Книга: Близость
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Фармингтон, Лонг-Айленд
Он играл с игрушечными солдатиками и кубиками на покрытом ковром полу в своей комнате.
Легкий ветерок подул в окно, надувая шторы, как парус. Где-то за окном щебетала птица. Мальчика охватила истома теплого весеннего дня.
Голос прервал его игру.
— Терри! Догадайся, кто пришел.
В двери показалось лицо мамы, ее большие, темные глаза улыбались.
Он бросил игру и побежал в гостиную.
В большом кресле около дивана сидела леди. Увидев его, она наклонилась вперед с озорным взглядом в глазах и сказала:
— Ты помнишь меня?
Терри помнил ее и не помнил. Много прошло времени с тех пор, как она в последний раз была здесь. Ум мальчика трех с половиной лет с трудом мог связать давние посещения с одним лицом.
Терри подошел к матери и ухватился за юбку, как бы ища защиты. Красивая леди продолжала улыбаться.
— Он привыкнет к тебе через несколько минут, — услышал он голос мамы.
— Конечно, — сказала леди. — Когда Клифт вернется домой, Джорджия?
— В шесть, вероятно. Если они его отпустят. Можешь с нами пообедать?
— Извини, не могу, надо возвращаться, — сказала леди. — Я ведь решила заглянуть к вам только потому, что была поблизости.
Женщины разговорились. Мальчик в это время разглядывал лицо леди. Его окружали волнистые рыжеватые волосы. Кожа была розовой с веснушками, зеленоватые глаза то и дело меняли оттенок, пока она говорила. Она была красивая из-за этих глаз, которые казались еще загадочнее, чем лучшие из его стеклянных шариков, а может быть, она была красивой из-за улыбки.
Теперь Терри начал припоминать ее. Он медленно зашагал по направлению к ней. Она продолжала разговаривать с мамой. Но когда он близко подошел к ней, она протянула руки и посадила его к себе на колени.
Терри почувствовал ее запах — свежий, сладкий аромат — и ощутил ногами ее колени. Это ощущение было другим, не таким, как то, когда он сидел на коленях матери, эта леди была худее мамы. Рука, державшая его за плечо, была нежной, как у мамы, но в пальцах было больше энергии. Он вспомнил их прикосновение. Эта леди походила на девочку.
Вот она наклонилась и прошептала ему в ухо:
— Спорим, ты помнишь, как меня зовут, — сказала она.
От замешательства он по-детски сжался, но тут же сказал:
— Тетя Лесли.
— Правильно, — сказала она.
Теперь, когда лед узнавания был сломан, он почувствовал себя уютно на ее коленях. То время, что прошло с ее последнего посещения, словно испарилось, казалось, она никуда не уезжала. Леди опять стала тетей Лесли, которую он любил почти так же сильно, как маму.
Позже, когда женщины кончили пить чай, Лесли повела мальчика на прогулку. Они обошли дом, перешли улицу и оказались в небольшом садике, где играли местные ребятишки. Здесь были: карусель, разные лестницы для лазания, качели с резиновыми сиденьями. Были здесь и горка, и песочница, и скамейки, на которых обычно сидели матери.
Тетя Лесли следила, как он несколько раз скатился с горки. Весело было смотреть, как приближается ее лицо, когда он съезжал вниз. Она стояла на корточках протягивая ему руки, и когда он оказывался внизу горки, она ловила его и обнимала.
Затем она сказала:
— Давай покатаемся на карусели.
Терри побежал вперед и прыгнул на сиденье. Лесли подошла, коснулась его рук, чтобы проверить, крепко ли он держится за ручки, и начала вращать карусель, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Это было его любимым развлечением. Он видел, как мелькало ее лицо, с каждым разом все больше сливаясь в разноцветное пятно. В эти минуты она становилась еще красивее, потому что ее облик терял очертания, мелькал и снова исчезал, совсем не походил на образ женщины, которую он мог потрогать, обнять.
Она не походила на маму. Прежде всего потому, что мама была темная, теплая и грузная, тогда как Лесли высокая, стройная и легкая. Когда он был младше, то называл ее "легкая леди".
Но самое главное, мама всегда была рядом. Тетя Лесли только приезжала время от времени. И каждый раз она была другой. По-другому выглядели волосы, на ней была другая одежда, даже свет в ее глазах и на лице был другой.
И… конечно же… сам мальчик был другим. Он становился старше, голова была наполнена новыми мыслями и чувствами, которые увлекали его за собой, как река, и эта река разделяла его с ней. Он забывал ее.
Но когда она появлялась, все менялось. С ее появлением мир начинал вращаться как в калейдоскопе, с которым он играл в своей комнате. Все смещалось, изменялось, а когда его цвета вставали на новое место, то получалась картинка, в центре которой была она. К радости, в этом новом мире для нее неожиданно находилось место, и все окружающее приобретало новые краски, более яркие оттого, что она была здесь.
Лесли была другая. Среди утешительного однообразия жизни дни ее приездов отличались оживленностью, которую она приносила с собой, но время, разделявшее эти дни, стирало ее образ, словно ластик, и только с ее новым появлением, с ее ласковой улыбкой образ воскресал, вот как теперь.
Они медленно прогулялись по садику. Ее непривычность была забыта. Он держал ее за руку. Вскоре они остановились у поросшего травой бугорка под высоким дубом.
— Давай ляжем и будем смотреть на ветви мистера Дуба, — сказала она.
Они легли рядышком и смотрели вверх. Ветви дерева были огромные, медленно покачивались и шелестели от ветра.
Получалось так, будто у него две мамы. Одна мама — та, что дома, связанная с привычными вещами, с весело проходящими днями. Тетя Лесли — мама издалека, мама, приносящая перемены, оживляющая вещи и наделяющая их чувствами.
Он повернулся на бок и посмотрел ей в глаза. Они блестели как никогда и смотрели на него.
— Тетя Лесли, — сказал он.
— Да?
— Когда я вырасту, ты выйдешь за меня замуж?
Она засмеялась.
— Ну, это будет еще не скоро, — сказала она, — может быть, ты не захочешь жениться на мне, когда вырастешь.
— Нет, захочу.
Она улыбнулась и погладила его по щеке.
— Что ж, — сказала она, — тогда я буду самой гордой леди на моей улице, потому что выйду замуж за самого красивого парня.
Он лег опять на спину. Они молчали, но их разговор продолжался.
Это был еще один ее секрет: она могла разговаривать молча. Он обнаружил это давно. Она могла сидеть рядом с ним на диване или идти, держа его за руку, пока он перепрыгивал через трещины в тротуаре или балансировал на камнях поребрика, и все время разговаривать с ним, не произнося ни слова.
В эти минуты молчания он чувствовал, что понимает ее лучше. Эти минуты были самыми замечательными, но когда она уезжала, именно они исчезали первыми из воспоминаний о ней. А когда она возвращалась, через несколько недель или месяцев, они были тем последним, что он вспоминал, но всегда узнавал с радостью.
"Да, — подумал он, — когда я вырасту большим, то женюсь на ней".
Через час Лесли привела Терри домой, как и обещала. День клонился к вечеру, и ему нужно было спокойно поиграть в своей комнате перед сном. Лесли не хотела нарушать его обычный распорядок жизни. Ей очень хотелось быть частью этой жизни, пусть даже редко и на короткое время.
Пока он играл в своей комнате, Лесли разговаривала с Джорджией, которая показала ей его последние рисунки и охотно отдала несколько. Джорджия была необыкновенно умная и понимающая женщина. Лесли всегда с благодарностью думала о том, что именно Джорджия дала ей возможность видеться с Терри, — что касается Клифа, то он во всем соглашался с женой. Именно Джорджия выразила желание поделиться сыном с Лесли, доверила Лесли свое сокровище.
Когда настало время прощаться, Лесли обняла Джорджию.
— Увидимся через месяц приблизительно, — сказала она.
Затем села в машину и поехала по тихим улочкам пригорода.

 

В глазах ее стояли слезы, и ей пришлось остановить машину, чтобы вытереть их.
Но вдруг она разрыдалась. Лесли боялась, что прохожие обратят на нее внимание — на странную женщину, рыдающую в одиночестве в машине. Но она не могла совладать с собой.
Наконец, успокоившись, медленно повела машину в сторону шоссе.
Она ехала и думала о Джорджии Бейер, ее добродушном муже Клифе — молодой супружеской паре, которая усыновила Терри, когда Лесли отказалась от него через шесть часов после его рождения в городской больнице Нью-Йорка.
Лесли приехала в Нью-Йорк сразу после внезапного увольнения из "Оугилви, Торп". Она выбрала Нью-Йорк случайно, когда ее машина, нагруженная одеждой и самыми необходимыми вещами, неслась по скоростному шоссе Эйзенхауэра. Она увидела дорожный указатель, предлагавший ей выбор: на восток и Индиану или на запад и Милуоки.
Все время, пока вынашивала ребенка, она прожила в меблированной квартире в Бруклине. Она хорошо изучила Манхеттен, бесцельно бродя от Сентрал-Парк до Гринвич-Виллидж и обратно. Город ей не стал привычнее со временем. Напротив, чем больше проходило времени, тем он больше казался ей чужим. К моменту, когда она оказалась в больнице, для нее было ясно, что она покинет его, как только родит ребенка.
Ее ребенка усыновила молодая пара, живущая на Лонг-Айленде. Лесли рассчиталась за квартиру и пустилась в путь, доехала до Уэстбери, откуда дорога привела ее в Джонсонвилль, где она остановилась перекусить. Спустя час, она нашла себе работу в публичной библиотеке, и миссис Бебидж направила ее в приличный дом, где она сняла квартиру.
Теперь у нее был новый дом.
Но в то время ничто в жизни не имело для нее значения. Безысходное отчаяние и утраты лишили ее профессии и надежд. Она последовала за своим сыном, потому что он один остался от той реальности, которую она когда-то воспринимала как должное, был единственным лучом надежды в ее жизни.
Лесли дрожала от страха, когда впервые пошла повидаться с Бейерами. Джорджия оказалась спокойной молодой женщиной с длинными, темными волосами, выразительными глазами и добрым лицом. Когда Лесли объяснила свою ситуацию, Джорджия сказала, что должна посоветоваться с мужем.
Клиф, приятного вида мужчина, работавший бухгалтером, очень серьезно обдумал предложение Лесли, а потом имел долгий разговор с ней.
Бейеры с сочувствием отнеслись к положению Лесли, но больше всего их волновало благополучие приемного сына. Было решено поступить следующим образом: Лесли будет их посещать, мальчику ее представят как "тетю Лесли", некую дальнюю кузину Джорджии. Лесли разрешат навещать мальчика раз в два месяца и быть с ним близкой настолько, насколько это позволяет положение дальней родственницы.
Лесли поняла, что Джорджия и Клиф очень любят Терри. Она заверила их, что ей не надо ничего большего, кроме возможности видеть ее мальчика, знать о его жизни. Ее искренность убедила их.
Первые несколько посещений были для Лесли мучительны. Мальчик не признавал ее, не хотел ее знать. Для него она была просто другом его родителей.
Но затем он стал теплее относиться к ней. Возможно, он как-то чувствовал ее глубокую любовь, он начал привязываться к ней. Лесли играла с ним в его комнате, водила на прогулку, рассказывала сказки и разные истории; она сумела найти подход к нему, не нарушая его душевный покой и не становясь между ним и родителями.
В три года он стал звать ее "тетя". Она посылала ему подарки на день рождения и к Рождеству, а его мать присылала ей обведенные карандашом изображения его ручонки и его рисунки, которые Лесли развешивала по стенам кухни и на холодильнике.
Когда Росс Уилер увидел эти рисунки, случайно навестив Лесли, она объяснила, что они принадлежат племяннику, сыну ее единственной близкой кузины.
Ее посещения Бейеров продолжали быть мучительными, но Лесли не променяла бы их ни на что на свете. Письма Джорджии, в которых непременно были вложены фотографии мальчика и сообщалось о развитии ребенка, рисовали картину маленького человечка, который в представлении Лесли почти не менялся. Но когда она приезжала и видела, как он вырос, это поражало ее до глубины души. Он выглядел совсем другим, и она понимала, как много упустила за время своего отсутствия.
Ребенок стеснялся, не узнавал ее, а иногда не мог вспомнить. Но уже через час непрочная нить их взаимоотношений восстанавливалась и становилась такой крепкой, что они прекрасно понимали друг друга, будто и не расставались.
Затем она уезжала, и нить опять обрывалась. Сердце сжималось от боли, когда она покидала его. Она спешила домой, вот так же как теперь, чтобы собраться с силами, пережить первые часы разлуки с сыном и опять жить в ожидании писем от Джорджии.
Если бы не Терри и его родители, она бы никогда не оказалась на Лонг-Айленде. Судьба могла забросить ее далеко отсюда, и она никогда бы не узнала сына.
Но теперь, установив отношения с сыном — пусть непрочные, пусть непостоянные, — она мысли не допускала уехать отсюда, все бросить. Как бы ни было это странно, но именно Терри придавал ей силы переносить жизнь вдали от него, думать о будущем.
Всю жизнь она будет благодарна Джорджии и Клифу за этот бесценный подарок — знать и любить своего сына. И никому, никогда она не откроет свой секрет.
С этими мыслями она выехала на шоссе и поехала быстрее. Хотя путь из Джонсонвилля и от Росса Уилера до Фармингтона к Бейерам занимал только час с небольшим, Лесли чувствовала, что проделала длинный путь.
И дорога назад была длиннее.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8