На следующий вечер Вивиан уже садился в поезд до Кимберли, захватив с собой несколько неожиданный для человека, отправляющегося в короткий отпуск, багаж. Кроме двух лучших боевых лошадей — Оскара и песочного мерина по кличке Тинтагель, — багаж включал пистолет, шпагу и полевой бинокль. Впереди ждало долгое утомительное путешествие, но, прежде чем заснуть в ту ночь, Вивиан немного посидел с бокалом бренди, вспоминая мать, которую не видел три года. Что бы ни заставило ее поехать в Кимберли, это было как нельзя более своевременно. С каждым километром железной дороги, которая, по проекту Сесила Родса, в будущем свяжет Кейптаун с Каиром, настроение Вивиана поднималось и внутри росло возбуждение.

Естественно, первейшим долгом будет уговорить маму покинуть город, но перспективу стать самим собой плюс возможность оказаться в центре растущего кризиса можно было считать подарком судьбы. Роде говорил военным в Кейптауне, что Крюгер всего лишь бряцает оружием, а то, что группки буров перемещаются по вельду, является продолжением блефа. Однако полковник предоставил Вивиану отпуск с условием, что тот сам оценит обстановку в Кимберли и вышлет подробный рапорт. Видимо, армия не слишком доверяла мистеру Сесилу Родсу.

Вивиана вдруг захватило воспоминание о темноволосой девушке, застенчиво жалующейся, что его брат говорил только о человеке по имени Сирил Роде. Позже это стало одной из шуток, понятных только им двоим. Странно, что судьба посылает его туда, где Роде на деле следует своей политике, изображая происходящее в Африке только в розовых тонах, даже если земля становится красной от крови.

Однако под стук колес Вивиан думал не о неутомимом созидателе империй, а о Лейле Дункан. Она могла бы управлять им в большей степени, чем Джулия, но предпочла поставить на колени, а потом уйти. Даже два года не уменьшили отчаяние, испытанное им, когда он обнаружил, что Лейла живет с грубым мужиком, называющим себя ее мужем. И все же время, проведенное с ней, осталось в его памяти как что-то необычайно сладостное.

В течение следующего дня поезд терпеливо пробивал путь к северу, минуя разнообразные природные зоны, каждая из которых привлекала по-своему. Сначала вокруг громоздились огромные стены серого камня, перерезанные здесь и там полосками зелени и падающими с высоты сверкающими потоками воды. Изредка появлялись фигурки маленьких оленей, перепрыгивающих с одного камня на другой, а над вершинами холмов кружились птицы, раскинув огромные крылья на фоне безоблачного неба. Затем дорога покинула ущелье; теперь повсюду, куда только падал глаз, расстилались безводные пески, лишенные жизни. Пустыня, известная под именем Большое Карру, мерцала и переливалась при дневной температуре, достигающей почти сорока градусов, и у Вивиана сразу же заболели глаза.

Он покинул купе и перешел на открытую платформу в задней части вагона, чтобы выкурить сигару, и именно здесь, беседуя с другим пассажиром, заметил вдалеке большую группу всадников. Его попутчик, шведский торговец, видимо, ничего не видел, поэтому Вивиан молчал, но продолжал наблюдение за движущейся массой на этой опаленной солнцем поверхности. Вивиан еще раз убедился, как же легко помешать продвижению войск. Несколько метров выведенных из строя рельсов в такой пустынной местности остановят движение империи.

К тому времени, как солнце начало спускаться, заливая окружающее алым светом, можно было уже разглядеть плосковершинные холмы, за которыми лежал Кимберли. Однако на самом деле они находились дальше, чем это казалось утомленным путешественникам. Наслышавшись рассказов людей, пересекших вельд и обнаруживших, как обманчивы видимые расстояния там, Вивиан вернулся на место, уверенный, что пройдет еще несколько часов, прежде чем поезд приедет на станцию назначения.

Кимберли начинался как лагерь старателей, пройдя затем все полагающиеся стадии от горстки хижин до быстро развивающегося поселка шахтеров и, Наконец, крупного финансового центра. Открытие алмазов на территории отдаленной фермы братьев Де Бир заставило людей копать землю, драться, пить, заниматься проституцией и спекуляцией, пока богатство, с таким усердием добываемое в этой земле, не разделило их на обычных людей и титанов. После ожесточенных сражений осталось только трое последних, возглавляемых Сесилом Родсом. Он и образовал монопольную компанию, названную «Де Бирс». Уродливые ямы, обезобразившие поверхность земли, были закрыты, а на их месте появились шахты, сделанные с таким расчетом, чтобы можно было производить подземную выработку. Старые неприглядные разработки заменили на новые неприглядные буровые вышки, а продовольственные лавки, публичные дома, игральные салоны и манежи для борьбы исчезли вместе с легионами старателей.

Кимберли стал респектабельным, с величественными домами, окруженными колоннами, ипподромом, ботаническим садом, публичной библиотекой, огромным театром, трамваем и электрическим освещением улиц. Там существовал Кимберли-клуб, предназначенный— подобно сходным заведениям в Лондоне — лишь для мужчин с большим состоянием и положением в обществе и задающий тон для граждан этого алмазного центра мира. Иногда в завывании ветра слышались призраки старых, восхитительно диких дней основания города, но они быстро и успешно заглушались игрой симфонических оркестров, балладами, исполняемыми гостями на аристократических приемах, звуками кадрилей и вальсов из бальных зал и постоянным шумом работающих машин. В город, находящийся в середине вельда, пришла цивилизация.

Первое знакомство с ним для Вивиана стало шоком. Прекрасный, полный зелени европейский город возник среди пыльного запустения, словно мираж. И все же, ожидая выгрузки багажа, Вивиан решил, что капитан Блайз был прав. С военной точки зрения Кимберли безнадежен. В центре равнины, без городских стен, ворот или возвышенных мест внутри города— любой противник мог за короткое время взять его. Для второго по богатству города в Южной Африке и центра управляемой англичанами провинции он был удивительно незащищен. И любой, кто представляет его местоположение относительно укрепленных позиций буров, должен был счесть подобное пренебрежение мерами безопасности непростительным легкомыслием.

Отбросив в сторону тревожные мысли, Вивиан сказал себе, что человек такого калибра, как Сесил Роде, вряд ли покинул бы расположение своей компании, если бы существовала хоть малейшая опасность. Но в глубине души он все же помнил, что Роде не являлся военным, а слишком многие войны в истории начинались с маленьких ошибок больших людей.

Выгрузив лошадей, он заплатил носильщику, чтобы его вещи доставили в Гранд-Отель, а потом, оседлав коня, отправился в город, ведя на поводу другую лошадь. По пути Вивиан осознал, что его первоначальное впечатление оказалось несколько ошибочным. Британские войска, за погрузкой которых он наблюдал всего неделю назад, несли дежурство, что сделалось особо заметным, когда он подъехал к рынку, где разноцветные фрукты и овощи, горы одежды и других товаров продавались так быстро, словно население города лихорадочно запасалось всем необходимым. Солдаты Северного уланского полка в шлемах цвета хаки смешивались в толпе со служащими местного военизированного соединения и полицейскими, которые казались неизмеримо более живыми и пылкими, чем их спокойные английские коллеги.

Вряд ли это была обычная сцена для рынка, понял Вивиан.

Фургоны, забитые мешками с песком, двигались цепочкой на восток, все люди в форме были вооружены. Его сердце лихорадочно забилось. Кто-то в городе принимал Крюгера всерьез! Поклявшись найти Синклера и Блайза при первой же возможности, Вивиан напомнил себе, что его главная задача — навестить мать в доме лорда Майна и леди Велдон. И только разобравшись, почему она послала за ним, он имеет право отдаться своим военным обязанностям. Тем не менее, душа пела знакомую старую песню. С момента отъезда из Кейптауна Вивиан ни разу не вспомнил ни о жене, ни о ребенке, который свяжет их навсегда, когда на землю Южной Африки придет осень.

Подскакав к широким ступеням особняка Велдона, Вивиан подумал, что элегантность Лондона, шик Парижа и величие Венеции переместились в Кимберли вместе с владыками финансового мира. Хозяева оставили Маргарет Вейси-Хантер одну, чтобы она могла без помех поговорить с сыном, но их английское происхождение отчетливо проявлялось в кремово-золотой отделке, мебели времен Регентства, безделушках, пейзажах на стенах и вазах, полных оранжерейных цветов.

Его мать поднялась с кушетки, когда слуга объявил о приходе мистера Вейси-Хантера. После трехлетнего перерыва Вивиан был поражен, насколько цветущий выглядит стоящая рядом женщина, которая, казалось, не может иметь сына его возраста. Серебристо-белокурые волосы, падающие волнами, подчеркивали породистость ее узкого лица, а голубые глаза с еле уловимым оттенком серого цвета усиливали первое впечатление отстраненности.

Она подозвала его неуловимым жестом, живо напомнившим Вивиану другую женщину в страусиных перьях, надменно расхаживавшую по сцене и кивавшую ему, когда он смотрел через театральный бинокль. Вивиан подошел ближе, взял мать за руки и поцеловал в щеку. Его ноздри наполнил запах французских духов.

— Подумать только, прошло три года. Но на тебя они не оказали никакого действия.

С силой пожимая руку сына, она расстроенно смотрела ему в лицо.

— Милый мой, ты здоров? Я никогда не прощу себе, если заставила тебя путешествовать, когда ты болен.

Вивиан был так поражен, что даже какое-то время не мог говорить.

— Твое письмо… Я не мог понять, почему ты решила приехать сюда в такое время. Естественно, я отправился сразу же, беспокоясь о тебе.

Все так же грустно разглядывая его, Маргарет продолжила:

— Ты так похудел, а на лице следы сильнейшего напряжения. Признаюсь, я огорчилась, когда ты приехал ко мне из Ашанти, но тогда ты поправлялся после лихорадки. Что же случилось сейчас? Может быть, это травля из-за трагической гибели твоих коллег в Ашанти?

Все еще не оправившись от такого неожиданного приветствия, Вивиан лишь покачал головой.

— С тех пор вниманием публики завладели новые скандалы.

— Тогда куда делись самоуверенность и постоянное стремление к бунту? Когда-то я верила, что однажды ты перевернешь мир и выйдешь победителем. Что же случилось с сыном, которого я помню?

— Я постарел, мама, а вот ты помолодела, — Вивиан попытался поменять тему разговора. — А сейчас, может быть, ты признаешься, почему приехала в Кимберли в такое неподходящее время и что хочешь сообщить мне.

— Как долго ты собираешься задержаться в Кимберли? — спросила она, избегая говорить прямо.

Отпустив ее руку, Вивиан ответил:

— Полковник Мессенджер предоставил мне трехнедельный отпуск, но он может быть продлен при необходимости.

Его мать кивнула и вновь уселась на кушетку, похлопав ладонью по свободному месту рядом. Когда же он остался стоять, то вновь подняла глаза с выражением мольбы в них.

— Вивиан, сядь пожалуйста, пока мы будем говорить. Я так мало знаю о мужчине, в которого превратился мой маленький мальчик. Не лишай меня удовольствия видеть тебя рядом то короткое время, пока мы вдвоем.

Вздохнув, он сел около матери.

— Мама, ты же знаешь, что я не могу ни в чем тебе отказать.

— Ты отказываешься говорить правду, мой милый.

— Я… мне кажется, я не слишком понимаю это обвинение, — заметил он осторожно.

— Ты счастлив в браке? — последовал прямой вопрос. Он не ответил, и она продолжила:

— Ты сказал, что здоров и что окружающие забыли о том инциденте в Ашанти. Остается лишь одно объяснение, о котором давно подозревала.

Положив свою руку на его, Маргарет нахмурилась.

— Вскоре после нашего прощания в Родезии Чарльз написал о своем намерении пригласить меня на его свадьбу с Джулией Марчбанкс, на которой он собрался жениться, лишь только ему исполнится двадцать один. И вдруг я слышу, что ты женишься на этой девушке, и в такой спешке, что не можешь дождаться моего приезда. Затем сплетня о том, что лорд Бранклифф умирает, как только получает новость о вашей свадьбе. Ты же знаешь, как быстро распространяются эти злобные сплетни… и как далеко.

Ее слабый вздох нес в себе отражение давнего скандала, в котором с ними обоими обошлись так жестоко.

— И не требуется особого ума, чтобы сообразить: ты похитил невесту брата, специально подобранную для него этим ужасным стариком. Правда, остается один факт, который я не могу понять. Насколько я помню, Джулия была пухлой, крикливой девицей — как раз тот тип женщины, который понравился бы Бранклиффу, но не тебе, Вивиан! И до сего момента я была вынуждена верить, что Джулия так изменилась, что смогла увлечь тебя и ты решил заполучить ее любой ценой.

— А сейчас, когда мы встретились? — спросил Вивиан, понимая, насколько откровенным стал разговор.

— Я думаю, что это Джулия украла брата своего жениха. Как же ты допустил такое, Вивиан?

Он был избавлен от необходимости отвечать приходом слуги, за которым шла негритянка. Они поставили на стол чайный сервиз китайского фарфора, блюдо с тонко нарезанными бутербродами и кусочками кекса. К тому времени, когда эта пара накрыла низенький столик, разложив салфетки и разлив чай, Вивиан почувствовал, что необходимость отвечать отпала.

— Вы с Чарльзом регулярно переписываетесь, мам? — спросил он, беря с подноса бутерброд.

Его мать взмахом руки отпустила слуг и сообщила Вивиану, что его брат не изменил своему правилу присылать каждый месяц по письму.

— Бедняга, он такой серьезный, — пожаловалась она. — Твои письма всегда отличались живостью, хотя приходили слишком редко, — закончила она в обычной для нее манере. — Чарльз сообщает все о том, что меня не интересует, и молчит о своих переживаниях. Брандклифф выбил из него силу. Что с ним теперь будет?

— Ничего: он обнаружит, что является владельцем огромного богатства, и научится использовать его с выгодой для себя. Боже мой, он свободен делать все, что хочет. Поместье Шенстоун не должно оставаться блеклым и мрачным. Чарльзу надо открыть все двери и окна, заставить слуг отчистить все, а потом каждую неделю приглашать к себе прелестных женщин и умных мужчин. Только на просторах болотистых земель, двигаясь галопом по мшистому торфу и перелетая через ручьи, мужчина может почувствовать настоящее бурление жизни. С подходящей женщиной рядом он будет бесконечно счастлив.

После того как он закончил говорить, наступила короткая пауза, и Вивиан заметил неприкрытую грусть на лице матери.

— Ты все еще любишь Шенстоун, даже после всех лет. Мне так жаль.

Понимая, что невольно приоткрыл душу, описывая дом, где прошло его детство, Вивиан поторопился скрыть свою слабость.

— Извини, мама. Мы говорили только обо мне и Чарльзе, а ведь я приехал помочь тебе.

Наклонившись вперед, он добавил:

— Позволь мне отрезать кусочек кекса, а потом, пожалуйста, объясни мне смысл твоего приглашения.

Она следила, как Вивиан режет кекс, не торопясь выполнить его просьбу. Когда же она заговорила, это было то, о чем Вивиан меньше всего ожидал услышать.

— Я хотела бы, чтобы ты посетил вечерний прием.

— Мама! — нетерпеливо оборвал Вивиан. — Пожалуйста, не могли бы мы обсудить причины, по которым ты меня вызвала в Кимберли?

— Вечер дается в честь твоего прибытия в город, — тихо продолжила Маргарет. — Нашим хозяином будет барон фон Гроссладен, который сделал мне предложение.

Вивиан был поражен до глубины души. К счастью, его мать и не ждала ответа, продолжив спокойно:

— Если я выйду замуж за Гюнтера, то потеряю деньги, которые получаю по завещанию Джеймса. Для меня это не страшно, так как Гюнтер очень богат.

Однако я не смогу требовать, чтобы он выплачивал пособие, как я делала все эти годы в виде компенсации за несправедливое обхождение с тобой. Но я не хочу делать то, что может ранить моего старшего сына, поэтому прошу встретиться с бароном и помочь мне сделать выбор.

Не более чем на расстоянии мили от той элегантной гостиной, в номере Гранд-Отеля стояла Лейла, окруженная ворохом одежды, необходимой для турне по Южной Африке. На стенах всеми цветами радуги переливались вечерние туалеты, на кровати примостились шарфики, перчатки, кружевные платочки и изысканное белье, созданное, чтобы покорять мужчин. Туалетный столик буквально прогибался под тяжестью браслетов, серег и бус, лежащих вместе с шелковым веером, украшенным драгоценными камнями, несколькими длинными нитками молочно-белого жемчуга и коробочками с перчатками. На другом столе стояли коробки с шоколадом и засахаренными фруктами, окруженные корзинками с экзотическими цветами.

Театр находился в Кимберли всего две недели, но ее популярность превзошла все ожидания. Как и в других частях света, мужчины из города алмазов жаждали осыпать Лейлу подарками. Так было и в Дубране: постоянные домогательства — постоянные разочарования с их стороны.

Лейла помедлила, коснувшись одежды, которую теперь покупала лишь в самых известных домах мод. Какую же долгую дорогу она прошла. Этот тяжелый и болезненный путь она проделала в одиночестве, и лишь Франц Миттельхейтер предложил помощь.

После закрытия «Веселой Мэй» Лестер Гилберт оказался на распутье. Понимая, что расстаться с Францем Миттельхейтером — настоящее безумие, импресарио, тем не менее, не понимал, что же делать с тенором. После серии оглушительных провалов стало ясно, что успех больше никогда не вернется в театр Линдлей, если они не найдут подходящую актрису на главные роли. Миттельхейтер тоже понимал это, и после очередного спектакля ворвался в офис Лестера, уверяя, что нашел выход из положения.

И сразу после коротких сольных партий или дуэтов, ничуть не проявлявших ее способностей, Лейла начала репетировать с Францем в новой музыкальной драме, созданной блестящим, хотя и малоизвестным австрийцем — другом Миттельхейтера.

«Наследница из Венгрии» вернула толпы в театр Линдлей и создала необыкновенный вокальный дуэт. В театре Лейла занимала теперь отдельную гримерную, за пределами сцены жила в прелестной квартире, отделанной" в бело-голубых тонах, за которую платила сама. Мужчинам позволялось оплачивать все остальное, но ни один из них не получил ключа от входной двери. Успех был восхитительным, а власть, которую он принес, — восхитительной вдвойне. Лейла сполна воспользовалась своим новым положением, и теперь никто не нашел бы сходства между самоуверенной ведущей актрисой и простодушной дурочкой Лили Лоув.

Двое привлекательных людей, ежевечерне изображавших необычайную страсть, могли бы и в реальной жизни испытать что-то подобное, но Лейла и Франц любили только свою карьеру, успеха в которой добивались со всепоглощающим упорством. Однажды Лейла даже спросила партнера:

— Как нам удается правдоподобно изображать романтические отношения, когда мы так циничны внутри, Франц?

— Это ты цинична, — запротестовал он, — а я просто тенор, выступающий на сцене. Там я красивый эрцгерцог, безумно влюбленный в девушку Кати.

— Но все исчезает, когда ты уходишь со сцены? — поддразнила она.

Резко качнув головой, Франц принялся выговаривать ей.

— Разве я тебя не предупреждал, что основным залогом успеха является способность забывать о театральных чувствах, когда стерт грим?

— Я всегда следую твоим советам.

— А как насчет мужчины, из-за которого ты однажды исполнила арию цыганки с таким надрывом?

Лейла отвернулась.

— Это было сто лет назад. Я уже забыла о нем. Она сама верила в это и продолжала верить по сей день. Последнее, что она слышала о Вивиане, было то, что он не вернулся из своего медового месяца в Европе, чтобы присутствовать на похоронах лорда Бранклиффа. Зная, что Джулия не допустит, чтобы хоть тень скандала вновь коснулась ее мужа, Лейла не удивилась затворничеству семьи Вейси-Хантеров. Несколько месяцев Лейла боялась случайной встречи с ними на званых вечерах или в парке, куда обычно съезжалась вся лондонская знать; теперь она немного расслабилась и сочла себя исцеленной. Задвинуть воспоминания в самую глубину памяти очень просто, когда ты не видишься с человеком или твои знакомые не упоминают его в разговоре. Любовь была слишком болезненной, слава несла забвение.

Однако Лейла не забыла о юной Нелли Вилкинс. Беременная девушка появилась на ее пороге через три дня после того, как Френк Дункан стал причиной гибели Аделины Тейт, и Лейла, не задумываясь, приютила Нелли. Она также заплатила врачу, который принимал роды. Признавшись, что лишь доброта Лейлы спасла ее от самоубийства, Нелли осталась с ней, бесконечно преданная своей хозяйке.

По прошествии времени Лейла научила девушку прислуживать леди. И когда они переехали в новую бело-голубую квартиру, Нелли уже ходила в шелковых платьях с передничком, подобающим образом впуская и объявляя посетителей. В присутствии других девушка называла хозяйку «мадам», когда они оставались одни — Лейла. Но никогда — Лили. В благодарность за крышу над головой для себя и для маленькой Салли Нелли платила такой любовью, какой Лейле еще не приходилось испытывать.

Нелли стояла рядом с Лейлой и сейчас, помогая перебирать платья. После вечернего представления мисс Дункан ожидали в гостях, где ей несомненно придется петь— как соло, так и дуэтом с Францем. В настоящее время самым настойчивым ее поклонником был капитан Саттон Блайз, с которым они посетят дом барона фон Гроссладена в самом престижном районе Кимберли. Это будет ее первой встречей с высшим обществом в городе алмазов, но если она справится, как это было в других городах Южной Африки, можно считать еще одну крепость взятой.

— Как насчет темно-красного? — предложила Нелли. — Вы всегда выглядите необычайно привлекательно в нем.

— Нет, — отказалась Лейла, уже приняв решение, — желтое сатиновое выглядит наиболее подходящим. Подозреваю, что на вечер придут самые высокопоставленные члены местного общества, а они-то наверняка не одобрят, если я буду похожа на артистку из провинциального мюзик-холла. Прибережем красное для тех, кто способен оценить его по достоинству. Но надо спешить. Занавес открывается через пятьдесят минут. Пока ты уложишь платье и шаль, я займусь волосами.

Присев около туалетного столика, Лейла принялась вынимать шпильки, высвобождая волосы.

— Положи белые перчатки с вышивкой… и костяной гребень с перьями, — крикнула она Нелли через плечо.

— А какие туфли?

— Желтые сатиновые, разумеется.

— Украшения?

Ее руки на мгновение остановились, и она посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Я уверена, что капитан Блайз пришлет более, чем просто цветы сегодня вечером, но на случай, если я ошибаюсь, добавь аквамариновое ожерелье.

— Неделя слишком короткий срок, не так ли? — спросила Нелли, не прекращая складывать вещи.

— Да, — согласилась Лейла, все еще разглядывая себя в зеркале, — но этот мужчина одержим желанием действовать — и неважно, каким образом.

Засунув голову глубоко в гардероб в поисках туфель, Нелли пробормотала:

— Ему не придется долго ждать теперь, когда буры развяжут войну, как об этом все говорят.

— А что ты знаешь о бурах, Нелли? — поинтересовалась, слегка развеселясь, Лейла.

— В войсках и на рынке много болтают. Один солдат рассказал мне, что вчера он нес дежурство около прожектора, установленного на башне, и когда ночью они включили свет, то увидели множество буров на лошадях. Мне это не нравится, Лейла. Я боюсь.

Лейла махнула в ее сторону расческой.

— Тебе стоит больше бояться самих солдат, милочка, а не буров. Обжегшись на молоке, дуй на воду. И не стоит верить всему, что говорят солдаты.

— Но не только они, — настаивала Нелли, покраснев еще гуще. — Старый мистер Лофтус в театре сказал, что его сын видел целое войско, вооруженное ружьями, на нашей территории, когда на прошлой неделе ездил за провизией. Что ты на это скажешь?

Лейла продолжала укладывать волосы в косы, как требовалось для первой сцены спектакля.

— Франц получил клятвенное обещание от мистера Чьютона, что гражданские не пострадают и что, если военные действия продлятся более двух-трех недель, а это маловероятно, наши гастроли будут прерваны и нас отправят домой. Переоборудование театра Линдлей займет не менее шести месяцев, — собственно, поэтому мы и отправились на гастроли. Учитывая, что спектакль популярен здесь не меньше, чем в Лондоне, а театр не готов открыть сезон, мистер Гилберт будет иметь все основания для недовольства. Подумай, каким разочарованием это окажется и для нас. Мне нравится в Южной Африке, я мечтаю посмотреть эту страну. И в любом случае, не верю, что начнется война, — закончила Лейла, оборачивая косу короной вокруг головы. — Капитан Блайз и все офицеры, с которыми мы встречались, считают угрозы лишь блефом со стороны Крюгера.

— Ха! — фыркнула Нелли. — Ты только что заклинала меня не верить солдатам, а офицеры ничуть от них не отличаются, когда им что-то нужно!

Театр находился вблизи гостиницы, и Лейла, конечно же, предпочла бы пройтись пешком, если бы не настойчивое требование Мередита Чьютона — их импресарио на время гастролей, — чтобы она ездила только в экипаже, так как это придает ей вес в глазах публики. Усаживаясь рядом с Францем, Лейла была непривычно молчалива, перебирая в памяти слова Нелли о грядущей войне. В самых невероятных мечтах она не могла себе представить путешествие в такую страну, как эта. Для бедной девушки, выросшей в Лондоне, даже Корнуолл казался далеким и необитаемым. Южная Африка подавила ее своим, великолепием, и мысль о необходимости скоро распрощаться с этой прекрасной землей вызывала грусть.

Они высадились в Дурбане, их гостиница находилась рядом с берегом моря, и звук кристально-чистых волн, равномерно набегавших на берег, остался в памяти навсегда.

Тот город пышных цветов и золотого побережья произвел неизгладимое впечатление, так что Кимберли поначалу даже разочаровал ее. Но, побывав на шахтах, она обнаружила притягательность поиска алмазов и поняла, что красота многолика. Животные здесь поражали своей окраской и разнообразием, но ей еще предстояло увидеть настоящего живого льва, когда в Йоханнесбурге они будут в течение недели гостить у богатого охотника. Их конечный пункт, Кейптаун, славился необычайным видом плосковершинной горы. Если же начнется война, вынуждая вернуться в Англию, вряд ли когда-нибудь представится возможность снова посетить страну чудес на юге Африки.

— Ты странно неразговорчива сегодня, Лейла, — заметил ей Франц, возвращая в реальность.

Она улыбнулась.

— Можно ли вообразить больший контраст, чем между шумом, грязью, толчеей лондонских улиц и этими широкими аллеями, полными запахов таинственных цветов? Только посмотри на птиц! Ярко-красные! Их нельзя даже представить на улицах Лондона.

Он покачал головой.

— И на улицах Вены также. Каждое место имеет свои прелести — подобно женщинам.

Замечание вызвало смех, и когда экипаж остановился у служебного входа театра, Лейла шутливо заметила:

— Умоляю, постарайся разбить не слишком много сердец сегодня вечером, а то мужья твоих жертв откажутся посещать спектакль. Город маленький, и мы не можем терять зрителей.

Франц улыбнулся своей обычной сверкающей улыбкой, которая проникала прямо в сердце дам.

— Не беспокойся, их мужья обязательно придут в театр, чтобы полюбоваться на тебя, моя дорогая. Именно поэтому мы так удачливы, когда вместе.

Вечер только подтвердил его слова. Театр был полон; цвет общества Кимберли и пригородов занимал ложи, в то время как в амфитеатре и на галерке безраздельно хозяйничали военные и торговцы.

Сюжет «Наследницы из Венгрии» был довольно прост и основывался на любви эрцгерцога к обедневшей дочери виноторговца, девушке, безусловно неподходящей ему. Но вот она отправилась в Париж, где стала известной оперной певицей и получила в наследство от скончавшегося поклонника огромное состояние… Костюмы были настолько изящными, а музыка настолько мелодичной, что подобная немудреная история захватила воображение даже закоренелых театралов Лондона. Жители же городка в центре пустынной равнины сочли представление настоящим шедевром, и их громкие крики одобрения были слышны далеко за пределами театра.

Когда они появились в финале: Франц в военном мундире с орденами на груди, Лейла — в ярком костюме зелено-голубого цвета с фальшивыми бриллиантами в прическе, рев публики грозил снести крышу театра. Лейла стояла, улыбаясь в полную приветственных криков темноту, и чувствовала, что ее сердце поет от радости. Это было неоспоримое господство, безграничный экстаз, полный восторг, которые не мог дать ни один мужчина на земле.

Костюмерша двигалась вокруг, заученными движениями помогая Лейле избавиться от сценической одежды и надеть вечернее платье. За это время посыльные доставили множество букетов и корзин с цветами, которые поместили в комнате таким образом, чтобы она могла легко прочитать приложенные карточки с именами дарителей. И только когда мальчик внес коробочку от ювелира с прикрепленным к крышке цветком гибискуса, женщина отдала ее хозяйке в руки.

Лейла выбрала прическу с волосами, высоко поднятыми в пучок. Это делало ее выше и придавало слегка отстраненный вид, что, как Лейла надеялась, должно было удержать ее спутника от пылких излияний. И лишь когда все было закончено, Лейла открыла вельветовую коробочку. Капитан Блайз обладал хорошим вкусом, и она была очарована. Камень на серебряной цепочке был вырезан в форме гибискуса, украшенного маленькими бриллиантиками. На карточке, подписанной столь характерным для этого человека размашистым, агрессивным почерком, короткое послание: «Наденьте это сегодня вечером, сделайте меня самым счастливым мужчиной в Кимберли!»

Надев цепочку с кулоном, Лейла положила аквамариновое ожерелье в коробочку, которую позже должна была забрать Нелли. Затем, набросив на плечи шелковую шаль и взяв сумочку, вышла на улицу, где поджидал капитан Блайз. Он был одет в парадный мундир своего полка и отдал честь, прежде чем поцеловать ей руку. Взгляд Блайза был направлен на камень, а в голосе отчетливо слышалось самодовольство.

— Мой подарок понравился. И барон фон Гроссладен вряд ли догадается, насколько его приглашение помешало нам.

Подсаживая Лейлу в коляску, он добавил:

— Но как только он увидит тебя, моя дорогая, то сразу поймет, почему мы не останемся до конца вечера.

— Разве званый вечер имеет свой конец? — спросила она легкомысленным тоном, отодвигаясь в дальний угол. — Впрочем, хотя гости не расходятся до восхода солнца, вечер, строго говоря, оканчивается уже около двенадцати.

Он расхохотался, придвигаясь к ней намного ближе, чем это казалось уместным.

— Признаю, к своему стыду, что я слишком редко бываю достаточно трезвым, чтобы самому наблюдать за указанным явлением, хотя, вероятнее всего, ты права.

Наклонившись еще ближе, Блайз пробормотал:

— Ты была восхитительна сегодня вечером на сцене. Кто бы поверил, что ты обладаешь таким огнем и страстью?

— Вини в этом Франца. — Лейла старалась по-прежнему говорить в шутливой манере. — Я же чувствую себя совершенно опустошенной, как только опускается занавес.

Поправив шаль так, чтобы закрыть плечо с его стороны, Лейла продолжила:

— Капитан Блайз, прошу вас, не могли бы вы успокоить меня. Моя служанка рассказала сегодня ужасные новости, переданные ей солдатами. Правда ли, что множество буров перешли границу и, видимо, объединяются в армию?

Блайз разочарованно вздохнул, почувствовав желание собеседницы сменить тему разговора.

— Солдаты преувеличивают, как всегда.

— Но вы тоже солдат, сэр. Всегда ли вы говорите правду?

Его зубы блеснули в темноте.

— Правда в том, что я нахожусь рядом с красивой женщиной, которая дала мне понять, что мое внимание ей не неприятно, и я не собираюсь обсуждать ничего иного, кроме удовольствия, которое мне обещает этот вечер.

Взяв ее пальцами за подбородок, он вызывающе добавил:

— Тебе не удастся спрятаться за этими «капитан Блайз» или «сэр». Меня зовут Саттон, ты это великолепно знаешь.

Откинувшись назад, чтобы избежать прикосновения его пальцев, она призналась себе, что не ошиблась в отношении сидящего рядом мужчины. Надо прервать их отношения, прежде чем он выйдет из-под контроля. В таком маленьком городке можно нарваться на серьезные неприятности.

— Необычное имя, как мне кажется, — заметила Лейла спокойно. — Я помню только одного мужчину, которого звали так же. А вы случайно не знакомы со своим тезкой — герцогом Дормидом? Весьма приятная личность.

— Нет, сожалею, не имел возможности, — последовал сердитый ответ, и капитан откинулся на сиденье. Упоминание о таком высокопоставленном знакомом явно остудило его пыл.

Улица была забита колясками, направлявшимися к огромному дому, стоящему несколько в стороне от дороги, и их кучер был вынужден присоединиться к цепочке экипажей, медленно подъезжавших к главному входу. Лейла подумала, что хозяин дома, вероятно, занимает высокое положение в местном обществе.

Ее спутник вел себя исключительно как джентльмен, поднимаясь с ней по широкой лестнице, начинавшейся в огромном холле, залитом светом многочисленных хрустальных светильников. Лейла и капитан Блайз медленно шли вслед за другими гостями наверх, где были встречены хозяином дома. Барон оказался высоким плотным мужчиной е седыми волосами, гордым лицом, казавшимся необычайно красным, и ледяными голубыми глазами. Он вежливо поприветствовал Лейлу, заметив, что она оказала ему честь, приняв приглашение.

— Милая леди, я умоляю вас спеть для меня и моих друзей после того, как вы немного отдохнете.

— Мне будет очень приятно спеть для вас, барон, — вежливо ответила Лейла.

Вежливо кивнув, он повернулся к изумительно красивой женщине, стоящей рядом, которая, как предполагала Лейла, была баронессой фон Гроссладен.

— Позвольте представить вам моего дорогого друга, согласившегося выступить в роли хозяйки дома сегодня вечером. Досточтимая леди Вейси-Хантер.

Лейла машинально протянула руку— звук знакомого имени лишил ее возможности думать. Вивиан клялся, что Маргарет Вейси-Хантер живет в Родезии, но, без сомнения, женщина, стоящая сейчас перед ней, была его мать. Волосы, конечно, светлее, но было в ее улыбке что-то неуловимо напомнившее Вивиана.

Новые гости оттеснили их, и они отправились в салон, где женщины затмевали свет ламп блеском драгоценностей, а мужчины все как один носили вечерние костюмы с бриллиантовыми запонками.

Пока Саттон Блайз знакомил Лейлу со своими друзьями, она все еще находилась в полубессознательном состоянии, не замечая даже Франца, махавшего ей из окружения восхищенных дам. Маргарет Вейси-Хантер казалась самоуверенной и спокойной. Могла ли она быть когда-то одиноким юным существом, боявшимся своего свекра до такой степени, что даже не бросилась на защиту сына? Могла ли эта блестящая женщина — «дорогой друг» барона — быть когда-то молоденькой невесткой в том огромном каменном поместье в Корнуолле?

К счастью, когда настало время развлекать гостей, Франц взял все на себя, потому что Лейла даже не вспомнила об обещанном выступлении. Он подошел, чтобы объяснить, что маленький оркестр, находящийся в соседней комнате, получил ноты, и они сначала споют дуэтом, а затем последует его соло «Где же твое сердце?»

— А потом ты завершишь представление песней «Моя далекая любовь», — наставлял Франц с улыбкой, — чтобы поддержать мужей тех женщин, чьи сердца я к тому времени разобью.

Объявление, сделанное бароном, заставило кавалеров кинуться в поисках стульев для их дам, и прошло не менее пяти минут, прежде чем Лейла и Франц смогли пройти в центр зала, где им предстояло петь.

Обычно они с трудом приспосабливали силу своих голосов к размерам комнаты, но сегодня помогло то, что открытые из-за жары окна гасили эхо от стен. Настраиваться на роль, видя зрителей, было достаточно тяжело Лейле, но пример Франца, с его быстрым вхождением в образ, всегда помогал ей.

Лейла стояла чуть в стороне, пока он заставлял дрожать колени присутствующих дам мольбой: «Где же твое сердце?» Переждав заслуженные аплодисменты, Лейла вступила со своим сольным номером. Она начала с тем же накалом, который испытывала обычно при затемненном зале. Но сейчас, вместо того, чтобы полностью раствориться в песне, она вдруг почувствовала, как в салоне появился еще один человек. И только большой опыт помог ей не остановиться, когда она узнала его, несмотря на мерцающие огни и расстояние.

Сердцем Лейла знала, что эта встреча должна состояться… Но не сейчас, не здесь! Когда он остановился и замер в проходе, стало ясно, что Вивиан поражен не меньше ее.

Музыка звучала, и она пела. Каждый взгляд, каждое слово, каждое воспоминание об их потерянной любви пронизывали ее, когда их взгляды встретились и не смогли разойтись. Она обнаружила, что поет только для Вивиана.

Аплодисменты потрясли заполненный слушателями салон, хотя Лейла видела только высокую фигуру в дверном проеме. Но когда он медленно двинулся вперед в освещенный светом зал, она похолодела. Это не может быть Вивиан, которого она любила два года назад! Пропали смеющиеся глаза и самоуверенный вид, лицо стало худым и настороженным, зеленые глаза, с удивлением смотревшие на нее, казались потухшими. «Боже мой, — подумала Лейла, — какую же высокую цену он заплатил Джулии».

Понимая, что надо уйти, потому что каждое мгновение в одной комнате с Вивианом разрушает ее сегодняшнее «я», Лейла резко отвернулась от группы людей, поздравлявших их с Францем. К ней немедленно кинулся Саттон Блайз, явно обрадовавшийся предложению выйти из зала. Обняв ее, темноволосый

капитан повел по коридору в пустую комнату, заставленную полками с книгами.

Оказавшись там, Лейла попыталась объясниться.

— Простите меня, но в зале было так много людей и очень душно.

— Между прочим, — ответил он, внимательно смотря ей в лицо, — песня проявила твой огонь и страстность, о которых я упоминал ранее. Герр Миттельхейтер, должно быть, необычайно одарен, если ему удалось вызвать такую реакцию в переполненной комнате.

Блайз самодовольно улыбнулся.

— Однако, есть и другие мужчины, не менее способные, особенно в подходящих условиях.

Приподняв пальцем ее голову за подбородок, он спросил:

— Должен ли я извиниться перед бароном? Ты отработала свой ужин, а большего они и не ожидали. И остаток ночи наш, моя дорогая.

Лейла уже успокоилась настолько, чтобы понимать, что ей говорит Саттон Блайз. Высвободившись, она отошла назад.

— Безусловно, вы можете извиниться перед бароном, капитан, но затем я бы попросила отвезти меня в мой номер.

— Не спорю. Ваши комнаты еще удобнее. Пытаясь отойти как можно дальше, Лейла подумала, что недооценила этого мужчину.

— Вы ошибаетесь, сэр.

Криво улыбаясь, Блайз покачал головой.

— Никаких ошибок, милая. Ты прочитала мою записку, и ты ответила, надев бриллианты. Пришло время выполнять свою часть соглашения…

Испытывая все большее и большее отвращение, Лейла резко оборвала его:

— Нет никакого соглашения. Я не продаюсь за пару бриллиантов или за что-то другое. Подарок — это только подарок, он не обещает никакой выгоды.

Его губы сжались в прямую линию.

— О нет, мисс, слишком поздно для подобной игры. Вы прекрасно понимали, куда ведут наши отношения. Я не такой человек, чтобы долго ходить вокруг да около. Я хочу тебя, и ты вознаградишь меня за мое восхищение.

Прежде чем он смог приблизиться, Лейла трясущимися руками сняла цепочку и протянула ему.

— Мне казалось, что это подарок, а вы, очевидно, сочли камни предварительной оплатой за услуги, которые я никогда не оказываю. Возьмите их назад, и будем считать, что мы поступили по-честному друг с другом.

— По-честному? — повторил он презрительно. — Странно слышать это от женщины вашего сорта!

Шагнув вперед, Лейла засунула цепочку в карман его форменного кителя, заметив со спокойствием, которого на самом деле не чувствовала:

— Вы явно неправильно оценили, что я за женщина, капитан Блайз. В ваше оправдание могу сказать, что мужчины часто делают подобную ошибку.

Его губы скривились.

— Стоило ожидать чего-то подобного. А что еще они должны думать, когда дама принимает дорогие подарки, которые мужчина никогда не подарит своей жене?

Чувствуя, что больше не в состоянии продолжать эту сцену, Лейла сообщила ему ледяным голосом:

— Дорогой подарок был возвращен. А сейчас, пожалуйста, уходите, прежде чем попытки выглядеть джентльменом не будут перечеркнуты вашим неприличным поведением.

Бросив на нее последний презрительный взгляд, Блайз вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Лейла обессилено упала в ближайшее кресло, пытаясь восстановить душевное равновесие, которое, как она поклялась, ни один мужчина не сможет нарушить.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она услышала тихие хлопки сзади. Резко повернувшись, она увидела Вивиана, прислонившегося к двери, ведущей на веранду. Его аплодисменты были медленными и насмешливыми, он смотрел на нее с выражением, сильно напомнившим ей тот ужасный день в октябре.

— Браво, моя дорогая. Как только мужчина получает свои бриллианты назад, его тут же выбрасывают. Намного более цивилизованный путь, так как галантный капитан Блайз вряд ли продолжит преследовать тебя, как это делали некоторые дураки, и нет необходимости знакомить его со своим мужем. Или, может быть, эту деталь сценария ты также изменила?