Клео предложила подобрать Поппи совершенно новый костюм для похорон — все в одном стиле: платье, шляпка, туфли, сумочка, даже пояс для чулок. Однако Поппи отказалась. Она сказала, что хочет надеть черное платье, которое очень любил Бо, она настояла на том, чтобы пойти домой и взять необходимые ей вещи. Мы отправились с ней туда поздно вечером, чтобы избежать зевак у ворот. Она сказала, что в спальню пойдет одна, чтобы взять то, что ей нужно, все, что ей нужно. Она все время повторяла эти слова: «Все, что мне нужно».

Утром приехала Клео, чтобы помочь Поппи одеться и наложить косметику. Клео всегда точно знала, как наложить косметику, чтобы это выглядело в соответствии с требованиями момента, учитывая, что будут много фотографировать, и Поппи хотелось, чтобы Бо гордился ею. Она будет элегантна, но скромна, сдержанна, все будет очень строго и со вкусом. Она сказала, что должна сделать это в память о Бо и для его поклонников.

Клео сказала мне, что к нам заедет Лео, чтобы поехать вместе с нами на лимузине. Увидев мое удивление, она сказала:

— Но ведь там хватит места для всех?

Да, место там было. Ехали мы с Тоддом, Поппи, Клео… и Лео. Разумеется, место было.

— Но почему вдруг?

— Лео бросила его подружка. И он так переживает из-за Бо и, я думаю, из-за своей девушки тоже. Ему пришлось бы ехать на похороны одному, а так тяжело быть одному в такой день.

Я не могла не восхищаться Клео. Она всегда была необыкновенно великодушна. Она всегда готова помочь, но сейчас ее благородство превосходило обычное чувство долга.

— А что случилось с его девушкой?

— Нашла кого-то другого, — протянула Клео. — Чудно. Из-за нее Лео пошел на развод со мной, и для меня это было самым тяжелым поражением в жизни. А она так опошлила мои переживания. Мне казалось, она просто обожает Лео за его манеры и ум, но она не смогла устоять перед каким-то молодым актером, которого встретила на вечеринке: ему двадцать два, абсолютно безмозглый, но зато — гора мускулов и петушок в четверть метра. Сама не понимаю, Баффи, но мне почему-то ужасно жалко Лео. Он кажется таким потерянным.

Итак, мы отправились на панихиду — Тодд и Клео, и потерянный Лео, и притихшая, зажатая Поппи, вцепившаяся в свою черную сумочку. Я знала, что такое молчание может быть своеобразным видом истерии. Она все еще пребывала в шоке, хотя и вела себя с большим достоинством, и я опасалась за нее. Выдержит ли она, когда будет стоять на краю могилы, осознавая всю нелепость смерти Бо? Там, на кладбище будет просто сумасшедший дом. Там будут и полиция, и частная охрана, которую мы специально наняли. И все равно прорвется толпа зевак, поклонников и поклонниц, обезумевших от горя, и газетчики со всей страны… Настоящий дурдом.

— Знаешь, это я убила его, — вдруг тихо проговорила Поппи. — Я и… нет, не тот тип, что избил его до смерти. Я очень надеюсь, что его не найдут, так что никто не догадается, кто был настоящим убийцей. А настоящей убийцей была я.

Нам всем, сидевшим в машине, было трудно слушать ее слова.

— Нет, нет, — умоляюще произнес Тодд, беря ее за руку.

— Ты была ему хорошей женой, — убежденно добавила Клео, которая сама была идеальной женой. — Без тебя он бы ничего не достиг.

— Он обожал тебя, — вмешался Лео. Он всегда говорил: «Моя Поппи…»

— Это я убила его! Я! И Бен!

Ужасные слова, подумала я. Но и сама Поппи была в шоке.

— Не думай, сейчас об этом, Поппи, — попыталась я успокоить ее. — Потом. Потом ты все как следует обдумаешь, все станет ясным. — Я не знала, что еще сказать ей. — Ты просто помни одно: ты любила его, и он любил тебя. — Я не знала, слышит ли она кого-нибудь из нас. — Ты делала все для него, ты очень старалась, и это — самое главное.

Я выглянула в окно и не увидела солнца. Куда же запропастилось это проклятое солнце?

Поппи все рассчитала. Она хотела сделать так, чтобы смерть Бо стала событием. Она хотела, чтобы о нем осталась хорошая память. Она собиралась стоять у края могилы с опущенной головой, а когда они начнут опускать гроб в землю, она застрелит Бена Гардению.

Она обязана была сделать это для Бо. Бен виноват в смерти Бо не меньше, чем она сама. Бен помог ей развратить Бо, он настаивал на этом!

В течение всех этих лет в Вегасе каждый раз, когда она хотела что-то сделать, исправить все зло, весь этот кошмар, Бен останавливал ее, держал ее за руку. Если умер Бо, то должен умереть и Бен. Бо, несмотря ни на что, был добрым и нежным, Бен же был порочен. И она не только отомстит за Бо, она сведет с ним все старые счеты. За Сюзанну. Это она связала Сюзанну с Беном, теперь она ее освободит. А еще она сделает так, что он перестанет быть угрозой для Тодда и Баффи. Она сделала им гадость и теперь должна как-то компенсировать это. Они не понимали, что за человек Бен. Они не знали, что от такого типа, как Бен, невозможно освободиться до конца. Но она освободит их. Она освободит их всех. А затем, когда она рассчитается с ним, она повернет револьвер в свою сторону и упадет в могилу рядом с Бо, милым, невинным Бо. Она любила его больше жизни, жизнь никогда не была к ней такой доброй и ласковой, как Бо. Она так рано стала горькой.

Это была просто массовка. Не в каждой картине такое увидишь. Фотографы. Поклонники. Все работники студии до самого последнего бутафора. Казалось, Поппи начинает терять самообладание. Я чувствовала, видела, что что-то с ней происходит. Казалось, она даже не слушает слов священника о том, сколько радости принес Бо людям. Она все время оглядывала толпу. Кого она ищет? Затем я вспомнила, как она хотела, чтобы присутствовали Сюзанна с Беном. Сама я их тоже нигде не видела.

Перед всеми этими фотоаппаратами, перед тысячной толпой мы как загипнотизированные смотрели, как Поппи вынимает из своей черной сумочки револьвер, все еще в отчаянии оглядываясь по сторонам, когда они начали опускать гроб. Затем она бросила его и попыталась прыгнуть в разверстую могилу вслед за гробом Бо.

— Я любила его! — кричала она, обращаясь к земле, когда мы с силой удерживали ее.

Да, я верила ей. Я ей верила.

Мы все сидели в гостиной и пытались заставить ее немного выпить — даже Сьюэллен. Но она отказывалась.

— Я не пью вообще, — все время повторяла она.

Я знала, что ей необходимо то, что дало бы ей силы жить, пока она сама не найдет в себе силы простить себя. Я сказала:

— Попробуй взглянуть на это следующим образом. То, что произошло с Бо, просто несчастный случай. Как если бы он переходил улицу и попал под машину. Это трагическая случайность. Но все то время, что Бо был с тобой, ты давала ему больше, чем кто бы то ни было. Успех и слава, и любовь миллионов — без тебя он бы ничего этого не имел. И ты дала ему любовь, и он знал это. Он знал, как сильно ты любишь его, как много любви в твоем сердце.

Ее безжизненные черные глаза на мгновение вспыхнули.

— Ведь ты же знала это? Ты веришь в это, в то, что я его любила? Большинство не знает, что я делала все это ради любви.

Я крепко прижала ее к себе. Мы никогда не были близки, и мне она никогда особенно не нравилась, уж если говорить по правде, но мне было ее ужасно жаль. Невероятно жаль. Они были грешниками, но и против них многие грешили. И, возможно, она тоже грешила против Бо. Грех во имя любви. Как ужасно было для нее делать зло тому, кого она так сильно любила.

Все разошлись по домам. На следующее утро Поппи сообщила, что возвращается домой. В собственный дом. Я пошла на кухню помочь Ли убрать и помыть посуду после гостей. Когда мы закончили и мне наконец удалось уговорить ее лечь, я решила пойти посмотреть, что делает Поппи.

Я нашла ее в библиотеке, где она сидела рядом с Тоддом на кожаном диване. Они были поглощены каким-то серьезным разговором. Тодд поднял на меня глаза, в которых ничего невозможно было прочесть, выражение лица также было непроницаемым. Именно он когда-то объяснял мне, что каждый человек в определенных ситуациях проходит несколько стадий. А теперь я видела эти стадии у него. Сразу же после больницы, когда мне пришлось избавиться от ребенка, он все время пытался что-то объяснить, доказать свою невиновность. Первая фаза. Затем он оставил это и перешел ко второй фазе. Милый, обаятельный, ласковый, совершенно явно пытающийся помириться со мной, убедить меня простить его и все забыть… Забыть и простить… причем все это чередовалось с раздражением из-за того, что я ему не верю. Но его злость не действовала на меня — я знала, что даже лжецы могут злиться, если в их ложь не верят.

Затем наступает ночь ноготков, когда он опять подходит к моей кровати, умоляя о любви и нежности, а я прогоняю его. На следующее утро я обнаружила у него наступление третьей фазы. Замкнутость, сдержанность, никаких попыток растопить лед. Интересно, думала я, что будет после? Наступит ли четвертая фаза? Или же мы так и застрянем, замороженные в третьей фазе до конца наших дней?

— Мы здесь с Поппи говорили о картине, — сказал он. Ну, конечно же, картина. Ведь еще надо было что-то решать с «Белой Лилией». Разумеется, со смертью Бо, это тоже замораживалось, останавливалось на некоторое время. — Мы с Поппи решили, что картину необходимо закончить. Я хочу этого по совершенно очевидным причинам, а Поппи — в память о Бо.

Я взглянула на Поппи. Ее умоляющие глаза были устремлены на меня. Она, совершенно очевидно, не понимала, что здесь происходит, что «Белая Лилия» — это была наша схватка не на жизнь, а на смерть, наша личная борьба с Тоддом. Насколько она знала, меня волновала лишь экономическая сторона вопроса, ну и, разумеется, положение и престиж студии. Она своими черными глазами умоляла меня не возражать.

— А что же мы будем делать с?..

— Мы просто включим в фильм его трагическую смерть. Лон, герой, которого исполняет Бо, умрет в номере мотеля, куда приведет уличную проститутку, от слишком большой дозы наркотиков. Мы сможем так снять эту сцену, чтобы не было видно его лица. — Я была поражена. Я просто не представляла, как Поппи могла предложить такое, видимо, мы с ней были совершенно разными людьми. И Тодд старался соблюсти интересы их обоих — ее и свои, я не могла его за это винить. — И еще я уговорил Поппи участвовать в съемках в качестве ассистента режиссера, — добавил он. — Она практически каждый день проводила на съемочной площадке с самого начала съемок. Она прекрасно знает весь фильм. И вот уже двадцать лет она работает в области индустрии развлечений. Я думаю, что «Белая Лилия» очень выиграет от ее участия.

Поппи была нужна какая-то опора в жизни, и он давал ее ей. И кроме того, он давал ей еще кое-что, может быть, даже более важное… Что-то, что поможет ей пережить эти тяжелые дни.

Я сжала ее руку:

— Думаю, из тебя выйдет прекрасный ассистент режиссера.

— Спасибо, — сказала она печально. — Вы с Тоддом — мои самые близкие друзья.

Он опять сделал это, этот волшебник. В очередной раз он спас эту несчастную «Белую Лилию», и в то же время ему удалось помочь ближнему — Поппи Бофор — удержаться в этой жизни, найти твердую почву.

Позже, лежа в своей кровати, я мысленно возвращалась к словам Поппи. «Вы с Тоддом — мои самые близкие друзья». Но тем не менее она говорила, что хотела б видеть на похоронах Сюзанну и Бена, они ей как бы заменили семью. А затем это дикое заявление, что Бо убили она и Бен. И когда она вытащила из сумочки свой револьвер, хотела ли она застрелить только себя? Или Бена? Бена, которого так и не увидела в толпе?

Бен и Сюзанна. Их там не было. Почему же все-таки Сюзанна не приехала?

Сюзанна пришла в себя после наркоза в больничной палате среди ночи. Она не сразу поняла, где она и что с ней. А когда вспомнила, то тут же стала ощупывать грудь. Господи, сделай так, чтобы ее там не было.

Во рту у нее было сухо. Она нащупала толстый слой повязки, и это ее успокоило. Для простой биопсии слишком много бинтов. Наконец-то она будет свободной.