КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Твоя жизнь говорит сама за себя, — мягко сказал Уэйленд, отпивая из бокала.
— Да, — прошептала Майя. — Но я не называю это жизнью, это — существование.
Уэйленд секунду внимательно смотрел на нее, потом рассмеялся.
— Конечно, ты живешь! Я был бы счастлив, если бы двенадцать таблеток снотворного усыпили меня! Добро пожаловать в страну жизни, — сказал он, обнимая ее.
Через три месяца после случившегося она сидела в квартире Уэйленда, наблюдая за последними лучами октябрьского солнца. Это было в пятницу вечером, город ожидал выходных. Квартира Уэйленда была отделана коралловыми мраморными плитами, вокруг стояли темно-серые бархатные диваны. Благоухали белые розы. Этим утром Майя прилетела из Парижа. Она устала после перелета и запрещала себе думать о том, что впереди. Пусть сознание остается пустым — таким оно было с того ужасного дня в Париже.
Уэйленд с любопытством взглянул на нее:
— Ты действительно желала полного забвения? Майя пожала плечами.
— Я думала, что было бы чудесно не сталкиваться с жизненными проблемами…
Она откинулась назад. Уэйленд добавил в бокал льда. В каком-то смысле оказаться в Нью-Йорке было огромным облегчением. Она думала об этом дне с того момента, когда ее хозяйка нашла ее и послала за доктором. Он очистил ее желудок. Было ужасно вернуться к жизни тогда, когда она надеялась, молилась о том, чтобы умереть. Потом Майя упросила доктора никому не рассказывать о случившемся. Мадам Делла сунула ему купюру в тысячу долларов.
— Здесь это делается так, — объяснила она позже. Несколько дней Майя пролежала в постели, слабая и больная. Она не отвечала на звонки Филиппа и Стефани. Им было сказано, что у нее грипп.
— Я не могла посмотреть в лицо Филиппу после того, что рассказала мне мать, — говорила она Уэйленду. — Мне просто хотелось уехать оттуда, но я знала, что еще придется столкнуться с ним. Было бы трусостью просто убежать.
— Бедная малышка… — посочувствовал Уэйленд и добавил еще несколько кусочков льда.
— Ты был первым человеком, которому я позвонила. Чтобы выяснить, что с мамой. Я была больна от беспокойства…
— О, она выжила. — Уйэленд сделал большой глоток. — Это обо мне стоило побеспокоиться. Вот не хотел бы еще раз пережить подобное. Лететь с ней вместе — ух! — Он вздрогнул. — Американский госпиталь накачал ее всеми болеутоляющими. Она была так забинтована, что с трудом видела, куда идет. Прежде, чем мы улетели из Парижа, она заставила меня позвонить в Нью-Йорк японскому врачу, который занимается пластической хирургией — он считается лучшим в мире. Он ответил мне, что все его время расписано на три года вперед, но Корал вырвала у меня трубку и поговорила с ним по-своему. Полет был сплошным кошмаром! Мы взяли такси из аэропорта Кеннеди и сразу же поехали в частную клинику, где ее тотчас же прооперировали. Она все время повторяла, что напишет о нем в журнале.
— И? — настаивала Майя. — Что он сделал? Уэйленд пожал плечами.
— Две недели она провела в бинтах, принимая огромные дозы витамина «С». Все думали, что она подтягивала лицо. Затем сняли бинты. Все было не так плохо. Почти незаметный шов около волос.
— О Боже! — Майя спрятала лицо в ладонях.
— Основная проблема была в том, что она не считала, что хорошо выглядит. Она все время говорила: «Я теперь с изъяном, Уэйленд, а ты знаешь, что думает мир моды о вещах с изъяном». Она все время дотрагивается до лица, закрывает шрам шляпкой или шарфом, спрашивает, не виден ли он.
Взяв шейкер, он вылил остатки напитка в бокал и проговорил:
— Все уладится.
— Нашим отношениям не хватало именно этого. Она ненавидит меня, но ее можно оправдать. Я себе этого никогда не прощу.
— О, я уверен, что в глубине души она отлично знает, что ты не хотела причинять ей боль, — сказал Уэйленд, пытаясь ободрить ее. — Она курит марихуану — говорит, что это успокаивает ей нервы.
Майя подняла к нему лицо.
— Уэйленд, она сказала мне, что в индустрии моды со мной покончено. Я знаю, что она очень влиятельна. Мне нужна здесь работа. Что мне делать?
— Успокойся, дорогая. — Он похлопал ее по колену. — Корал влиятельна, но она не Бог. Для тебя всегда есть место у меня, особенно теперь, когда ты признанный парижский дизайнер.
— Она убьет тебя, если узнает, что ты мне помогаешь, Уэйленд.
— А ей не следует знать всего, не так ли? Давай теперь перестанем говорить о Корал. Расскажи мне о себе. Ты действительно уволилась от Филиппа Ру? С ним действительно все кончено?
— Конечно! Абсолютно кончено! — Она старалась придать голосу уверенность, но даже слышать имя Филиппа было больно. Действительно ли можно покончить с Филиппом Ру? Возможно ли оторвать кусочек сердца? Она много раз вызывала в памяти их последнюю встречу, когда в конце концов нашла в себе силы, чтобы увидеться с ним.
Чувствуя себя нездоровой, она медленно шла в салон по Авеню Марсо. Какие у нее были причины для ухода? Она старалась прорепетировать свою речь: «Филипп, я не могу работать у человека, который занимается кровосмесительством». Нет. «Филипп, я не могу любить человека, который занимается любовью с моей матерью». Нет. Она просто скажет ему, что разочаровалась в нем. Она несла с собой его пиджак, хотя и не помнила, как забрала его из номера Корал.
Стефани открыла дверь салона. Часы показывали пять, в салоне было тихо и спокойно.
— Ты уходишь, — сказала Стефани, проведя ее в свой маленький кабинет. — Я права, да?
Майя кивнула.
— Я не знаю причин, но это очень грустно. Работать с этими двумя непросто, я знаю, но… — Ее глаза выжидательно смотрели на Майю.
— Когда-нибудь я, возможно, и расскажу тебе все. Стефани пожала плечами.
— Нечего и рассказывать, правда. Он производит неизгладимое впечатление на людей. Я хочу сказать, на женщин. Либо ему посвящают жизнь, либо… — она приподняла брови, — либо уходят. Ты станешь работать в другом доме моделей? Филипп будет ревновать.
Когда Филипп пригласил ее в кабинет, у нее подгибались ноги, и она была близка к обмороку. К счастью, в кабинете, кроме него, никого не было. Ее рисунки были все еще прикреплены к стене рядом с образцами тканей. Филипп закрыл за ней дверь, нежно улыбнулся.
— Грипп прошел? Ты хорошо выглядишь.
Она перевела дыхание, глядя в его яркие, живые глаза. Он подошел к ней, дотронулся до нее теплыми руками. Она сделала шаг назад.
— Майя, мы добились потрясающего успеха! У нас десятки новых частных клиентов. Твоя мать заказала шесть комплектов, Бегам Хан — восемь! Наняли еще работников, и я договариваюсь о том, чтобы в соседней квартире оборудовать новую студию, а эта комната станет вторым ателье. У тебя будет комната на последнем этаже, чтобы ты могла спокойно работать. Я хочу, чтобы ты начала работать над коллекцией вязаных вещей, которую мы согласились сделать для Японии. Нью-Йорк тоже хочет…
— Я ухожу, Филипп, — сказала она. Он изменился в лице.
— О чем ты говоришь? Тебе нужен отпуск?
Она медленно покачала головой, не отводя глаз от его лица.
— Нет, я хочу сказать, что я оставляю тебя. Этот дом моделей.
— Но… почему? — очень мягко спросил он. Его глаза смотрели прямо ей в душу. Он производил на нее такое же впечатление, что и всегда: было желание броситься ему в объятия. Он выглядел таким обиженным, таким удивленным, ей захотелось попросить прощения за то, что она посмела подумать об уходе.
— Тебе предложил работу другой дом моделей? — спросил он.
Она с яростью посмотрела на него.
— Ты именно этого боишься? — Она встретилась с ним глазами. — Нет, это не так. Я думаю, ты отлично знаешь, почему я ухожу.
Он пожал плечами, начиная злиться.
— Но я не знаю! Я знаю лишь то, что начал отделывать для тебя комнату, чтобы тебе было удобно работать. Я хочу предложить тебе более высокое жалованье благодаря успеху в этом сезоне. Я знаю, что в тот наш вечер мы достигли взаимопонимания. Майя, разве мы не сказали друг другу самые важные слова, которыми могут обменяться мужчина и женщина? — Он положил на ее руку свою.
Она отняла руку.
— Ты говорил мне, что привязан к Жозефине! — воскликнула она. — А что мне делать? Ходить вокруг и восхищаться тобой?
— Понятно… — медленно сказал он. — Поэтому ты уходишь? Ты позволишь эмоциям встать между тобой и твоей работой?
— Это лишь одна из причин. — Она достала из сумки пиджак. — А вот это другая.
Он взял пиджак, нахмурился.
— Это дала тебе твоя мать?
— Теперь я все знаю.
— Но между мной и твоей матерью ничего не было, Майя, — сказал он. — Думаю, ее это привело в замешательство. Но это не имеет значения. Остальное просто сплетня. Она восхищается моей одеждой, ее журнал представит многие комплекты. Я подписал контракт с другом твоей матери, мосье Гэррити…
— Это великолепно, — сказала она без всякого выражения. — Я рада за тебя.
— Майя… — Он грустно вздохнул. — Почему ты злишься? Потому что я хочу двигаться дальше?
Она глубоко вздохнула.
— Я стараюсь объяснить причины, по которым ухожу. Люди, которые мне звонили сюда, получали ответ, что я здесь не работаю…
Его взгляд стал виноватым.
— Да, это моя вина. Я признаю это. Я послушал Жозефину и твою мать. Они говорили, что это уменьшит интерес ко мне, если я разделю с кем-нибудь славу дизайнера…
— Это отвратительно! — сказала она. — Ты использовал все мои рисунки!
— Да, — согласился он. — Но сначала мы должны создать имя дому моделей. А позже каждому воздастся то, что он заслужил.
Она покачала головой.
— Это нечестно…
— Я так не думаю. В бизнесе это нормально. В некоторых домах моделей работает по десять-двенадцать молодых дизайнеров. Если они талантливы, они добиваются славы.
— Я не хочу работать с тем, кто лжет мне. — Майя встала и быстро направилась к двери, но он схватил ее за руку.
— Майя! Даже ты лгала несколько раз в жизни — разве это не так?
Она вырвалась.
— Но не тебе, Филипп. — Она распахнула дверь.
— Ты думаешь просто так уйти отсюда? — закричал он. — Уйти прочь из моей жизни? Я не позволю тебе этого!
— Я ухожу, — повторила Майя, как бы убеждая себя. Она с усилием отвернулась от него.
Он положил руку на ее плечо.
— Может быть, ты вернешься в Америку, но… — он постучал по лбу, — отсюда и отсюда, — он приложил руку к сердцу, — я не позволю тебе уйти, Майя.
Она вышла из студии, стараясь не оглядываться. Он поймал ее в конце коридора.
— Ты не можешь уйти от меня. — Он прикоснулся губами к ее шее. Все его тело дрожало. «О Господи, — подумала она, — почему ты даешь все людям лишь тогда, когда уже поздно?» Она знала, что запомнит прикосновение его губ навсегда, до конца своих дней. Она оттолкнула его и быстро побежала. Вниз по ступенькам и через сад. На мостовой она споткнулась и чуть не упала, потому что ей послышалось, что он зовет ее. Она смешалась с толпой. Людской поток нес ее, и ей было все равно, куда. Она спустилась в метро. Куда бы ни ехать, лишь бы не домой. Она вышла в районе Монпарнаса и направилась широким, многолюдным бульваром, потом поняла, что дошла до «Купола».
Кафе казалось гостеприимным. Она прошла мимо столиков, не обращая внимания на интерес на лицах посетителей, оглядывавшихся ей вслед. Майя прошла сквозь шум и свет в дамскую комнату. Женщины разглядывали себя в широких зеркалах, недовольные прической или макияжем. Майя полезла в сумку за расческой и посмотрела в зеркало. Выражение ее лица свидетельствовало о шоковом состоянии. Она закрыла глаза и стала медленно раскачиваться. Светловолосая девушка схватила ее за руку и спросила:
— Что-то случилось?
— Нет, ничего, спасибо! — пробормотала Майя, выдавив из себя улыбку.
Он сказал, что никогда не позволит ей уйти. Но она была разочарована, что он не заставил ее остаться силой. Теперь, сказала она себе, ты начинаешь новую жизнь. Жизнь, которая не будет строиться вокруг него. Но у нее не было уверенности в том, хватит ли сил совершить это. Она села за свободный столик и заказала горячий шоколад, полагая, что он взбодрит ее. Каждый раз, когда она начинала думать о своем будущем, то чувствовала, будто образовывались провалы в сознании. Двумя часами позже, совершенно вымотанная, она вернулась на такси домой.
Она ожидала, что Филипп позвонит ей, но через несколько дней стало ясно, что он не сделает этого. Возможно, он не поверил, что она действительно уйдет. Она готовилась к возвращению в Нью-Йорк, но решила еще несколько недель провести в Париже: отдыхала и наслаждалась городом. Всякий раз, выходя из квартиры, она ожидала, что встретит Филиппа, что он будет где-нибудь поджидать ее. Даже поднимаясь по металлическим ступенькам трапа в самолет, она ожидала, что он преградит ей путь. У двери она последний раз оглянулась, чтобы посмотреть на парижское небо и как бы бросить последний взгляд на свои надежды, иллюзии, на свою душу.
— А теперь ты вернулась туда, где тебе следует быть! — заключил Уэйленд, допивая остатки коктейля. — Надеюсь, ты позволишь мне устроить вечеринку в твою честь! Придут Маккензи Голд, Дэвид, Колин и другие, кого ты знаешь по «Макмилланз».
— Я ищу покоя, и некоторое время мне не хотелось бы никого видеть.
— Не волнуйся, — сказал Уэйленд. — Они скромные начинающие, такие, как Ру, который хочет всего.
— Ну, у него сейчас все есть, — заметила Майя, указав на газету на кофейном столике. Заголовок гласил: «Модная одежда от Ру — потрясающа!»
— Пусть все это у него будет, дорогая, — вздохнул Уэйленд. — Белый «роллс» и вилла, и пентхауз. Но через обеденный стол ему придется смотреть на Жозефину — ух! Боже, когда они здесь были, мы с Корал с трудом сдерживались, чтобы тотчас же не удавить ее.
Майя посмотрела на него.
— Ты бы лучше рассказал мне все о его визите, — сказала она.
Филипп Ру прилетел в конце августа. Ему была организована шумная встреча. Самая шумная «со времен Диора», клялась Корал. Двенадцать страниц в «Дивайн», посвященных его моделям, обеспечили ему звание «Модельер шестидесятых», он затмил даже Мэри Квант и Ив Сен Лорана. Пресса решила, что все новое в моде принадлежит ему. Было проще чествовать одного человека: Филипп стал модной знаменитостью. Многие газеты рекламировали его модели.
Нью-Йорк заказывал одежду из Парижа. Многие известные дамы фотографировались в комплектах одежды от Ру. Женщинам всех возрастов нравились его платья, фотомодели упрашивали Корал взять их на презентацию коллекции Ру в Нью-Йорке, которую она запланировала.
Корал была постоянно занята своим лицом. Она перебрала всех художников по макияжу и парикмахеров, которые помогли бы ей отвлечь внимание от шрама. Для встречи с Ру она выбрала черный берет из ангоры, который приколола к своим коротким волосам. В комплекте с новым серым платьем и жакетом от Ру он придавал ей свежесть и молодость. Через час после того, как Ру прибыл, они встретились.
Филипп, ожидавший в баре, издали заметил ее и вышел в фойе, чтобы встретить. Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание при его приближении.
— Филипп! — закричала она. — Дорогой! — Она обвила его руками и запечатлела поцелуй — поцелуй в воздух со стороны каждой щеки. Филипп стоял прямо, на его губах играла легкая улыбка. Он провел ее в бар, поддерживая под локоть.
— Я не хочу пить, дорогой, — сказала она. — Давай пойдем прямо в твой номер — нам так много нужно обсудить.
— Мы в баре, Корал, — ответил он, продолжая вести ее дальше.
— Мы? — переспросила она.
Он провел ее к столу, где сидела серьезная темноволосая женщина.
— Моя помощница Жозефина, — представил он. Улыбка Корал на мгновение застыла, потом расцвела еще ярче.
— Добро пожаловать в Нью-Йорк! — Она легонько пожала руку Жозефины, когда та встала, чтобы приветствовать ее.
— Enchante, — ответила Жозефина. Корал села между ними, глядя на Филиппа.
— Какой очаровательный сюрприз, Филипп! — ясно сказала она.
— Жозефине очень хотелось посмотреть Нью-Йорк, — ответил Филипп.
— Поздравляю с потрясающим успехом! — воскликнула Корал. — Вы видели афиши по дороге сюда? Все они из Нью-Йоркского балета, ни больше, ни меньше!
— Я очень многим обязан вам, — Филипп склонил голову.
— А мои двенадцать страниц? — Корал старалась казаться скромной. — Это своего рода рекорд, я думаю…
Крошечный бар был темным и уютным. К ним подошел официант.
— Мартини! — заказала Корал.
Жозефина наблюдала за происходившим темными недоверчивыми глазами. Странная смесь неловкости и уверенности, решила Корал. Она вела себя так, как будто Филипп принадлежал ей.
— Э… Voulez-vous voir на небоскреб «Эмпайт-стейт билдинг»? — спросила Корал.
— Je veux bien, madame! — глаза Жозефины широко распахнулись. — Quand est-ce que vous pouvez l\'arranger?
— Je… — Корал нахмурилась, затем разразилась смехом. — Это странно. C\'est ridicule! Филипп, я действительно плохо знаю французский — тебе придется переводить! — Она поправила берет. Прежде, чем он успел ответить, она продолжила: — У нас намечена программа. В понедельник состоится показ одежды, там мы вручим вам первую премию «Дивайн». Интервью. Фотографировать будет Ирвин Пенн!
— Да, «Вог» и «Базар» — они тоже фотографировали меня. Почему ко мне такой интерес? Им следует фотографировать одежду.
Она рассмеялась.
— Мы в Америке любим личности. И сейчас это вы, Филипп. Советую пораньше лечь спать во вторник. Чтобы глаза не были красными перед тем, как фотографироваться у Пенна! Кто-нибудь может занять вашу… ассистентку?
Филипп нахмурился.
— Я не понимаю…
Корал бросила на него значительный взгляд.
— Чтобы мы могли провести время вдвоем, вы и я! — Принесли напитки, Корал подняла бокал и, глядя в глаза Филиппу, произнесла:
— За вас!
Жозефина смотрела на нее во все глаза.
Корал отпила вина. Она умела не обращать внимания на людей, которые находились рядом с ней: она научилась этому в Париже и Нью-Йорке, когда сидела плечом к плечу с врагами на показах коллекций, глядя в пространство. В конце концов, она перевела взгляд на Жозефину:
— Я договорюсь о том, чтобы ей сделали макияж, — пообещала она Филиппу. — На тот случай, если она окажется перед объективом фотографа.
Филипп запротестовал:
— Нам кажется, что американки используют слишком много косметики.
Корал холодно рассмеялась.
— Все дело в том, чтобы употреблять достаточно. Жозефина, по всей видимости, вообще не пользовалась косметикой, и это ужасно раздражало Корал.
Филипп аккуратно переводил время всех встреч, которое называла ему Корал, а Жозефина что-то записывала в крошечную записную книжку. Корал заметила, что на разные дни уже были намечены встречи с журналистами «Вог», «Города и предместья», «Энди Уорхол».
— Главный прием я устрою у себя дома, — сказала она Филиппу. — Во вторник. Я пригласила восьмерых близких друзей — законодателей вкуса в городе. Приезжайте пораньше, Филипп, чтобы мы могли прорепетировать маленькую презентацию…
— Мы будем, — пообещал Филипп, его темные глаза сверкнули.
— Мы? — Она дотронулась до его руки. — Вы продолжаете говорить «мы»? Вы нигде не появляетесь без вашей ассистентки?
Он засмеялся.
— Я буду поддерживать с вами постоянную связь, — пообещала она и опять попыталась поцеловать его. Но он опять так повернул лицо, что она поцеловала воздух.
Она уехала из отеля в ярости. Он не может спать с этой женщиной, просто не может! Сестра она или нет, она крестьянка!
— Думаю, что они ближе, чем тебе кажется, — заметил Уэйленд, когда Корал позвонила ему, чтобы пожаловаться.
— Пусть она не попадается мне на глаза! — сказала Корал.
Вручение наград «Дивайн» устроили со всей пышностью, на которую были способны журнал и магазин. Прием происходил на четвертом этаже магазина, забитом журналистами и фотографами. Корал бегала на цыпочках в толпе, сворачивая шею, чтобы уследить, кто приезжает. Ровный шум иногда нарушался выкриками; воздух был тяжелым от запаха духов и сигарет.
— Вы знаете, что я обожаю в его одежде? — говорила одна светская дама другой. — Его швы! Его замечательные швы!
Уэйленд всем улыбался.
— Я думал, что его одежда не будет продаваться, потому что в ней все выглядят так, как будто они все еще в детском саду, — пробормотал он. — Но именно поэтому она и продается! Это как взгляд в будущее. Все в мини, одни ноги и глаза…
В конце концов, Корал одна вышла на сцену. Она была в сверкающем пурпурном платье от Ру, кончающемся на четыре дюйма выше колена, ее ноги были обтянуты блестящими чулками.
Все замолчали, и Корал начала:
— «Дивайн» присуждает эту награду модельеру, который изменил само направление моды! Филипп Ру сделал это в своей осенней коллекции. Я рада вручить вам эту награду, мосье Ру, за ваш талант в создании одежды для женщин и за то, что теперь мода уже никогда не будет прежней…
Она протянула ему бронзовую фигурку женщины, а Филипп, который уже поднялся на сцену, принял ее, целуя Корал в обе щеки. Аудитория аплодировала стоя.
— В этот момент она была ближе всего к нему, — комментировал позже Уэйленд.
Филипп произнес очаровательную речь.
— Своим успехом я обязан женщине, которая сделала для меня так много, — закончил он.
Корал, которая стояла сбоку, сделала шаг вперед, но почувствовала, как Уэйленд схватил ее сзади за платье и оттащил назад.
— Но… — Она повернулась к Уэйленду, и тут Филипп наклонился к первому ряду.
— Жозефина, — сказал он. — Поднимись!
Не веря своим глазам, Корал наблюдала, как Жозефина неловко поднималась по ступенькам на высоких каблуках, а на сцене схватилась за руку Филиппа.
— Я хочу воспользоваться моментом и объявить о нашей свадьбе, — сказал он.
— О Боже! — задохнулась Корал, но ее восклицание потонуло в буре аплодисментов.
— О, если бы у меня были слова, чтобы описать лицо Корал! — сказал позже Уэйленд. — Ее лицо было цвета ее платья!
Сжав губы, Корал кинулась в комнату, где переодевались модели, и взяла несколько таблеток у своей любимой манекенщицы Мэксин д\'Арбевиль. Она проглотила их, запив бокалом шампанского, и побежала приветствовать гостей, по возможности избегая счастливой пары.
— Конечно, в конце концов, выяснилось, что она ему не сестра, — говорила потом Корал Уйэленду, — они просто кузены, целующиеся кузены.
— Трахающиеся кузены, я бы сказал. Жозефина Ру выглядит как женщина, которой всего мало. Эти глаза! Простая маленькая крестьянская девочка…
— Но именно они знают, как удержать мужчину. Ты видел те туфли, которые она купила? Она знает, как тратить деньги, которые он зарабатывает.
Вечер Корал в честь Филиппа был отмечен сотнями свечей, которые отбрасывали свой романтический свет на потолки в комнатах. Филипп приехал рано, вместе с Жозефиной. Как только они разделись, Корал шепнула Колину, чтобы тот увел Жозефину фотографировать.
На Филиппе был элегантный пиджак для обеда. Он выглядел очень красивым. Его волосы, слегка влажные, были зачесаны назад. Корал отметила, что он изменился. Все внимание было направлено на него. Ее раздражало то, что он принял ее приглашение как еще одну неизбежную формальность.
Она закрыла дверь в кабинет и повернулась к нему. Она жаждала броситься в его объятия, но что-то заставляло ее держать дистанцию.
— Ну, и к чему все это? Вы хотите втянуть «Дивайн» в скандал? Ина Меллиндорф сказала мне, что у Диора было отлично известно, что вы и Жозефина — брат и сестра. Вы приехали из одной маленькой испанской деревни и носите одно и то же имя.
Филипп кивнул.
— Да, мы двоюродные брат и сестра.
— В этом тоже нет ничего хорошего. Ваши дети могут…
— Мы не хотим иметь детей, — перебил ее Филипп.
— Почему вы ничего не сказали мне о Жозефине в Париже?
— Вы не спрашивали! Я говорил, что американцы всегда слишком торопятся. Прежде чем я успел что-то сказать, вы появились обнаженной…
— Правильно! — согласилась она, поймав его руку. — Мне никогда ни с одним мужчиной так не хотелось заниматься любовью! Я думала, что мы будем вместе на этот раз — почему вы все усложняете? Или вы забыли, что эта поездка — моя идея! Я пригласила вас! Я изобрела эту награду!
— Да? — Его глаза остановились на ней с неприязнью. — И зачем же вы все это сделали? Потому что вам нравятся мои фасоны, не так ли?
— Но еще и потому, что мне нравитесь вы, Филипп! — Она дернула его за руку. — Господи, вы первый человек, который имеет на меня такое влияние. Я хочу дотронуться до вас. Я хочу, чтобы вы дотронулись до меня! Не заставляйте меня умолять… — Она погладила его по щеке, провела рукой по губам. Он отклонил лицо.
— Я не понимаю! — возмутилась она. — Как вы можете оставаться таким холодным!
— Но я вовсе не холоден. Я страстный мужчина.
— Тогда продемонстрируйте мне свою страсть! — прошептала она ему в ухо. Она прикасалась губами к его щекам — он был свежевыбрит, его кожа была загорелой и гладкой.
Ринувшись назад, она заперла дверь кабинета и вернулась. Она подняла к нему руки. Он отошел в сторону.
— Вы испортите жакет, — сказал он ей.
Корал протянула руку назад и, найдя маленький жакет, швырнула в него. Он поймал его и нежно погладил. Она наблюдала, как темные руки любовно гладили ткань, потом закричала:
— Уверена, что этот проклятый жакет значит для вас больше, чем я!
Он посмотрел на нее, мягко улыбнулся.
— Конечно! Это моя профессия!
Она почувствовала, как ее охватила ярость. Сорвав с себя платье, она бросила его в Филиппа. Потом, выхватив платье из его рук, она стала рвать его.
— Но, Корал, — он с ужасом наблюдал, как она раздирает платье по швам, — вы заказывали его, вы должны за него тысячу долларов, — напомнил он ей.
— Не беспокойтесь, заплачу! — закричала она, бросаясь в спальню к гардеробу. Она нашла платье прошлого сезона от Сен Лорана и надела.
— Застегните! — приказала она. Он застегнул платье.
— Я не говорил, что я единственный модельер, Корал, это вы говорили…
— Я изменила свое мнение. Я могу похоронить вас, Филипп…
Он грустно покачал головой и прошел к двери кабинета.
— А где Майя? — спросила она. — Она все еще работает у вас?
Он уже открыл дверь, но обернулся.
— Она уволилась несколько недель назад.
— Да? Так она ушла? — Корал оглядела себя в зеркале, поправила шелковый воротник. — Вы занимались с ней любовью?
Его глаза вспыхнули.
— Почему вас это интересует? Спросите ее… Он уже хотел уйти, но она окликнула его:
— Подождите! — Он опять обернулся. — Я совершила ошибку в отношении вас, Филипп, — сообщила она. — Я думала, что у вас есть талант, но полагала, что вы лучше понимаете этот мир, чем это оказалось на самом деле. Вы знаете Энди Уорхола?
— Он делает мой портрет…
— Он предсказал, что в будущем каждый будет знаменит не дольше пятнадцати минут.
Филипп приподнял бровь.
Глаза Корал сверкнули.
— Твои пятнадцать минут прошли, Филипп!
К середине поездки Филипп стал слишком «велик» для Корал, чтобы она могла с ним справиться. Дональд Крамер повторил свое предложение приобрести дом моделей, называя его парижским бриллиантом в его короне, в гигантском конгломерате. Все хотели обсудить с ним следующую коллекцию. Когда предложениям стало трудно сопротивляться, Филипп согласился на поддержку Крамера. Было немедленно объявлено о создании нового одеколона «Филипп».
— В последний вечер Корал и Жозефина просто не замечали друг друга, — говорил Уэйленд. — Мы все полетели в Вашингтон за еще одной наградой — от французского посольства.
Корал убедила сотрудников посольства использовать материалы из «Дивайн» в церемонии приема. Она согласилась представить Филиппа специально приглашенной группе особо важных персон. Вопросы моды вторглись в дипломатический мир, что добавило важности этой презентации.
Приехав в Вашингтон, Филипп и Жозефина отправились на ленч в консульство. Корал отдыхала в своем номере. Этим вечером с ни встречались в посольстве. В честь своего первого успеха Филипп подарил Жозефине серьги с бриллиантами от Тиффани. Она была в белом костюме, сшитом Ру и сидевшим на ней без единой морщинки. Ее волосы были коротко острижены Сассуном, и от этого она и Корал казались сестрами с двадцатилетней разницей в возрасте. На Корал был серый костюм, привезенный Филиппом, к которому она добавила черную шаль и изумрудную брошь. Ее лицом занимался художник по макияжу, поражали ее выразительные глаза, подчеркнутые большими ресницами и темными тенями.
Вашингтонская публика была перемешана с прилетевшей из Нью-Йорка. Сюрпризом стало появление Катрин Денев. Она недавно заказала одежду у Филиппа. Дональд Крамер уверял всех, что одеколон «Филипп» навсегда соединит Францию и Америку. Он уже подготовил первую партию к этому ленчу. На каждом флаконе было начертано «Филипп» и свисали две длинные шелковые серые кисточки.
— Мужчины, которые не покупают своим женам «Шанель», будут покупать вот это, — предсказала Корал. — Благодаря мне имя Филиппа будет символизировать роскошь.
К концу вечера, после перелета обратно в Нью-Йорк, Корал была злой, уставшей и пьяной. Она сидела на заднем сиденье машины, которая была предоставлена им на эту неделю. Сначала с ними распрощался Уэйленд, которого они подвозили. Он пожал руки обоим Ру, пожелав им удачи. Машина помчалась дальше. Уставшие Филипп и Жозефина смотрели в окно.
Корал положила руку на рукав Филиппа.
— Отошли ее и вернись ко мне на кофе, — сказала она. — Нам нужно многое обсудить, прежде чем ты уедешь.
Филипп посмотрел на нее.
— Нам нечего обсуждать, Корал. И, кроме того, я очень устал. Может быть, мы позавтракаем завтра вместе?
— К черту завтрак! — закричала Корал.
Жозефина уже выходила из машины, шофер придерживал дверь. Она заколебалась, с полуулыбкой глядя на Филиппа.
— Tu viens?
— Отправь ее спать! — заорала Корал. Она схватила Филиппа за руку. Он старался вырваться.
— Корал, я думаю, что ты очень устала…
— Да! От такого отношения!
Корал наклонилась и изо всех сил толкнула Жозефину. Жозефина закричала и упала на тротуар.
— Mais qu\'est ce qu\'elle a? — кричала она, поднимаясь. — Elle est folle?
— И bonne nuit вам тоже! — прокричала Корал. Она захлопнула дверь и быстро повернулась к шоферу. — Домой!
Шофер застыл. Глаза Жозефины были полны удивления.
— Корал, я должен выйти, — запротестовал Филипп.
— Поехали.
Водитель сел в машину, обернулся к ней.
— Джентльмен хочет выйти здесь, миссис Стэнтон…
— Поезжай, если ты дорожишь своей работой!
Машина тронулась. Филипп обернулся, чтобы посмотреть на Жозефину, чья одинокая фигура растаяла на Пятой авеню.
— Но, Корал, это же абсурд! — Филипп схватил ее за руку. — Ты хочешь похитить меня?
Корал повернула к нему лицо.
— Давай придем к взаимопониманию. Если это последняя наша встреча, пусть я буду знать, что я теряю. — Она держала его за руки. Сидя спиной к водителю, она определенно пыталась расстегнуть его брюки. — Я хочу знать, что удерживает великого Филиппа Ру!
— Корал!
Ее рука скользнула в брюки, другой рукой она расстегивала его белоснежную рубашку, чтобы дотронуться до его загорелой гладкой кожи.
— Видишь? Я возбуждаю тебя. — Она обернулась к водителю, подняла стеклянную перегородку, потом скользнула на пол, спрятав лицо в его коленях.
— Давай займемся любовью, Филипп! Ты должен мне это! — Она была очень пьяна. Очень увлечена им. Она не выпускала из своих рук его пенис, пока он не достиг полной величины. — Боже, как ты сложен! — воскликнула она. Теперь объяснялась его самоуверенность, его привлекательность. Мужчине с такой вещью между ног не нужно скромничать.
Корал стремилась довести его до оргазма, целуя и облизывая его тело. Филипп тем временем пытался вырваться от нее, его глаза были широко открыты от изумления, лицо пылало. Он старательно притворялся перед водителем, что ничего не происходит. Наконец ему удалось оттолкнуть ее. Ее голова со стуком ударилась о перегородку. Он застегнул брюки прежде, чем она успела прийти в себя.
— Любовь? — засмеялся он. — Ты не понимаешь значения этого слова. Любить нельзя по обязанности.
Она уселась на сиденье рядом с ним.
— Ты женишься на Жозефине, не так ли? — заметила она. — Потому что ты обязан ей? Ты вряд ли находишь ее привлекательной.
Филипп опустил стекло, отделяющее их от водителя.
— Остановитесь! Остановите машину. — Он обернулся к ней. — Откуда тебе знать, что я вижу, когда смотрю на Жозефину? Откуда тебе знать, что привлекательно, а что нет? Смотри! — Взяв ее лицо двумя руками, он подтянул его к зеркалу. — Ты думаешь, что это — женщина, жаждущая мужчину — привлекательно? Ты считаешь, что привлекательно расстегивать мужские брюки? Знаешь, кто действительно красив? Твоя дочь — и внутренне, и внешне, но не ее мать!
Корал внезапно застыла. Минуту она пристально смотрела на него, потом закричала на водителя. Машина рванула с места.
Она повернулась к нему.
— Я расправлюсь с тобой так быстро, что ты даже не успеешь понять, откуда нанесен удар. В следующем сезоне я открою другого модельера! Через год никто не будет вспоминать твое паршивое имя. Все, что у тебя останется — вот этот дешевый одеколон!
Филипп, нахмурившись, открыл дверцу машины. Его лицо потемнело, вены на висках пульсировали. Он с трудом себя сдерживал.
— Я убью тебя, — спокойно процедил он сквозь зубы. На секунду она испугалась. — Но смерть слишком хороша для тебя, Корал. Вместо этого я желаю тебе очень долгой жизни. Чтобы ты старилась, очень быстро и некрасиво. Чтобы ты стала непривлекательной для мужчин, и увидишь, Корал, это будет очень скоро…
Он вышел из машины, хлопнув дверцей. Его глаза сузились, а она смотрела на него с невыразимой ненавистью. Машина тронулась, и она швырнула в него флакон «Филиппа». Он элегантно отступил, и флакон разбился о мостовую. Филипп шагал, не останавливаясь.
Корал упала на заднее сиденье, измотанная, испуганная своим поведением. У нее возникло невероятно сильное желание разорвать" на себе в клочья всю одежду и сжечь ее.
— Домой, миссис Стэнтон? — вежливо спросил водитель.
Она нахмурилась, покачала головой.
— Нет! — крикнула в ответ.
Она открыла сумку и достала коробочку с таблетками. Это были капсулы «ЛСД», которые ей советовали попробовать, чтобы испытать оригинальные ощущения. Она проглотила их.
Вернуться сегодня домой без Филиппа означало бы поражение. Она старалась подавить в себе ярость и разочарование, которые захлестнули ее.
«Роллс» медленно ехал по Пятой авеню, в то время как она листала записную книжку. Кто-то говорил ей об одном интересном месте.
— Вези меня к «Концу Света»! — приказала она водителю.
