Карен вылетела в Бангкок на одном из частных самолетов компании Norm Со. На этот раз это не был 707. Это был 747. Самолетом такого класса кроме Билла Уолпера пользовался только президент США. Билл объяснил, что для дальних перелетов он предпочитает 747, поскольку у него четыре, а не два мотора.

— Перелет дороже, но и стоит того, вы не согласны? В любом случае вы ведь одно из самых ценных наших приобретений.

Казалось, что самолет взмыл в воздух как ракета. Но как только он набрал высоту, то выровнялся, и лететь в нем оказалось намного комфортабельнее, чем в каких-либо других самолетах, в которых доводилось ей летать.

Их обслуживали стюард и стюардесса, а где-то маячил и их шеф. Все трое были здесь только для того, чтобы обслуживать Карен. Какое-то время Карен сидела погруженная в чтение безумно тоскливых финансовых документов компании Norm Со, но потом отказалась от попыток разобраться в них и потянулась к сумке. Ее вездесущая сумка была набита всевозможным чтивом, начиная с «Ежедневной женской одежды», обзоров парижского шоу, разбросанных по десяткам модных журналов, и кончая книгой Т. Берри Бразелтона для молодых родителей. Именно в нее, да еще в записную книжку, и хотела заглянуть Карен, но конечно не в присутствии суетящихся вокруг нее стюардов. Поэтому, несмотря на то, что была только половина десятого, она собралась лечь спать. Стюарды предлагали всевозможную помощь, но в конце концов ей удалось остаться одной в двуспальной кровати, безукоризненно застеленной настоящими льняными простынями. Конечно, на них всюду была пропечатана монограмма «WW».

Забравшись в постель, она подумала, что интересно было бы попробовать заняться сексом в двуспальной кровати на высоте тридцати пяти тысяч футов над американским континентом. Как часто Билл соблазнял женщин в этой постели? Она встретится с ним в Бангкоке, но обратно они полетят вместе. Почему-то она была уверена, что он попытается подступиться к ней. Она по опыту знала, что путешествуя с женщиной, мужчины не могут обойтись без попыток залезть под юбку.

Она отбросила эти мысли и вытащила книжку Бразелтона. Карен надеялась, что там, в Нью-Йорке, Карл окружил Синди достаточной заботой. Хотя это ее и не касалось, но она прочитала главу о правильном поведении при вынашивании младенца. Глаза начали слипаться. Она очень устала и с мыслью о том, что там, в Нью-Йорке, ее возвращения ожидает — пусть еще только во чреве — ее ребенок, заснула с блаженной улыбкой, уткнувшись лицом в подушки.

В Международном аэропорту Бангкока ее ожидал припаркованный к тротуару белый мерседес. Ее встречала таитянка — представительница компании Norm Со, — красивая и стройная женщина с огромным букетом цветов. Карен не пришлось заботиться ни о багаже, ни об иммиграционных и таможенных формальностях. По-видимому, для гостей Билла Уолпера проходить через эти процедуры считалось оскорбительным. Ее провели в приятную комнату, стены которой были обиты красным шелком, и усадили на диван. В дальнем конце комнаты за скромной конторкой несколько официальных лиц заполнили за нее все необходимые формы.

Садясь в машину, Карен держала в руках цветы — в основном букет состоял из белых роз и красных орхидей. К нему была прикреплена записка: «Добро пожаловать в Азию. Я знаю, что вам понравится здесь». И подпись: «Билл». Интересно, подумала Карен, не сочтут ли они за оскорбление, если она «забудет» букет здесь, в машине? Букет был огромен, его трудно было нести, и под жаркими лучами солнца из окон цветы уже начали сникать. Наблюдая за дорогой и нежась в прохладе от кондиционера, Карен получила первые свои впечатления от Тайланда. Ее слегка разморило со сна и дороги, и она вынуждена было признаться себе, что только при таком безукоризненном обслуживании и можно вынести двадцатичетырехчасовой перелет. Но будут ли ей оказывать такие почести после того, как она окажется в компании Norm Со и станет одним из ее служащих? Или же это только медовый месяц, за которым последуют обычные будни? По первым впечатлениям из окна машины Карен была разочарована увиденным: дорога из аэропорта в Бангкок была такое же, как и все дороги в других городах, вот только таитянские надписи выгодно отличались от тех, которые она видела раньше. Шрифт надписей был декоративным и казался даже красивее арабской вязи. Где-то она вычитала, что таитянский алфавит содержит сорок четыре согласных и не менее половины от этого количества — гласных звуков. Но слава Богу, ей не надо срочно выучивать таитянский язык…

Перегруженность автомобильного движения в Бангкоке вполне соответствовала тому, что о нем говорили. Среди сотен легковых машин и грузовиков шныряли маленькие «таки-таки» — небольшие, без стекол, но крытые брезентом такси, которые жужжали вокруг, как радужно-полосатые насекомые. Даже за стеклом мерседеса шум от движения казался невероятным.

Водитель указал на здание Королевского дворца. Дальше они проехали мимо серии зеленых и манящих прохладой каналов и наконец оказались в раскаленном городе — улье магазинов, перекрестков, дорожных знаков и светофоров, как и во всяком другом столичном городе. И только когда машина подъехала по полукруглому подъездному пути к «Восточному отелю», Карен впервые почувствовала, что она в другой части света.

Ее приветствовали шесть человек в белоснежных костюмах с традиционными тайландскими юбками-штанами. Все они улыбались и низко кланялись, сложив вместе ладони на уровне лица.

— Sawadee kop, — говорили они, приветствуя Карен.

Карен поклонилась в ответ. Ее багаж разгрузили из машины.

— Сауади коп, — сказала она им в ответ, и все засмеялись.

Шофер тоже улыбнулся.

— Только мальчик говорить «коп», — объяснил он. — Девочка говорить «ка».

Карен ничего не поняла, но поклонилась. Затем к ней подошел один из управляющих и быстро провел ее мимо регистрационной конторки к лифтам отеля. Проверка личности — это, по-видимому, та формальность, которой ей не будут здесь досаждать, как не досаждали на таможне. Это те блага, которые даются богатством. Карен провели в номер, расположенный в старой, центральной части здания. Она вошла в него, и у нее перехватило дыхание.

Жилая комната была выложена белым мрамором. Окна были громадны — от потолка до самого пола. Около дивана из резного тикового дерева, обитого алым шелком — по-видимому, национальным тайландским цветом, — стоял великолепный громадный имбирный фарфоровый кувшин. В комнате было еще несколько группок удобных стульчиков с белыми сиденьями-подушками, а в углу, около лестницы, разросся огромный бамбук. Лестница вывела ее в спальню с огромными окнами, из которой просматривалась и жилая комната. Каким-то образом ее багаж оказался уже в номере, и двое коридорных в белоснежной униформе почти кончили распаковывать ее одежды. При виде Карен они поклонились и сказали:

— Sawadee кор.

На столике у кровати стоял изысканный букет алых цветов, которых раньше Карен никогда не видела: по форме они напоминали колокольчики, а листья на веточках были круглыми. Рядом с букетом лежала адресованная ей записка. Карен надорвала конверт. «Приятных сновидений, — прочитала она. — Я приглашен на деловой обед, но надеюсь, что завтра вы не откажетесь позавтракать со мною вместе. Билл». Коридорные, раскланявшись, вышли из комнаты, а помощник менеджера гостиницы показал ей, где находится громадная мраморная ванная, небольшая комната для переодевания, и еще одну совсем маленькую комнату, расположенную под лестницей за жилой комнатой и содержащую только стол, два стула и цветущее дерево незнакомого ей вида. Карен была очарована не только абсолютной простотой, но и столь же абсолютной роскошью комнатки. Если бы ей предложили на выбор, в какой из комнат она хотела бы жить, то она выбрала бы эту.

Было уже довольно темно; окно комнаты выходило в зеленый парк с прудом, который почти касался реки, сверкающей зеленой лентой воды. По ее поверхности сновали десятки изящных лодочек, а подальше, через реку, Карен могла разглядеть какой-то храм, золоченая крыша которого отражала пляшущие отсветы воды. Здесь Карен впервые почувствовала, что она в другом мире — восточно-утонченном, таинственном и прекрасном. Это была та Азия, которую она представляла себе в своих детских сказочных мечтах, а совсем не то ужасное место, которое Арнольд часто описывал как царство рабского труда, оплачиваемого по нескольку пенни в час.

Карен села и долго смотрела в окно. Она устала, но была счастлива. Скоро она разбогатеет и у них с Джефри появится ребенок. Она настроилась на лучшие времена. После того, как обе эти проблемы придут к благополучному завершению, разве не сумеют они устроить свою семейную жизнь лучше, чем прежде? Она достала записную книжку и стала внимательно просматривать ее. Несмотря на охватившее ее ощущение счастья, что-то все-таки ее беспокоило. Вид из окна в сад был настолько прекрасным, что взгляд непроизвольно тянуло туда. Так в чем же дело? Это был ее первый вечер в Азии, на континенте, на который она еще практически и не ступала ногой. Что же мешает ей спуститься с десятого этажа гостиницы и выпить вина в саду около пруда или реки?

Холл гостиницы, который она не сумела как следует разглядеть из-за той стремительности, с которой ее проводили в отведенный ей номер, теперь представлял собой место встречи людей, одетых в вечерние наряды. Карен обратила внимание на двух красивых таитянок, сверкающих бриллиантами, на одной из которых было надето сиреневое, а на другой — бирюзовое платье. Они пили вино с двумя американцами и одним азиатом. От их красоты захватывало дыхание. Проходя мимо них, Карен как никогда раньше ощущала себя большой и неуклюжей, но оказавшись за стеклянными дверями в мягком и нежном воздухе темного сада, она почувствовала себя не просто хорошо, а как бы преображенной. Воздух, казалось, имел температуру тела, из-за чего границы между телом и окружающим становились смазанными и условными. Она шла под свисающими ветвями восточного винограда по безукоризненно ухоженной, выложенной кирпичом садовой дорожке, проложенной между газонами с орхидеями и обсаженной пальмами. Неожиданный крик попугая из невидимого в зелени гнезда слегка напугал ее, но поняв причину, Карен засмеялась. Она прошла по балюстраде вдоль реки, которая в сгустившейся темноте превратилась в нечто атласно-таинственное. Разноголосица многих языков, на которых говорили люди, сидящие за расставленными около пруда столиками, сливалась с убаюкивающим плеском речной воды, набегающей на камни набережной под ее ногами. Карен никогда не была такой умиротворенной. До сих пор она все время работала. Ничто не давалось ей легко. Ей надо было жить в суровом мужском мире, мире бизнеса, контролируемого людьми, не желающими отдавать причитающуюся ей долю. Она боролась, и вопреки всем обстоятельствам, ей удалось устроить свою жизнь так, как она этого хотела. Скоро ее борьба приведет к желанному результату. И глядя в темноту Бангкока, Карен чувствовала нарастающее удовлетворение от предстоящего успеха.

На следующее утро они сидели с Биллом в парке. Завтрак на берегу пруда был чудесным. Таитянский завтрак в роскошном «Восточном отеле» состоял из тонкого омлета, свернутого подобно блинчику, с начинкой из мелкорубленных овощей и приправой из отборного риса. Идея завтрака с рисом сначала не очень понравилась ей, пока она не попробовала предложенное блюдо. Мерседес, придерживающаяся безуглеводной диеты, была бы шокирована, но Карен только улыбнулась.

— Вкусно, не правда ли? — спросил Билл.

— Чертовски здорово! Взбитые яйца и легкий привкус свинины, — согласилась Карен.

Она не могла припомнить, когда еще находилась в такой роскоши и довольстве. Она задумалась, было ли это вызвано ароматом Востока, ощущением богатства и могущества Билла или же его повышенным вниманием к ее особе. Ей хотелось бы продлить удовольствие на целый день, наблюдая за скольжением лодок по реке и попивая вино на залитой солнцем веранде.

Угадав ее настроение, Билл перегнулся через освещенный солнцем столик и спросил, улыбаясь:

— Ну как, собираемся спать вместе?

Карен не могла бы утверждать, что вопрос был для нее неожиданным, но ее удивило, что он задал его громким голосом. Она не знала, что ответить. И по-ребячески хихикнула.

— Я замужем, — сказала она.

— Я знаю об этом, — сказал Билл, поднимая стакан манго удивительного золотистого цвета.

— Я этим не занимаюсь, — сказала Карен.

— Но подумываешь заняться? — спросил Билл. — Ты же думала об этом, планируя поездку, и не исключала возможности, что это произойдет сегодня.

— Нет, не думала, — сказала Карен.

Она смутилась. Она действительно думала о такой возможности во время их первого ланча, когда у нее были очень напряженные отношения с Джефри и когда еще не было никаких перспектив на то, чтобы обзавестись ребенком. Но и тогда это было не больше, чем фантазия. Если бы она призналась ему в этом, то фантазия стала бы явью, а именно этого она и не хотела.

— Я не верю тебе, — сказал Билл.

Карен засмеялась.

— Я докажу это, — сказала она. — Любая женщина, готовясь к роману, обязательно побрила бы ноги.

Она вытянула ногу, слегка коснувшись лодыжкой его ноги. Он наклонился и схватил ее за лодыжку. Она покраснела, но постаралась прикрыть смущение смешком.

— Видишь — щетина. Я доказала.

Билл переменил тему разговора и отпустил лодыжку. Как ни в чем не бывало он начал обсуждать их деловые планы. Обиделся ли он? Она не знала. Они кончили завтрак и приступили к ожидающим их делам.

Им предстоял напряженный деловой день. Билл собирался показать ей несколько фабрик, которые уже использовала компания Norm Со, а также две другие, на которых они могли стать основными покупателями производственного времени. Карен чувствовала угрызения совести, потому что какая-то часть ее хотела бы провести время, нежась в шезлонге на берегу роскошного пруда, но она была дочерью Арнольда и не могла пренебрегать своими обязанностями. Поэтому она поспешила усесться в еще один белый мерседес, и они провели утро, посетив пять различных мест. Где бы они ни появлялись, Билла встречали с более чем повышенным почтением. Карен казалось, что его принимали с естественной восточной угодливостью, испытывая при этом почти религиозное удовольствие от ритуала почитания. Она сообщила о своих впечатлениях Биллу.

— Ты права, — сказал он. — Я думаю, что это что-то буддийское, связанное с учением о перевоплощении. Если ты достиг высокого положения, то это благодаря твоей карме. Ты пожинаешь плоды хорошо прожитых прошлых жизней.

— Вроде божественного права королей? — спросила Карен.

Билл кивнул.

Ей определенно понравились таитяне. Это были приятные на вид и трудолюбивые люди, которые казались ей очень внимательными и обходительными. Фабрики выглядели чисто, освещение рабочих мест было хорошим. Среди работников не было детей, хотя некоторые из таитяночек выглядели моложе своего возраста. Было очевидно, что по крайней мере на этих фабриках не практиковалась рабская потогонная система труда. Карен предоставили переводчика, и она смогла задать работницам несколько интересующих ее вопросов. Но и без них было ясно, что организация производства была удовлетворительной.

Карен почувствовала облегчение и даже радость. Теперь можно смело подписывать контракт с Norm Со, в результате чего, как она надеялась, они с Джефри и малышом заживут счастливой и обеспеченной жизнью. Их доля в деньгах будет что-то около тридцати миллионов долларов, и даже после всех налогов и прочих выплат у них останется не менее половины от этой суммы. Карен впервые начала думать о деньгах.

Билл привез ее обратно в отель к четырем часам дня.

— Как насчет того, чтобы выпить вина на веранде в семь вечера? — спросил он. — А насчет обеда? Завтра мы вылетаем в Корею, затем на Марианы, а потом — обратно в США.

Карен кивнула. Она устала и хотела позвонить в Нью-Йорк. Поэтому, улыбнувшись, она ушла от Билла, планируя немного соснуть, принять ванну и переодеться. Но когда она поднялась по лестнице в спальню, то обнаружила три записки: две от Джефри с просьбой позвонить и одну — от Карла. Сначала она позвонила домой к Джефри, но телефон не отвечал. Тогда она набрала номер Карла.

Он ответил на первый же гудок.

— Карен? — спросил он.

— Как ты догадался?

— А кто еще, черт возьми, может звонить в такое время? — спросил он. — Послушай, ребенок уже родился.

— Что? — переспросила Карен.

— Сегодня утром в больнице «Докторз» Синди родила младенца.

— О Боже, — Карен почувствовала, как у нее свело живот. — Надеюсь, все прошло хорошо? С ней все в порядке? С малышом все в порядке? Не слишком ли рано она разродилась?

— Не все неприятности за раз, давай по очереди, — сказал Карл. — Ребенок родился на три недели раньше срока, весит два килограмма восемьсот граммов — это почти нормальный вес, то есть вес доношенного ребенка. Никаких проблем с дыханием — типичным осложнением при преждевременных родах — не наблюдалось, его легкие кажутся вполне развитыми. С Синди тоже все в порядке. — О немного помедлил и в свою очередь спросил: — Ты уже говорила с Джефри?

— Нет, его не было дома. Может быть, он до сих пор в больнице?

— Не думаю, — сказал Карл. — Это я отвез Синди в больницу.

— Ты? А почему не Джефри? Ведь он еще не уехал в Милан. Где он?

— Точно не знаю. На твоей работе потратили много времени, чтобы разыскать его. Он действительно пришел в больницу, сказал «здравствуйте» и ушел задолго до меня. В любом случае тебе надо бы переговорить с ним.

— О чем? — спросила Карен. — Карл, ты что-то врешь мне. Если что-нибудь не так с младенцем, то я убью тебя.

— Я уверяю тебя, что ничего плохого с младенцем не произошло, разве что…

— Разве что — что?! — почти завизжала Карен.

— Ну, возможно, что мне только так показалось, но, кажется, с Синди что-то не так. Не в смысле физического здоровья, ты понимаешь? Просто, ну…

— Она расстроена? — спросила Карен. — Мне надо позвонить ей?

— Поговори с Джефри, — сказал Карл. — Мне кажется, что он сможет успокоить и задобрить ее. Она ревет не переставая. Конечно, это в порядке вещей, ведь это ее первый ребенок. Все очень и очень трудно для нее.

— Еще бы. Но ты уверен, что с ней и младенцем все в порядке?

— Я уверен, Карен. Но позвони Джефри. Сейчас самое время переговорить с ним.

Следующие два часа Карен провела около телефона, непрерывно набирая домашний номер. Она передумала все мыслимые и немыслимые варианты: Карл обманывает ее — ребенок родился мертвым, или же он родился живым, но сейчас умирает, может быть, и не умирает, но родился слепым, увечным или слабоумным. Она приказывала себе остановиться в своих предположениях, но ей это не удавалось. Часы показывали без четверти семь по Бангкокскому времени, когда ей, наконец, удалось дозвониться до Джефри. Карен к тому времени была так расстроена, что забыла даже спросить, где же он был все это время.

— Джефри, что происходит? — было все, что ей удалось выдавить из себя.

— Карен, я боюсь, что у меня плохие новости для тебя.

Карен начала беззвучно плакать. Так она и знала! Она почувствовала как в груди сжалось сердце, а живот опустился куда-то вниз.

— Что-то не так с ребенком? Он болен?

— Нет, младенец здоров. Но не исключено, что Синди готова передумать отдавать его нам. Очень жаль, Карен.

Слезы прекратились, высохли как материнское молоко.

— Что? — почти завизжала Карен. — О чем ты толкуешь?

Даже через тысячи миль, отделяющих их друг от друга, Карен почувствовала досаду в его голосе.

— Карен, мне кажется, что Синди собирается оставить ребенка себе. А если она так решит, то мы ничего не сможем с этим поделать.

Карен позвонила Биллу, чтобы отменить намеченную встречу, и по ее голосу тот услышал, что она чем-то очень расстроена. Карен попыталась отменить встречу без объяснения причин. Она лежала на диване, слишком сокрушенная для того, чтобы плакать, слишком расстроенная, чтобы осознать подступающую к ней боль, которая вот-вот нахлынет и раздавит ее. Невидящим взглядом она уставилась в окно комнаты. И тут раздался стук в дверь. Карен не была уверена, что сумеет подняться с дивана и открыть ее. Но стук повторился более настойчиво, и она, пересилив себя, подошла и открыла дверь, из-за которой появилось озабоченное лицо Билла.

— Что случилось? — спросил Билл. — Что стряслось? Кто-нибудь умер?

— Нет, — прошептала она. — Хуже.

Она рассказала ему все. Он выслушал, затем отменил намечаемую на завтра поездку в Корею, и провел ночь, готовя коктейли для Карен. Он протягивал ей бокалы с вином, и та сосала вино как младенец и плакала как обиженный ребенок. Билл сидел с ней рядом на диване, вытирал ей нос, похлопывал по спине и снова предлагал выпить вина. Он был чрезвычайно заботлив.

— Какой удар, — повторял он снова и снова. — Какой удар!

— Это удар только для меня, — признавалась Карен. — Джефри, возможно, только рад такому повороту событий, а мне остается утешаться тем, что по крайней мере еще от одного младенца не отказалась его собственная мать. Все к лучшему для всех, кроме меня. Такова моя карма.

Карен вытерла глаза и посмотрела на Билла.

— Я никогда не смогу пройти сквозь такие муки снова. Я просто не смогу. — Она снова заплакала. — Ты думаешь, что я преувеличиваю, и мое стремление завести ребенка — не такое уж важное дело?

— Не думаю. Абсолютно уверен в обратном. Что может быть важнее или сравниться с этим?

И он рассказал ей о своих двух сыновьях и о том, насколько важны они были для него. Ему удалось немного успокоить Карен. Она продолжала пить вино, а он продолжал рассказывать о том, что у старшего мальчика оказались слабые глазные мышцы, так называемый ленивый глаз, и о том, как сильно беспокоились они с женой из-за школьных неприятностей с младшим сыном, пока у того не диагностировали дислексию, и что теперь он отлично учится. Карен казалось, что Билл больше, чем другие мужчины, озабочен успехами своих детей. Казалось, что он все посвящал только им. Билл никогда раньше не упоминал о своей жене, и если его отношения с ней были натянутыми или же прекратились, то похоже, что он нашел утешение в любви к своим почти уже выросшим сыновьям. Карен вместе с ним наблюдала за игрой света на речной ряби, а затем и за восходом солнца. Она перестала считать, сколько уже выпито бокалов вина. Чувствовалось легкое опьянение, но ее не тошнило. Только тупая боль в груди отдавалась при каждом ударе сердца.

Какое-то время они провели молча, затем Билл повернулся к ней и нежно притянул Карен к себе, наклонился и поцеловал ее в губы.

— Знаешь, Карен, если ты хочешь взять приемного ребенка, то я, кажется, смогу тебе помочь. Я знаю многих людей. Это не должно оказаться очень трудным делом.

— Спасибо, — прошептала она.

Даже пьяная, с помутненной головой, Карен не могла не почувствовать, насколько все проще и легче для людей, на которых распространяется забота Билла. У них появляются частные самолеты, наилучшие номера в отелях, изысканные кушанья и мгновенное оформление таможенных процедур. Им не надо совершать коммерческие перелеты, не надо давать объявление в газетах, а потом мучиться бесчисленными разочарованиями по поводу отказа в приемном ребенке. Наверно, хорошо быть все время окруженной такой заботой с его стороны…

Это была последняя мысль, с которой она заснула крепким сном.

Когда Карен проснулась под шелковистым одеялом, на ней были надеты только ее лифчик и трусы. Билла не было в комнате. Кроме того, что он был добр и внимателен к ней и что его рука обнимала ее за плечи, она мало что помнила со вчерашней ночи, разве что запах его носового платка. Ее кулак все еще сжимал его смятый и мокрый платок. Голова раскалывалась. Она никак не могла свыкнуться с новостями из Нью-Йорка. Но ей ничего не оставалось делать — только надеяться.

Она долго мылась под душем, а затем попросила, чтобы ей в номер принесли содовой воды. Она пила ее теплой, потому что только такую воду она и могла проглотить. Карен не знала, как много вина она вчера выпила, но была благодарна Биллу за то, что он помог ей в момент самой отчаянной душевной боли. Было близко к полудню. Солнце заливало комнату, и Карен задернула шторы. От яркого света у нее болели глаза. Она приняла две таблетки аспирина, и к тому моменту, когда в ее номере зазвонил телефон, могла уже снять трубку без отвратительного ощущения, что мозги вот-вот вывалятся от боли из черепной коробки. Звонил Билл. Он интересовался ее самочувствием и спросил, в состоянии ли она уехать из Бангкока сегодня вечером. Карен не видела никаких причин оставаться здесь и согласилась.

Она не знала, почему, но во всем случившемся винила Джефри. Он хотел только продать их предприятие и не хотел иметь ребенка, поэтому и допустил, чтобы это случилось. Почему его не было в больнице в момент родов Синди? Почему он не убедил девушку, что отказаться от ребенка будет лучше для всех, для нее — в первую очередь? Джефри был искусным торговцем. И так произошло только потому, что он не хотел получить ни этого, ни какого-нибудь другого ребенка вообще. Карен решила, что либо он это сделал нарочно, либо, все равно, это — его вольное или невольное прегрешение. Она была в ярости.

Карен решила, что при первой же возможности переспит с Биллом Уолпером. Она знала, что такая решимость была вызвана отчасти чувством благодарности к нему, отчасти — в отместку Джефри, но было и еще что-то. Она чувствовала, что Билл Уолпер по-настоящему уважает ее. Он был к ней намного добрее и внимательней, чем Джефри, и относился к ней с таким почтением, какого Джефри никогда ей не оказывал. Несмотря на весь свой успех, Билл не смотрел на нее сверху вниз. Они были родственными душами. Она чувствовала, что нуждается в его поддержке, нуждается в твердом и настоящем, на что можно положиться.

Часом позже позвонил Джефри. Карен, естественно, не сообщила ему о своем решении нарушить супружескую верность. Но сама мысль была ей приятна. Джефри многословно объяснял ей, как он был занят оформлением нахлынувших в результате нью-йоркского шоу заказов и по этой причине опоздал в больницу, но что ничего не изменилось бы в ситуации, если бы он был там вовремя.

— Карен, — уверял он ее, — иногда такое случается. И не надо в этом винить ни Синди, ни меня, ни даже саму себя.

Но он ошибался. Она обвиняла их обоих. Она была в такой ярости, в какой не бывала никогда раньше. Если бы он был не за тридевять земель, а здесь рядом, она бы отвесила ему здоровенную пощечину, такую же, как она отвесила бы и Синди, окажись та в пределах досягаемости. Карен поражалась собственной ярости, но она была столь сильна, что Карен даже не осуждала себя. Она могла понять, почему Синди не хочет отказаться от мальчика, но по этой же самой причине и она сама не могла отказаться от него. Но она вынуждена. И, что хуже всего, она знает, что другого такого случая не будет. Карен осуждала Джефри не только за то, что тот вовремя не приехал в больницу для того, чтобы предотвратить нежелательный исход, но и за то, что потеря ребенка его не трогала так, как ее. Она вспомнила, с каким чувством Билл Уолпер говорил о своих сыновьях. Есть что-то нездоровое в человеке, который не может испытывать родительских чувств.

Голос Джефри звучал как с другой планеты.

— Карен, сейчас, может быть, и очень неподходящий момент, но мне хотелось бы сообщить тебе, что мы дали окончательное согласие на контракт с Norm Со. Мы послали тебе текст соглашения авиакурьером. Ты должна обнаружить его на конторке в гостинице. Я знаю, что ты сейчас не хочешь думать о контракте, но по крайней мере захвати с собою конверт, прежде чем уедешь на Марианы.

Карен почти засмеялась в трубку. В этом был весь Джефри, все, о чем он только и может говорить, — это о контракте.

— Мне все это надо хорошенько обдумать. Выходит, что ты получаешь то, что хотел, а я — нет. Подумай только, ты обсуждал детали этого контракта сотни раз, но ни разу не упомянул мне только об одном его аспекте, а именно о том, что вся сделка основана на моем отказе исключительно в пользу Norm Со от своего имени на все созданное мною за будущие двенадцать лет. Двенадцать лет, Джефри. Это очень большое время. Вся наша супружеская жизнь с тобой — девятнадцать лет.

— Да? И неплохие девятнадцать лет, не так ли? А впереди новая жизнь, почти как новая свадьба.

— С той только разницей, что я выхожу замуж, а ты и не думаешь жениться. Ты никогда не обсуждал со мной этот аспект контракта.

Ей очень не хотелось проводить различие между собою и им в деловом плане, но как по-другому сделать так, чтобы он ее понял?

— Ты знаешь, что у меня всегда были сомнения по поводу предстоящего контракта, — сказала она. — Ты говорил мне, что нам надо попробовать проделать все формальности по подготовке договора, для того чтобы понять, чего мы, собственно, стоим, и тем самым получить хорошие банковские кредиты. Я согласна. Но с провалом попытки обзавестись приемным ребенком нет никаких оснований для такой сделки. Мы никогда не договаривались на односторонний исход.

— Да, но мы не ожидали и предложений в пятьдесят миллионов долларов! Есть такие вещи, от которых не отказываются, Карен. Во всяком случае, не теперь. Твои сотрудники ожидают своей доли денег. Твоя семья ждет денег. И Билл Уолпер ждет их. Ты не можешь отойти в сторону.

— Ты сильно ошибаешься. Я могу. И сделаю это.

Карен швырнула шубку.

Она чувствовала себя больной от бешенства. Джефри относился к ней всего лишь как к банковскому чеку. Ну что же, Билл Уолпер получит Карен Каан, но немного не в том смысле, о котором говорил Джефри. И впервые со встречи с ним Карен вполне могла представить себе свою жизнь без него.