманам.
— Идем, — сказала она.

 

Общежития были ужасающие. Это было что-то вроде бараков на пятьдесят или шестьдесят женщин, в большинстве очень молоденьких. И на такое количество людей имелись только два или три туалета и по одной раковине в каждом конце коридора. Кухни не было вовсе. Пол — голый потрескавшийся цемент. Некоторые женщины натянули старые простыни в виде ширмы, чтобы в этом бардаке обеспечить себе хоть какое-то подобие личного угла. Жара стояла непереносимая. Некоторые девушки и женщины сидели на кроватях, которые правильнее было бы назвать койками, с гордой отрешенностью от происходящего вокруг, другие — лежали в неподвижных позах на клочковатых вонючих матрасах или просто на груде тряпья, набросанного на полу. Большинство не обращало никакого внимания на группу четырех пришедших к ним иностранцев, но были и те, кто подбегали к миссис Леммон и мистеру Дагсвару и что-то говорили им по-китайски. Вонь стояла невыносимая — смесь запахов грязной одежды, прогорклого масла и милдью. Особенно несносно-помоечной вонь становилась около уборных. Карен вспомнила о своем номере в «Восточном отеле», расположенном всего лишь в нескольких милях отсюда, в котором она занимала две роскошные комнаты, оснащенные кондиционерами.
— Но не хотите же вы сказать, что это общежитие компании Norm Со? — спросила она.
Неужели Билл настолько одурачил ее?
— У Norm Со вообще нет общежитий, — объяснил мистер Дагсвар. — Они заключать договор на работы по контракту с мистером Тангом. Мистер Танг — большой человек в городе. Он владеет фабриками. Он владелец бараков. Он привозит сюда тысячи рабочих. Они все думают, что их везут в Америку, что они станут богачами, что пошлют домой деньги, чтобы поддержать семью. Вместо этого им ничего не платят, но требуют дорогую плату за этот дом и еду.
— Но почему они не протестуют? Почему не организуют профсоюз?
— Если они начнут жаловаться, то их вышвырнут с работы. Тогда у них ничего не останется вообще. — Он посмотрел вокруг на грязное и обветшалое помещение и продолжил: — Очень мало — это очень много по сравнению с ничего. Показать вам тех, у кого нет ничего?
Карен угрюмо кивнула.
— Покажите.

 

Дом правильно было бы назвать трущобой. В нем не было даже водопровода. Пол — сплошная грязь. В двух комнатах проживало четырнадцать женщин. Их всех уволили с фабрики либо за то, что они чем-то не угодили начальству, либо из-за того, что не вырабатывали свою норму. Кое-кто из них раньше работал по восемьдесят часов в неделю, пока позволяло зрение, а потом был уволен. Другие же, как с некоторым вызовом в голосе объяснил ей мистер Дагсвар, были уволены за то, но отказались переспать с распорядителями работ. Если бы они уступили, то забеременели бы, а тогда их бы тоже уволили. Как ни крути, а результат один и тот же — они становились проститутками, обслуживая столь же бедных мужчин.
Миссис Дагсвар молча распаковала свертки с одеждой и едой, которую они привезли в багажнике своей тойоты. Женщины молча обступили машину. Им очень хотелось получить что-нибудь из привезенного, но они боялись подойти, то и дело поглядывая на Карен.
— Им стыдливо, — пояснил ей мистер Дагсвар.
— Им стыдно, — поправила его жена.
И вдруг из темноты комнаты раздался женский вопль. Из хижины выскочила женщина и бросилась к машине, как показалось Карен, с какой-то угрозой. Но миссис Леммон спокойно выслушала ее крики. Слова вырывались с придыханием, а сама она стояла, напряженно расставив ноги, как будто собиралась в любой момент снова броситься бежать обратно в темноту трущобы, откуда только что появилась. Позы всех трех миссионеров тоже стали напряженными. Мистер Дагсвар повернулся к Карен и сказал:
— Одну из девушек увезли в родильный дом. Но там какие-то сложности. Нам надо срочно ехать туда: девушку отказываются принять.
— Я еду с вами, — сказала Карен.

 

Имя девушки звучало вроде Мей Линг. Она сидела, скорчившись на полу, прислонясь спиной к перегородке приемного отделения больницы. Миссис Леммон опустилась на колени рядом с ней. Миссис Дагсвар сделала то же самое, а мистер Дагсвар направился к приемной, перешагивая через тела лежащих на полу людей, которыми был заполнен весь коридор. За конторкой сидела жирная смуглокожая женщина в зеленом больничном халате. Она контролировала вход в больницу с помощью скользящей стеклянной перегородки. Мистер Дагсвар оттолкнул перегородку. Эта женщина, сестра или администратор больницы, была филиппинкой. Она посмотрела на вошедшего со скучающим видом.
— Почему вы не оказываете помощь миссис Линг? — спросил он. — Это одна из работниц фабрики.
— Она горожанка? — спросила женщина.
— Нет, — признался мистер Дагсвар.
— У нее есть страховка? — спросила женщина.
— Нет, но мы за нее заплатим. Вам надо срочно оказать ей помощь.
Женщина медленным движением открыла ящик и достала регистрационную карту.
— Вы ее отец? — спросила она.
Карен показалось, что мистер Дагсвар покраснел, но было ли это вызвано смущением или негодованием, она не знала.
— Нет, — сказал он, — но вам надо поторопиться.
— Роды стоят четыреста долларов. У вас есть такие деньги?
Карен пошарила в карманах и достала пять стодолларовых банкнот.
— Вот, возьмите, — сказала она, по купюре протягивая деньги женщине, и передавая последнюю сотню, добавила: — Это вам. А теперь распорядитесь принести носилки и отнести девушку к доктору. Немедленно.
Двумя часами позже Мей Линг умерла, оставив после себя только кровавый след и рожденного ребенка. Ей было лет тринадцать, может быть, четырнадцать, она была ровесницей Тиффани. Мистер Дагсвар объяснил, что дети часто говорят, что они старше своих лет, чтобы устроиться на работу. У Мей Линг начались кровотечения еще до родовых схваток, и она не дожила до того момента, когда могла бы увидеть своего ребенка — крепенькую, здоровенькую девочку. Карен стояла в испачканном кровью проходе и ревела. Мистер Дагсвар прочитал молитву и окрестил родившегося младенца. Карен вошла в комнату и молча посмотрела на ребенка, которого он держал на руках. Волосики малышки образовывали ореол из темных перышек вокруг головки, и несмотря на свое трудное появление на свет, у нее была кожа прекрасного золотистого оттенка. Карен не могла оторвать глаз от малышки. Ей хотелось ее потрогать, покачать на руках, но она не могла себе этого позволить. Сейчас не тот момент, чтобы терять контроль над своими эмоциями. Тяжелой и усталой походкой миссис Леммон направилась оформлять документы на сироту, а мистер Дагсвар отвез Карен обратно в отель. Всю дорогу они ехали молча, измученные случившимся свыше всякой меры.
Около отеля, перед самым разворотом к подъезду, мистер Дагсвар остановил машину.
— Простите, что заставил вас все это пережить, — сказал он.
— А вы переживаете такое довольно часто?
— Да, такова моя работа. Я ее выбрал сам. Но вы выбрали другую. Вам не надо было этого видеть.
— Возможно, как раз мне это и надо было увидеть, — сказала Карен.
Они посмотрели в лицо друг друга.
— Но, может быть, уже слишком поздно, — сказала она. — Может быть, слишком поздно, и я не смогу приостановить бесчинства компании Norm Со. Я попробую. И постараюсь, чтобы обо всем, что здесь творится, узнали в Соединенных Штатах. Я пришлю вам деньги.
Она протянула мистеру Дагсвару свою визитку.
— Я не забуду своего обещания, — сказала она, — я помогу.
Мистер Дагсвар протянул ей руку.
— Спасибо, — сказала ему Карен.

 

Карен не стала ждать разговора с Биллом. Что проку? Какая разница, был ли он лгуном или дураком, обманутым своими же подчиненными? Она полагала, что скорее всего он врал ей, но даже если это не так, если он был всего лишь дураком, то это ничего не меняло. А ведь только подумать, что она планировала переспать с ним! Она еще раз припомнила все, о чем говорил ей Арнольд. Почему она не прислушивалась к словам отца с должным вниманием? Может быть, она просто не хотела слышать правды? Что этому мешало: уязвленное самолюбие, амбиции? Какая разница!
Она подумала о контракте, о всех тех подписях на документах, которые она уже поставила, и о том, что подписанные ею бумаги уже отосланы обратно в Нью-Йорк. Она почувствовала, как к горлу подступила тошнота, когда распихивала одежду по чемоданам. Перед ее глазами стоял кровавый след в коридоре родильного дома, как глубокий шрам на собственном теле, который не скоро заживет. Сколько женщин, сколько детей умирают от рабской работы для того, чтобы женщины Америки могли заключать выгодные сделки? Не слишком ли поздно теперь пытаться остановить начатое? Не упустила ли она момент, когда еще можно уйти от Билла Уолпера и его Norm Со? Она подумала с горькой иронией и презрением к себе, что попала в утонченное рабство и, возможно, только что продала себя. Рабство, в котором она сможет купить себе сколько угодно изысканных нарядов, но все они будут запачканы кровью.
Упаковавшись, Карен позвала консьержа и попросила его узнать расписание самолетов, отлетающих в США. Ни о каких полетах на частных самолетах не могло быть и речи. А пока оформляются билеты, она еще раз попытается дозвониться до Джефри. Знает ли он обо всем, что здесь твориться? Хотя бы подозревает? Поможет ли он ей порвать подписанный ею контракт? А что, если нет?
Но ни в их квартире, ни в доме в Вестпорте, ни в машине, ни по личному номеру на работе ей никто не отвечал. Если с ее расчетами все в порядке, что отнюдь не факт, то сейчас в Нью-Йорке должен быть полдень вчерашнего дня. Но тогда почему она нигде не может найти мужа?
Карен никогда не чувствовала себя так одиноко. Она холодно поблагодарила консьержа, радостно сообщившего ей, что ему удалось заказать ей билет на последнее свободное место в самолете, летящем через Гавайи. У нее перед глазами стояли родившийся младенец и лицо мистера Дагсвара, говорящего ей:
— Да, такова моя работа. Я ее выбрал сам. А вы выбрали другую.
Да. Она выбрала работу, которая состояла в том, чтобы соблазнять женщин на покупку нарядов, которые им не по карману. А скоро она заразит этим соблазном еще большее их число. И ее клиентки помогут этим современным плантаторам закабалить в рабство других женщин на другой половине земного шара. Все это было как-то очень не похоже на передовицу о ее работе в журнале «Vogue».
Назад: 28 ДЫРА В ПАУТИНЕ
Дальше: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НАСТОЯЩАЯ МАТЬ