15

Верный своим обещаниям, Джейк попытался смягчить ограничения, которые он установил для Индиго. На следующий день он пошел на охоту и принес двух оленей, чтобы у нее было мясо. Кроме того, хотя уже смеркалось и собирался дождь, он взял Индиго на прогулку и делал это каждый вечер, убеждая ее, что не умрет от голода и может поужинать позже, когда стемнеет.

Его усилия не остались незамеченными. Несмотря на то, что в присутствии Джейка Индиго все еще чувствовала раздражение и напряженность, она понимала, что он старается, как может, чтобы сделать ее счастливой. В свою очередь, она изо всех сил скрывала, что на самом деле ей очень плохо.

Притворство не умаляло ее страданий. Убрать дом тетушки Эми ей ничего не стоило: каждое утро на это уходило всего два часа. Ей не нужно было печь, поскольку мать, которая привыкла готовить на всю семью, каждый раз присылала ей свою стряпню. А потому, встав утром с постели, Индиго вместе с Джейком отправлялась к своим родителям кормить зверей, потом возвращалась домой, делала уборку, а все остальное время слонялась из угла в угол, прислушиваясь к тиканью часов. Повседневная рутина была нарушена лишь однажды, когда она притащила на кухню ванну, чтобы не мыться в присутствии Джейка.

Дни для нее тянулись долго и томительно, но вечера пролетали моментально. Ей казалось, что как только они сходят на прогулку и Джейк поужинает, наступит та самая роковая ночь, когда он потребует от нее выполнения супружеского долга. Стоило ему шелохнуться, как у нее замирало сердце. Когда он дотрагивался до нее, она лежала не дыша и с ужасом думала, что вот сейчас он заграбастает ее.

Пережив четыре мучительные ночи, Индиго уже смутно желала, чтобы он сделал то, что хотел, и с этим было бы покончено. Все, что угодно, только не эти жуткие ночи, когда лежишь в полупаническом ожидании той минуты, когда он задумает овладеть тобой.

Индиго хорошо подготовилась к неминуемому. Настолько, что Джейк даже не заметил, что она снова сунула под матрас камень, — только на этот раз в ноги. У нее не было аппетита, но она заставляла себя хотя бы раз в день съесть кусок мяса. Индиго была уверена, что, как только он овладеет ею, все будет позади. Она надеялась, что, по примеру остальных мужчин, он отправится за удовольствиями в «Лаги Наггет». Не потому, что, она желала зла Френни и Мэй-Белль.

На пятый день ее замужества отец ОТрейди собрался уезжать и напоследок выслушал несколько исповедей, в том числе и ее, и отслужил заключительную мессу. После службы и ланча священник объявил, что должен еще кое с кем попрощаться, и ушел. Когда он закрыл за собой дверь, Индиго поставила на огонь воду и стала помогать матери убирать со стола.

— Иди, если хочешь, я сама справлюсь, — предложила Лоретта.

Индиго покачала головой.

— Я наоборот рада, что мне есть чем заняться, мама. Кажется, день никогда не кончится, когда вынужден сидеть в четырех стенах.

Лоретта вздохнула.

— Первые несколько месяцев однообразной семейной жизни — большое испытание. Никогда не забуду, каково мне было, когда отец наконец построил этот дом и начал по утрам уходить на рудник. У меня было ощущение, что мир замер.

Индиго терла мыло между ладонями, чтобы взбить пену в воде. Она пыталась представить, как мать прислушивалась к тиканию часов. Она помнила, что в матери энергия всегда била через край.

— Думаю, со временем я привыкну. Лоретта снова вздохнула.

— Наверное. Кстати, к тому времени у меня уже был Чейз и ты должна была вот-вот появиться, так что, когда твой отец стал надолго отлучаться из дома, забот мне вполне хватало, чтобы не очень скучать.

— Повторяю: я привыкну.

Опять Лоретта вздохнула, и Индиго улыбнулась. Озабоченная какой-нибудь проблемой, мама всегда начинала мелодично вздыхать, и ее полустенания плавно растворялись в тишине.

— Тебе нужно найти какое-нибудь дело. Начать вязать или вышивать, — сказала Лоретта.

— Я бы могла связать колчан для своих стрел, — усмехнулась Индиго.

— Или свитер для своего мужа, — радостно подхватила Лоретта.

Индиго представила широкие плечи Джейка.

— Мама, мне бы пришлось вязать его целый год. А потом ты знаешь, что я постоянно теряю петли. Так что этот свитер распустится при первом же порыве ветра.

— Тогда ты могла бы сделать что-нибудь для себя, — улыбнулась Лоретта.

— Ну уж нет! Пусть лучше у него распускается, а не у меня. Мне и так приходится порядочно возиться, чтобы успеть принять ванну до его прихода.

Щеки Лоретты залились, румянцем, и она принялась усердно мыть посуду. У Индиго пересохло во рту. Опять они нарушили негласное табу.

— А как насчет шитья? — спросила Лоретта. — Могу одолжить тебе свою машинку. А у мистера Хэмстида отличный выбор тканей.

— И что я буду шить?

Лоретта задумалась, и лицо ее просветлело.

— Платья! Скоро тебе понадобится хороший гардероб.

У Индиго опустились руки.

— Для чего?

— Ну как? Для новой жизни. Ведь ты скоро уедешь, — в глазах Лоретты застыла горечь, и она робко улыбнулась. — Господи, как тебе будут завидовать все дамы из Вулфс-Лэндинга. Ты увидишь новые места и много всякого удивительного. И когда приедешь домой погостить, мы будем ловить каждое твое слово.

— Ты словно мечтаешь о том, чтобы я поскорее уехала.

Лоретта сощурилась.

— Не будь дурочкой. Просто я стараюсь трезво смотреть на вещи и подготовить себя к переменам. Джейк никогда не скрывал, что приехал сюда лишь на время. И мы не успеем оглянуться, как он в нетерпении забьет копытом, чтобы тронуться в путь.

У Индиго онемели ноги.

— Дорогая моя, — произнесла Лоретта. — Не надо так расстраиваться. Тебе понравится твоя новая жизнь. Ведь Джейк хорошо с тобой обращается?

— Да.

— Ну, тогда… — Лоретта поставила стопку тарелок на полку. — Я уверена, что он всегда будет к тебе внимателен.

Индиго недоумевала, почему в таком случае ее мать была против ее помолвки. А может быть, просто отец запретил ей выражать недовольство по поводу свадьбы дочери?

Лоретта усердно работала полотенцем, а потом подняла блюдце, чтобы взглянуть на свое отражение на зеркальной поверхности.

— Джейк — хороший человек — сильный, красивый, и, похоже, с ним легко можно ужиться. Любая девушка с радостью вышла бы за него замуж.

Индиго смотрела на мыльную воду. Дрожащими пальцами она дотронулась до пузыря, и тот мгновенно лопнул.

— Я не любая, и это замужество сломало мне жизнь.

Лоретта выловила еще одно блюдце.

— Что сделано — то сделано, Индиго. Постарайся посмотреть на это с хорошей стороны. Пора забыть детские мечты и трезво взглянуть на жизнь — такую, как она есть, а не какой ты себе ее представляла. Хватит бороться с тем, что ты не можешь изменить. Только надорвешь себе сердце.

— А ты думаешь, что это замужество не надорвет мне сердце? Ты призываешь меня не бороться с тем, что я не в силах изменить, словно я маленькая девчонка. Должна тебе сказать, мама, что задолго до этого я столкнулась с вещами, которые не могу изменить, и смирилась с этим. А сейчас ты предлагаешь мне стать другим человеком. Вот этого-то я и не могу.

Лоретта посмотрела на нее печальными глазами.

— Ты должна постараться и приложить все усилия, чтоб стать хорошей женой.

— Я могу стараться всю жизнь, до своего последнего часа, но никогда не сумею стать женой белого человека, — сказала Индиго и схватила мать за руку. — Сравни свою кожу с моей.

Лоретта приложила свои пальцы к пальцам Индиго.

— У тебя красивая кожа. Если тебя волнует, что ты темнее других, попробуй мыть лицо и руки лимонной водой. Я слышала, что она хорошо действует против загара.

Индиго снова склонилась над блюдцами.

— Солнце здесь ни при чем.

— Неужели ты стыдишься своей кожи? — спросила Лоретта.

Индиго почувствовала, словно у нее выбили почву из-под ног.

— Я всегда гордилась собой, и ты это знаешь.

— Тогда так себя и веди, — твердо сказала Лоретта. — Покажи, что ты красива, и перестань прятать свое тело под этими грязными кожаными штанами и этой жуткой старой шляпой. Твоя кожанка сгодится лишь для Вулфс-Лэндинга, а там, где ты будешь жить, дамы ходят в оборках и кружевах.

Прячет свое тело? Мать считает, что она прячет себя? В голове у Индиго все смешалось, и усилием воли она заставила себя сосредоточиться на разговоре. Оборки и кружева? Индиго не раз пыталась нарисовать в своем воображении тот мир, который лежит за пределами этих гор, но ни разу не задумывалась, в каких нарядах ей придется там ходить.

Заканчивая мыть посуду, она внимательно слушала, как мать болтает о платьях, которые она видела на рекламных страницах «Харперс базар», и о том, какая ткань для чего годится. Отправляясь домой, Индиго только и думала, что о корсетах, нижних юбках и лимонах.

Чувствуя себя совершенно измученной, Индиго опустилась на колени возле кровати и начала читать молитву, поскольку отец ОТрейди, выслушав ее исповедь, наложил на нее епитимью и велел прочитать три молитвы. Она считала, что наказана по заслугам, и искренне намеревалась еще раз перечитать «Аве Мария». Иногда отец ОТрейди бывал слишком снисходителен. Ей нужно было пять раз прочитать по три молитвы, чтобы искупить свои позорные грехи: она солгала целых семнадцать раз. Индиго хотела быть уверенной, что очистилась от скверны. Ложь — это смертный грех, к тому же, по словам святого отца, обманывать мужа — худшая разновидность лжи.

Прошло два часа, и у Индиго разболелась уже не только спина, но и колени. Эти три молитвы были довольно длинными и требовали от нее невероятных усилий, поскольку периодически она забывала, на каком месте остановилась, и вынуждена была начинать все сначала. «Платья. Дамы в оборках и кружевах. Лимонная вода». У Индиго пересохло в горле, и глаза наполнились слезами. Она раскаивалась в том, что солгала Джейку, действительно раскаивалась, но если она не выполнит обета и не прочитает эти молитвы, — гореть ей в вечном огне. А с другой стороны, какая разница? Поджариваться в аду ничуть не страшнее, чем жить такой жизнью.

Четки выпали у нее из рук, и она уперлась кулаками в постель. Мягкое покрывало напомнило ей шерсть Лобо. Она уткнулась в него лицом и разрыдалась при воспоминании о том, как еще несколько дней назад он бегал с ней по лесам. Индиго перекинулась через край матраца. Казалось, что сотня маленьких ножей вонзилась ей в тело.

Девушку охватила острая тоска — не только по любимому волку, но и по всему тому, что он олицетворял. Она представила себе густые кроны деревьев и услышала шепот ветра. Как ей жить дальше, если до конца дней своих она обречена на заточение? Как выносить тягостные месяцы, когда сердце уже не поет и легкий ветерок не ласкает кожу? Зачем, Боже, зачем ее отец пошел на это? Ведь он лучше всех знает, как она любит свободу и ненавидит четыре стены. Почему он заставил ее выйти замуж за бледнолицего, которому не дано понять ее душу?

Индиго поднялась на ноги. В ней заговорило естество. Образ Джейка маячил в голове размытым пятном. А его приказы оставаться дома превратились в бессмысленный шепот. Сейчас она жаждала только одного — вернуться к тому, что ей дорого и необходимо.

Пусть это случится в последний раз…

Джейк, стоя около промывочного канала, увидел отца ОТрейди. Его сутану облепила грязь, и полные щеки покраснели от напряжения, пока священник взбирался в гору. Джейк прекрасно понимал, что человек в теле вряд ли просто так предпримет такое изнурительное путешествие, и потому первым делом подумал, что, наверное, что-то стряслось.

— С Индиго все в порядке?

С трудом переводя дыхание, священник кивнул.

— Хантеру стало хуже? — встревоженно спросил Джейк, снимая перчатки.

— Ни с кем ничего не случилось, м-мой мальчик, но м-мне нужно обсудить с вами кое-что о-очень важное, — схватившись рукой за грудь, священник судорожно ловил ртом воздух. — Я сегодня у-уезжаю и буду о-очень вам благодарен, е-если вы уделите м-мне минуту с-своего драгоценного времени. Т-только надо найти укромное м-место, чтобы поговорить наедине -

Джейк указал рукой на лес.

— Укромных мест сколько угодно.

Все еще с трудом дыша, священник кивнул в ответ.

— Только н-найдите тропинку, которая в-ведет под гору, а не в гору.

Джейк повел святого отца на маленькую поляну, где он обычно уединялся, чтобы перекусить. Памятуя о том, что священник любил орать по любому поводу, Джейк решил, что это место самое подходящее, поскольку находится достаточно далеко от рудника, и их вряд ли кто-нибудь услышит. Добравшись до поляны, отец ОТрейди с тяжелым вздохом опустился на поваленное дерево. Хотя Джейку и не терпелось узнать, что произошло, он не стал задавать вопросов и дал старику отдышаться.

Наконец святой отец заговорил.

— Не в моих правилах нарушать тайну исповеди, и я никогда не выдам ни одного слова.

Джейк кивнул, заинтригованный таким началом. Священник бросил на Джейка горестный взгляд.

— Волей обстоятельств я получил некую информацию, и ее характер вынуждает меня изменить своим принципам. Хантер прикован к постели. Его сына и Свифта здесь нет. И, кроме меня, больше некому призвать вас к ответу.

— К ответу?

Священник выпятил грудь и устремил на Джейка огненный взгляд.

— Я стараюсь избегать конфликтных ситуаций, но пусть мой возраст и сутана не вводят тебя в заблуждение, парень. Когда-то я был отличным боксером. И если меня хорошенько рассердить, я и сейчас могу сделать пару бросков.

Джейк приподнял брови.

— Святой отец, вы что — грозитесь наподдать мне по заднице?

— Что это вы такое говорите? Джейк наклонился и заорал:

— Вы хотите наподдать мне по заднице? Священник слегка отпрянул назад.

— Вы не запугаете меня, даже если будете орать мне в лицо. Раз уж нет другого выхода, давайте драться на кулаках. Бог будет на моей стороне.

Джейк не мог поверить своим ушам.

— Но что я сделал? ОТрейди сощурил глаза.

— Вот это я и хочу выяснить. Девочка пришла ко мне очень расстроенная, да! И я призываю вас изменить свое поведение. Негоже такому крепышу, как вы, обижать беззащитную крошку.

Джейк остолбенел. И, придя в себя, громко ответил:

— Не принимаю обвинений. Может быть, вы потрудитесь пояснить, каким образом я ее обижаю?

Священник выпятил вперед подбородок.

— Она скромная девушка, и потому просто покраснела и ничего не сказала. Думаю, вы сами знаете. По крайней мере, именно вы виноваты в том, что она так низко пала.

Для Джейка это было открытием. По его прикидкам, ее падение должно больше смахивать на затяжной прыжок.

— Она действительно сказала, что я ее обижаю?

— А ей и не нужно было этого говорить. Девчушка, которая за всю свою жизнь не солгала и полдюжины раз, приходит ко мне и признается, что за пять дней солгала своему мужу семнадцать раз. У меня, естественно, начинают возникать вопросы.

Брови Джейка так и взлетели.

— Семнадцать раз? Она солгала мне семнадцать раз? Это…

— Три или четыре раза в день, — подытожил священник.

Джейк с нарастающей тревогой смотрел в глаза святого отца.

— А вдруг она украдкой убегала в лес, пока я на работе? Если да, лучше скажите мне. Ведь для нее это опасно.

Шея священника побагровела от гнева.

— Неужели вы думаете, что девочка, которая за всю свою жизнь солгала лишь шесть раз, посмеет ослушаться?

Чем больше ОТрейди сердился, тем сильнее слышался его акцент.

— Вы слепой, бессердечный человек, Джейк Рэнд. Вы не знаете, какая она добрая и хорошая девочка. Украдкой убегала в лес! Хм. Она никогда этого не сделает.

— Тогда в чем же она мне солгала?

— Это-то меня и беспокоит.

— Я вижу, что вы взволнованы, святой отец. Я тоже. Может быть, вы изложите свое мнение?

— Изложу. Но именно свое. Это, знаете ли, нелегко. После нашего разговора девушка сделала мне признание. Прежде, чем что-то сказать, я должен взвесить каждое слово. Вы должны мне обещать, что не накажете девушку.

Джейк шлепнул перчатками по своим джинсам.

— Как я могу такое обещать? Это зависит от того, что она сделала.

— Меня волнует не то, что ОНА сделала. И перестаньте размахивать перчатками. Такое впечатление, что вы заводите себя перед тем, как отправиться домой и нагрубить ей. Если это так, Бог свидетель, я доберусь до вас.

Джейк скептически усмехнулся.

— Бога ради, скажите, в чем она призналась? Я никогда не поднимал на нее руки!

— Вы даете слово, что не накажете ее? Джейк запустил руку себе в волосы.

— Если только вы готовы подтвердить, что она не сделала ничего такого, что могло бы ей навредить.

— Готов.

— Тогда я не накажу ее. Священник распрямил плечи.

— Э-э-э… так на чем я остановился? Джейк не мог вспомнить.

Святой отец поднял руку.

— А, да. Я говорил, что она пришла ко мне в слезах и призналась, что солгала вам. Семнадцать раз — это немало, это значит, что дело приняло серьезный оборот. И потому я вынужден был спросить, в чем же она солгала. Она ответила, что целых семнадцать раз утверждала, что не боится вас, в то время как на самом деле боится.

Он еще сильнее выпятил челюсть.

— Я хочу знать, каким образом вы сумели так запугать бедную девочку?

Джейк в изумлении стоял, как вкопанный. А потом откинул голову назад и то ли засмеялся, то ли закашлялся.

— Она призналась в этом на исповеди? Не могу поверить!

— Ничего смешного тут нет. Вы так запугали бедную девочку, что она даже боится признаться в том, что боится. Разве это повод для смеха? Никогда бы не подумал, что у вас такая черствая душа. Впервые меня угораздило так ошибиться в человеке.

Джейк присел на дерево.

— Святой отец, если вы успокоитесь и захотите выслушать меня, думаю, я сумею вам все объяснить.

— Что ж, начинайте.

Джейк усмехнулся и покачал головой. Повернувшись к священнику, он сказал:

— Учитывая обстоятельства нашей скоропалительной женитьбы, я еще не решился заявить о своих супружеских правах.

— Что вы хотите сказать?

Повысив голос, Джейк повторил свои слова. И тут же осекся, испугавшись, что его могли услышать. Одно дело признаться священнику в том, что он не спит со своей женой, и совсем другое дело, если об этом узнает весь мир. И чуть тише добавил:

— Индиго еще мало меня знает и — отвергает. Хочу дать ей время привыкнуть.

Священник фыркнул.

— Не могу не похвалить вас за это. Все-таки в вас есть что-то человеческое.

Джейк обхватил руками колени и слегка наклонился вперед. И снова усмехнулся.

— Если не ошибаюсь, святой отец, Индиго лгала мне в те минуты, когда она думала… что между нами может возникнуть близость. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Я священник, но не идиот. Продолжайте.

— В общем, в те минуты я замечал, что ей начинает казаться, будто я собираюсь — ну, вы понимаете.

Ей становилось не по себе, и, чтобы успокоить ее, я говорил, что ей нечего бояться, или спрашивал, не боится ли она меня. В обоих случаях гордость не позволяла ей признаться, что она боится. Священник задумался.

— Это правда? Джейк кивнул.

— Неужели я и в самом деле похож на человека, который дурно обращается с женщиной?

ОТрейди вздохнул:

— Нет, мой друг, не похожи. В тот момент я так разочаровался в вас. Мне не давало покоя чувство вины в том, что я обвенчал вас.

Его голубые глаза подернулись пеленой.

— Значит, вот как все обернулось. Сколько раз я говорил Хантеру, что их фамильная гордость до добра не доведет. Он не понимает, что гордость может ввергнуть в грех. И вот мы в этом убедились.

Джейк изумленно посмотрел на священника.

— Святой отец, если безобидное вранье Индиго вы называете грехом, я никогда не стану католиком. У вас волосы дыбом встанут, когда я начну вам исповедоваться.

Священник улыбнулся.

— Видите ли, все это — дело совести каждого человека. Человек, которому не внушали, что убийство — это грех, прикончит кого-нибудь и отправится на небеса. А Индиго, полагающая, что ее невинное вранье — тяжелый грех, будет навсегда проклята.

— Вы действительно в это верите?

— Нет, думаю, Бог распахнет ворота в рай, когда перед ним предстанет Индиго, но речь сейчас не о том, во что верю я. Для нее все это очень серьезно.

Его глаза смягчились.

— В день вашего бракосочетания она сказала одной даме, что у нее очень красивое платье, хотя это было не так. Во время нашего разговора она с горечью призналась, что боится стать настоящей лгуньей.

ОТрейди сощурил глаза.

— Я говорю вам об этом только для того, чтобы вы знали, как она воспринимает заповеди. Для нее не существует невинной женской лжи. Отец учил ее тому, что каждое слово должно быть правдиво.

Джейк усмехнулся, вспомнив, как Индиго расточала комплименты по поводу нелепого платья, которое напялила на себя Эльмира.

— И она считает, что это — настоящая ложь? Священник закатил глаза.

— Должен признаться, что ее «бесчестные» поступки нередко вызывали у многих улыбку. Они как освежающий душ для старого человека, которому всю жизнь приходится выслушивать признания в настоящих грехах.

ОТрейди о чем-то задумался и усмехнулся.

— Однажды она примчалась в Джексонвилл на своей Молли и оторвала меня от утренних бдений, чтобы сделать признание: она съела половинку мятного леденца, который должна была отвезти домой брату.

Он пожал плечами.

— Она простит меня за то, что я это рассказал, потому что тогда она была еще совсем девчонкой, и вся семья до сих пор со смехом вспоминает этот случай и поддразнивает ее. Она до сих пор любит мятные леденцы.

Джейк испытал некоторый трепет в груди. На какое-то мгновение перед ним засияли голубые глаза Индиго, и он вспомнил те минуты, когда ему казалось, что ее душу него как на ладони. Да и удивительно ли? Она была так чиста, что ничто не мешало видеть ее насквозь.

— Мне трудно поверить, что она подсчитывала, сколько раз лгала мне.

Плечи священника затряслись от смеха.

— Семнадцать раз, и один раз умолчала. Когда вы спросили, а она не ответила. Это я ей простил.

ОТрейди обхватил руками колени и глубоко вздохнул.

— Мой мальчик, должен признаться, что мне надо извиниться перед вами.

— В этом нет необходимости. Могу представить, что вы подумали обо мне. Больше не буду спрашивать ее, боится ли она.

Джейка снова разобрал смех, хотя на самом деле этот разговор поверг его в уныние.

— Иначе мне каждый раз придется сопровождать ее в Джексонвилл на исповедь.

Улыбка исчезла с лица святого отца, и он внимательно посмотрел на Джейка.

— Похоже, она начинает вам нравиться?

Джейк задумался. Нравиться? Еще несколько дней назад он ответил бы «да», но сейчас это слово уже не отражало полностью его отношение к Индиго.

— Она необычный человек, — ответил он. — И я все больше привязываюсь к ней.

Священник улыбнулся и кивнул. Немного помолчав, он сказал:

— Знаете, Джейк, никогда не думал, что скажу это, но… несмотря на то, что вы методист, вы славный человек.

Джейк прыснул от смеха.

— Возвращаю комплимент. На какое-то мгновение я даже забыл, что вы католик.

Днем Джейк ушел с рудника и отправился в лавку к Сэму Джонсу узнать, есть ли для него письма. От Джереми уже целую неделю ничего не было. Вот и сегодня никакой весточки. Джейка снедало нетерпение. Если отец причастен к трагедии на руднике Хантера, он должен об этом знать. Чем больше пройдет времени, тем труднее будет сказать Индиго правду. И Джейк не был уверен, что она когда-нибудь простит его. Индиго до болезненности правдолюбива, и убедить ее в том, что все его рассказы о себе самом, — полная ложь, не представлялось возможным.

Уже выходя из лавки, Джейк заметил мятные леденцы и взял четыре штуки. Он представил себе, как Индиго, спрятавшись между домами, начинает жадно обсасывать сладкую палочку и как ей вдруг становится стыдно за свой поступок. Теперь у нее будет сколько угодно леденцов, так что, неровен час, сладкая патока польется у нее из ушей. Может быть тогда у Индиго наконец появится аппетит. Последнее время она с трудом заставляла себя есть. И Джейк начал уже не на шутку волноваться.

Когда он вернулся домой, его встретила зловещая тишина. В спальне Джейк увидел четки Индиго, которые валялись на смятом покрывале. Джейк понял, что она стояла на коленях и читала молитвы. Покрывало было мокрым — от слез.

Если б Джейк не заметил четок, он бы подумал, что кто-то ворвался в дом, и Индиго вынуждена была убежать. Но по всему было видно, что она просто плакала. Скорее всего, Индиго решила поискать более укромное место, чтобы там порыдать всласть. Обычно она уединялась на сеновале. Туда Джейк и направился. Но Индиго там не было. Затем он постучал в заднюю дверь, — никого.

Джейк стоял на заднем дворе и смотрел в сторону леса. Не может быть, чтобы она ослушалась приказа. И все же его не покидало ощущение, что Индиго ушла в лес. Если она решилась на это, значит, у нее была действительно веская причина.