ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

«Дай мне немного времени, – сказала она тогда, – послезавтра Рождество. Я не могу ничего делать, ни о чем думать, пока оно не пройдет. Я буду нужна мужу, возможно, все ближайшие недели – он так плохо себя чувствует зимой».

Январь почти прошел, а Дэвид все не звонил. Летти с трудом держала себя в руках и почти не спала. Она подумывала найти в справочнике телефон Дэвида, а однажды чуть было не позвонила в фирму «Бейрон и Ламптон».

И когда, наконец, раздался долгожданный звонок, ее сердце забилось так сильно, что Летти даже почувствовала дурноту и вынуждена была несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

– Я решил, что не имеет смысла звонить слишком скоро. – Голос нервный и резкий, хотя Дэвид и пытался говорить беззаботно. – Как ты думаешь, мы могли бы вместе пообедать – в том же месте, что и тогда?

Ее ответ был произнесен с такой же поспешностью.

– Хорошо, я согласна.

– В субботу? Ближайшая суббота подойдет? Или, может быть, поужинаем вместе?

– Нет, – ответила Летти, немедленно встревожившись. – Лучше просто ленч.

Провести вечер вместе значило напрашиваться на неприятности. Именно это и пугало – сумятица, вызванная встречей с Дэвидом. Она только-только наладила свою жизнь: спокойное существование, посвященное заботе о Билли и Крисе, а вокруг – будто стена, изолирующая их от внешнего мира. Дверь магазина захлопывалась вечерами, оставляя их одних. Нет, она совсем не хотела, чтобы что-то извне проникало в ее размеренный и спокойный мирок. И все же…

– Пусть будет ленч. – Дэвид не казался слишком разочарованным. – Скажем, час тридцать в том же самом ресторане.

Ее согласие было только первым шагом к свободе. Может ли она, должна ли сделать следующий? Не обнаружит ли спустя некоторое время, что осталась снаружи и одна?

Когда она спешила наверх, появился Кристофер.

– Ты гуляла, мам? Ты так раскраснелась.

Его собственное лицо было такое же румяное после пути, проделанного от автобусной остановки при сильном январском ветре. Шапка набекрень, носки спущены, волосы растрепаны – типичный школьник. Уже десять лет, и он прекрасно себя чувствовал в этой жизни, едва ли вспоминая время, прожитое с Винни.

– У меня был хлопотный день, – заметила Летти.

– Как Билли? – Мысли Криса перескакивали с одного на другое, что очень напоминало ей тетю Люси.

– Не слишком хорош. – Она обрадовалась, когда разговор перешел на Билли. Это заставило почувствовать себя более спокойно, умерило сумасшедшее биение сердца. – Завтра придет врач, хотя вряд ли мы сможем что-то сделать, пока не станет теплее и суше.

– Ему, наверное, надоело проводить все время взаперти, – заметил Крис, бросая портфель на кушетку и снимая пальто и шарф. На его голубом пиджачке появились темно-синие подтеки. Летти нагнулась поближе, радуясь возможности отвлечься.

– Ох, посмотри сюда, Кристофер.

Он опустил голову, пристально вглядываясь вниз.

– Это чернила.

– Я знаю, что это чернила. Давай снимай, и я попробую отстирать их. Ну почему ты такой неаккуратный?

– Это не я, – оправдывался Кристофер. – Антони Ловет махнул своей ручкой, а на пере осталась капля чернил. Он это специально сделал.

– Все вы одинаковые – совсем не думаете, сколько стоит школьная форма. Бедная семья могла бы прожить неделю на деньги, которые я уплатила за такой пиджак.

Она остановилась, чувствуя себя немного виноватой, когда Крис, надувшись, опустил голову. Летти быстро изменила тон.

– Мы просто не можем позволить себе купить новую форму, так что придется отчищать эту.

Намыливая полу пиджака, Летти старалась не думать о субботе. Она еще ни разу не говорила с Крисом о его отце. Придется сказать, конечно, но только не сейчас. Сказать Крису – означало признаться и Билли, который находился сейчас не в том состоянии, чтобы легко перенести новые потрясения. Несколько месяцев погоды не сделают. В конце концов, уговаривала она себя, встречи с Дэвидом один раз в месяц ничего не меняют. Разве большой грех – сходить на ленч вдвоем с другом?

И ведь Дэвид ведет себя как истинный джентльмен, рассказывает о своей жене, а она – о жизни с Билли и о Кристофере. Все вполне невинно.

Февраль незаметно перешел в март. Билли поправлялся очень медленно – каждая зима все больше и больше отнимала у него сил. Он стал таким худым и изможденным, что Летти с трудом узнавала в нем того молодого человека, каким он был в тысяча девятьсот четырнадцатом году, и даже могла бы пройти мимо, если бы встретилась с ним впервые с тех пор. Однако она была его женой и знала каждую черточку его лица. Это было ее обязанностью – брить, мыть, одевать, помогать выполнять и более интимные функции – настолько слабым стал Билли зимой.

Доктор Каваролли меланхолически заметил, что поражены все легкие. Она почти что видела, как врач в уме просчитывает, сколько еще осталось жить Билли. Но Летти отказывалась верить в мрачный прогноз. У Билли впереди было много лет. Не могло не быть. Жизнь без него казалась ей немыслимой.

– Тебе уже гораздо лучше, – сказала она однажды, когда Билли самостоятельно добрался до стоящего у окна кресла.

– До… следующего раза, – ухмыльнулся он. – Видит Господь, мне не слишком нравится быть инвалидом. Сам бы все сделал, если мог – не хочется отвлекать тебя от работы.

Март сменился апрелем, затем наступили май, июнь. Дэвид неохотно согласился ничего не говорить Кристоферу, хотя Летти видела, как ему хочется увидеться с сыном. Он также пошел навстречу ее просьбе ограничить число их встреч до одной в месяц, но в июне настоял поужинать вместе, чтобы отпраздновать ее день рождения. И, когда она в конце концов согласилась, объявил, что уже купил билеты в театр.

– Нет, – прошептала она в трубку, отчаянно надеясь, что в этот момент никто не зайдет в офис. – Это уж слишком, Дэвид. Я не могу, я и так слишком часто придумываю для Билли различные оправдания своего отсутствия.

Их отношения грозили вновь стать слишком серьезными, несмотря на все ее благие намерения.

– А твоя жена? – спросила она.

– Я с ней справлюсь.

Он говорил так самонадеянно, и на мгновение Летти показалось пошлым и жалким то, что по праву должно было быть прекрасным и романтичным.

– Ох, я и забыла, – зло заметила она, не потрудившись понизить голос, – ей все равно, где шляется муж, если он позволяет встречаться с друзьями и играть в бридж. А Билли совсем другой. Он любит меня, и он такой простодушный, что я чувствую себя предательницей. Он-то всерьез думает, что я присутствую на деловых встречах, и мне ненавистно лгать.

– Милая, в этом ни для кого нет вреда, – поспешил уверить ее Дэвид, но она все равно не могла подавить чувство, будто предает Билли.

– Как я скажу, что иду на деловую встречу и останусь там до ночи? Я не могу. Мне и так стыдно за то, что приходится делать. Извини, Дэвид, но я не приду.

– Ты знаешь, что это для меня значит? – спросил он медленно после долгого молчания.

– Знаю, Дэвид, – ответила она слабо, – извини.

– Может быть, ты хочешь сказать, что вообще больше не будешь встречаться со мной.

– Я этого не говорила, – запротестовала Летти, мгновенно понизив голос до шепота, когда заметила, что миссис Варнс заглядывает в офис. – Я по-прежнему хочу видеть тебя, Дэвид. Не знаю, что я буду делать, если…

Ее голос затих. Она и представить не могла, что с ней станет, если Дэвид сейчас повесит трубку. Пока она была очень осторожна, не допуская, чтобы они остались наедине. Он даже ни разу не поцеловал ее, позволяя себе только иногда коснуться руки, не более, но, Боже, как она мечтала о его поцелуях.

– Если?.. – переспросил он тихо.

– Что?

– Ты сказала, не знаешь, что будешь делать, если…

– Я имела в виду… ну, не знаю, что я имела в виду…

– Ты хотела сказать: «если мы никогда больше не увидимся».

– Нет! – В голове сумбур. Летти никак не могла разобраться в охвативших ее чувствах. Но потом вдруг все встало на свои места. – Я не могу позволить себе потерять тебя снова, Дэвид. Да, я приду и постараюсь придумать правдоподобное оправдание.

Она почти задыхалась от чувства облегчения и какого-то радостного ожидания.

– Когда мы встретимся?

Дэвид, очевидно, испытывал то же нетерпение.

– Возьми такси до площади Лейчестер. Я там буду тебя ждать.

Они обсуждали, как встретиться незаметно для близких, – и в этом было что-то недостойное. Но все же, когда она думала о Дэвиде, то чувствовала только радость.

– Снова уходишь на всю ночь?

Мгновение Летти непонимающе смотрела на мужа, затем почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– О, я обещала знакомой посмотреть картины, – соврала она. – В следующее воскресенье у нее в студии. Придется ехать в Миддлсекс. Думаю, на них стоит взглянуть. И останусь там на ночь. Очень приятная женщина. Мы давние подруги. Я познакомилась и с ее мужем…

Как это обычно бывает с теми, кто лжет, она сыпала все новыми и новыми подробностями. А Билли сидел, слушал и верил каждому слову. Боже, прости меня!

Когда они смотрели спектакль, Дэвид держал ее за руку. После, в такси, он поцеловал ее в губы, прижав к себе и положив руку ей на грудь.

– Нет, Дэвид, нельзя! – Но ее воля уже ослабла. Она была в его объятиях, а водитель такси старательно избегал смотреть назад – навидался (не один раз!) на эти парочки, которые садятся в машину только для того, чтобы миловаться. Но пока хорошо платят, какое ему дело? Он широко ухмыльнулся, беря у Дэвида щедрые чаевые, когда машина остановилась в нескольких метрах от дома Летти.

– Я должен увидеть тебя на следующей неделе, – умолял Дэвид. – Не могу так больше. Давай уедем на выходные в Оксфорд.

– Не получится, Дэвид. – В ее словах смешались страх и любовь. – Как я объясню дома?

– Скажи, что у тебя деловая встреча.

– Не могу.

– Я то же самое скажу Мадж. Она даже не заметит моего отсутствия.

– А мой Билли заметит. Кроме того, надо подумать и о работе – по субботам у нас самый большой прилив покупателей.

– У тебя есть помощница. Дорогая, я не могу жить без тебя. Ну, скажи, что придешь!

И вот она стоит и врет в глаза самому верному из мужчин, которых только создал Господь. Но что она может поделать?

Пребывание в Оксфорде полностью выбило Летти из колеи. Или, может быть, это произошло из-за того, что рядом был Дэвид? В отеле они назвались мужем и женой, и в ту ночь она действительно чувствовала себя его женой. Но на следующий день опять вернулись мучительные сомнения. Лихорадочно стараясь хоть немного облегчить муки совести, она настояла на немедленном возвращении домой. Но что это была за восхитительная ночь!

Разве только в самые первые дни своего знакомства с Дэвидом она так часто выходила с ним в свет. С тех пор, как он исчез из ее жизни, мир Летти необыкновенно сузился. А сейчас она проводила все больше и больше времени на Пиккадилли и площади Лейчестер, смешиваясь в толпе с молоденькими девушками, которых мало что волновало в жизни. В тридцать пять лет вкус Летти уже устоялся и казался устаревшим, по сравнению с их покрытыми бусинами или бахромой платьями длиной до колен. Глаза намазаны вазелином, в тщетной попытке походить на «женщину-вамп», короткие волосы скрыты под блестящей шапочкой. Сопровождающие мужчины щегольски одеты в смокинги – они заполнили клубы и танцевальные залы, где отплясывали чарльстон, танго и фокстрот. Но Летти казалось, что ни одна из них не была так счастлива, как она.

Дэвид выглядел очень представительным в смокинге. В сорок пять лет в его волосах уже проглядывала седина, но глаза остались по-прежнему блестящими и красивыми. И, держа под руку любимого, Летти чувствовала, что именно рядом с ним ее место. Год промелькнул словно сон. Они по-прежнему встречались один раз в месяц, чтобы не вызывать подозрений, изредка удавалось провести вместе вечер, но Боже, какую же радость приносили эти свидания. Уже ничего не в состоянии поделать с собой, нуждаясь в любви Дэвида как в воздухе, Летти старательно гнала прочь мысли о Билли и тосковала о Дэвиде каждую минуту, проведенную вдали. А чтобы отвлечься, она с головой окунулась в работу.

– Ты просто убиваешь себя, – сказал ей как-то Билли, который после летней жары чувствовал себя довольно хорошо.

– Со мной все в порядке, – уверила она. – У меня есть скрытые резервы. – Она, естественно, решила не уточнять, что эти ее силы вызывает к жизни любовь Дэвида.

Многие люди запомнили тысяча девятьсот двадцать пятый год как год, когда сгорел дотла музей восковых фигур мадам Тюссо, когда сэр Уинстон Черчилль понизил налоги и установил пенсионное обеспечение, начиная с шестидесяти пяти лет, а Амундсен пролетел над Северным полюсом.

Летти же вспоминала совсем другое: театры и кино, куда они ходили с Дэвидом. Для нее это был год постоянных страданий, тоски по любимому, поспешных встреч украдкой. Дэвид все чаще и чаще требовал показать сына. Он жадно целовал ее в полутьме многочисленных такси, на которых он провожал ее домой к Билли. Летти по-прежнему бесконечно уважала своего мужа, но думала только о минутах, проведенных с Дэвидом, – минутах, которые стали для нее настоящей жизнью.

А Билли улыбался все реже.

– Мне кажется, тебе не стоит ходить на эти встречи.

– Что поделаешь, – лгала она привычно, – они – часть моей работы.

– А кто те люди?

– Ну… просто люди.

– Одни и те же?

– Нет, все время разные.

– А кто это?

– Ну, ты сам знаешь, – она почувствовала раздражение, – люди искусства, коллекционеры, посредники. Мне приходится проводить долгие переговоры, чтобы продавать вещи. Кроме того, есть еще и аукционы, куда нельзя не пойти. Но тебе бы там не понравилось, слишком скучно.

Раньше он никогда не интересовался искусством, считая его выше себя, так что Летти старалась не смущать мужа разговорами о работе. Это неожиданно помогло, когда пришлось выдумывать оправдания своим встречам с Дэвидом. По крайней мере помогало до тех пор, пока он вдруг не стал задавать слишком много вопросов.

Летти наблюдала, как Билли пожал плечами, не слишком удовлетворенный ее ответами. Она отчаянно надеялась, что разговор на этом и закончится, презирая себя за необходимость лгать и не зная, как вести себя. Год такой двойной жизни плохо сказывался на ее здоровье, она все время неважно себя чувствовала. В субботу перед Рождеством, когда, как и ожидалось, Билли слег с бронхитом, Летти решила, что необходимо прекратить обманывать мужа, по крайней мере хоть на несколько месяцев, иначе она рискует сойти с ума.

Пока Билли, лежа в кровати, слушал радио, а Кристофер где-то на улице бродил с друзьями, Летти сидела за столом в гостиной, держа в руках ручку и лист бумаги и перечитывая написанные строки.

«Дорогой,

Я много думала о нас, и мое желание увидеть тебя огромно. Но нужно время, чтобы все обдумать. Я знаю, добровольный отказ от встреч покажется тебе жестоким и глупым, но, милый мой, я должна хоть немного распутать паутину, в которой мы оказались. Мой долг – провести Рождество и последующие несколько недель с Билли. Только несколько недель. Я обязана ему многим, а у него снова начались проблемы с легкими, как это всегда бывает зимой, и я должна быть рядом с ним на тот случай, если ему станет плохо. Не понимаю, как можно быть преданной мужу и вместе с тем любить другого человека, хотеть помогать Билли и обманывать его в одно и то же время. Я не в состоянии объяснить тебе, что чувствую, потому что сама не могу разобраться в себе.

Пожалуйста, пойми меня, милый. Может быть, это выглядит слишком эгоистично, но не звони мне. Я сама сообщу, когда изменятся обстоятельства, и мы встретимся снова. Если ты, конечно, все еще будешь этого хотеть. Но не забывай, Дэвид, я люблю тебя».

Она смотрела на письмо, перечитывая слова, звучавшие так жалостливо. Как она могла написать такой бред? Если он не рассмеется, то непременно обидится.

– Летти! – донесся крик Билли из спальни. Она немедленно встревожилась, узнав знакомый звук. Уже неделю ему не давал покоя кашель. Обострение началось как обычно в середине октября, когда стало сыро, и бронхиальный кашель не отступал. А потом появились приступы, когда Билли не мог дышать.

– Летти.

– Иду.

Было ужасно смотреть, как он ловит ртом воздух, посеревшие губы раскрыты, глаза закатились, а в легких ужасный хлюпающий звук.

– Держись, Билли.

Добежав до кухни, она налила в ингалятор кипящей воды из кастрюли, которая постоянно стояла на огне, добавив туда чайную ложку настойки росноладанной смолы. Завернув все в полотенце, чтобы не остыло, Летти поспешила обратно к Билли. Это должно помочь. Она часто применяла подобное средство при болезни отца, хотя его состояние никогда не было таким тяжелым.

Постепенно смола сделала свое дело. Спазмы в больных легких немного ослабли, дыхание стало свободнее. Окончательно Летти успокоилась, когда заметила, что Билли силится улыбнуться.

– Со мной все хорошо. Можешь убрать… эту штуку.

Занимаясь Билли, она не услышала, как вошел Кристофер.

– Держи ее поближе на тот случай, если опять прихватит, – приказала она, – а когда остынет, позови меня, и я принесу еще немного кипятку. Побудешь один немного, хорошо? А то я как раз пишу письмо.

– Не собирался… отрывать тебя, Лет. – Его извинение заставило ее сердце обливаться кровью.

– Ты совсем не помешал, Билли. Я только что закончила.

– Кому ты пишешь?

– О, просто деловое письмо.

– Ну что ж, – он грустно улыбнулся, – возвращайся к работе.

Летти с неохотой покинула комнату. Ухаживая за Билли, она раздумывала, не выбросить ли письмо и просто позвонить Дэвиду. По телефону она лучше сможет объяснить свою просьбу и будет более настойчивой.

Она так и решила, пока шла в гостиную. Открыв дверь, она замерла на пороге.

В центре комнаты стоял Кристофер – десятилетний мальчик с выражением человека вдвое старше: темные глаза сужены, лицо искажено.

В руке он держал письмо – изорванное и измятое, так как сначала выбросил его в корзину, а потом достал.

Глаза Летти не отрывались от клочка бумаги. На смену смущению пришла рожденная страхом ярость.

– Кристофер, кто тебе разрешил… Что ты тут делал?

– Читал, – ответил он без всякого выражения.

– Ты не имел права.

– Оно лежало открытое на столе, и я не мог его не заметить.

Летти стояла ошеломленная, единственным желанием было выхватить письмо из рук сына, но она не решалась. Это только подтвердит истину. Возможно, он не понял, ему ведь всего десять лет. Она заставила себя улыбнуться, хотя губы казались каменными, и протянула руку.

– Это только глупое письмо. Я просто фантазировала… из-за скуки, – добавила она быстро. – Мы его сейчас выкинем.

Выражение на лице сына не изменилось.

– Кто такой Дэвид?

– Просто имя, милый.

– Это имя какого-то человека! Ты писала, что любишь его.

– Просто глупая игра, чтобы себя занять.

– А Билли знает? Об этой глупой игре, мам?

– Не будь таким настырным, Крис! – возмутилась Летти, снова протягивая руку к письму. – Дай мне, и я выброшу эту бумажку.

– Он настоящий человек, да? – Крис говорил так, будто ему трудно дышать – голос глухой и сдавленный. – Ты много раз повторила, что любишь его. Он – тот, кого ты недавно встретила, мам?

– Ничего подобного.

– Но ты знаешь этого Дэвида. Он настоящий.

– Крис… – Она сделала шаг к нему, но он увернулся.

– Ты хочешь бросить меня и Билли?

Мольба отчетливо слышалась в словах Криса. Мальчик, и без того настрадавшийся по вине взрослых, сейчас столкнулся с новым обманом, который, как ему казалось, оставит его совсем одиноким. Летти должна была объясниться с сыном!

– Это не то, что ты думаешь, – начала она. – Кристофер, это письмо – оно к твоему отцу. Мне сказали, что он убит на войне, но это оказалось неправдой. В прошлом году мы снова встретились, и я поняла, что люблю его по-прежнему. Я ничего не могу с собой поделать. Но я не брошу тебя и Билли. Дэвид сейчас женат…

Голос сорвался, когда она увидела, как на лице сына ярость сменилась ненавистью. Однако в его словах чувствовались слезы.

– Ты целый год знала о моем отце? И никогда не говорила, держала в секрете от меня…

Неожиданно он остановился, глядя на кого-то за спиной Летти. Непроизвольно она обернулась, услышав знакомое затрудненное дыхание Билли и увидев его на пороге, с трудом цепляющегося за дверной косяк.

Он смотрел ей прямо в глаза, прежде чем повернуться и без единого слова покинуть комнату, аккуратно закрыв за собой дверь.