– Ты никогда ни с кем не встречаешься? – спросила Ней-чур, изучая лицо в большое увеличительное зеркало, которое она извлекла из огромной сумки.

– Нет, если есть возможность этого избежать, – ответила Лорен.

– Если можно избежать! – воскликнула Нейчур. – Господи милосердный, это просто смешно. А я не могу прожить дня, если в конце не встречусь с каким-нибудь парнем.

– Ты есть ты, а я – это я, – ответила осторожно Лорен.

– Чертовски верно, – согласилась Нейчур, придирчиво отыскивая воображаемые недостатки на своей совершенной персиковой коже.

Лорен уже три месяца работала в фирме «Сэммс». Да, это было непохоже ни на что другое. И уж конечно, это было совсем не скучно. Но она была так занята, что просто не оставалось времени думать о чем-нибудь постороннем. Делопроизводитель, как вскоре она узнала, обслуживала группу манекенщиц, которые постоянно сновали вокруг да около и всех ослепляли своей красотой. Они все были прекрасны, но у каждой, по-видимому, была интенсивная личная жизнь.

Нейчур была самой знаменитой клиенткой фирмы, и ее личная жизнь была самой интенсивной. У нее появилась привычка заглядывать к Лорен, садиться на ее стол и болтать. По секрету она сказала, что сыта по горло постоянным и всеобщим вниманием и что ее «занюхали» просто до смерти.

– А вот ты настоящий человек, – говорила она Лорен, – с тобой можно поговорить, ты такая, нормальная.

«Это все очень хорошо. Но, между прочим, мне и работать надо».

Телефон никогда не смолкал. Вместе с Нейчур в агентстве верховодили еще три манекенщицы: Селина, Джипси и Бетт Смит. И все были известны под названием «Большая Четверка». Селина была гибкая, как ивовый прутик, блондинка, с кошачьими глазами. Джипси прибыла из Азии и обладала экзотической красотой. А Бетт представляла типичнейшую американскую блондинку с коротким носиком и веснушками.

Сама Сэмм оказалась той женщиной, с которой Лорен столь независимо поговорила во время съемок. Сэмм Мэзон некогда была манекенщицей высшего класса, а ныне стала очень удачливым агентом.

Уйдя на пенсию, она открыла собственное дело, и с годами оно превратилось в опасного соперника таких фирм, как «Эйлин Форд» и «Касабланка Эйдженси». Сэмм была напориста и упорна, и это окупилось. Она правила твердой рукой, была строга, защищала своих девушек и заставляла всех служащих поступать так же.

«Я знаю, как легко допустить, что о тебя ноги станут вытирать, особенно в нашем бизнесе, – говорила она часто своим служащим. – И я этого не позволю по отношению к моим девушкам. Во всяком случае, пока они работают на меня».

Лорен подружилась с китаянкой, родившейся в Америке, но имени Пиа, которая уже несколько лет работала в фирме личным секретарем Сэмм. Если бы не помощь Пии в самые первые дни и недели, она бы не выдержала и ушла. Это совсем не было похоже на работу в юридической конторе, в мире моды царил хаос. Целыми днями раздавались звонки с просьбой позвать ту или другую девушку. Манекенщицы кричали, что они не поедут на Аляску, а предпочитают съемки на Багамах. Звонили поклонники и просто мужчины, желающие с ними познакомиться, жаловались клиенты. Дело Лорен состояло в том, чтобы каждая из манекенщиц приезжала в назначенное место и точно в назначенное время. От нее также ожидали, чтобы она поддерживала в них дух оптимизма. И вскоре Лорен навострилась.

Прошло несколько недель, и Пиа сказала:

– Ты справляешься, Сэмм очень довольна. Ты когда-нибудь развлекаешься?

Но в первые два месяца нью-йоркской жизни она о развлечениях и думать забыла. Она вообще едва успевала думать, что уж говорить о развлечениях. С самого начала ее службы Сэмм как-то спросила, не может ли она работать и в уик-энды. И она, как дурочка, сказала, что не имеет ничего против. Но как бы то ни было, ей не чем было занять время, а работа в уик-энды означала лишние деньги. Она переехала из гостиницы в однокомнатную квартирку в Гринвич-Виллидж. Это был не самый удачный выбор. И соседи тоже не самые лучшие. Наверху сердитая женщина практиковалась на фортепиано во все часы дня и ночи. Внизу молодой человек, который заявил, что он комедийный актер и конферансье, любил шумовые эффекты.

Но что хорошо в Нью-Йорке – здесь нет времени чувствовать одиночество, она всегда была слишком для этого занята.

– Итак, – сказала Нейчур, перегнувшись через ее стол, – вчера я встречалась с этим высоким типом – европейским побродяжкой. Были на дискотеке. Черт возьми, он оказался таким сильным, что даже я не могла с ним справиться, а это о чем-то говорит! – И Нейчур фыркнула от смеха. – Эти чертовы итальянцы, они уже всю тебя облапают, а ты еще и знать не знаешь, как их зовут. Хорошо, что я умею дать сдачи. «Бей в клубок и беги», – учила меня мамаша.

– Но ты пошла с ним? – спросила Лорен, подумав про себя, что если Нейчур саданет в пах обычного мужчину, то он тут же на месте скончается. В Нейчур больше шести футов, и она сложена божественно, не то что ее главная соперница – тощая Селина.

– С ним? Ты хочешь сказать, он со мной? – опять фыркнула Нейчур. – Он притащил меня в гостиницу, и у нас было что-то вроде вечеринки.

– Вечеринки?

– А ты как думаешь? Ну, немножко травки, множко рок-н-ролла, хотя он хотел больше слушать Хулио Иглезиаса. Но я положила конец этой тягомотине, честное слово.

Лорен кончила печатать и протянула ей листок бумаги,

– Вот инструкция по твоей съемке в Акапулько. Ты улетаешь в четверг. Я заказала такси и велела шоферу подъехать к твоей квартире. Обратно ты должна быть в следующий вторник, чтобы уже утром в среду позировать для обложки «Кос-мополитэн».

Нейчур схватила листок, едва взглянув на него.

– Акапулько, – сказала она и снова фыркнула. – Там чертовски жарко.

– А ты бывала там?

– Раз десять.

Лорен вздохнула – иногда она завидовала манекенщицам и тем экзотическим поездкам, которые они принимали как нечто должное.

– Как же это, наверное, чудесно, – сказала она задумчиво.

Нейчур скорчила гримасу:

– Если ты любишь солнце и черных, которые все время мельтешат вокруг. Лично я, будь на то моя воля, хотела бы сейчас очутиться в Лондоне и выпить чашку крепкого чая со своей мамашей.

– Ты давно не была дома?

– Да уж скоро год. Сэмм обещала, что я могу взять отпуск па несколько недель под Рождество.

– А тебе необходимо ее согласие? Опять Нейчур фыркнула:

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Сэмм меня из грязи вытащила. И я исполню все, что она ни скажет, потому что она умная старая тетка. Вот вспомнила, мне надо ее повидать. Она у себя?

– Давай я тебя соединю.

– Спасибо, дорогая, ты просто милашка.

Сэмм была доступна. Нейчур промаршировала в ее кабинет и оставила Лорен наедине с телефонным трезвоном. Было еще два делопроизводителя, но они не уделяли всему столько внимания, сколько она. Лорен вовсе не хотела быть незаменимой, но в глубине души знала, что все держится на ней. Конечно, это большая ответственность, но, по крайней мере, она чувствовала себя необходимой.

Остаток дня прошел быстро. Все шло, вернее, неслось с головокружительной быстротой. И когда надо было уходить, она падала от усталости.

Пиа словила ее у двери:

– На следующей неделе у Сэмм день рождения, и девушки хотят ей закатить сюрпризом вечеринку. Она же эти вечеринки просто ненавидит. Что делать?

– Но если ненавидит, тогда скажи, чтобы они ничего не устраивали.

Пиа постучала кончиками длинных в ярко-красном лаке ногтей по. сумке стиля «под Шанель»:

– Ты когда-нибудь пробовала говорить «нет» этим избалованным шлюшкам?

– Но ты это можешь.

– На этот раз у Сэмм круглая дата, – взволнованно сказала Пиа, – и, наверное, надо что-то устроить. Ты можешь заказать еду, музыку, цветы и все остальное, что, по-твоему, может понадобиться? Селина предложила устроить вечеринку на квартире у своего приятеля.

– Какого?

– Ты что, не слышала? Она опять влюбилась.

Было общеизвестно, что манекенщицы меняют приятелей так же часто, как трусики. Мужчины были одним из знаков доблести их профессии.

– А теперь она в кого влюбилась? – спросила Лорен.

– В звезду английского рока – Эмерсона Берна. – И Пиа хихикнула: – Когда Нейчур узнает, она ее убьет, она считает, что все английское автоматически принадлежит ей.

Лорен попыталась сохранить спокойствие. Чересчур уж много всего свалилось на нее в последнее время. Совсем недавно она сидела в Филадельфии и зевала над своей нудной работой, которую ненавидела, и боролась с боссом, который ее преследовал. И вдруг оказалась в Нью-Йорке, запросто общается с ведущими манекенщицами и звездами рока. Эмерсон Берн был знаменит. И она увидит его! Эмерсон Берн! Ведь не так уж давно афиша с его портретом висела над ее кроватью вместе с портретом Джона Леннона.

«Успокойся, Робертс, он просто-напросто человек. И судя по тому, что о нем известно, не очень приятный».

– Могу я на тебя положиться в этом деле? – спросила Пиа, уже выходя. – Я сама бы это сделала, но у тебя так все хорошо получается, ты такой организованный человек.

«Да вовсе я не такая организованная, – хотелось ей закричать, – мне всего-навсего двадцать один год, и я тоже хочу жить».

– Конечно, – ответила она. – Оставь номера телефонов, и я завтра же начну действовать.

– Господи! – взглянула Пиа на часики. – Уже больше семи, мой парень меня просто убьет. Мы идем на «Манхэттен». Я с ума схожу по Вуди Аллену. Ты проверишь, все ли погашено и заперто, ладно?

«Большое спасибо, Пиа. Почему бы мне не подшивать в папку и все твои квитанции».

Она поехала домой на метро, не обращая внимания на пожилого искателя приключений в плаще, словно взятом из театрального реквизита.

Напротив сидели две девицы. Они все время хихикали, а то и заливались хохотом, и мужчина обратил свое внимание к ним.

– А ты отрежь себе и вставь в рамочку на память, – огрызнулась одна из них и сделала грубый жест.

Искатель приключений выскочил из вагона, пошел искать более сговорчивых.

Лорен остановилась на углу недалеко от дома, купила в магазине банку бобов и хлеб. «Еще одно пиршество», – саркастически подумала она.

После приезда в Нью-Йорк она ни разу никуда не выходила. Распорядок дня был неукоснителен: работа и дом, никаких вариантов. Двое молодых мужчин как-то приглашали ее на свидание – один был фотографом, который случайно зашел в офис, чтобы повидаться с Сэмм, другой – помощник бухгалтера в ее офисе. Но Лорен отклонила оба предложения. Кому нужны эти огрызки? Не ей уж во всяком случае.

«Ник Анджело». Почему она так часто вспоминала это имя? И она задумалась, где он и что делает. Но больше всего она думала о том, счастлив ли он?

Да какое ей дело? Ник Анджело – это прошлое. И ей совершенно безразлично, если она его больше никогда не увидит.