ГЛАВА 53
Съемочная группа и актерский состав «Пришельца» возвратились на студию после натурных съемок, и Майк Стерн был в превосходном настроении. Менее чем за две недели почти все основные сцены были сняты, и просмотр материала убедил режиссера в идеальном подборе актеров. С каждым днем Банни Томас, казалось, все больше вживалась в образ Аннабель, и время от времени Майк замечал, что она ведет себя как героиня фильма, даже когда не стоит перед камерой. С любопытством наблюдая за актрисой, режиссер видел, что, когда кто-нибудь заговаривал с ней, правая рука Банни немедленно взлетала к волосам и пальцы начинали нервно теребить выбившуюся прядь – Майк сам когда-то предложил этот жест, чтобы подчеркнуть внутреннюю неуверенность и душевный разброд Аннабель. Чтобы проверить свою догадку, Майк несколько раз окликал актрису именем героини, и та реагировала точно так, как могла бы вести себя Аннабель.
И хотя во всем этом было что-то неприятное, фильм только выигрывал. Правда, режиссер надеялся, что, как только съемки будут закончены, все вернется на круги своя – ведь Аннабель, доведенная до крайности непомерными требованиями мужчин, совершает в конце фильма убийство. Но это не его дело – сейчас главное – доснять фильм со сложным сюжетом, а они и так уже вышли из графика и превысили бюджет. Эмоциональные проблемы Банни его не касаются.
Майк прошелся по съемочной площадке, мысленно перебирая все, что предстоит сделать. Сегодня снимается кульминационная сцена, и нужно как можно тщательнее все подготовить. Убедившись, что декорации установлены как надо, он решил заглянуть в гримерную, поговорить с Банни и увериться, что актриса находится в соответствующем настроении.
Осторожно переступая через провода, змеившиеся по всему полу, Майк то и дело останавливался, чтобы поздороваться с кем-нибудь из съемочной бригады, поскольку считал необходимым заставить всех работающих над фильмом считать себя неотъемлемой частью процесса съемок. При этом легко достигались дружеская атмосфера, царившая на съемочной площадке, и слаженная работа. Как вредят делу сплетни и стычки, которые часто разъедают другие творческие коллективы!
Подойдя к гримерной Банни, Майк заметил Леверн, рассерженно вышагивавшую взад-вперед перед дверью, и удивленно поднял брови, не в силах понять причину дурного настроения женщины – ведь все шло так гладко!
– Привет, Леверн. Как поживает наша звезда? – весело осведомился он и, не желая вступать в долгие переговоры, пропустил мимо ушей взволнованное «постойте, не надо…».
Хотя Леверн старалась держаться в стороне, Майк почему-то не выносил эту тощую старуху и старался как можно реже с ней общаться. Проскользнув мимо, он, даже не подумав постучать, повернул ручку двери и ступил через порог. Представшая перед его глазами сцена заставила Майка немедленно раскаяться в собственной нескромности.
Его звезда, его прелестная, трогательная, чувствительная Аннабель, перегнувшись через стул, буквально висела в воздухе вниз головой, так что голые ягодицы были подняты высоко вверх. Стоя над Банни со спущенными до щиколоток штанами, Фернандо, тяжело дыша, вталкивался в нее, словно кобель в распаленную суку.
Ко всему привыкший и обычно невозмутимый режиссер, потеряв дар речи, осторожно отступил и поспешно захлопнул дверь.
– Я ведь просила вас не входить, правда? – гневно рявкнула Леверн.
– Какого дьявола эти двое… Что здесь происходит?
– Разве сами не видите? – саркастически бросила Леверн, вынимая из сумочки сигарету и зажигалку дрожащими пальцами.
– И давно?
Леверн пожала плечами и выпустила дым.
– Практически с самого начала съемок. Каждое утро, днем и, если удается, по ночам тоже.
– По ночам? – охнул Майк. – Он что, переехал к ней?
– Только через мой труп. Вчера я сдалась и позволила ему остаться, но пусть эта мразь не думает, что ему все позволено.
– Он чуть не вдвое моложе! – запротестовал Майк, все еще не в силах осмыслить ситуацию.
– Для того чтобы так выделываться, он и должен быть моложе! Господи, как я жду конца съемок!
– Какое отношение имеет к этому фильм?
– Спросите вашу ведущую актрису. Она стоит сзади.
Майк обернулся и увидел Банни, завернутую в шелковое кимоно. Прическа и грим актрисы были безукоризненными.
– Мама! – резко воскликнула Банни. – Я просила, кажется, никого не пускать! Ты же знаешь, по утрам я не желаю ни с кем разговаривать!
Майк, не колеблясь, решил взять вину на себя:
– Она пыталась остановить меня, это я не послушал. Банни, что происходит? Какое отношение имеют ваши с Фернандо дела к моему фильму? – негодующе начал режиссер, возмущенный, что подобные вещи могут иметь какую-то связь с создаваемым им высоким искусством.
Банни раздраженно взглянула на мать.
– Ну… Каждое утро Фернандо дает мне кое-что… для улучшения настроения и цвета лица. – Скромно опустив глаза, она добавила: – Я называю это ежедневной инъекцией любви. До сих пор они прекрасно помогали. Как вы считаете?
Майк, не в силах прийти в себя от изумления, попытался осознать сказанное.
– Боже, помоги мне, я все понял! – пробормотал он и поспешил отойти, бросив через плечо: – Жду вас на площадке через две минуты!
Банни побежала в гримерную и с помощью матери натянула костюм. Никто не сказал ни слова, пока не ушла актриса. Потом Фернандо, мывший кисти в раковине, поднял глаза:
– Чертовски надоело это дерьмо! Вы должны мне больше двух тысяч баксов, и я хочу получить свои денежки!
– Я вам ни цента не должна сверх того, что уже заплатила!
– До того как я прикоснулся к вашей доченьке-нимфоманке, вы обещали отстегивать сотню баксов за каждый раз, когда я ее трахну. Не пытайтесь меня надуть.
Леверн вытащила из сумочки стодолларовую банкноту и швырнула ее на столик.
– Вот ваш гонорар за сегодня! Когда мы заключали соглашение, мне и в голову не пришло, что вы собираетесь проделывать это утром, днем и ночью. Я говорила, что плачу за один раз, только за один раз в день, и это все. Не нравится – держите свои причиндалы в накрепко застегнутых штанах.
– Может, я так и сделаю. Посмотрим, что тогда запоет ваша дочь!
– За последний месяц она получила столько, что на всю жизнь хватит! Проваливай, Фернандо! – раздраженно рявкнула Леверн и вышла, чувствуя, как первые крохотные толчки боли распирают голову. Порывшись в сумке, она облегченно вздохнула, нашарив пластиковый цилиндр с болеутоляющим, но, открыв его, с ужасом обнаружила что осталась всего одна таблетка. Леверн так привыкла принимать по две, что меньшая доза просто не подействует!
Леверн поспешила к телефону и позвонила в аптеку, но там ей сказали, что рецепт не возобновляется. Она попыталась дозвониться до старого друга, доктора Джека Шеферда, и узнала, что тот уехал в Мехико. Дьявол! Смирившись с неудачей, Леверн, вздохнув, набрала номер Виктора Кейблшо, модного целителя всех кинозвезд. Он мог ее принять не раньше завтрашнего утра. Господи Боже, что за ужасный день ей предстоит! Но все оказалось гораздо хуже, чем предполагала Леверн. Приехав домой к концу дня, она обнаружила записку от Челси, в которой та писала, что уехала в Нью-Йорк по делу и позвонит позднее. Как посмела эта девчонка исчезнуть, ничего не объяснив, и откуда, спрашивается, добыла денег на поездку?
Пошатываясь от все усиливающейся боли, Леверн легла в постель и провела в полудреме-полузабытьи несколько часов.
Разбудила ее Банни, явившаяся необычно рано. Войдя в комнату матери, она немедленно заныла.
– Мама, ну проснись же!
Леверн испуганно подскочила, вызвав новый приступ боли, возвратившейся с прежней силой.
– Господи Боже, что тебе, Банни? – невнятно пробормотала она.
– Ты разрушаешь мою жизнь!
– О чем это ты? – промямлила Леверн, так и не придя в себя. Где она? Сколько проспала? Сейчас утро или вечер?
– Фернандо сказал, что ты велела ему носа сюда не показывать! Чего ты хочешь добиться? Ты ведь знаешь, как много он значит для меня!
Слезы катились по щекам, размазывая тушь, оставляя черные подтеки.
Вспомнив омерзительную утреннюю сцену, Леверн нетерпеливо вздохнула:
– Банни, он всего лишь сексуальный автомат и ничего для тебя не значит, понятно? Таких жлобов в Голливуде по тринадцать на дюжину! Пусть убирается.
Она устало откинулась на подушки, желая только одного – поскорее заснуть и не видеть никого и ничего.
Громко всхлипывая, Банни стонала и вопила, рвала на себе волосы, вырвала с корнем пуговицы, вылетела из комнаты только затем, чтобы через несколько минут возвратиться и устроить очередную истерику. Все это время Леверн не поднимала головы, моля Бога, к которому так редко обращалась, чтобы все это поскорее прекратилось. Но молитвы не были услышаны. Банни, обладавшая особым, только ей присущим упрямством, способным пробить любую, самую толстую стену спокойствия и решительности, не сдавалась, и, когда наконец пропитанное слезами, растрепанное, обезумевшее создание в судорогах свалилось на пол, Леверн вынуждена была признать поражение.
Она не помнила, как встала, подняла вконец обессилевшую истеричку и повела в ванную. Стараясь не обращать внимания на боль, Леверн утешила своего ребенка, умыла и уложила в постель. Долго еще спустя после того, как Банни наконец забылась тяжелым сном, мать лежала словно надувная игрушка, из которой выпустили воздух, терпеливо пережидая, когда пройдет боль, ставшая ее постоянной спутницей.
К тому времени, когда доктор наконец принял Леверн, она дошла до такого состояния, что была готова броситься под грузовик. Разозленная на Челси за то, что та оставила ее одну управляться со всеми проблемами и почти ничего не видевшая от боли, Леверн была вынуждена попросить Фабиолу помочь вытащить Банни из постели и доставить на площадку, и, хотя не в ее обычаях было уезжать, не убедившись, что все в порядке, на этот раз она просто предоставила дочь заботам Фернандо и костюмерши и отправилась к доктору. К счастью, он не заставил ее ждать. Несмотря на репутацию модного доктора, доктор Кейблшо был действительно хорошим специалистом, и, хотя тонкие черты лица и густые седые волосы идеально подходили для образа целителя страждущих кинозвезд, тем не менее он никогда не прописывал лекарство, не осмотрев предварительно пациента. Год назад Кейблшо успешно излечил Банни от тяжелого бронхита.
– Вот бумажная сорочка, – жизнерадостно объявила сестра. – Снимите все, кроме туфель. Разрез спереди.
Леверн неприязненно поморщилась.
– Послушайте, мне нужно лекарство от головной боли, а для этого раздеваться ни к чему.
– Приказ доктора, миссис Томас. Он хочет обследовать вас, чтобы выяснить причину частых головных болей. Это может быть симптомом любой болезни. Когда будете готовы, нажмите маленькую зеленую кнопку, – объяснила сестра и ушла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Не будь боль такой невыносимой, Леверн ушла бы и поискала более сговорчивого врача, который дал бы рецепт без всяких осмотров, но она так ослабела и измучилась, что послушно сняла платье.
Перед тем как накинуть бумажную сорочку, она случайно взглянула вниз и снова заметила опухоль на груди. Незачем больше притворяться перед собой. От правды не уйдешь. Глупыми утешениями не отделаешься. Придется принять все как есть.
Час спустя она уже была одета и сидела напротив доктора Кейблшо, который выписывал рецепты. Подняв голову, он задумчиво оглядел ее перед тем, как спросить:
– Почему, миссис Томас? Почему вы так долго ждали? Немного расслабившись оттого, что испытание наконец кончилось, Леверн отвела глаза.
– Честно говоря, не знаю. Наверное, не хотела себе признаваться.
– Но ведь вы все понимали, правда?
– Видимо, да.
– Слева очень большая опухоль, и на правой груди тоже, несколько поменьше. Обычно я предпочел бы сделать несколько анализов, но в этом случае необходимо сегодня же лечь в больницу на биопсию и лимфоэктомию, чтобы точно знать, что это и есть ли метастазы.
– Не могу, доктор Кейблшо. Если я так долго ждала, еще неделя-две разницы не составит. Банни должна закончить фильм Майка Стерна, она очень расстроится, если меня не будет рядом, чтобы позаботиться обо всем.
– Миссис Томас! – наставительно сказал доктор. – Вы поняли хоть слово из сказанного мной? Именно потому, что вы так долго ждали, нельзя терять ни минуты. Мы не о прыщике говорим, а, скорее всего, имеем дело с ужасной смертельной болезнью. Вполне возможно, эти опухоли и есть причина ваших головных болей.
– Я, наверное, умру? – тихо спросила Леверн. Недовольство упрямой пациенткой мгновенно растаяло.
– Все мы когда-нибудь умрем, миссис Томас. Самое главное – оттянуть это событие насколько возможно.
Обреченно вздохнув, Леверн сдалась:
– Хорошо, через два дня. К этому времени внучка вернется из Нью-Йорка, и Банни хоть будет на кого положиться.
Доктор по натуре был прагматистом. Ясно, что, если он будет настаивать, женщина может уйти и вообще отказаться от лечения.
– Ну что ж, если вы так считаете… Послезавтра я жду вас в больнице с самого утра. Мне самому договориться с хирургом или у вас есть свой?
– Нет-нет, пожалуйста, займитесь всем сами. Спасибо, доктор. Огромное спасибо за то, что сумели меня понять.
Леверн охватило какое-то странное чувство, словно она каким-то образом получила отсрочку смертного приговора.
– Внизу вам выдадут лекарство. Укол, который я сделал, должен снять головную боль, но не рекомендую самой вести машину. Не может кто-нибудь заехать за вами?
– У меня водитель.
– Прекрасно. Как только голова снова заболит, примите две таблетки, а потом по одной каждые три часа. Но не больше шести в день, понятно?
Леверн кивнула. Ей не терпелось уйти. Нужно успеть переделать кучу дел до того, как ложиться в больницу.
