Как только она переступила порог особняка, все то чувство безопасности, которое она испытала у матери, моментально испарилось. Экономка сообщила ей, что прибыл мистер Лайем Пауэр и что он останется с ними ужинать. Они с губернатором сейчас находятся в библиотеке и просили сказать им, когда приедет Анджела.

«Так, значит, здесь находится отец Дика», — подумала она, и это ее испугало.

Ну хорошо, она притворится, что успокоилась, что все уже позади и никаких особых вопросов для обсуждения с папой Пауэром не имеется. Она стала подниматься по лестнице.

— Не надо им мешать, миссис Питерс. Я вскоре зайду к ним.

— Мистер Пауэр сказал, чтобы я сообщила ему в ту же самую минуту, как вы войдете в дом, миссис Пауэр.

«Черт бы тебя побрал!»

— Хорошо, миссис Питерс. Можете сказать мистеру Пауэру, что я приехала и спущусь к ним, как только переоденусь.

— Да, мадам. Я сказала повару, что сегодня вы будете ужинать втроем. Это так? Больше вы никого не ожидаете?

— Нет, больше никого. Если что-нибудь изменится, я дам вам знать.

— Я советовалась с мисс О'Нил, и мы решили, что мистеру Пауэру, я имею в виду отцу губернатора, понравится баранина в мятном желе с запеченным картофелем и пюре из зеленого горошка…

«Господи Иисусе! Ты когда-нибудь заткнешься?»

— Просто прекрасно, миссис Питерс. Я уверена, что мистеру Пауэру все это очень понравится. Он всегда говорил, что молодая баранина — это его самое любимое блюдо.

— А как насчет пюре из горошка?

«Боже! И пюре из мышьяка на отравленном фиговом листе на десерт».

— Очень хорошо.

— А что бы вы хотели на десерт? Повар уже приготовил клубничный торт.

— Прекрасно. Я бы тоже попросила его это приготовить. — Она повернулась и пошла наверх, прекращая дальнейшие разговоры.

Из кабинета вышла Хелен О'Нил.

— О, вы наконец приехали. Я ждала вас.

Анджеле показалось, что в словах секретарши звучал упрек. Почему это она решила, что Анджела дю Бомон должна перед ней отчитываться?

— Вам нужно подписать несколько писем, Анджела. И мне хотелось спросить вас кое-что о проекте. Оклендского детского центра. Еще имеются три приглашения, они требуют немедленного ответа — да или нет. Вы не могли бы на них взглянуть?

— Завтра, Хелен. Вам не стоило задерживаться так поздно. Почему бы вам не пойти сейчас домой и не отдохнуть?

— Я не имею ничего против, чтобы поработать лишний часок-другой.

— Это очень любезно с вашей стороны, Хелен, но в этом нет необходимости. И сегодня мы ужинаем раньше.

— Ну хорошо, — неохотно ответила Хелен. — Тогда я прощаюсь. — Она повернулась, собираясь пройти в кабинет.

— Да, Хелен, кстати, моя сестра мне не звонила?

Хелен обернулась, вздернув бровь:

— Насколько я знаю, нет. А вы ждали от нее звонка?

«Опять началось. Вечно она сует нос не в свое дело».

— Нет, нет, ничего особенного. Спокойной ночи, Хелен.

Анджела, не торопясь, приняла душ. Затем надела длинную белую шерстяную юбку, черный джемпер и стала расчесывать волосы, пока они не легли так, как хотела она. Она заглянула в детскую: Тимми уже спал, а Дикки купался. Он пожаловался, что целый день не видел ее. Анджела пообещала, что весь следующий день проведет с ними. Она поговорила с няней, спросив, чем сегодня занимались мальчики. У няни тоже был осуждающий вид. «Неужели все в этом доме против меня?»

Анджела приказала подать ужин. Это поторопит старика. Они поужинают, она будет притворяться, что у них все в порядке, и, даст Бог, он быстро уедет.

Ужин длился бесконечно. Лайем Пауэр развлекал их рассказами о жизни киношников, которых она не знала, и случаями из жизни, происшедшими лет двадцать или тридцать тому назад. Дик громко смеялся над забавными эпизодами и задавал всевозможные вопросы по поводу мельчайших подробностей. Анджелу всегда поражало, что его интерес к этим деталям был неподдельным и совершенно искренним. Однако сегодня у нее было таксе ощущение, что эти двое ведут какую-то игру, пока она сидит с ними абсолютно беспомощная, не зная, что они задумали.

Анджела почувствовала, что смертельно устала. Переживания, длительная поездка на машине, бессонная ночь притупили ее восприятие. Она не могла понять их разговор и все ждала, когда наконец наступит решающий момент. У нее не было больше сил выносить все это. Ничего, избавление было близко, осталось подождать до послезавтра.

Они уже приступили к десерту. Скоро она извинится и выйдет, оставив Дика с отцом пить кофе, бренди и курить. У нее был достаточно убедительный предлог для того, чтобы уйти, — усталость. Может быть, ей удастся обвести вокруг пальца папу Пауэра, если она останется с ним наедине. Интересно, поверил ей Дик, что их конфликт исчерпан, что она отказалась от мысли о разводе и готова помириться?

Горничная подала клубничный торт. Анджела не притронулась к сладкому, она ждала, пока мужчины закончат ужин и принесут кофе, сигары и большой серебряный подсвечник, служивший зажигалкой. Развязка приближалась — Дик знал, что запах сигар вызывает у нее тошноту. Он зажжет сигару и, когда она извинится, произнесет свою обычную фразу о привередливой супруге, которая не переносит дыма. Анджела всегда являлась для него неиссякаемым источником шуток перед гостями. Причем эти шутки всегда были смешаны с презрением; деликатность не относилась к достоинствам, пользующимся его уважением.

Лакей принес кофе, бренди, сигары, серебряный подсвечник. Она встала.

— Папа Пауэр, извините меня, пожалуйста, я ужасно устала и собираюсь лечь спать. Вы можете покурить. Я увижу вас завтра? — спросила она, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. — Или вы сегодня возвращаетесь в Лос-Анджелес? — «Пожалуйста, скажи, что уезжаешь сегодня!»

Прежде чем отец успел что-либо ответить, Дик поднялся со своего места.

— Я думал, ты немного поразвлекаешь папу, Анджела. Я иду в свой кабинет. Сейчас ко мне приедет Пат Хэггерти, нам надо поработать — необходимо к четвергу закончить одну работу.

— К четвергу? — тупо переспросила она.

— Да. В четверг я лечу в Японию. — Он улыбнулся. — Разве ты не помнишь? Это торговый договор, над которым мы работали вместе с банками здесь и в Токио. И ты тоже должна лететь со мной. Я тебе об этом говорил. Ты забыла? Вижу по лицу, что так и есть. Ну ничего, это не имеет значения, у тебя впереди еще целый день, чтобы подготовиться. Так что побудь пока здесь и поболтай с папой, а я подойду попозже.

Он решил, что Анджела полетит с ним в четверг в Японию. Она даже не успела сказать ему, что собирается с детьми навестить свою мать. Что же ей делать? Она-то думала, что все уже решено. Анджела могла поклясться, что до этого он ни слова не говорил ей про поездку в Японию. Но ничего, это ничему не помешает. Может быть, так будет даже лучше. В четверг она скажет, что заболела и не может встать. Тогда ему придется уехать без нее, а как только он уйдет, она сразу уложит свои вещи и уедет вместе с детьми. Правда, это будет даже лучше, чем она предполагала. Ей нужно только продержаться сегодня вечером и завтрашний день.

Дик вышел из комнаты. Вид у него был такой, словно вчерашней ссоры не было вообще, хотя расстались они врагами. Ее последними словами, обращенными к нему, были слова о разводе, о том, что ничто не помешает ей развестись с ним, и все же он запланировал эту совместную поездку. Во всяком случае, он был уверен, что она поедет с ним. Значит, у него тоже есть какой-то замысел. Должно быть, он собирается действовать с позиции силы. Был ли источником этой силы папа Пауэр, сидящий здесь с таким благодушным и спокойным видом?

«О Боже милостивый, мне придется пережить это. Это будет не так-то просто. Нет… я должна быть сильной».

Она повернулась к старику, улыбнувшемуся ей.

— Ну что ж, я выпью с вами кофе, папа Пауэр, а потом пойду лягу. Иначе, боюсь, начну зевать прямо перед вами.

Он откинулся в кресле и зажег сигару.

— Тебе нужно лучше следить за своим здоровьем, Анджела. Такая молодая женщина, как ты, не должна переутомляться. Лично я все время делаю витаминные инъекции, они дают потрясающий эффект. Начинаешь себя чувствовать, как молодой козлик, — ты понимаешь, что я хочу сказать.

«Лучше не буду думать о том, что ты хочешь сказать».

— Может быть, хотите еще клубничного торта с кофе?

— Нет, нет, мне довольно. Но ты очень заботливая девочка, Анджела. Распорядилась, чтобы приготовили мои самые любимые блюда. Ты прекрасная хозяйка. Я очень это ценю. Я всегда говорил об этом Дику.

Она изобразила улыбку, прекрасно понимая — он знал о том, что не Анджела составляла меню. Она ждала, что он скажет.

— Дик рассказал мне, что произошло вчера вечером. — Тон его голоса совершенно не изменился.

Она лучезарно улыбнулась.

— А, это была дурацкая ссора. Сейчас все нормально.

— Ты от него никуда не уйдешь, и ты это отлично знаешь, — заявил он, не обращая внимания на ее слова.

Сердце ее заколотилось.

— Я же сказала вам, что это была просто ссора, и все уже забыто.

Тон его по-прежнему оставался ровным.

— Не надо разыгрывать передо мной спектакль. Ты не изменила своего решения. И с того момента, как вернулась от матери, ты все время притворяешься. Но в одном ты права — ты действительно обо всем забудешь. Все это будет забыто и похоронено. Я полагаю, что ты действительно была немного не в себе, если так расстроилась из-за такой ерунды, из-за пустяка, который ничего не значит. После того как вы с Диком вернетесь из Японии, тебе нужно будет немного отдохнуть. Куда-нибудь уехать, совсем одной — без Дика, без детей. Может быть, поехать на остров.

Она забыла об осторожности.

— Небольшой отдых не вернет утраченных чувств, — вырвалось у нее, но она тут же пожалела о сказанном. Она знала, что не следует восстанавливать против себя этого мерзавца, — это не помогло Кики и сделало невозможной ее карьеру в Голливуде.

Слегка смягчив тон, она произнесла:

— Я не хотела обидеть вас, папа, но это наше дело, оно касается только Дика и меня. Я понимаю, что вы беспокоитесь за Дика, это вполне естественно, но это настолько личный, настолько болезненный вопрос, что я действительно не могу обсуждать его с вами. — Своим тоном она постаралась показать ему, что разговор окончен. Затем она встала со стула, как бы демонстрируя, что больше им говорить не о чем.

— Сядь! — неожиданно рявкнул он.

Она села, пораженная ожесточенностью его голоса.

— Не заговаривай мне зубы о том, что ко мне это не имеет никакого отношения! Очень даже имеет! Мой сын — это часть меня! Меня! И я повторяю тебе, что в политике не должно быть скандалов! — Он осушил рюмку с бренди и налил еще. — А теперь успокойся, милочка, и веди себя хорошо, и тогда все будет прекрасно.

Анджела с ужасом смотрела на него — он разговаривал с ней, как с дешевой актрисочкой на площадке. Но она не была дешевой актрисочкой. «Мне совершенно не обязательно слушать его. Мне не…»

Но вслух она произнесла:

— Ничего не будет прекрасно. Этот брак для меня невыносим. Я больше не могу так жить! И не буду!

— Если ты говоришь о мелких грешках Дика, то он исправится. Мы с ним обсудили это, и он готов…

— Не смейте говорить мне о его «мелких грешках», само звучание этих слов — уже оскорбление! Весь этот брак — оскорбление! И больше я не собираюсь с вами это обсуждать. — Она опять решительно поднялась, чтобы идти.

На этот раз он тоже встал и толкнул ее на стул.

— У каждого мужчины есть свои маленькие тайны — именно это и является признаком настоящего мужчины. Дик — здоровый, энергичный молодой человек. Если бы ты была настоящей женщиной, он бы не шлялся. И не надо на меня так смотреть — ты не маленькая провинциальная девчонка, так что со мной этот номер не пройдет. Но, во всяком случае, теперь все будет по-другому. Дик обещал мне, что больше никогда…

— Мне плевать, что он вам обещал. — Она старалась не повышать голос, чтобы прислуга не слышала больше того, что уже узнала. — Этот брак не может продолжаться по ряду причин. Первая — потому что он не любит меня. Вторая — я не люблю его больше. И лишь третья — его «грешки», как вы мило это назвали. Есть и еще кое-что — ко мне никогда не относились как к жене, как к женщине, как к человеку. Я просто была вполне приличной рабыней-наложницей. У меня никогда не было настоящего дома. Я вынуждена была просить у него каждый цент и потом за него отчитываться. Я сейчас живу ничуть не лучше, чем когда была школьницей. И все это не имело бы никакого значения, если бы у нас была настоящая семья. Но ведь этого нет! Я не вижу причин продолжать эту комедию. Я понимаю, зачем этот брак нужен Дику, но мне еще пока никто не объяснил, что получаю от него я. А все потому, что это невозможно сделать, потому что для меня в этом браке нет ничего. Это не жизнь! И мне все равно, что вы здесь скажете. Вы не можете заставить меня остаться. Я не принадлежу Дику, я не его рабыня, которую он может использовать для своих нужд. Я ухожу, и я добьюсь развода, — совершенно спокойно проговорила Анджела.

Он сидел, попыхивая своей сигарой, ласково улыбаясь ей, как будто она была капризной и своенравной девчонкой. Наконец, он заговорил:

— Может быть, хочешь еще облегчить душу, Анджела? Ну что ж, давай. Выкладывай все.

— Мне больше нечего сказать, кроме того, что те фотографии, которые у меня есть и о которых, я знаю, вам говорил Дик, не будут использованы, если только меня к этому не вынудят обстоятельства. А теперь, может быть, вы позволите мне пойти и лечь?

Улыбка исчезла с его лица.

— Одну минутку, мадам. А вот теперь ты меня послушай внимательно, потому что повторять свои слова я не собираюсь. Ты никуда не уйдешь. Если только не хочешь, чтобы от твоей репутации не осталось и мокрого места, или если ты хочешь еще раз увидеть своих мальчиков.

На этот раз улыбнулась она.

— Не надо меня пугать. Если мне это будет необходимо, я действительно использую те снимки, и вы это знаете.

Он покачал головой.

— Я найду сорок экспертов, которые подтвердят, что они — фальшивка. А если потребуется, то и сотню.

— У меня тоже есть свои эксперты, — произнесла Анжела. — Моя мать и отчим помогут мне получить этот развод. Они будут во всем поддерживать меня. Я знаю, что правит этим миром, мистер Пауэр. Деньги. За деньги можно купить все. И вы должны знать это лучше, чем кто бы то ни было. И мой отчим готов потратить на это столько, сколько будет нужно мне. И как вы прекрасно знаете, Уиттиры были богаты, когда ваш отец еще только крутил штурвал. Если начнется борьба, Эдвард вам ни в чем не уступит. Удар за удар.

— Молодец, Анджела Девлин. — Особый упор он сделал на «Девлин», это послужило для нее предупреждением, что он собирается делать. — Ну конечно, ты всегда очень важничала. А почему бы нет? Все знают, какую известную фамилию ты носишь. Если ты еще не в курсе последних событий, то немного просвещу тебя о твоем папочке. Он уже больше не живет за счет богатых шлюх на Французской Ривьере. Насколько я понимаю, он уже недостаточно презентабелен для этого.

Анджела закрыла уши руками и побежала к двери. С неожиданной для пожилого человека живостью Пауэр вскочил и, обогнав ее, загородил дверь спиной.

— Я еще не закончил. И советую тебе убрать руки, чтобы мне не пришлось вопить на весь дом, так, чтобы все слышали. — Он с силой отвел ее дрожащие руки от головы. — Теперь он подбирает старых педерастов и обслуживает их за пять или десять долларов за сеанс. Как я понимаю, эти старые потаскуны не столь разборчивы, как богатые пожилые дамы. Я полагаю, тебя волнует состояние его здоровья? Ходят различные слухи. Одни говорят, что у него сифилис, другие — что он наркоман. Он употребляет морфий, насколько мне известно. Я не стал выяснять, какая из двух версий соответствует действительности, но думаю, не представит труда это уточнить.

Он повел Анджелу к стулу, и она не сопротивлялась, опустившись на стул, как тряпичная кукла.

— А теперь я тебе кое-что объясню о власти и деньгах. Я и не думал, что ты так наивна. Давай начнем с денег. Здесь ты права, деньги — это власть. Чем больше денег, тем больше власти. Но власть — это не всегда деньги. Иногда власть — это нужные связи или просто умение разбираться в людях и правилах игры. У меня есть связи — сверху донизу и во все стороны. Если сложить мои деньги, мои связи и мое умение разбираться в людях и правилах игры, то я неуязвим. — Его голос опустился до драматического шепота. — Нет такой игры, в которой бы я не разбирался. Не существует ничего такого, чего бы я не добился, если бы захотел. И если сопоставить мою власть и деньги с деньгами твоего отчима, то я вас всех просто уничтожу! — Он перевел дыхание. — Ты же видела, что я сделал с твоей сестрой. Выставил ее из страны, разве не так?

Я найду сотни человек, которые подтвердят, что ты еще большая потаскуха, чем твой папаша, и это будут почтенные люди — судьи, сенаторы, — все те, чьи имена произносятся с уважением. И они сделают то, что я и прикажу, потому что они знают — я могу уничтожить и их. Когда мы с тобой покончим, ты будешь считать, что легко отделалась, если у тебя не только заберут детей, но и посадят в дурдом…

Ты говоришь, у тебя есть фотографии? Ну что ж, у меня тоже есть фотографии твоего очень богатого, цветущего отчима, которые сильно пошатнут основание его биржевого дела. Вот, например, одна из них, где его член сосет другой представитель этой блистательной семьи Девлин — твоя сестра, падчерица Эдварда, актриса, дама из высшего общества, графиня и шлюха — Кики Девлин Роса!

«Но как он смог узнать про это? Возможно, видел кто-нибудь из прислуги, а затем рассказал ему. Но фотография? Он лжет насчет фотографии!»

— Вы лжете! — закричала она.

Он прижал палец к губам.

— Тихо, моя дорогая, — прислуга. Они же слышат все, а потом могут кое с кем поделиться своими знаниями. Мне нет необходимости лгать. Просто надо знать нужных людей. Хочешь услышать еще кое-какие семейные сплетни? Как насчет Мари дю Бомон Девлин Уиттир? Я знаю про нее очень интересную историю. Такая изысканная дама, как все про нее говорят, безупречная репутация, которая тем не менее получает дозу от одного доктора в Палм-Спрингсе, за что и расплачивается своим телом. Очень занимательно, правда?

Анджела вскочила, стуча кулаками по его груди.

— Вы все лжете, вы — мерзавец!

Он оттолкнул ее.

— Можешь мне не верить. Пойди и спроси свою мать. И даже если она будет все отрицать, то ты все равно будешь сомневаться, правда ли это? Но все остальные поверят. Всем так нравится верить в подобные вещи. А у меня есть связи с самыми популярными газетчиками в Голливуде. Они многим мне обязаны! Они напечатают все, что я им скажу.

«Они напечатают все, что я им скажу!» Анджела не сомневалась в этом. Она знала, что это правда. Она заплакала и плакала все сильнее, чувствуя полную беззащитность перед ним.

— Так что, моя дорогая, давай больше не будем говорить о разводе. А сейчас мне надо уезжать — меня ждет самолет. Сегодня я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Вытри слезы, возьми себя в руки, иди к себе и хорошенько выспись, так, чтобы в четверг ты смогла полететь с Диком. Ты же не хочешь подвести его? Но не волнуйся, малышка. Я поговорил с Диком, и с сегодняшнего дня он будет примерным мальчиком. Он обещал это мне, и больше не будет никаких неблагоразумных поступков, и, чтобы доказать тебе, что я вовсе не такой уж негодяй, я прослежу за тем, чтобы у тебя был свой дом в Бель-Эр прямо рядом с нами. Как тебе эта мысль? Я всегда очень тебя любил, Анджела. В тебе чувствуется настоящая леди.

Ну все, кончай. Возьми себя в руки и успокойся, пока тебя никто не видел. Ты же знаешь, как люди любят болтать, особенно прислуга. И завтра утром первым делом поцелуй за меня этих двух маленьких негодяев. Черт побери, ведь Тимми ужасно похож на меня. Да, я чуть не забыл — я привез для тебя небольшой подарок. Купил его пару дней назад.

Он достал из нагрудного кармана небольшой сверток и вынул из него тонкий браслет, украшенный примерно двадцатью небольшими бриллиантиками и несколькими сколками изумрудов в центре.

— Это от Картье, — сказал он, протягивая его ей, и, улыбнувшись, покачал головой: — Неужели ты действительно думаешь, что мы тебя отпустим? При том, что в пятьдесят восьмом году будут выборы губернатора, а в шестидесятом — президентские выборы?

«О Боже, ну почему я не могу убить его? Ну почему? Почему? Это несправедливо».

Она не взяла браслет, и он кинул ей его на колени. Анджела тупо уставилась на браслетик.

— Как только я его увидел, я сказал себе — это то, что подойдет Анджеле… изящный, элегантный, такой, как она сама.

Он вышел из комнаты, но она еще некоторое время сидела одна. Постучала и вошла горничная.

— Можно убрать со стола, миссис Пауэр?

— Да. — Анджела с усилием поднялась со стула, держа браслет в руке. Она не забыла сказать «спокойной ночи», хотя это и потребовало от нее значительных усилий. Горничная с любопытством смотрела на нее, и Анжела отвернулась.

С трудом, еле волоча ноги, она стала подниматься по лестнице. Внизу появилась экономка.

— Вы уже ложитесь, миссис Пауэр?

Анджела без всякого выражения взглянула на нее.

— Да, я ложусь. Спокойной ночи.

— Я уже велела Кларе приготовить вам постель. Я так и думала, что вы ляжете пораньше.

«Правда? Ты наверняка слышала каждое слово в столовой, ведь так? Шпионка, шпионка и еще раз шпионка».

— Почему это вы решили, что я лягу пораньше, миссис Питерс? — спросила она.

— Ну, у вас был тяжелый день. Ведь у вас действительно был тяжелый день, вы рано встали. Ехали из самого Лос-Анджелеса! Я была уверена, что вы просто с ног валитесь.

— Да. Я действительно валюсь с ног.

— Тогда спокойной ночи. Желаю приятного сна.

Лампы в ее спальне были зажжены, шторы задернуты, окно чуть приоткрыто, чтобы впустить в комнату немного свежего ночного воздуха. Покрывало было снято, а атласное одеяло чуть откинуто. Комната выглядела уютной, теплой, удобной. «Какая насмешка!»

«О Боже, что же мне делать?! Знаю только одно — мне необходимо найти замену миссис Питерс».

В дверь постучали.

— Да? — уставшим голосом откликнулась она. Они никогда не оставят ее в покое.

— Это Клара, мадам. Может быть, вам что-нибудь нужно? Приготовить вам ванну?

— Нет. Спасибо.

— Спокойной ночи, мадам. Она заставила себя ответить:

— Спокойной ночи, Клара.

Анджела разделась и наполнила водой мраморную ванну в старомодной, отделанной белым кафелем ванной. Она опустилась в теплую пенистую воду, надеясь, что горячая ароматная вода хотя бы немного смоет усталость и тревогу. Но облегчения не наступило. Она медленно вытерлась и надела белую хлопчатобумажную ночную рубашку и халат.

Надо было позвонить матери и сказать ей, чтобы она забыла обо всех их планах. Мама, конечно, захочет, чтобы она все объяснила, но сегодня она просто не в состоянии это сделать. Когда-нибудь она ей все расскажет, но только не сегодня.

Когда Мари подошла к телефону, Анджела услышала беспокойство в ее голосе. «Бедная мама. Она расстроена гораздо больше, чем показывает».

— Мама… все, о чем мы с тобой говорили… забудь об этом, просто забудь и все.

— Анжела! В чем дело? Что случилось, почему ты передумала?

— Я не могу об этом говорить.

— Вы с Диком помирились? Причина в этом?

— Нет. Не помирились. Но я должна остаться. Когда я приехала, здесь был отец Дика.

— Ну и что?

— Он специально прилетел, чтобы поговорить со мной.

— Ну и что? Все равно мы должны осуществить наш план.

— Нет, мама. Он мне достаточно убедительно показал, что такое власть. А у него она есть. Я не могу получить развод. У него есть власть!

— Перестань, Анджелика, и объясни мне, что произошло.

— Мама, я не могу сейчас говорить об этом. Просто поверь мне. У него есть власть, и я не могу получить развод. Спокойной ночи, мама. Постарайся не волноваться. — Она повесила трубку.

Она не знала, правда ли то, что Лайем рассказал о матери и об отце. Но о Кики и Эдварде он действительно знал правду, даже если у него и не было никаких снимков. Анджела была уверена, что он вполне может сделать все то, что говорил. И он мог сделать так, что они напечатают все что угодно, независимо от того, правда это или нет.

Она взяла браслет, который лежал на кровати. Мелкие камушки в металле — ни одного более пли менее крупного бриллианта. Сколько камней, расположенных так, что производили впечатление чего-то настоящего. Совсем как ее брак.

На ее губах появилась горькая улыбка. Ни отец, ни сын не очень-то разорялись на браслетах.

«Ох, папа, папа! Нет, не буду думать об отце. По крайней мере, не сегодня. Болтается по улицам в поисках… нет, не надо! И он врал про маму! Она сильный человек, чтобы стать наркоманкой, и никогда бы не вступила в близкие отношения с каким-нибудь мерзавцем… доктором, лишь для того, чтобы… Он лжет! Я знаю это. Гнусный, мерзкий тип! И использует всех этих женщин как своих шпионок — эту скользкую миссис Питерс. Черт бы ее побрал! И еще эта Хелен О'Нил!»

Если бы Кики услышала о якобы существующей фотографии, на которой она с Эдвардом была изображена в компрометирующей позе, то она хохотала бы до упаду. Если бы Кики увидела этот браслет со сколками бриллиантов, то смеялась бы еще больше.

Анджела опять разрыдалась.

«Но я твердо знаю одно. Я больше никогда в жизни не буду спать с Диком Пауэром, даже если проживу сто лет и все эти годы мне нужно будет жить с ним. Клянусь!»

Она пошла в ванную комнату и взяла из флакона две таблетки валиума. Налив воду в стакан, она проглотила их. Немного подождала, размышляя, не принять ли еще одну таблетку.

Анджела легла на кровать и зарылась головой в подушку. Она подумала, как было бы хорошо заснуть и не проснуться, но тут она вспомнила о сыновьях. Это было бы ужасно для них. Она почувствовала, как погружается, проваливается куда-то.

Зазвонил телефон. Анджела протянула руку, нащупывая трубку:

— Да? Алло?

Небольшая пауза, затем послышался голос Кики.

— Анджела! Как ты там? Я в Югославии. Здесь просто прекрасно. Это будет великолепный фильм. Ты даже не представляешь, кого я здесь встретила, — представляешь, в центре Югославии?… Анджела, ты меня слушаешь?

— Да, но я не могу сейчас разговаривать.

— Почему? Ты не одна? В чем дело? У тебя какой-то странный голос.

— Нет, нет. Просто я очень хочу спать, я не в состоянии разговаривать.

Она повесила трубку и через несколько минут уже видела сон.

По телевизору все время показывали одну и ту же картинку, снова и снова: Дик сходит с американского самолета со своей красавицей женой, бывшей актрисой; вот губернатор приходит в банк. Кругом масса народа. Служба безопасности, полицейские, студенты. А затем кадр: американский губернатор лежит на тротуаре мертвый.

Анджела и Кики сидят наверху в доме в Бель-Эр, они без перерыва смотрят телевизор. Время от времени они смеются и переговариваются шепотом. Входит рыжеволосая девушка и спрашивает их:

— Почему вы все время смотрите телевизор? Это ужасно.

Они хохочут над ней и корчат гримасы. Кики говорит:

— Лайем Пауэр тоже смотрит. Там, внизу. Почему же ты не требуешь, чтобы он прекратил?

Рыжеволосая в шоке, она уходит.

— В этом черном платье она похожа на черную ворону, — произносит Кики. — Они все похожи на черных ворон.

— Мы что, тоже похожи на черных ворон?

— Не говори глупостей, — отвечает Кики. — Мы в своих черных платьях выглядим элегантно. Я внизу видела Ника. Он очень хорош в своем черном костюме.

Анджела нежно улыбается.

— А Дик? Дик тоже очень хорош. Лежит так спокойно. Правда ведь, он интересный мужчина? Тебе не кажется, что он прекрасно смотрится в этом черном ящике?

— У него очаровательная улыбка. И красивые глаза. Только они закрыты. Но ресницы очень хороши. Но в постели он не гигант. — Кики что-то шепчет на ухо Анджеле, и они обе покатываются со смеху.

В комнату входит Ник, и Анджела протягивает ему руку. Он целует ее. Она подмигивает Нику, но у того несколько смущенный вид.

— Пойдемте, — говорит человек в черном костюме. — Все. Пора идти. Поторапливайтесь и идите по очереди. Кто первый?

— Я первая, — говорит Анджела. — Разве не я первая, как ты думаешь, Кики?

— Ну конечно. Ты должна быть первой.

— А я — вторым, — говорит Шон, брат Дика.

— Разве не дети должны быть вторыми? Ведь он их отец, — возражает ему Анджела.

Вмешивается Кики:

— Я хочу быть второй и стоять рядом с тобой, Анджела.

— Хорошо, Кики, ты возьмешь детей и будешь идти вместе с ними, и вы все трое будете вторыми.

— Ну хорошо, тогда я буду третьим, — говорит Шон.

— Нет, ты будешь четвертым, третьей буду я, — с обидой говорит Бонита, мать Дика. — В конце концов, ты только его брат.

Наконец, все выстраиваются в процессию позади Анджелы и уже готовы двинуться. Процессия очень длинная и тянется по всему зданию и лестнице.

— Можно начинать, — говорит Лайем Пауэр. — Я пойду первым.

— Нет, первой пойду я, — говорит Анджела.

— Это ты так думаешь! Пойду первым я, и разговор окончен.

— Но подождите, — говорит Анджела. — Мы еще не можем похоронить Дика. Мам нужно подождать папу. Разве вы не знаете, что нам нужно дождаться папу?

И все торжественно повторяют за ней:

— Да, мы должны дождаться папу.

Сквозь сон Анджела слышала, как зазвонил телефон. Пытаясь проснуться, она взяла трубку, из которой опять послышался голос Кики.

— Анджела? Я волнуюсь из-за тебя. Мне не понравился твой голос. В чем дело? Что-нибудь случилось?

Анджела отвела трубку от уха. Ей снился какой-то ужасный сон, подумала она, но не могла вспомнить, что именно ей снилось.