Придя к твердому убеждению, что время знакомства со Стариком уже наступило, она условилась с Беном о встрече. Достаточно он поморочил ей голову. Войдя в «Риджент-клаб», она не сразу заметила Бена. Причиной тому было отсутствие черного костюма с гарденией в петлице. Иссиня-черных волос тоже не было. Вместо этого была седина. Менее броская, но более выразительная. Бен тоже сменил свой стиль.

Он был в коричневом костюме, без цветка в лацкане. Сев за стол, она обратила внимание, что верхняя пуговица его бежевой сорочки расстегнута. Ткань, из которой был сшит костюм, напоминала грубый хлопок — на самом же деле это был особый сорт шелка. Сорочка же, напротив, была на вид настолько шелковистой, что трудно было догадаться, что сшита она из хлопчатобумажной ткани тончайшей выделки. Внешность всегда обманчива.

— Снова в черном, — заметил Бо, взглянув на ее платье, и улыбаясь покачал головой. — Ты совсем не похожа на обитательницу Вегаса, Поппи.

Она перебирала пальцами изящное жемчужное ожерелье, которое стоило не одну тысячу долларов, но только настоящий знаток мог бы определить его истинную цену.

— А ты перестал носить черное, потому что не хочешь больше смахивать на гробовщика? — спросила Поппи. Это было смело с ее стороны, и может, даже опасно, но она прощупывала почву.

Он продолжал улыбаться, но глаза его превратились в щелки.

— Может быть, я не хочу больше смахивать на палача. Они тоже ходят в черном, — произнес он очень тихо, так тихо, что ей пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова. И она отпрянула. Неужели она зашла слишком далеко? Бен редко шутил подобным образом. — Хочешь выпить? — добавил он, и она поспешно согласилась на стакан белого сухого вина. — Вот и хорошо. По-моему, тебе следует слегка взбодриться. Ты ведь немного не в себе, правда? — улыбнувшись, он попросил принести вина. — Я слышал, что новая программа Бо пользуется успехом. Это хорошо. Мы все довольны. Я был прав, когда говорил, что ему не следует отказываться от рока и кантри. Баллады для людей постарше, для таких, как я. А я не покупаю диски и кассеты. Их покупают юнцы. Если ты хочешь, чтобы он исполнял баллады — пускай, но только здесь, в Вегасе. Для гастролей это не годится. Здесь он салонный певец, и может позволить себе баллады. Но никаких баллад во время гастролей. — Официант принес вино и поставил перед ней. — Пей, Поппи, — потребовал Бен.

Она поднесла стакан к губам.

— Ты обещал устроить мне встречу со Стариком. Уже прошло достаточно времени. Ты не забыл?

Он пристально посмотрел на нее, и наконец согласился:

— Хорошо, Поппи. Ты действительно долго ждала. Рождество на носу. Я назначу встречу, и пусть это будет рождественским подарком. Одна просьба: когда пойдешь к нему, не одевайся в черное. Старик ненавидит черный цвет. Он не любит, когда ему напоминают о похоронах.

— А ты уверен, что у него все еще сохранились связи в киномире? — спросила она, явно нервничая.

— Связи? Да. Если кто-то и может помочь тебе, так это он. Но учти, у него есть некоторые… странности, скажем так. Тебе придется следовать определенной процедуре.

— Какой процедуре? Что я должна делать?

— Ты поймешь. Ты уже большая и умная девочка. Ты поймешь.

Она вошла в вестибюль — на ней было белое платье из чистого шелка. Она остановилась у специального лифта, который обслуживал только апартаменты, расположенные в башне. Чтобы войти, ей пришлось набрать трехзначный номер на телефонном аппарате возле лифта и назвать свое имя. Лишь после этого дверцы открылись, она вошла, и лифт тронулся.

Пока она вспоминала, что должна сказать Старику, ее прошиб пот. Готовясь к этой встрече, она повторяла свой текст до бесконечности. Ее беспокоило ощущение выступившей под мышками, под грудью и между ног влаги. Казалось, что все дезодоранты, которые она вылила на себя, не оказали никакого воздействия. Бен особо подчеркнул, что Старик не терпит ни неприятных запахов, ни грязи, и поэтому она должна быть стерильно чистой и тщательной надушенной.

Дверцы лифта открылись, и она очутилась в помещении, напоминавшем одновременно гостиную и офис. Первое, на что она обратила внимание, был включенный телевизор. На экране шла какая-то сцена из «Больницы». Она сразу узнала этот сериал, так как Вирджил и Смоки смотрели его каждый день. Что удивительно, двое мужчин, вышедших ей навстречу, и внешностью, и одеждой тоже напоминали Вирджила и Смоки. Следующее, что привлекло ее внимание, был холод, стоявший в помещении. Видимо, кондиционеры были включены на полную мощность. По всей комнате стояли блюда с едва тронутой едой.

— Наденьте вот это. Можете воспользоваться ванной. — Один из них дал ей белый накрахмаленный больничный халат и пару бумажных тапочек.

— Вы что, шутите? — раздраженно спросила она. На ней было совершенно новое платье, от Мери Макфедден, купленное специально по этому случаю. Даже краска на этикетке еще не высохла.

Этот ублюдок явно не шутил, и ей пришлось пойти в ванную и переодеться. С отвращением она сменила свое платье и туфли на больничный халат и тапочки. Когда она вышла, ей вручили пару бумажных перчаток без пальцев.

— Ничего не говорите, пока он не спросит.

— Что? Но я пришла специально, чтобы поговорить с ним!

— Конечно. Если он захочет, то вы поговорите. В противном случае держите рот на замке. — Затем он обыскал ее, даже умудрился проверить между ног.

— Вы что, думаете, я там что-то спрятала?

— Бывало и такое, — ответил он с безразличием.

Он открыл дверь и они очутились в маленькой камере, отделявшей одну комнату от другой. На следующей двери было маленькое стеклянное окошко. Он заглянул в него и сказал:

— О'кей, запускай ее.

Второй нажал на кнопку.

Она вошла в комнату, и у нее сперло дыхание. Комната была темной, душной. Тут было жарче, чем в аду, и стояла страшная вонь. На больничной кровати лежал настоящий старик. Такого старика ей еще не доводилось видеть. На вид ему было лет сто двадцать! Поверх простыни, которой он был укрыт, лежала его белая борода. Он поднял почти прозрачную, скорее серую, нежели белую руку, и поманил ею. Ногти на его костлявых пальцах напоминали когти хищного зверя. Усилием воли она заставила себя подойти к кровати, колени ее подгибались. Возле кровати зловоние было настолько сильным, что ее чуть не стошнило. Глаза его почти провалились, но зрачки оживленно блестели, а веки отливали голубизной. Жестом он велел ей откинуть свою простыню — Поппи старалась не дышать. Она не могла поверить своим глазам — его обтянутые прозрачной кожей мощи были покрыты ярко-красными прыщами. Прыщами был покрыт даже его тоненький, сморщенный, но стоящий торчком член.

Ее сильно тошнило. Ей хотелось сбежать. Но разве могла она отказаться от открывшихся больших возможностей? Да и Бен придет в бешенство, узнав, что после того как он с таким трудом организовал для нее эту встречу, она попросту сбежала. Нет, она обязана это сделать. Обязана проглотить этот кусок дерьма, прежде чем ее вырвет. Она и прежде оказывалась по уши в дерьме, но такого еще не было. Но, видит Бог, если все пройдет, как она задумала, этот раз будет последним. Интересно, Бен знал, что ей придется трахаться с ним, прежде чем перейти к делу? Может быть, он это и имел в виду, когда говорил об «определенной процедуре»?

Старик снова сделал ей жест, и она осторожно забралась на него сверху. Он прикрыл глаза и продолжал лежать неподвижно. Она принялась двигать бедрами и впервые огляделась по сторонам. Белая стена комнаты была целиком занята полками, уставленными какими-то склянками. Что бы это могло в них быть? Господи! Да они же наполнены дерьмом! И как только эта развалина кончила в нее, ее вырвало прямо ему в лицо.

Старик издал пронзительный крик — это был первый звук, изданный им за все время: «Уберите ее отсюда вон!» Двое мужчин ворвались в комнату с пистолетами наголо.

— …Твою мать! — выругался один, позабыв, что им запрещена нецензурная брань в присутствии Старика.

Когда она дрожа выходила из ванной, переодевшись в свое девственно белое платье, только один из мужчин находился в комнате.

— Ты, глупая сука. Бену не следует платить таким идиоткам, как ты. Ты, что не знаешь, зачем тебя сюда прислали?

— Платить? Платить!

Итак, Бену было известно, что произойдет: разумеется, ни о каком разговоре с этим дряхлым чертом и речи не шло: ее просто проучили. Проучили, как дешевую шлюху. Ей хотелось кричать, но с ее уст не сорвалось ни звука. Она стенала про себя. Да, ее проучили — это было ей предупреждением от Бена.

— Скажи-ка мне вот что. Что это там за склянки? — Ей нужно было выяснить хотя бы это, чтобы совсем не сойти с ума.

Мужчина рассмеялся:

— Это его дерьмо. Мы его сохраняем. Он хочет, чтобы не была утрачена ни одна его часть.

— Правда? Тогда вам лучше сказать Бену, чтобы он мне заплатил, — огрызнулась она. — И знаете, как я поступлю с деньгами? Я найму докторов. Пару для вас, грязные кретины, и еще одного для этого старого извращенца. Он выглядит и воняет так, словно сдох уже много лет назад… и поблизости не нашлось ни одного врача, чтобы сообщить ему об этом!

Он громко рассмеялся:

— Нет, врача не нашлось. Разве не понятно, что именно врачи и хотят его убить?