Все произошло стремительно. Нашелся покупатель на галереи, и новые хозяева, их было несколько, немедленно принялись за дело. Они даже не захотели, чтобы Говард оставался на переходный период: для этого у них имелись свои люди. Три дня спустя от нашей сети торговых центров осталось одно название — «Галереи Кинга». Думаю, что и названию осталось жить недолго. Как только покупатели привыкнут к новым хозяевам, те назовут компанию своим собственным именем.

Таким образом, все мы вылетели на побережье: Ли, я с детьми, Тодд, который прилетал подписывать бумаги, Говард, Сьюэллен и их дети.

Мы со Сьюэллен сразу же занялись поисками подходящего жилья. В качестве агента по недвижимости мы пригласили мать Клео, Лейлу, а ее саму использовали как советника. Я выбрала «Средиземноморскую виллу Бенедикта» — там были бассейн и теннисный корт. Тодд сказал, что именно это и нужно главе киностудии — дом со всеми удобствами в Беверли-Хиллз, своего рода вывеска. Сьюэллен предпочла Энсино. Она сказала, что Вэли подходит ей больше, так как она хочет растить детей поближе к природе и подальше от крупных городских центров. Хоть мне и хотелось, чтобы они жили по соседству, а не за двадцать-тридцать минут езды от нас, оспаривать ее доводы я не решилась. Клео попыталась было выразить свое неудовлетворение ее выбором: Вэли считался непристижным районом. А Лейла Пулитцер сморщилась, словно почувствовала неприятный запах. Но Сьюэллен достаточно было сказать одну единственную фразу: «Если вы не в состоянии подыскать нам дом в Энсино, я, пожалуй, найму другого брокера», как Лейла не замедлила вернуть себе хорошее расположение духа.

У меня их разговор вызвал легкую усмешку. Я была на раннем сроке беременности, и все мне казалось ужасно смешным. Меня беспокоила только Кэсси, заявившая, что она тоже беременна.

Я всеми силами оберегала себя от любых забот, связанных со студией. Мне хотелось быть исключительно домохозяйкой. Тем не менее Тодд предпочитал советоваться со мной по большинству вопросов.

— Так было раньше, и так будет всегда, — заявил он. — Я просто не в состоянии принять без тебя ни одного решения. Так велика моя зависимость.

От такого рода заявлений сердце мое начинало стучать учащенно, а желудок сжимался, но я говорила ему:

— Ты сделал из меня что-то вроде наркотика.

А он отвечал голосом Хэмфри Богарта:

— Но ты и есть наркотик, крошка. Ты в моей крови, и вывести тебя нет никакой возможности. — От этого у меня еще сильнее учащался пульс.

Я справилась с ремонтом дома, купила мебель, устроила детей в школы и попыталась нанять прислугу. Ли ни в какую не соглашалась поселяться с нами на постоянное жительство. Не скрою, все это были приятные хлопоты. Как владельцам студии, нам приходилось следовать определенному общественному укладу. Помимо обычных вечеринок, он включал просмотры, ужины в честь вручения премий, благотворительные мероприятия. И Тодд никогда не позволял мне от всего этого уклоняться. Даже когда мой живот стал таким огромным, что сначала в помещении появлялся он, а уж потом я.

— Мы всегда и все делали вместе, и это будет оставаться так даже в Голливуде. — Эту фразу он повторял снова и снова.

Я дала себе клятву, что несмотря ни на какие обстоятельства всегда буду находить время для старых друзей. В связи с этим я частенько навещала Кэсси — моя беременность проходила легко, а вот она сидела на домашнем режиме по причине предыдущих выкидышей.

Но в ней не было и намека на какую-то болезненность. Чтобы не подниматься по ступенькам, она устроила себе спальню внизу, и со счастливым видом расхаживала по первому этажу своего дома босиком, в одном лишь цветастом платье — ее длинные, светлые волосы были все время распущены. Она, в прямом смысле слова, напоминала цветущую розу, улыбающееся «дитя цветов», хотя движение хиппи уже вышло из моды. У нее не было и тени сомнения, что беременность пройдет удачно и она родит, наконец, здорового ребенка. Это было удивительно — мне казалось, что она должна являть собой комок нервов.

В то утро я приехала к Кэсси около одиннадцати. Прежде чем припарковать машину, я убедилась, что машины Гая поблизости нет. Около полудня, когда мы вдвоем пили чай на кухне, в дверях появился похожий на викинга мужчина с каштановыми волосами, высокий и загорелый. На нем были джинсы и простая футболка. Входя в дом, он не удосужился ни позвонить, ни постучать. Этот факт должен был навести меня на определенные мысли, обрати я тогда на него какое-то внимание. Но меня в первую очередь поразило его сходство с Джоном Войтом. Неужели все здесь были похожи на каких-нибудь киноактеров? Или просто мои мозги перестроились на голливудский манер?

Я заметила, что в одной руке он держал букет пионов, а в другой — сосуд, на четверть, наполненный чем-то, напоминающим куриный бульон. Я смущенно улыбнулась. Такие подарки приносил мне Тодд до того, как начал дарить золотые браслеты и прочие драгоценные безделушки.

Кэсси представила нас друг другу:

— Моя подруга, моя лучшая подруга Баффи Кинг, — сказала она со значением, как бы пытаясь дать ему понять, что я на ее стороне. А затем, повернувшись ко мне, продолжила: — А это мой добрый сосед Джон Уинфилд. Уин живет в розовом замке на холме, — уточнила она.

В этот момент мне, кажется, стало ясно все. Уже не в первый раз я подумала, что жизнь как ни что другое напоминает кино. Если бы Джон Уинфилд и Гай Саварез появились вместе на экране, ни один зритель не усомнился бы, кто есть кто. Гай был мрачным, угрюмым злодеем, а Уин — отважным, но молчаливым героем. Может, в этом и была беда сериала «Голливуд и Вайн», который предстояло возродить нашей студии? Может, причина того, что после первоначального успеха он начал быстро сходить на нет, заключалась именно в Гае, которого зрители не воспринимали в роли полицейского-героя?

А если все было именно так, как я предполагала, то чего ждали эти два идиота? Зачем предавались эйфории в то время, как в воздухе кружила зловещая тень Гая? Насколько Кэсси успела раскрыть душу перед своим героем, и почему он, как и подобает герою, не подхватил ее на руки и не унес подальше отсюда? Был ли он достаточно для этого силен? Был ли он способен вырвать Кэсси из объятий Кассандры Хэммонд и противостоять возможным атакам черного злодея? Насколько мне известно, Гай Саварез был не из тех, кто с легкостью выпускает из рук свою собственность, даже если она не имеет для него никакой ценности.

А может, все это было лишь игрой моего бурного воображения, и Джон Войт — Уин — был лишь тем, кем он предстал передо мной? Очень красивым соседом, который принес куриный бульон?

Я старалась почаще видеться с Кэсси, а Клео, в свою очередь, стремилась как можно чаще видеться со мной. Было ли ее постоянное присутствие обычным проявлением дружеских чувств? Иногда казалось, что Клео взяла меня под свое крыло — она рекомендовала мне лучшего гинеколога и лучшего парикмахера: она объяснила, что для моего общественного статуса лучше, если я буду обедать в ресторане «Ма Maison» по пятницам, а не по понедельникам. Свою заботу Клео объяснила тем, что я ее лучшая подруга и пока не знакома с местными нравами. А может, на самом деле причина заключалась в том, что ее муж работал на моего мужа, и она стремилась заручиться нашим расположением?

Ну вот, выругалась про себя я, у меня уже появляются навязчивые идеи. Голливудская паранойя. Каким цинизмом было думать, что Клео беспокоится только о себе. Наверное, она просто нуждалась в дружбе — в человеке, с которым можно поделиться самым сокровенным, которому можно поплакаться. Должно быть, ей нелегко постоянно создавать видимость активности и благополучия.

Как бы между прочим, Клео рассказывала мне о том, что она сделала для Лео. На что я всегда, тоже как бы невзначай, замечала, какая она хорошая жена.

Вдруг она выпалила:

— Однажды я ушла от Лео. Это была обычная ссора. Ему не понравилось то, что я сделала. Я даже не помню, что именно. Но он сказал тогда, что я отвратительно выгляжу и что мне нужно следить за собой. И ушел, а я стала ломать голову над его словами. Как он мог сказать такое — я выглядела превосходно. Но потом поняла: он просто искал повод. Ему нужно было к чему-нибудь придраться. И тогда меня словно прорвало. Я подумала: «Посмотрим, что ты будешь делать без меня». Тогда у меня была Мария, и я оставила детей с ней, а сама собралась и ушла. Брать детей с собой в гостиницу было невозможно — пришлось бы идти к матери. А этого мне совершенно не хотелось. Я подумала, что она снова начнет распространяться о том, какое счастье быть замужем за Лео, и тогда я ее просто задушу. А ждать от нее чего-то другого тоже не приходится — ты же знаешь мою мать. Так что я оставила детей с Марией, а сама поселилась в «Бель-Эйре». Там довольно спокойно, а мне не хотелось встречать никого из знакомых. На всякий случай, я позвонила Марии и оставила ей свои координаты. Но на самом деле, мне, конечно, хотелось, чтобы она сообщила обо всем Лео, чтобы он, когда придет домой и не застанет меня на месте, запаниковал и бросился на поиски. Чтобы он на коленях умолял меня вернуться!

— Ну, и он умолял?

— Как бы не так. Я даже не знаю, стал бы он? Я поселилась в отеле, позвонила Марии, распаковала сумку, заказала обед в номер и включила телевизор. Я уставилась на экран, даже не притрагиваясь к обеду, и почувствовала, что впадаю в панику. Вдруг Лео вернулся домой, увидел, что меня нет, и просто махнул на это рукой? Что мне тогда делать? Тогда я поспешно собрала вещи и, как сумасшедшая, помчалась домой, чтобы успеть до его прихода. После этого мне в голову уже никогда не приходила мысль бросить его. Если даже у меня и возникает такое желание, я закусываю губу и жду, когда оно пройдет. Представляю, что было бы, если бы я действительно его бросила. Да я бы места себе не находила.

Мне нечего было ей на это ответить. Легко было давать советы другим…

Вдруг Клео рассмеялась — так смеются, когда поведав другому человеку что-то очень личное, затем начинают об этом жалеть.

— Боже, ты можешь подумать, что в моей жизни что-то не так, что я несчастлива.

Похоже, что Сюзанна была своей жизнью вполне довольна. Не то чтобы мы с ней часто встречались. Просто ей совершенно вскружил голову этот ее друг-адвокат, Ли Филипс. Когда я видела их вместе, мне казалось, что она в него по-настоящему влюблена. Она изменилась. Я решила, что это Ли повлиял на нее таким образом. Он не был красавчиком, как мы говорили в юности, но Сюзанна называла его «милашкой». Он и вправду был очень мил. Когда я увидела его в первый раз, меня ошеломило его поразительное сходство с Джеком Николсоном. Я понимала, что снова начинаю поддаваться соблазну сравнивать всех с киноактерами, но в данном случае сходство было неоспоримо. На нем всегда был костюм-тройка и почти неизменные темные очки. Случайно я узнала, что, когда он совершал пробежки, то облачался в велюровый спортивный костюм, а когда ездил верхом — надевал бриджи. Сьюэллен сказала, что не доверяет людям, которые все время ходят в темных очках. Якобы они прячутся за ними, и всегда возникает вопрос, что именно они прячут? А Клео пояснила, что в Лос-Анджелесе костюмы носят только два типа людей — театральные агенты и юристы. Наверное, она была права. Ли действительно был юристом. Но как насчет костюма в сочетании с темными очками? Что это могло означать?

Когда Ли Филипс появлялся в костюме, Сюзанна тоже одевалась ему под стать — в строгие костюмы от Адолфо или красивые блейзеры в сочетании с юбками прямого покроя и сшитыми на заказ шелковыми блузками. Но стоило Ли Филипсу выйти на пробежку в черном или белом спортивном костюме, как в таком же одеянии оказывалась и Сюзанна. Они были близнецами.

Сюзанна на пробежке? Невероятно. Но это было фактом. Она изменилась.

— О, это замечательно! — восторгалась она. — Кислород проветривает мозги, и возникает такое ощущение, что ты паришь в воздухе! Только мои ужасные сиськи все портят. Знаешь, бегать с ними — целая проблема. — Она с вежливым презрением посмотрела на мои полные груди. — Ли так их и называет — «ужасные». Я уже подумываю вернуть их в прежнее состояние, но Ли говорит, что не стоит ничего делать спешно, сгоряча. Но мне трудно выглядеть леди, когда у меня такое. Это все Хайни виноват. Раньше я выглядела элегантно, а теперь просто непотребно, вульгарно.

— Ты не права! И потом, я не думаю, что тебе захочется переделывать все заново. Это такая возня.

— Подумаешь! Они просто имплантировали мне силикон, а теперь с тем же успехом удалят его. Мне будет намного легче бегать. Так что, Баффи, если хочешь бегать, грудь следует сделать поменьше.

— Я не думала о беге, по крайней мере в последнее время. Для меня сейчас важнее благополучно родить того, кто сидит в моем пузе, а ему или ей, скорее всего, хотелось бы иметь молочный контейнер побольше.

— Это так вульгарно, Баффи! — Я не поняла, что она имеет в виду — мою грудь или мои слова. — Но после родов ты наверняка захочешь заняться какими-нибудь упражнениями. Это необходимо каждому.

— Сказать по правде, вслед за этим ребенком я сразу собиралась родить еще одного.

— Ты в своем уме? Боже, ты же даже не католичка. Хотя какое в наши дни это имеет значение. Сегодня никто не заводит больше одного ребенка. Подумай о своих трубах!

Честно говоря, в тот момент я подумала о ее матке, которую она удалила. А еще говорит, что я не в своем уме. По крайней мере, она перестала называть свое тело «храмом» — хоть за это я была ей благодарна.

— Я, как ты выражаешься, думаю о своих трубах. Они с каждым днем становятся все старше, так что вслед за этим ребенком я собираюсь родить не одного, а еще двоих.

— Пятеро детей? Ты и вправду сумасшедшая. Если это Голливуд так на тебя повлиял, то тебе следовало бы вернуться в Огайо. — Я решила пропустить ее слова мимо ушей. Сюзанна стала барабанить своими ухоженными ногтями по крышке кофейного столика. — В эти выходные я хотела пригласить вас с Тоддом к Ли на ранчо. Это в Санта-Барбаре. Тебе, конечно, придется посидеть на зрительских местах, а вот Тодд мог бы поездить верхом. Что скажешь? Езда верхом — это отличная разминка. К тому же она снова в моде. Вообще-то Ли играет в поло. Теперь это опять популярно. Почему бы ему не подключить к этому и Тодда?

— Вообще-то, Тодд теперь очень занят, — слишком занят, чтобы подключаться к чему-то еще.

— Я представляю себе. Как дела на студии? — Похоже, что на самом деле это не очень ее беспокоило.

— Ну… — Мне начинало казаться, что теперь Сюзанна предпочитает быть модной голливудской домохозяйкой, а не голливудской суперзвездой. Я даже подумала, что как только она получит развод и двадцать миллионов долларов, они с Ли сядут на лошадей для игры в поло и скроются за горизонтом в направлении Сансета.

Через месяц с небольшим у меня родился сын Мэтью. А еще через три недели Кэсси родила дочь. Она назвала ее Дженифер, и я вспомнила, что так зовут женщину, когда-то жившую в розовом замке — Дженни Эльман, мать Джона Старра Уинфилда. Если раньше у меня и были какие-то сомнения относительно того, кто является отцом ее ребенка, то теперь они рассеялись. Отпуск Уина закончился. Я знала об этом и теперь затаив дыхание ждала, как поступит мужчина, которого я окрестила героем — хватит ли у него мужества забрать с собой на север своего ребенка и его мать? Но мне бы следовало быть прозорливее. Даже если он и пытался это сделать, у него ничего не вышло — Кэсси сказала, что он принял «временное назначение» в Колумбийский университет. Итак, положительному герою не удалось добиться успеха.