Она провела так много часов в кресле, напротив человека по имени Кейни, чьи румяные щеки, темные с сильной проседью волосы и мощные плечи были обрамлены целой стеной книжных полок с юридическими трудами и научными журналами, что это действовало на нее почти успокаивающе.

– Забавно – сказала она, – что долгие месяцы меня не покидало чувство, будто все это может случиться с жалкими, беспомощными бедняками. Как это могло произойти со мной? Я спрашиваю себя? Смешно, не правда ли?

Кейни пожал плечами:

– Пожалуй, действительно смешно, хотя большинство людей, подобных вам, удивились бы, узнав, что двадцать процентов американцев во время опроса ответили, что ничего страшного нет в том, что при случае мужья бьют своих жен. Знаете ли вы, что в этой стране каждые пятнадцать секунд муж или жених бьет свою женщину? К тому же в этом нет ничего нового. Вы когда-нибудь слышали о «Законе большого пальца»? Это из английского общего права, и оно гласит, что мужчина может бить свою жену палкой, если ее толщина не превышает толщины большого пальца.

– Что я была за дура! Тряпка и дура! – прошептала Линн.

– Я все время вам говорю, перестаньте себя ругать. Окружающим очень легко принять вас за безвольную женщину, потому что раньше вы такой были. Но вы же сильный человек, вы сохранили семью для своих детей. Вы хотели, чтобы у них было двое родителей. И в этом смысле, вы действительно были очень сильны, Линн.

Она вспоминала свою долгую жизнь с Робертом, подобно пассажиру скорого поезда, сидящего против движения, который оставляет за собой места, которые поезд только что проехал. В то же время она смотрела в окно на улицу, где холодный апрельский дождь скользил по витрине магазинчика канцелярских товаров в доме напротив, все еще загроможденной бумажными пасхальными яйцами и цыплятами, хотя Пасха давно уже прошла. Праздничные украшения кажутся невыразимо печальными после окончания самого праздника. Роберт обычно сам красил на Пасху яйца.

– И кроме того, в вашем случае, – продолжал говорить Кейни, – можно было сказать, что у вас были вполне разумные основания надеяться. То есть, с точки зрения тех, кто не обладал в этой области знаниями и опытом обращения с подобными случаями. – Он крайне умный человек, по словам Тома Лоренса и его собственного адвоката. И конечно же, следует учитывать его положение. Я не хочу сказать, что высокое положение – это то, к чему вы стремились, но в глазах публики он был восхитителен, и это не могло не оказывать на вас влияния.

– Я тоже так думаю. Но как, должно быть, несчастен он был в юности!

– Да, но это не оправдание для того, чтобы заставлять других – жену – платить за это. Если это вообще может служить объяснением.

– Когда он был обойден повышением по службе, он лишился всего. У меня даже возникло опасение, что он мог бы убить себя.

– Более вероятно, убить вас, как оказывается.

Кейни снова пожал плечами. Это была раздражающая других привычка, но тем не менее ей нравился этот человек. Он был понимающий и откровенный в разговоре.

– Ему предложили работать в какой-то фирме, открывающей офис в Мехико. Вероятно, ваш муж доволен возможности уехать, даже если он сильно потерял в заработке. Но ему везет, и его адвокат это знает. Он слишком легко отделался в вашем случае. Без криминального обвинения и без огласки.

– Я сделала это ради детей. У них и так осталось ужасное воспоминание об этом. У Энни продолжаются ночные кошмары, даже после специального лечения.

– Ну, он ушел из их жизни, даже и без Мехико. Его адвокат говорит, что он удовлетворен решением суда о разводе – попробовал бы он, черт подери, не быть удовлетворенным! Все дети остались с вами! Он полагает, что будет лучше для них и для него не видеться. По крайней мере в ближайшее время.

– Дочери не хотят его видеть. Но нет ничего ужаснее для человека, чем потерять своих детей, так что если бы они захотели с ним видеться, я бы не мешала… Но сейчас они не хотят его видеть.

– Он это знает. Я полагаю, он имеет в виду маленького мальчика.

Маленький мальчик – это Бобби, теперь уже твердо стоящий на ногах. Первые недели после отъезда Роберта он еще звал папу, но теперь каждый раз, когда приходит Том, он, кажется, с не меньшим удовольствием играет с ним на полу, как прежде играл с Робертом.

– Бобби не будет вспоминать, – сказала она, подумав про себя: «Роберт во второй раз теряет сына».

– Так что, поскольку никто ничего не оспаривает, решение будет легко утверждено. Вы будете свободны, Линн, раньше чем я мог бы предположить. – Он окинул ее взглядом с доброй, почти отеческой улыбкой: – Как ваши кулинарные успехи? Тот кекс, который вы послали мне ко дню рождения близнецов, был потрясающим. Они до сих пор его вспоминают.

– Я изредка это продолжаю делать. Один из друзей говорит другому, и так я получаю заказы. Но у меня слишком занята голова другим, чтобы посвящать этому много времени.

– И ничего удивительного. У вас сегодня есть еще вопросы ко мне?

– Да, у меня есть кое-что. – И она подняла с пола около своего кресла картонную коробку и передала ее Кейни, говоря при этом: – Будьте так добры передать это адвокату Роберта от меня.

– Что это? Мне необходимо знать.

– Ювелирные украшения. Вещи, которые я больше не хочу держать в своем доме.

– Все ваши украшения?

– Все.

– Ну, Линн. Это глупо. Дайте мне на них взглянуть.

– Откройте коробку, если хотите.

Кейни увидел: обручальное кольцо, кольцо с большим бриллиантом, жемчужное ожерелье, браслеты и кольца, изящные дорогие украшения, собранные за двадцать лет совместной жизни.

– Тяжелые. Самые лучшие, – произнес он, разложив их в ряд на столе.

– Роберт никогда не покупал дешевку, – сухо сказала Линн.

Кейни покачал головой.

– Я вас не понимаю. Что вы делаете? Они принадлежат вам.

– Они принадлежат мне, но теперь они мне не нужны.

– Не делайте глупости. Когда все кончится, вы будете получать скудные гроши. А это должно стоить около ста тысяч долларов.

– Я ничего этого не могла бы носить. – И она положила руку на браслет: изумруд, рубин, сапфир, изумруд, рубин… – Слишком много воспоминаний.

Она вспомнила кольцо с бриллиантом в светлый день свадьбы: цветы, тафта и плывущие по небу облака. Она вспомнила серьги, купленные на той неделе, когда был зачат Бобби, когда ночной ветер шелестел пальмами. Вспоминала она скамейку на берегу озера в Чикаго, холодную ветреную ночь, ее отчаяние и смех безумной женщины. И она отдернула свою руку, как будто бы украшения были отравлены.

– Тогда продайте все это и сохраните деньги. Тогда вам ничто не будет ни о чем напоминать, – улыбнулся Кейни. – Деньги не пахнут.

– Нет. Я хочу честного разрыва. Просто получите для моих детей все, что вы можете, от их отца, по закону. Я для себя ничего не возьму кроме дома или того, что останется после продажи, после выплаты залоговой суммы.

Кейни снова покачал головой.

– Знаете, вы удивительны! Я не знаю, что и подумать о вас.

Он так долго и пристально смотрел на Линн, что она гадала, смотрит ли он на нее с восхищением или списывая со счетов, как достойную жалости жертву.

– У меня никогда не было клиентов, подобных вам. Том Лоренс был прав, говоря, что вы уникальны.

Линн засмеялась:

– Том преувеличивает.

– Он очень о вас заботится.

– Он был во всей этой неприятности верным другом. Для меня и моих детей.

Энни обожает его. Она спрашивает: «Ты когда-нибудь выйдешь замуж за Тома, мама? Надеюсь, выйдешь». А у Эмили, и даже Юдоры, появляется такое странное выражение лица каждый раз, когда упоминается его имя, такое же, как сейчас у Кейни.

«Да, хорошо, когда ты желанна, – подумала она, – и я полагаю, что, как только я буду свободна, я смогу получить его, но именно сейчас я не готова».

– Кстати, адвокат Роберта упомянул о его книгах. Он хочет за ними приехать. Я сообщу вам когда. Может быть, вы пригласите кого-нибудь их упаковать, и тогда он быстро их увезет. И конечно, у вас дома кто-то должен присутствовать кроме вас, когда он приедет.

– Я позабочусь об этом.

– Дом должен быстро продаться. Даже на рынке недвижимости лучшая собственность раскупается в одно мгновение. Очень жаль, что большую часть выручки заберет себе налоговая компания.

– Жаль, и это сюрприз для меня.

Она встала и протянула ему руку. Он взял ее и подержал мгновенье, говоря любезно:

– Я боюсь, что в вашей молодой жизни у вас было больше сюрпризов, чем вы ожидали.

– Да, и самым поразительным была тайна.

– Тайна?

– Это когда все сказано и сделано, потребованы и даны все объяснения, и я до сих пор не знаю почему.

– Почему что, Линн?

– Почему я так любила его.

– Вам необходимо снова выйти замуж, – сказала Юдора несколько месяцев спустя. – Вы относитесь к типу женщин, которые выходят замуж.

– Ты так думаешь?

Постепенно Юдора стала в доме мамой-наседкой, добровольно дающей всем советы и высказывающей свои беспокойства. Она ввела за правило несколько ночей в неделю ночевать в доме, объясняя, что она скучает без Бобби, но, вероятнее всего, потому, что она чего-то опасалась, несмотря на новые замки и сигнализацию от взломщиков, ведь Роберт мог ухитриться проникнуть в дом.

Поэтому было естественным, что обе женщины стали друг другу ближе и между ними установились своего рода доверительные отношения, отсюда и возможность со стороны Юдоры высказывать подобные замечания.

– Я все время думаю, может быть, вы не должны были подписывать все эти бумаги о продаже дома до поры до времени. – Она говорила, повернувшись к Линн спиной, натирая порошком до блеска лучший набор кухонной утвари Линн. – Вы можете захотеть остаться здесь еще на какое-то время, – сказала она и неожиданно замолчала.

Конечно, обе они понимали, что она имеет в виду. Том Лоренс – вот кто был у них на уме. Обе девочки, и Энни, и Эмили, приехавшая домой в День Благодарения, завтракали за кухонным столом и обменялись быстрым насмешливым взглядом.

– Я никогда не останусь в этом доме, – твердо сказала Линн. Она разбивала яйца, чтобы приготовить бисквит. – Восемь, девять, – нет, восемь. Ты меня сбила со счета. Я только потому остаюсь здесь так долго, что еще не вынесено окончательное решение.

Развод – это холодное, некрасивое слово, и она избегала его.

– А когда это будет? – спросила Эмили.

– Скоро.

– Скоро, – закричал Бобби, который проталкивал деревянный автомобиль под ногами сидящих за столом.

– Он все повторяет. И он уже знает несколько дюжин слов. Как ты думаешь, он все понимает, что говорит? – спросила Энни.

Юдора быстро ответила:

– Без сомнения да. Это очень умный маленький мальчик. Ты умный маленький мальчик, не так ли, солнышко?

– Он с ума сходит по Тому, – сообщила Энни Эмили. – Ты не так часто видела их вместе, как я. Каждый раз, когда Том приходит, чтобы поехать куда-нибудь с мамой, он проводит целых полчаса на полу с Бобби.

Они ожидали от нее каких-нибудь новостей, и Линн прекрасно это понимала. Они хотели какой-то определенности: вместе с облегчением, от того, что они знали, что ужас, который им суждено было пережить, больше никогда не повторится. Но вместе с тем они чувствовали себя потерянными. Семья плыла по воле волн. Поэтому девочки спрашивали ее, что будет дальше, но она не была готова ответить на этот вопрос.

– Я попробую приготовить новое блюдо из остатков индейки, – сказала она им вместо этого. – Соус с темным инжиром. Неплохо звучит, не правда ли?

– Зачем? Предстоит праздник? – захотела узнать Эмили. – Кто придет?

– Никого не будет кроме нас. Уже само то, что ты дома – для меня настоящий праздник. Ты не хочешь пригласить Харриса на остатки индейки?

– О, спасибо мама, я позвоню ему.

– А Том придет?

– Нет, но он придет завтра после обеда. Завтра днем ваш папа приедет забирать свои книги.

Линн почувствовала во всем теле дрожь. Она не видела Роберта с той ужасной ночи. И страх поднимался в ней, когда она стояла и растирала желтки. Но все же Том будет здесь…

– Я бы хотела, чтобы вас обеих не было дома. Пойдите к друзьям, а может быть, где-нибудь поблизости идет хороший фильм. А Юдору я попрошу побыть с Бобби в детской.

Эмили бодро ответила:

– Хорошо. – Она встала и прижалась щекой к лицу Линн. – Я вижу, как ты о нас беспокоишься. Но мы обе, Энни и я, вполне сильные теперь. Я думаю, мы теперь всегда такими будем, и это очень хорошо.

– Спасибо, дорогая, спасибо.

Такими сильными, какими и должны быть. Нет, невозможно «справиться» с тем, что им довелось увидеть. Это останется с ними до конца их дней, и им придется все время бороться с воспоминаниями. И именно это они и делали; теперь, на втором курсе, у Эмили средний балл 3.6, а Энни – ну, Энни с трудом тащится из класса в класс.

Когда она некоторое время спустя осталась одна в кухне, ее мысли приняли несколько другой оборот. Они сосредоточились вокруг Тома. Более внимательного мужчину трудно найти. В этих тяжелых испытаниях он все время был здесь, твердый как скала, настоящая опора в жизни. И когда эта неприятность постепенно начала уходить в прошлое, особенно последние несколько месяцев, она снова начала ощущать, как в ней пробуждается чувство удовольствия. Они танцевали, смеялись и пили шампанское, чтобы отпраздновать исчезновение ее последнего шрама. Она снова погрузилась в обстановку веселости, которая окружала ее в тот роковой вечер во время обеда у нее дома.

Он не делал попыток вступить с ней в близкие отношения, и это озадачивало, потому что с тех пор, как они познакомились, он сотни раз говорил ей, как она мила. Нельзя сказать, что она хотела бы этого, в действительности она пресекла бы его попытки: что-то умерло внутри нее. Возможно, он это почувствовал и просто выжидал. Но ее беспокоила мысль, что она больше никогда не почувствует себя той страстной женщиной, которой когда-то была. Роберт всегда говорил:

«Странно, поглядеть на тебя – ни один мужчина не мог бы предположить такого».

Но тем не менее она была уверена, что в конце концов Том попросит ее о том, что предсказывали ее девочки. Иногда казалось, что, когда этот момент настанет, она скажет ему нет, потому что она чувствовала, что болезненная, чудесная страсть, когда хочется сказать: «Ты и никто больше до конца нашей жизни», отсутствовала в ее душе. Но, с другой стороны, почему не он, с его умом, чувством юмора, очарованием и добротой? У женщины должен быть мужчина, хороший мужчина. Ужасно быть одной, думать о том, что остаток жизни придется пройти в одиночку.

Но ей предстояло уладить свои внутренние противоречия, и поскорее. Потому что не далее чем этим утром по телефону он ответил согласием на ее предложение остаться на обед после ухода Роберта: «Да, я останусь. Я хотел бы с вами поговорить».

Этот день был ярким. Она старательно обдумывала, что она на себя наденет: вишневое, если будет дождь, или нежно-голубое, если будет солнечно. Когда Линн кончила одеваться, она тщательно изучила себя – от бледных кончиков своих голубых, в цвет платья, туфель без каблуков, до светлой шапочки – и осталась так довольна своим видом, как давно уже не была. Простота без единого украшения должна быть соблазнительной.

Юдора оценила ее, когда Линн спустилась вниз.

– Вы выглядите красавицей, миссис Фергюсон. – И она кивнула, как будто между женщинами был тайный сговор.

Юдора подумала, что это платье Линн надела в честь Тома, что было отчасти верно, но странным образом это было и для Роберта; пусть увидит, в особенности в присутствии Тома, что она по-прежнему желанна и соблазнительна.

Книги были упакованы, ящики стояли в прихожей. Когда машина остановилась у входа, Том уже был в доме.

– Роберт взял с собой шофера, чтобы тот помог ему донести, – сообщил он Линн, которая стояла в гостиной. – Вы испугались? Почему бы вам не пойти обратно в кабинет?

– Нет. – Почему она хотела посмотреть на Роберта, она могла бы объяснить только болезненным любопытством.

На нем был элегантный темно-синий костюм. Она не могла понять, удивляет ли ее то, что он выглядит таким же совершенным в своем изящном достоинстве, каким он был всегда.

Мужчины не обменялись приветствиями. Чтобы вынести все ящики, потребовалось несколько ходок из подъезда до машины, и они были совершены в полном молчании. Она думала и опасалась того, что он попытается заговорить с ней, но он, казалось, даже и не заметил, где она стоит.

Из кухни вышла Юдора и, проходя мимо, ехидно улыбнулась ему.

«Ах, зачем, Юдора! Это так печально. Ужасно печально. Ты это не понимаешь. Кто бы мог, кто-нибудь кроме меня и Роберта, это понять?»– подумала Линн.

Из-за угла дома выбежала Джульетта и появилась на ступеньках, махая хвостом при виде человека, который был ее любимцем в семье. Когда Линн увидела, что он остановился погладить собаку, она подбежала к двери. Что-то толкало ее, даже предостерегающий жест Тома не в силах был ее остановить.

– Роберт, – сказала она, – мне жаль, очень жаль, что наша жизнь закончилась вот так.

Он поднял голову. Его прекрасные голубые глаза стали ледяными. Не отвечая, он бросил ей такой яростный взгляд, взгляд такой отвратительной, непрощающей злобы, что она невольно попятилась прочь.

Том закрыл дверь. Она подошла к окну, чтобы видеть, как Роберт идет к машине, словно ей надо было убедиться, что он действительно уехал.

Когда Том положил в утешение свою руку ей на плечо, она прошептала:

– Надо же себе представить, он заполнял собою мой мир. Даже не верится.

Положив вторую руку ей на плечо, он повернул ее лицо к себе.

– Послушайте. Все кончено, – сказал он спокойно. – Пусть все будет кончено. А теперь, по-моему, вы обещали мне обед.

На маленьком столике перед окном она накрыла обед на двоих и украсила стол вазой с двумя маленькими розовыми хризантемами. Между ними завязался непринужденный разговор. Линн смотрела в окно на траву, которая была еще изумрудной, хотя березы, раскинувшие свои темные силуэты на фоне неба, стояли совсем голыми.

На первый взгляд их ничего не значащая болтовня казалась спокойной, но Линн чувствовала, что оба они скрывали нервозность. Решительный момент приближался. Она была уверена, что с минуты на минуту услышит важный для себя вопрос. Было невероятно, что она до сих пор не знала, как она на него ответит, хотя по мере того как проходило время, ей все больше казалось, что ее ответ будет положительным.

Том очистил грушу, откусил кусочек, отложил ее в сторону и начал говорить.

– У нас с вами установилось совершенно особое взаимопонимание, не так ли? – И он сделал паузу, как бы ожидая подтверждения.

– Это верно.

– Я хочу вам что-то сказать, что-то, о чем я думаю последнее время. Кейни сказал мне вчера, что вы скоро станете свободной. – Он взял в руки грушу, затем снова положил ее на тарелку. – Я действительно взволнован…

Линн сказала не задумываясь:

– Для вас это необычно…

– Да, необычно. Обычно я прекрасно собой владею.

– О, да, – по-прежнему, не задумываясь, сказала Линн. – Я поняла это однажды у бассейна в клубе.

Он засмеялся, и она подумала, он ведет себя как мальчишка, как ребенок, который боится быть отвергнутым.

– Ну, – продолжал он, – наверное, мне надо более связно говорить, начать с начала. Вы помните, мне кажется, я говорил вам о том вечере у меня дома, когда мы танцевали и я признался, что хотел бы танцевать с вами прямо до постели, вы были такая беспечная и нежная, а я всегда имел успех у женщин. Может быть, ужасно говорить то, что я сейчас скажу, но надеюсь, что вы не слишком близко примете это к сердцу.

– Нет, продолжайте.

– Ну, кроме этого, я ошибался на ваш счет. Я понял это позже, и мне стало стыдно, особенно после того, как на следующее утро я увидел, какая с вами произошла неприятность. Конечно, я не собирался добавлять вам осложнений. Я думаю, вы еще до сих пор не поняли, каков смысл моего рассказа.

– Поняла. Вы хотите быть честным относительно своих чувств. Разве не в этом дело?

– Совершенно верно. Честным и открытым. И поэтому я подхожу к тому, что хотел сказать.

Том замолчал, чтобы выпить глоток воды, который вовсе не был ему необходим, он просто тянул время. На его лбу проступили три глубокие складки.

– Итак, то, что я хочу сказать, – о, дьявол, это трудно. Я думаю, настало время, когда нам надо прекратить встречаться.

– Прекратить? – повторила она.

– Ох, Линн, если бы вы знали, как я горевал по этому поводу! Я все думал и думал. Наверное, я должен был бы это сделать еще несколько месяцев тому назад, но не смог на это решиться, потому что я не хотел этого, и я до сих пор не хочу. Но я знаю, что должен. Это было бы нечестно по отношению к вам – или к себе – продолжать, сбивая нас обоих с толку.

Том выпил еще глоток воды и, чтобы скрыть свое волнение, поправил ремешок часов. Линн дрожала от стыда, и ее бросало в жар, кровь билась в ее висках.

– Вы вовсе не сбиваете меня с толку! – закричала она. – Я не понимаю, как вы только могли подумать!

Внезапно он взял обе ее руки в свои. Она попыталась вырваться, но он держал их крепко.

– Вы бы не захотели любовной связи, в то время как меня бы она устроила. Я не собираюсь больше жениться. Я не тот человек, который хотел бы начать новую жизнь с воспитания девочки-подростка и малыша. Это же совсем не то, что поиграть с Бобби час-другой. Это было бы несправедливо по отношению к обоим нам.

Вот ирония положения. Как глупо было с моей стороны быть такой уверенной, так ошибаться…

Он еще крепче сжал ее руки; его голос был серьезен и печален.

– Линн, если бы я начинал новую жизнь, я бы искал жену, похожую на вас. Но у меня было два развода, как вам известно, а кроме этого другие связи. Сейчас я веду беспорядочный образ жизни, никаких обязательств. Это длинная история. Нет, не надо вырывать у меня свою руку, пожалуйста, не надо. Я понимаю, вы меня не просили начинать этот разговор, но мне необходимо высказаться… у нас с вами ничего не вышло бы, по крайней мере, надолго. Мы разные люди по той жизни, которую мы вели, по тем людям, с которыми встречались. Трудно ожидать, чтобы это длилось долго.

– Я вовсе ничего не ожидаю. Больше не ожидаю. И вы не обязаны все это мне говорить.

– Я хотел это сделать. Я должен был, потому что я надеюсь, что в один прекрасный день вы найдете кого-нибудь надежного и постоянного, не такого, как я. Я мог бы быть таким, не знаю. Но теперь, теперь я могу считать себя способным хранить верность, и я это тоже знаю.

– Роберт был верен мне, – сказала она невпопад, и ее губы скривились.

– Да. Вы смущены, не так ли?

Она снова попыталась высвободить свои руки, и на этот раз он ее отпустил.

– Я ранил вас. Я ранил вашу гордость, и я вовсе не собирался это делать.

– Гордость! – сказала она насмешливо.

– Да, почему нет? У вас есть все причины гордиться. О, я знаю, очень неловко с моей стороны все это вам говорить! Но я просто не мог перестать вам звонить или встречаться с вами без всяких объяснений.

Она ничего не ответила, потому что это было правдой.

– Линн? Послушайте меня. Я только не хочу вас обманывать в ваших ожиданиях, хотя вы говорите, что ничего не ожидали.

– Это верно, – сказала она, высоко подняв голову.

– Тогда я доволен. Достаточно вас предавали. Когда он встал из-за стола, Линн поднялась вслед за ним, спросив, не собирается ли он сейчас уходить.

– Нет. Давайте посидим где-нибудь еще, если вы позволите. Мне еще кое-что вам надо сказать.

Он сел в кресло невдалеке от камина. Она никогда не видела его таким взволнованным.

– Помните, я говорил вам как-то, что раньше я занимался бракоразводными процессами? Я бросил это, потому что они меня выматывали. Слишком много слез, ярости и страданий. Слишком дорогой ценой приходилось за это платить. Но благодаря своей практике, я научился видеть людей, включая себя самого, намного яснее, чем раньше.

– Итак, вы посоветовали мне найти мужчину, который женился бы на мне, был мне верен и был готов полюбить моих детей. Но я не хочу этого. В настоящий момент я не хочу зависеть ни от какого мужчины.

– Правильно! – Восклицание нарушило тишину комнаты. – Правильно! Я собираюсь сказать вам, что вы не должны вообще искать какого бы то ни было мужчину. Не теперь. Вы должны заботиться только о себе. Вам пока никто не нужен.

– Вы что, пришли меня вразумлять? Какой ужасный день! Вначале встреча с Робертом, а теперь вот этот унизительный разговор. Просто бесчеловечно с вашей стороны.

– Простите меня. Я лишь хочу, чтобы вы получили максимум от жизни, Линн. – И он спокойно закончил. – А Роберт этого не хотел, он хотел, чтобы вы зависели от него.

По привычке она попыталась повернуть обручальное кольцо, но его там не было. Вспомнив об этом, она опустила руки на подлокотники. И, встретив сочувственный взгляд Тома, согласилась:

– До его ухода я ни разу не имела дела с банковскими счетами. Я и чек-то выписывала считанные разы.

– А теперь вы делаете и то и другое.

– Конечно, я вынуждена это делать.

– Скажите, что произошло с «Домашними обедами»?

– Вы знаете, что произошло. Вместо этого я завела Бобби.

– А почему нельзя заниматься и тем и другим? – вежливо спросил он.

Линн покачала головой.

– Даже сама мысль меня поражает. Бизнес и уход за ребенком несовместимы. Я даже не знаю, как к этому приступить.

– Сию минуту вы и не должны, но вы можете быстро научиться. Кто-нибудь может посоветовать вам, как начать свое дело, как лучше организовать уход за ребенком и все, что вам необходимо знать. Не бойтесь начать свое дело, Линн. Мир не так недружелюбен, как это часто кажется.

Он приветливо улыбнулся и спросил:

– Не думаете ли вы, что могли бы попробовать?

Она робко улыбнулась.

– Да, именно это всегда говорила Джози.

– И она была права.

Из кухни пришел кот и уютно устроился у ног Тома.

– Он чувствует себя здесь как дома, не правда ли? Что слышно от Брюса?

Линн почувствовала облегчение от перемены темы разговора.

– Он прислал красивую открытку. Брюс пишет и мне, и Энни, рассказывает о своей работе, но в действительности о себе пишет немного, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Я тоже получил от него открытку, всего несколько строк, я считаю, весьма меланхоличных.

– Он еще не оправился от утраты Джози.

– Я думаю, я никогда бы не испытывал таких сильных чувств, – серьезно сказал Том. – Я предполагаю, что во мне чего-то не хватает.

– Нет, я бы сказала, что вам повезло.

– Вы и вправду так думаете?

– Конечно.

– Вы подумаете серьезно над тем, что я вам сказал? Вы обдумаете, Линн?

Его взгляд, нежный и взволнованный, смягчил ее огорчение. Поняв, что теперь он готов уйти, она встала и подошла к нему, чтобы взять его за руку.

– При всем при том вы самый лучший друг, о котором только можно мечтать. И конечно, я буду серьезно думать над тем, что вы мне сказали.

Итак, все кончено, и во второй раз за этот день она стояла у окна и наблюдала, как мужчина уходил из ее жизни.

Он сказал ей неприкрытую правду. «Приведи себя в порядок. Достигни самого лучшего для себя».

В некотором смысле эти наставления ее напугали. Действительно, она могла бы, хотела бы снова зарабатывать деньги, и это будет ей необходимо. Она уже подумывала о том, чтобы освежить в памяти несложную секретарскую науку, снять квартиру и отложить на черный день тот остаток денег, который достанется ей от продажи дома после выплаты залоговой суммы.

Это был бы очень скромный прожиточный минимум для женщины с семьей, но выжить можно; рабочий день будет фиксированный, поэтому нетрудно будет найти дневную няню для Бобби. Но это совсем не то, что имел в виду Том, говоря «достигни самого лучшего для себя».

Она вошла в кухню и огляделась. Все блестело, все было отполировано, от кастрюль до кафельной плитки с цветочным рисунком, от влажных листьев африканских фиалок до глянцевых обложек кулинарных книг на полках. Персики сияли своими кремовыми боками из миски на кухонной стойке, и свежий салат стекал после мытья в мойке. Ей пришло в голову, что эта комната – единственное место в доме, которое принадлежало ей безраздельно, здесь она работала долгими часами.

Линн взяла с полки кулинарную книгу, книга открылась на миндальном торте, который она делала для того «судьбоносного» обеда у Тома Лоренса. И она стояла с открытой книгой в руках и думала, думала…

Как в ресторане «Цирк», сказали они, аплодируя. Изысканнейший ресторан в Париже… Ну, это немного преувеличенно, слегка абсурдно, не правда ли?

Она снова вернулась в прихожую, прошла сквозь комнаты к тому месту, где сидели они с Томом. «Приведи себя в порядок», – сказал он. Есть столько возможностей. Можно начать очень просто, прослушать курсы, поучиться. Люди поступают именно так, не правда ли? Можно попытаться, не рискуя сильно…

И вскоре она поняла, что должна делать. Самое главное, быстро переехать отсюда. Колебания только создадут лишние трудности. Линн подошла к телефону и набрала номер сестры.

– У меня для тебя есть сюрприз, – сказала она. В голосе Хелен послышались нотки живого любопытства.

– Готова спорить, я знаю какой.

– Уверена, что нет.

– Это о мужчине по имени Том. Эмили и Энни мне много чего рассказали. Не он ли прислал вышитое кресло для Бобби?

– У тебя память как у слона. Нет это не о нем и не о каком другом мужчине. Это обо мне и о том, что я собираюсь делать.

Линн была возбуждена. Удивительно, как идея, облеченная в слова, может стать такой возможной, такой неизбежной, такой живой.

Она почти ощутила реакцию Хелен, как будто можно было передать по проводам сбой дыхания, учащенное сердцебиение и широко открытые глаза, после чего Хелен воскликнула:

– Дело! Какое дело, скажи на милость!

– Конечно, обслуживание обедов, приемов, свадеб. В конце концов, стряпня – это то, что я делаю лучше всего. Я пеку пироги по заказам, но на это невозможно прожить.

– Когда ты это решила?

– Час или два тому назад.

– И что дальше?

– Посмотрим. Знаешь, мне и раньше приходила такая мысль в голову. Я примерялась к этому. А теперь все сложилось как нельзя кстати. Удобный случай и необходимость.

– И смелость, – добавила Хелен серьезно. – Чтобы открыть дело, потребуются деньги. Твои адвокаты получили с Роберта еще что-нибудь?

– Ничего больше того, что ты уже знаешь.

– Это немного, Линн.

– Я бы и не захотела от него больше, даже если бы он мог.

– Ну, а я захотела бы. Ты просто невыносима. И где ты собираешься этим заняться?

– Где-нибудь в Коннектикуте, но не в нашем городе. Я хочу отсюда уехать.

На том конце телефона воцарилось молчание.

– Хелен, куда ты пропала?

– Я здесь. Я думаю. Поскольку ты хочешь уехать отсюда, почему бы сразу не уехать подальше?

– Куда, например?

– Например, сюда. Тебя не было только четыре года, и тебя все здесь знают и помнят. Люди помогут тебе, Линн. Это не лишено смысла, не правда ли?

Линн обдумывала предложение сестры довольно долго. Казалось, оно имело практический смысл. По-видимому, она не подумала о возвращении «домой», потому что это могло бы выглядеть, как будто она ищет защиты у семьи, в знакомом месте. Но если и так, что в этом плохого?

– Ведь это не лишено смысла, – снова повторила Хелен.

– Да, да, я полагаю, что да.

– Было бы замечательно, если бы ты снова жила здесь! Дарвин! – Линн услышала, как она закричала мужу: – Иди, послушай новость. Линн возвращается домой.

Дом вместе с мебелью был продан за один день. Одна «правильная» пара, на которую произвели впечатление «правильные» комнаты Роберта, обошли его один раз и на следующий день сделали вполне приемлемое предложение.

За исключением содержимого кухни и книг, им мало что пришлось везти с собой. Письменный стол Эмили и велосипед Энни с десятью скоростями, а также, к удивлению Линн, рояль. Энни попросила оставить рояль, хотя и не дотрагивалась до него с того вечера, когда раздался тот фальшивый аккорд. В картон и бумагу Линн тщательно запаковала картинки и фото, драгоценные воспоминания о ее родителях, фотографии в день ее свадьбы и фотографии своих детей с момента рождения. Сделав все это, она остановилась в нерешительности, держа портрет Роберта в красивой серебряной раме. Его глаза смотрели на нее как живые. У нее возникло импульсивное желание выбросить портрет вместе с серебряной рамой в мусор, но затем она подумала, что имеет смысл сохранить его, может быть, в двадцать первом веке любопытно будет увидеть прадедушку. К тому времени, по-видимому, не останется никого, кто будет знать, что за человек был Роберт Фергюсон, и его потомки смогут сами оценить и получить удовольствие, глядя на его красивое лицо. Так что пусть полежит на чердаке до тех пор.

Как раз накануне их переезда случились два неожиданных события. Первое – неожиданный визит лейтенанта Уэбера и его жены.

– Мы не уверены, рады ли вы будете нашему приходу, – сказал лейтенант, когда Линн открыла им дверь. – Но Харрис убедил нас, что вы будете рады. Он хотел, чтобы мы пришли попрощаться.

– Я рада, что вы это сделали, – вполне искренне сказала Линн.

Когда они сели, миссис Уэбер объяснила:

– Харрис подумал, что, поскольку вы уезжаете, мы не должны вести себя, как чужие, – заключила она, подчеркнув слово «чужие». Затем она продолжала: – Он имел в виду, что, если они с Эмили… – И снова замолчала.

Линн пришла ей на помощь.

– Если они поженятся, он хочет, чтобы мы были друзьями. Конечно, почему бы нам не быть друзьями? Мы никогда друг другу ничего дурного не сделали.

– Я благодарен, что вы так думаете, – сказал Уэбер, – я ведь старался как лучше, но извините, что не помогло.

– Все это кажется таким далеким, таким давним, – улыбнулась Линн. – Можно ли поверить, что они уже почти заканчивают второй курс?

– И так хорошо оба учатся, одни высшие баллы, – сказал Уэбер. – Похоже, они соревнуются друг с другом, не правда ли? На последнем экзамене победила Эмили, но Харрис, по-видимому, не придает этому значения. Сейчас все по-другому. Когда я был мальчишкой, я бы обиделся, если бы моя девчонка обскакала меня.

– Да, сейчас все по-другому, – согласилась Линн.

Было легко разговаривать с этими людьми, и незаметно для себя Линн рассказала им о своих планах, о магазине, который она арендовала, и о доме, который подыскал им Дарвин.

– Тетя и дядя моего зятя уехали во Флориду, но не хотели продавать свой дом в Сент-Луисе, потому что сейчас не очень хорошие цены. Поэтому они разрешили мне обосноваться в их доме почти бесплатно, только за то, чтобы присматривать за ним. Мы будем сторожами.

Слушая Линн, миссис Уэбер оглядела гостиную, которая оставалась такой же элегантной, как раньше, если не обращать внимание на пятна на обивке софы. Во взгляде был немой вопрос.

– Нет, нет, я не буду скучать по этому дому. Я не буду скучать даже о кухне, – сказала Линн.

– О! Мы наслышаны от Эмили о вашей кухне.

– Перед уходом я покажу ее вам. Она действительно великолепна. Я на последние – и единственные – деньги сделаю такую же в моем магазине. Это авантюра, и я пустилась в авантюру.

Постепенно разговор иссяк. Они поговорили еще немножко об Эмили и Харрисе, поговорили с гордостью и о естественном родительском беспокойстве. Затем мистер и миссис Уэбер полюбовались на кухню и ушли.

– Ничего фальшивого, – сказала себе Линн, после того как они ушли. Если из этого что-нибудь выйдет, я буду только рада за Эмили. Хорошие люди.

Второе неожиданное событие было связано с Юдорой. Она принялась плакать.

– Я никогда не думала, что вы отсюда уедете. Я была уверена, что вы и мистер Лоренс…

– Ну, ты ошибалась. Мы все иногда ошибаемся.

– Мне будет не хватать этого мальчугана. И Энни тоже. И вас, миссис Фергюсон. Я буду думать о вас всякий раз, когда буду печь блины, которые вы меня научили готовить. Вы меня научили стольким вещам. Мне будет вас не хватать.

– И нам тоже тебя не будет хватать, ты ведь это знаешь? Но у меня нет денег, чтобы платить тебе. И дом там не такой. Это маленький домик, в котором любая женщина может управляться одной рукой.

Какое-то мгновенье Юдора размышляла. Потом ее лицо оживилось.

– Вам кто-нибудь понадобится в магазине, не правда ли? Как вы сможете сами все это варить, и печь, и еще продавать?

– Конечно, не смогу. Мне придется найти помощника, или даже двух, если мне повезет и дело быстро начнет расти.

– Они же не будут умелыми, как вы. Я хочу сказать, это будут люди, которые смогут делать простые вещи и которых вы сможете научить.

Наступила тишина. И внезапно Линн пришло в голову. Почему бы нет? Юдора ловкая, быстро все схватывает.

– Юдора, ты хочешь мне сказать, что ты бы…

– Я хочу вам сказать, что я хочу, чтобы вы взяли меня с собой.

Пришел день, когда приехал фургон, чтобы забрать рояль и остальные вещи, сложенные рядом с домом.

Стояла пасмурная погода, свинцовое небо низко нависло над землей.

– Постойте! – вдруг закричала Линн шоферу. – Там, на заднем дворе, осталось еще кое-что. Бассейн для птиц, большая тяжелая штуковина. Как вы думаете, можно для него найти место?

Мужчина усмехнулся:

– Бассейн для птиц, леди?

– Да, он очень ценный, это мрамор, а на нем голубки, и он может треснуть или оббиться.

– Хорошо. Мы его там устроим как следует.

– Мама, что ты с ним хочешь делать? – спросила Энни.

– Я не знаю. Я просто хочу его забрать, только и всего.

– Потому что дядя Брюс тебе это подарил? Этот практичный ребенок пытается читать ее мысли.

– Может быть. Теперь посади Барни в его сумку и принеси подстилку Джульетты. Не забудь их еду и миску для воды. Нам предстоит долгое путешествие.

И вот настал последний миг. Фургон отъезжал, оставив их большой автомобиль у крыльца. Минуту они в последний раз смотрели на свой дом. Как всегда одиноко, он стоял посреди большой лужайки, ожидая новых жильцов так же, как некогда он ждал тех, кто сегодня покидал его.

– Дому на нас наплевать, – сказала Линн, – ну и нам тоже. Быстро садитесь все в машину.

Большая машина-фургон была набита до отказа. Энни села на переднее сиденье, Юдора и Бобби на следующий ряд, а в третьем рядом с сумкой Барни вытянулась Джульетта, такая большая, что ее голова почти касалась крыши.

– Поехали! – закричала Линн. И, не способная справиться с волнением, связанным с воспоминаниями, надеждами и сожалениями, она только и могла повторять и повторять это единственное слово: – Поехали!

Машина проехала подъездную аллею, в конце ее свернула и, выехав на шоссе, повернула на восток.