Рози Хейвуд покончила с собой за три дня до страстной пятницы. Врач сообщил ей, что у нее рак желудка и что она никогда не поправится, и, поскольку к Пасхе она должна была освободить квартиру, которую снял для нее Майлс Лемптон, Рози решила умереть в окружении красивых вещей, напоминавших ей о самых счастливых днях ее жизни. Выбора не было.

Все внимание в эти дни было приковано к театру Линдлей. Подробности самоубийства одной из хористок печатались во всех газетах. Общественное мнение осудило Майлса Лемптона за помолвку с южноамериканской миллионершей. В заметках Майлс и ему подобные назывались бессердечными ловеласами, которые используют слабых и безответных девушек для своих греховных забав, а затем бросают их ради богатых и титулованных дам, которые принесут им незаслуженное уважение в обществе. «Сколько таких, как Рози, умерло незамеченными и неоплаканными, после того как высокородные соблазнители бросили их на произвол судьбы? — вопрошали они. — Эта смелая девушка пожертвовала надеждой любого христианина на вечный покой, чтобы привлечь внимание к тому, что стало обычной практикой в наш просвещенный век».

Эта история тронула множество праведных сердец, и Майлс Лемптон был закидан тухлыми яйцами, когда выходил из министерства иностранных дел, после чего уехал в деревню переждать разразившийся скандал.

Потрясение Лейлы было велико. Подруга оставила ей письмо, в котором объясняла причину того, что сделала. В конце письма она благодарила Лейлу за верную дружбу, просила обязательно использовать удивительный дар своего голоса и в заключении писала, что ни о чем в жизни не жалеет.

От этого письма Лейла впала в такое горе, которого еще никогда не испытывала. Гримерная, опустевшее место рядом с ней, баночки с гримом Рози, ее костюмы, висевшие на крюке над ее головой, — все так красноречиво свидетельствовало об отсутствии подруги, что невозможно было удержаться от слез. И наконец допросы полицейских, которые конфисковали записку в качестве доказательства самоубийства, так расшатали ей нервы, что она, не в силах больше выносить напряжение, вечером на сцене потеряла сознание.

Лестер Гилберт отвез ее домой в собственной карете и прислал к ней на ночь свою горничную. Доктор, за которым послал импресарио, посоветовал полный покой хотя бы на неделю и побольше спать. Но Лейла не могла спать. Она лежала в темноте с широко раскрытыми глазами. Лейла не могла поверить, что красивой молодой девушки больше не существует и она ее больше никогда не увидит и не услышит.

Ей так много нужно было сказать подруге. Почему она все откладывала на завтра? Почему никогда не показывала Рози, что любит ее как родную сестру, как самого близкого человека. Почему она все это оставляла на потом…

Всю ночь Лейла мучила себя обвинениями; она должна была понять, что у Рози что-то серьезное с желудком, ведь она знала про ее ужасные боли и должна была находиться около Рози в те последние часы отчаяния. Лейла не могла изгнать из головы мысль о том, как эта красивая молодая женщина лежит одна в своей хорошенькой квартире, а яд медленно распространяется по ее телу. Чувство утраты было невыносимым. Ей казалось, что со смертью Рози она осталась совсем одна.

На следующее утро она поняла, как ошиблась.

Служанка Лестера Гилберта открыла на стук дверь, вошел Вивиан в твидовом костюме и мягкой коричневой шляпе. Он выглядел таким большим, таким сильным и независимым, что слезы, стоявшие у нее в глазах всю ночь, наконец хлынули по щекам. Лейла, как была в ночном халате, бросилась к нему и, рыдая, обмякла в его руках. Он крепко держал ее, прикоснувшись к ней щекой, поглаживая рукой по распущенным волосам, пока она пыталась выплакать свое горе. Она всем телом прижалась к нему, ища защиту в его силе и твердости. Не пытаясь остановить ее слез, Вивиан держал ее в объятиях, пока она сама не успокоилась.

— Я прочитал в газете, что вам стало плохо прямо на сцене, — сказал он хрипло. — Я приехал прямо с вокзала. Наш полк рано утром вернулся с маневров.

— Вы знаете про Рози? — спросила она, не узнавая своего голоса.

Он кивнул, доставая из кармана носовой платок, чтобы вытереть ее щеки.

— Как не знать? О ней и Майлсе пишут все газеты.

— О, Вивиан, это бы разбило ей сердце, — воскликнула она, вновь впадая в отчаяние. — Она любила его и никогда не предполагала, что ее смерть так ему повредит. Она это сделала не из мести, как все говорят. Рози была не такая. Если бы она знала, что они обвинят его, она бы… ,

Пережитая трагедия вновь нахлынула на нее. Лейла прижалась к нему, а он крепче обнял ее и сказал служанке:

— Идите в спальню и упакуйте все, что понадобится мисс Дункан для короткой поездки за город. Я увожу ее в мой дом в Корнуолл.

— Но, сэр, я здесь не работаю.

— Все равно, вы же горничная при молодой леди. Значит, вы должны знать, что нужно положить в чемодан для четырехдневной поездки. Господи, или я должен сам это сделать?

Лейла высвободилась из его объятий.

— Не разговаривайте с ней так. Она была на ногах всю ночь.

— Я тоже, — твердо ответил он, кивнув горничной, чтобы та приступала. — Пожалуйста, как можно быстрее. Нам нужно успеть на поезд.

Тыльной стороной руки Лейла вытерла глаза и спросила прерывающимся голосом:

— О чем вы говорите, Вивиан?

Он снова сосредоточил все внимание на ней.

— Я беру вас на Пасху в Корнуолл, и прежде, чем вы наброситесь на меня, скажу, что присутствие моего брата, экономки и нескольких человек из младшей прислуги обеспечит вам подобающую компанию. Вам нужен отдых, и Шенстоун для этого самое подходящее место.

— Я… я не могу поехать в Корнуолл. У нас спектакли.

— По дороге сюда я встретился с Лестером Гилбертом. Он полностью согласился с моим предложением.

— Вы… встречались… с Лестером Гилбертом? И он полностью согласился с вашим предложением? — повторила она в изумлении.

— Вы думали, Лестер будет против? Он разумный человек и быстро понял, что это самое правильное.

Он взглянул на карманные часы и нахмурился.

— Одевайтесь как можно быстрее. Нас ждет карета.

Лейла осталась на месте, не в состоянии принять его предложение.

— Я не могу поехать с вами в такой момент, как сейчас.

Вивиан развернул ее и подтолкнул в сторону спальни.

— Если вы не оденетесь, вам придется ехать со мной прямо так. Я был бы счастлив, но могут увидеть другие пассажиры.

День уже клонился к вечеру, когда они садились в карету Доббинса, приехавшего встречать их поезд. Лейле казалось, что все это происходит не с ней. Они ехали в вагоне первого класса, и она подумала, что этот человек отправился в поездку так же, как делал все остальное: обстоятельно, уверенно и с максимальным комфортом.

К сожалению, она не видела, что проплывало за окном поезда, так как почти сразу заснула, убаюканная стуком колес. Проснувшись, она обнаружила себя полулежащей на сиденье, а Вивиана сидящим напротив с газетой в руках. Он улыбнулся в ответ на ее извинения и заставил съесть изумительный сэндвич и выпить немного вина, которое принес проводник. Вскоре они подъехали к своей станции.

Ее встретил загородный покой и прекрасный, впитавший солнце запах вьюнков, раскрасивших белый забор станции в красный и желтый цвета. Воздух был чист, легкий ветерок доносил сладковатый запах лугов, выпекаемого хлеба и чистых коров. Около крошечной станции находилась ферма, и животные, желая, чтобы их скорее подоили, с мычанием проходили в коровник сквозь тяжелые ворота.

Она настолько была очарована, впервые увидев эту часть лондонских окрестностей, что едва ли обратила внимание на вежливое приветствие кучера. Куда бы она ни кинула взгляд, везде были ароматные луга, поля с только что проклюнувшимися злаками, живописные фермы с соломенными крышами и крошечными окнами, а вдалеке— освещенные солнцем бледно-зеленые холмы. Когда они ехали по выложенной булыжником дороге маленького рыночного городка, Вивиан спросил, удобно ли ей, и предложил укрыть колени одеялом. Его забота осталась почти незамеченной: Лейла была всецело поглощена видом узкой дороги, покрытой огромными кляксами бледных примул, ошеломляющий запах которых проникал в ее ноздри, несмотря на то, что уже вечерело.

— Какая красота! Посмотрите, они везде. Карета выбралась из долины, и внимание Лейлы мгновенно переключилось на еще более впечатляющее зрелище: повсюду раздавалось жалобное блеяние ягнят. Склон был домом для сотен овец, поэтому в эти последние мартовские дни множество недавно народившихся длиннохвостых ягнят резвилось и скакало вокруг. Высокие, испуганные голоса ягнят, временно потерявших своих матерей, смешивались с басовитым блеянием тех, кого они искали. Ягнята утыкались мордочками в вымя своих мамаш в поисках молока. Для Лейлы, рожденной и воспитанной в Лондоне, все это было в диковинку.

— Они просто прелесть, — прошептала она. — Я бы отдала все на свете, чтобы подержать их.

— Ваше желание будет удовлетворено, моя дорогая, — сказал Вивиан, поддразнивая ее. — У нас в Шенстоуне много овец.

Она проворно повернулась к нему.

— Вы живете на ферме?

— В нашем владении несколько ферм. — Он показал вперед. — Мы взберемся на вершину этого холма, затем за полчаса пересечем болота. Большинство этих земель входят в Шенстоун, включая деревню с этим же названием. — Вивиан улыбнулся. — Погода, кажется, устанавливается. Завтра мы поедем верхом, если вы пожелаете.

Его слова мгновенно переменили ее настроение: холодный душ в разгар жаркого лета. Восторги вдруг исчезли, она отвернулась и уставилась в стенку кареты. Они въехали на холм. Солнце уже садилось. Цивилизация осталась позади. На открытом пространстве холма дул холодный ветер, а дорога, по которой они ехали, казалось, ведет в никуда. Овцы, жалобно крича, сбились в кучу с подветренной стороны холма, а лохматые коротконогие кони в отдалении пощипывали траву. Над головой парили птицы, выискивая падаль.

Лейла невидящим взором смотрела вперед. Что она здесь делает? Как она могла позволить увезти себя так далеко в эти дикие места? Вивиан только что говорил о владениях, включающих несколько ферм и целую деревню. Он упомянул, что завтра они поедут кататься на лошадях. Внезапно все, что раньше ей казалось очаровательным, приняло угрожающие очертания. Ей стало страшно. Она почувствовала себя чужой в мире дикой природы. Ей страстно захотелось вернуться в свой подвал, к знакомым вещам, к теплому запаху театра. Затем она вспомнила о Рози, с которой они строили такие планы… но Рози с ней больше никогда не будет. Холодная, она лежит в морге.

Карета остановилась.

— Лейла, что случилось? — донесся до нее спокойный голос.

— Я… я хочу вернуться, — выдавила она сквозь подкативший к горлу комок.

В следующее мгновение он вывел ее из кареты на дорогу. Затем, накинув ей на плечи одеяло, повел по пружинящему торфу к скалам, на которые падали последние лучи заходящего солнца. Там Вивиан уверенно повернул ее к себе.

— Из-за чего у тебя так резко сменилось настроение?

Посмотрев на него, она заплакала.

— Я из другого мира. Мне не нужно было сюда ехать, но ты не оставил мне выбора. Ты всегда поступаешь так, как тебе хочется, и не думаешь о других. Возможно, это отличный способ получить то, что ты хочешь, но ты никогда не думал, каково при этом твоей жертве?

— Жертве?

Вивиан нахмурил брови; заходящее солнце окрасило его волосы в красный цвет, придав им зловещий вид.

Ей еще больше захотелось домой.

— Откуда я знаю, куда ты меня привез? Здесь на много миль вокруг ничего нет, а скоро совсем стемнеет.

Он нахмурился еще больше.

— Я думал, ты мне доверяешь.

— Каждый раз, когда я доверяюсь тебе, что-нибудь происходит. Вспомни хотя бы серьги.

Он медленно отпустил ее.

— Я думал, что уже реабилитирован за тот поступок.

Солнце почти исчезло за горизонтом, оставив на всем лишь слабый отсвет. Лейла плотнее завернулась в одеяло.

— Я фактически ничего о тебе не знаю, — сказала она тихо. — Я видела, как ты гарцуешь на коне в парадном мундире. Я видела тебя в вечернем костюме светского джентльмена. Ты тратишь деньги, как принц Уэльский, и, кажется, слишком близко знаешь всех знаменитостей. Но для меня ты все еще кто-то, кто приглашает меня на ужин. Джентльмен и девушка-хористка, вот кто мы.

От этих слов он вздрогнул, а Лейла продолжала:

— Мы договаривались, что этим все ограничится, не так ли? Друзья, которые вместе ужинают или ходят погулять в парк.

— Да… Полагаю, так и есть, — согласился он.

— Тогда что я здесь делаю?

Лейла задала этот вопрос скорее себе, чем ему, сообразив, что это ее собственная вина, что она знает о нем так мало. Подсознательно избегая разговоров о своей прошлой жизни, она не расспрашивала и о его. Время, проводимое с ним, Лейла использовала для того, чтобы дать выход своему энтузиазму и рассказать ему о повседневной жизни театра Линдлей, обсудить надежды на неизбежный успех, который ждет ее после того, как она выучится пению. Только теперь ей пришло в голову, что, кроме единственного раза во время ужина после премьеры, когда он был вынужден объяснить, как он выиграл у Джулии Марчбанкс серьги, она не проявляла к нему никакого интереса.

Правда обрушилась на нее с разрушительной силой. Она играла роль так же, как каждый вечер на сцене. Ведь она не Лейла Дункан, которую Вивиан хочет узнать, она Лили Лоув, бывшая горничная, которая отдалась когда-то человеку, которого теперь не может вспомнить. Когда Вивиан сегодня утром вошел к ней в подвал, она без колебаний бросилась к нему, как к мужчине, которого любит. И именно любовь напугала ее сейчас, а не пустынные болота.

Когда он попытался взять ее за руки, она быстро вырвала их, словно желая отринуть то, что сейчас осознала. Увидев ее откровенную неприязнь, он вздохнул.

— Я не думал, что растоптал ваши чувства или втянул в ситуацию, которая заставила вас так бояться меня. Мне казалось, мы сейчас лучше понимаем друг друга, — сказал он печально. — По-видимому, я снова вас неверно понял.

Не отвечая, Лейла смотрела на пустынный пейзаж. Она сама себя неверно поняла, это было совершенно ясно.

— Лейла, когда я вернулся с маневров, то обнаружил телеграмму от брата, где говорилось, что мне необходимо срочно приехать в Корнуолл. В поезде по дороге в Лондон я прочитал подробности о смерти твоей подруги и как ты на сцене потеряла сознание. В такой ситуации даже человеку, который просто приглашал тебя на ужин, захотелось бы помочь, — сказал он решительно. — Поскольку остаться у тебя в подвале для меня не было никакой возможности, мне показалось, что привезти тебя сюда будет идеальным решением. В Шенстоуне ты отдохнешь и оправишься от потрясения. Наша экономка будет ухаживать за тобой, а я буду рядом, когда ты этого захочешь. Я знаю, что при первой встрече Чарльз понравился тебе. Я надеюсь тоже тебе понравиться. Но если ты действительно хочешь вернуться, я отвезу тебя назад. Если не будет поезда, я найму карету.

Она не представляла, что делать. Плотнее запахнув одеяло вокруг своего дрожащего тела, она спросила:

— Ты сказал «владения». Что это значит?

— Шенстоун-Холл занимает восемь тысяч акров, большинство из которых болота. Моим предкам повезло с оловянными рудниками. У моего деда сейчас такие же в Южной Африке.

— Предки? — переспросила она, с каждой минутой пугаясь все больше и больше. — А кто твой дед?

— Лорд Бранклифф. Мой брат Чарльз — наследник титула.

Пораженная этим открытием и всем, что случилось в этот день, она с жаром спросила:

— А кто тогда ты? Кто ты на самом деле?

— Вивиан Вейси-Хантер, капитан уланов сорок девятого полка. — Его попытка взять ее за руку на этот раз оказалась более удачной. — Лейла, разве я притворялся кем-нибудь другим?

Она беспомощно оглянулась.

— Кажется, нет.

Вивиан замолчал и не пытался помочь ей разрешить дилемму. Прикосновение его руки мешало ей собраться с мыслями; хотелось прижаться к нему, но все, что он только что сказал, всколыхнуло в ней предчувствие беды. Он ждал, лицо его становилось все серьезнее, смешинки, всегда плясавшие в его глазах, исчезли. Теперь она знала, что ей вряд ли место в его доме, доме лорда Бранклиффа.

— Лорд Бранклифф — это тот дед, который вас ненавидит?

— Вы от этого перестанете мне доверять?

— Что он скажет обо мне?

— У него сердечный приступ. Вот почему я должен был приехать… и почему у меня не было выбора, кроме как привезти вас сюда. Моя дорогая Лейла, как вы видите, Шенстоун весьма уединенное место. Здесь только тяжело больной Бранклифф и мой брат, так что вы сможете последовать совету врача и отдохнуть в полном покое в крыле для гостей. Если пожелаете весь день оставаться в своей комнате — пожалуйста. Но я буду рад, если вы позволите мне составить вам компанию.

Оглянувшись по сторонам словно в поисках поддержки, она вдруг подумала, что бы на все это сказала Рози? «Собачка Чарльз — наследник титула. О, Лей, ну и потеха! Я полагаю, он вешает на ошейник фамильный герб, когда идет гулять».

— Рози без колебания поехала бы с вами, — сказала Лейла, кутаясь в одеяло.

Он слегка улыбнулся.

— Конечно, если бы не она, мой трюк с Оскаром тогда в Брайтоне прошел бы впустую.

Лейла схватила его за руку и призналась:

— Я очень разозлилась на нее в тот день… но на нее нельзя долго злиться. И на вас тоже.

Он мгновение размышлял над ее последними словами, затем взял ее под руку.

— Теперь мы можем отправиться в Шенстоун?

Переодевшись после завтрака в серую шерстяную юбку, белую батистовую блузку с черными отворотами у шеи и жакет из фиолетового велюра, Лейла вернулась мыслями к вчерашнему вечеру. Экономка миссис Хейл обращалась с ней, как с больной, а деревенская девушка прислуживала целый день. Ее приезд, очевидно, застал Чарльза Вейси-Хантера врасплох, но Вивиан быстро объяснил ему ситуацию, не оставив иной возможности, кроме произнесения вежливых слов. Миссис Хейл проворно проводила ее в комнаты, где по приказанию Вивиана уже был разожжен огонь. Пока Лейла пила чай, который ей принесли на серебряном подносе, девушка приготовила постель. В ванну принесли кувшины с горячей водой, и, пока в гостиной на ее половине накрывали обед, она отдыхала на кровати с балдахином. Во время обеда Вивиан сидел рядом с ней и потягивал шерри; она была рада его компании.

Миссис Хейл уже сказала Лейле, что, вопреки предсказаниям врачей, лорд Бранклифф поправляется. Никто не ожидал, что в свои восемьдесят девять он выкарабкается после такого приступа. Экономка что-то бормотала о том, что старика чуть не хватил удар, когда ему сказали, что Чарльз, предполагая, что дед уже на смертном одре, послал за Вивианом. Лейла лежала на кровати, наслаждаясь тем, как отблески огня пляшут по стенам. Печальные мысли о Рози выветрились из ее головы. В этом доме маленький мальчик был брошен своим беспечным отцом на попечение жестокого деда, пока не подрос и не сбежал. Мать, по-видимому, немного сделала, чтобы уберечь сына от издевательств. Лейла не долго размышляла над этим. Отец умер, мать уехала куда-то за границу. Дед, лорд он или нет, по ее мнению, не заслуживал выздоровления. То ли из-за атмосферы в этом огромном особняке, то ли от открытия, что она влюблена в Вивиана, Лейла вдруг с особенной ясностью поняла то, чего не понимала раньше: слишком много людей в прошлом старались причинить боль Вивиану. Она должна постараться не делать этого в будущем.

Именно с такими мыслями Лейла встретила его на следующее утро. Вечером она призналась ему, что не умеет ездить на лошади, и он обещал отвезти ее в двуколке смотреть ягнят. Вивиан приехал за ней в условленное время и спросил, как она себя чувствует.

Лейла, в свою очередь, спросила, как здоровье деда, который, по-видимому, неуклонно шел на поправку.

Одарив ее неотразимой улыбкой, Вивиан сказал:

— Теперь, когда мы обменялись медицинскими бюллетенями, может, отправимся на прогулку?

С благоговейным чувством Лейла проследовала за ним по дому, который ей казался дворцом. Вивиан шел по длинному коридору мимо бесчисленных комнат, окидывая небрежным взглядом огромные картины, сотни изящных безделушек, громадные, богато раскрашенные ковры, мебель, которая выглядела слишком изящной, чтобы на ней сидеть. Он привычным шагом спустился по парадной лестнице, тогда как Лейла благоговейно ступала по ее мраморным ступеням, едва касаясь замысловатого узора перил. Они вышли из дома и направились к конюшне. Под его сапогами поскрипывал гравий. Он, казалось, не замечал великолепия лугов, изящных террас, огромную оранжерею с экзотическими растениями, море кустарника с крупными красными и розовыми цветами, которые Лейла видела только в лондонских парках.

Теперь она начинала понимать, откуда у Вивиана столько самоуверенности и командных ноток в голосе. Он выглядел как настоящий сын этих мест. Этот самый человек заставил лошадь выполнить рискованный трюк, чтобы познакомиться с ней, и приехал к ней в подвал с оливковой ветвью после того, как она приказала ему выйти из кеба и швырнула вдогонку цветы и эти злополучные серьги. Почему? С его ослепительной внешностью и манерами, Вивиан мог завоевать любую другую девушку, которая бы все это оценила. Зачем он возится с девушкой из Линдлей?

Вивиан направил маленькую двуколку к воротам. Сквозь маленькое окошко Лейла разглядывала захватывающий пейзаж, простирающийся на много миль вокруг, задавая бесконечные вопросы о местах, которые они проезжали.

Наконец Вивиан вопросительно посмотрел на нее:

— Моя дорогая, вам лучше подождать, когда мы вернемся в Холл. Я дам вам книжку, и вы сами все прочитаете о том, что вас так живо заинтересовало.

Слегка покраснев она решила переключиться на новую тему.

— «Веселую Мэй» сильно переделали с тех пор, как вы ее видели. Мистер Гилберт наконец понял, что шоу не дотягивает до Франца Миттельхейтера.

— Господи, этот парень не дает мне покоя даже здесь, — проворчал он, сопроводив это замечание теплой улыбкой, от которой Лейла покраснела еще больше. — Могу я надеяться, что этот образец совершенства со сверкающими глазами может быть потеснен кем-то с парой-тройкой человеческих недостатков?

Не обращая внимание на его слова, Лейла продолжала:

— Шесть девушек с сильными голосами из кордебалета отобраны для нескольких номеров, которые дописал композитор. Я одна из них.

— Вы рады?

— О, Вивиан, вы же знаете, что я рада.

— Как только я вернусь, тут же закажу места в центре партера, не выясняя, с какой стороны сцены вы будете чаще появляться.

Лейла весело рассмеялась.

— Мы, шестеро, должны быть солдатами полка. На нас будут обтягивающие мундиры. Один из номеров обещает стать таким же популярным, как знаменитая «Прогулка», к тому же некоторые дамы — борцы за нравственность в театре — уже осудили наши костюмы как непристойные. Они ходили вокруг театра Линдлей с плакатами.

— Не сомневаюсь, что все они замужем и некрасивы.

— Знаешь, как раз наоборот. Но поскольку это мой главный шанс выйти на сцену и спеть, мне наплевать, во что я буду одета.

— Мне тоже, — язвительно произнес он. — Я вижу мундиры каждый день. Я голосую за страусиные перья. Ты выглядишь в них божественно.

Лейла отвернулась от него, зная, что в ярком солнечном свете он видит ее лицо гораздо лучше, чем она его.

— Мне так нравится заниматься пением. Спасибо серьгам Джулии. Кажется, говорили, вы с ней соседи?

— Да. Владения Марчбанксов простираются на запад от наших. Но дом отсюда не виден.

— У них тоже много земли?

— Достаточно.

Насколько ему не нравился Франц Миттельхейтер, настолько ей не нравилась Джулия Марчбанкс — женщина, которая отдала свои фамильные серьги в награду за физические страдания Вивиана. Женщина, с которой нельзя не считаться.

Остановив двуколку, Вивиан вылез и обошел вокруг.

— Лучше не будем говорить о Джулии и, уж конечно, о серьгах в присутствии моего брата. Он — возможный кандидат на женитьбу, о которой я упоминал.

Это удивило ее. Чарльз Вейси-Хантер был таким скромным и рассудительным. Если Джулия могла бросить вызов и победить такого человека, как Вивиан, то его младшего брата она просто съест. Тут ей пришла в голову простая мысль.

— Вы вчера сказали, что мистер Вейси-Хантер — ваш младший брат. Как же получилось, что он вместо вас наследует титул?

Он сделал рукой неопределенный жест.

— Эти дела всегда очень запутанны. Поскольку мой отец умер прежде своего отца и не вступил в права наследования, ситуация еще больше усложнилась. Небольшая закорючка в законе сделала Чарльза наследником.

— Ваш дед подстроил какую-нибудь хитрость против вас? — спросила Лейла.

Он замотал головой.

— Закорючка в законе, которую нельзя обойти.

— И вы смирились с этим?

— Мне сказали об этом в таком возрасте, когда я едва ли понимал смысл этих сложностей, так что я вырос с этой мыслью. Бедный Чарльз очень от этого страдает, — продолжил он. — Ему пришлось остаться здесь в качестве жертвы причуд безумного старика, в то время как я волен делать все, что мне нравится.

Лейла еще больше уверилась, что все это он придумал специально для нее, и решительно спросила:

— Это означает, что вы не должны жениться на Джулии?

Он понял ее тревогу и медленно ответил:

— Нет, я не должен жениться на Джулии. Вивиан помог ей спрыгнуть на землю, и, прежде чем она успела сообразить, в чем дело, его губы плотно прижались к ее губам.

— Награда девушке за проницательность, — пробормотал он, поднимая голову.

Стараясь прийти в себя, Лейла с вызовом ответила:

— Вы уверены, что это награда только мне? Вивиан очаровательно улыбнулся. Взяв Лейлу за руку, он повел ее к низкой каменной стене невдалеке от дороги. Он поднял ее и легко перенес в загон, где по склону луга бродили овцы, затем побежал, подталкивая ее, пока она не засмеялась. В полном восторге она бродила между ягнятами, оглашавшими воздух радостным блеянием по случаю того, что покинули мрачную материнскую утробу и оказались в теплом раю с зеленой травкой. Лейла и Вивиан шли, держась за руки, и вдруг наткнулись на черного ягненка.

— О, Вивиан, посмотри. Я хочу взять его на руки. Не успела она это сказать, как он, раскинув руки, пошел вперед, готовый незамедлительно выполнить ее желание. Когда до ягненка осталось несколько футов, тот громко заблеял и прыгнул в сторону.

— Вы его никогда не поймаете, — засмеялась Лейла.

— Я не поймаю! — воскликнул Вивиан, стягивая жакет и отдавая ей.

Затем последовала сцена, которую она никогда не забудет. Вивиан носился по покрытому травой склону уворачиваясь от овец и их белых ягнят, преследуя черный комок, пока наконец не схватил его в тот момент, когда ягненок пытался проскочить у него между ног. Лейла тоже сняла жакет, положила его у стены и села на него, со смехом наблюдая, как огромный мужчина преследует крошечное существо.

Наконец Вивиан подошел к ней, взлохмаченный и запыхавшийся, но с победной улыбкой. Вручив ей ягненка, он заглянул ей в глаза и пробормотал:

— Еще одно пятно на родословной.

Лейла прижала ягненка к сердцу, которое вдруг болезненно сжалось. Через несколько секунд ягненок заснул у нее на руках, уткнувшись мордочкой ей в грудь, а она баюкала его и терлась щекой о его черную шерсть. Она бы хотела, чтобы это мгновение не кончалось никогда!

Затем она почувствовала, что серо-зеленые глаза

Вивиана пристально смотрят на нее. Они больше не смеялись.

— Вчера вы спросили меня, кто я на самом деле. Теперь мой черед спросить: кто вы, Лейла?

Она сосредоточенно смотрела на ягненка в своих руках.

— Вы знаете, я — хористка, живущая в подвале. И у меня нет дедушки лорда, которого приходится скрывать.

— Я не скрывал его.

Она молчала, и он подсказал ей:

— Расскажите о своей семье.

— У меня нет семьи.

Вивиан нахмурился.

— Ваши родители умерли? И нет ни тетей, ни дядей, которые могли бы позаботиться о вас?

— Да.

— Ни братьев, ни сестер? Она замотала головой.

— Это все, что вы можете мне рассказать?

— Почему вы это спрашиваете?

— Не скромничайте, Лейла. Я думаю, вы отлично знаете, почему.

Их взгляды встретились. Опершись одним плечом о стену, он выглядел очень молодо и гораздо серьезнее, чем когда-либо. В этот момент ей отчаянно захотелось быть не Лили Лоув, а кем-нибудь другим, но он ждал от нее честного ответа.

— Мой отец был подмастерьем у шляпника, — начала Лейла рассказывать то, что когда-то рассказали ей. — Но, не окончив учебу, он женился на учительнице музыки, которая была много старше его. Моя мама умерла во время родов, так что я никогда не видела ее, а отец за половину своего жалования отдал меня экономке хозяина, чтобы она растила меня. Когда мне было три года, отец погиб в аварии. К счастью, мистер Бантинг, шляпник, привязался ко мне, и я осталась в его доме, пока через несколько лет он тоже не умер. Его экономка вернулась к сестре в деревню, а меня взяла пожилая соседка, которая когда-то была гувернанткой. Она учила и кормила меня, а я, в свою очередь, помогала ей по дому.

— В семь лет! — воскликнул он.

— Дети в таком возрасте могут легко чистить и стирать одежду. Именно тогда я впервые начала петь. Мисс Гейтс играла на пианино, а я с удовольствием пищала. — Лейла слегка улыбнулась. — В основном это были баллады и гимны. Совсем не то, что «Веселая Мэй» или «Девушка из Монтезума».

— А где она сейчас?

— Не знаю. Когда мне было двенадцать, она вдруг без видимых причин куда-то внезапно уехала. По крайней мере мне не сказали, куда. И я пошла в дом приходского священника ухаживать за его восемью детьми. — Лейла пожала плечами. — Остальное ты знаешь, — сказала она, опустив последующие шесть лет, которые провела в доме Кливдонов в качестве домашней прислуги. — Я стала актрисой.

Вивиан, по-видимому, не очень понял, как и когда это произошло.

— Вы поддерживаете отношения с семьей священника?

— Нет.

— Они плохо обращались с вами? Лейла задумалась.

— Нет. Просто я их никогда не интересовала. Мне не пришлось пройти через несчастья и унижения, как вам.

Вивиан пожалел, что так много рассказал ей о себе. Лейла явно догадывалась, что он сожалеет о встрече с Рупертом Марчбанксом в ее присутствии.

— Значит, у вас нет опекунов, и вообще никого, кто бы мог позаботиться о вашем будущем?

— Рози была, — тихо сказала она. — Мы стали подругами недавно, но так много вместе пережили за полтора года. Она была первым человеком, которого я полюбила. — Слезы навернулись ей на глаза. — Если бы вы вчера не привезли меня сюда, я не знаю…

Ягненок зашевелился, осознав, где находится, и спрыгнул с ее рук. Лейла вдруг почувствовала себя несчастной, и слезы закапали у нее из глаз.

Вивиан обнял ее за шею и повернул к себе.

— Лейла, сказать вам, зачем я привез вас сюда? Зная, что лучше помешать ему сказать это, она поспешно перебила его:

— Вы очень добры, и я вам так благодарна.

— К черту доброту, — выругался он и потянулся к ней.

Его предыдущий поцелуй был ничто в сравнении с нынешним. Сквозь тонкую батистовую юбку она ощущала теплоту его ладоней. Вивиан так крепко прижал ее, что она стала словно частичкой его самого. Еще немного, и она затрепетала от желания, — она словно впервые в жизни ощутила глубокую любовь к мужчине. Ее руки скользили по его белокурым волосам, губы касались виска, а он страстно целовал ей шею.

Затем, постепенно отклоняясь под его телом назад, она оказалась на расстеленном на земле жакете. Склонившись над ней, он хрипло произнес:

— Вы мучили меня слишком долго, и вот результат. Мне еще ни одну женщину не приходилось столько ждать.

Он пригвоздил ее к земле, собираясь осуществить восхитительное наказание за свое долгое ожидание. Лейла с ужасом подумала, как она могла это допустить, как сможет не допустить в будущем.

Его лицо выражало желание. Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Вы все еще думаете, что мною двигала доброта, или мне нужно более наглядно продемонстрировать истинную причину?

Его объятия стали крепче, и Лейла поняла, к чему все идет. Изо всех сил она старалась высвободиться.

— Нет, Вивиан!

Ее попытка окончилась полной неудачей.

— Не бойся меня, Лейла. Ты, как и я, отлично знаешь, что это только вопрос времени, а я уже ждал достаточно долго. — Ее сопротивление ослабло. Его руки властно обшаривали ее тело; Лейла стонала от удовольствия. Он стал расстегивать пуговицы ее блузки, его губы коснулись ее шеи, а она сквозь шелковую рубашку конвульсивно цеплялась за его плечи. Вдруг у нее от испуга заколотилось сердце: через его плечо она увидела всадницу, смотревшую на них. Лежа на земле. Лейла считала, что лошадь стоит прямо над ней. Всадница была, как статуэтка. Лейла догадалась, что она уже некоторое время наблюдает их любовную сцену.

— Нет, Вивиан, — сказала она решительно.

— Да, Вивиан, — настаивал он, слишком разгорячась, чтобы заметить что-либо вокруг.

— Мы не одни, — ухитрилась произнести она, пока его рот искал ее губы. — Здесь кто-то стоит.

Прошло, мгновение, прежде чем он понял, что она говорит серьезно. Вивиан медленно приподнялся на руках и посмотрел через плечо. Он долго смотрел на внезапно появившуюся женщину. Смысл ее ответного взгляда Лейла не могла понять. Вивиан молча поднялся и помог встать Лейле. Она поспешно застегнула пуговицы блузки.

Лошадь, на которой сидела женщина, была так же огромна и сильна, как и та, на которой ездил Вивиан. Всадница была одета в строгий мужской темно-синий костюм для верховой езды. На ее голове был крошечный черный котелок с вуалью, опущенной на лицо. Сквозь вуаль Лейле были видны ее огромные глаза, свидетельствующие скорее о породе, чем о красоте. Их оценивающий взгляд смерил Вивиана с ног до головы, не упустив ни взъерошенных волос, ни расстегнутой рубашки, ни брюк, заляпанных грязью от погони за ягненком.

— Укрощаешь еще одно дикое животное, Вивиан?

Ее голос был красив и уверен. Лейла без всякой подсказки догадалась, что эта девушка — Джулия Марчбанкс.