ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Роберт Сомертон вернулся домой с гостем, человеком примерно своего возраста и тоже большим любителем выпить, говорили, что Сэмюэл Эванс художник, и, действительно, рисовальщиком он был изрядным, пусть даже Леноре его рисунки не нравились. Он любил набрасывать что либо машинально за письменным столом в гостиной, где они частенько сиживали с Робертом. Там он с большой охотой разглагольствовал о своих многообразных приключениях. Ленора поразилась, до чего он любит хвастать, приукрашивать свои жизненные подвиги. При этом казалось, что чем ярче разгорается его фантазия, чем больше он расписывает свои доблести, тем быстрее бегает перо по бумаге. На ней возникали странные фигуры и длинные прерывистые линии, которые скорее напоминали какую-то удивительную словесную вязь, нежели ландшафт или человеческий профиль. По этой части у него явно мало что получалось, однако же почерк он менял, при желании, виртуозно. Восхищенная его умением Ленора смотрела, заглядывая ему через плечо, как он по-разному выводит собственное имя.

— Подумаешь! — усмехнулся Роберт. — Я тоже так могу.

Сэмюэл недоверчиво засмеялся.

— Нет, мой друг, не так. Вы-то, пожалуй, и собственного имени не напишете так, чтобы его можно было разобрать. Так можно ли вам доверять перо?

— Сейчас я докажу вам! — Усмехаясь, Роберт опустил перо в чернильницу и демонстративно медленно прикоснулся им к бумаге. Закончив, он полюбовался достигнутым результатом и горделиво протянул бумагу гостю и дочери.

— Вот, полюбуйтесь! «Роберт Сомертон». Ясно как Божий день.

Ленора, улыбаясь, взяла бумагу, но поначалу разглядела только какие-то закорючки и загогулины; тут она наморщила лоб, припоминая другой автограф. Похоже, она видела его на книге пьес, принадлежавшей отцу. Правда, непонятно, как это может быть. Надписывать чье-то имя в собственной книге? Кому это нужно?

Ленора, ни слова не говоря; вопросительно посмотрела на отца. Последнее время она чувствовала, что он к ней подобрел. Почему, сказать трудно, но во всяком случае приятнее, когда к тебе относятся, как к дочери, а не как к пустому месту. И все же нередко она находила в своем сердце лишь чувство жалости к отцу.

— Ну, Ленора, — он протянул ей перо, — покажем этому доброму человеку, какой у нас прекрасный почерк. — Он усмехнулся, кинув быстрый взгляд на гостя, который, в свою очередь, внимательно следил за отцом и дочерью. — Твое имя, девочка. Покажи, на что ты способна.

Ленора взяла перо, наклонилась к столу и готова уже была вывести свое имя, как внутри нее все вдруг похолодело. В глазах Сэмюэла Эванса появилось нетерпеливое выражение, словно он дождаться не мог, когда же она выполнит эту простую задачу. Сама не зная почему, Ленора насторожилась. Сравнение почерков — это же такое простое, невинное… почти бессмысленное занятие. По крайней мере, так это должно быть.

Ленора положила перо на стол и, уловив изумленный взгляд отца, быстро пошла к двери. С дорожки донеслось конское ржание. Это была Красотка. С нею занимался Хикори. Он водил ее на веревке, а она шла легким галопом, исполняя разные номера для публики, состоявшей из одного зрителя.

— Это новая кобыла Эштона, — объявила Ленора, довольная, что появился предлог отвлечься. Если это просто мнительность, она не хотела бы понапрасну никого обижать, но если это не просто забава, у нее нет никакого желания потакать их капризам… если, конечно, они не объяснят, зачем им это понадобилось.

— Какая красивая, правда?

Роберт пробормотал что-то неопределенное и пошел к буфету наполнить стакан.

— Я не особенно разбираюсь в лошадях.

Ленору это замечание неожиданно удивило. Почему она, собственно, решила, что отец любит лошадей и сам является отличным наездником или, по крайней мере, был им? Она слегка наморщила лоб, и в памяти снова всплыл автограф на сборнике пьес.

— Я тут все гадала, сэр, — ей по-прежнему трудно было называть Роберта отцом, — кто такой Эдвард Гейтлинг.

Роберт от неожиданности поперхнулся и изо рта у него выплеснулась струя желтоватой жидкости. Она попала в Сэмюэла Эванса, и тот вскочил, вытирая лицо и рукав. При этом он бросил сердитый взгляд на Роберта. Тот с трудом отдышался и еще долго откашливался. Утерев лоб платком, он уселся в кресло и неуверенно посмотрел на Ленору.

— А почему ты спрашиваешь, девочка?

Ленора снова посмотрела в сторону дорожки, провожая восхищенным взглядом Красотку, которая проделывала разные фигуры, едва касаясь, казалось, земли копытами. Вспомнив наконец, что отец задал ей вопрос, Ленора оглянулась.

— Просто я натолкнулась на это имя в твоем сборнике пьес, и мне стало любопытно, кто это.

— Это один актер. Когда-то я был с ним знаком. Он… гм… надписал мне этот томик после спектакля.

— Ясно.

Впрочем, ясности не было, наоборот, все только больше запуталось. В почерке отца ей чудилось что-то загадочное. А может, это всего лишь воображение и она делает много шума из ничего?

Коротко усмехнувшись, Роберт шагнул к ней.

— Кстати, об автографах. Ленора, ты собиралась…

Не дослушав его, она снова вышла на веранду, оставив мужчин, а заодно и эту проблему в гостиной. Спустившись с лестницы, Ленора направилась к газону, где Хикори любовно поглаживал Красотку по шее и приговаривал, какая она замечательная лошадка.

— Ну что, как она вам нравится, миссис Уингейт? — спросил он, широко осклабившись.

Ленора удивленно подняла брови.

— Я ведь теперь миссис Синклер, Хикори.

— Знаю, так все говорят, миссис, но я-то, я все никак не могу поверить, что такая дама, как вы, могла выйти за такого человека, как мистер Синклер. — Хикори печально покачал головой. — Это кому же может в голову прийти убить такую кобылку, как наша Красотка?

Ленора криво улыбнулась.

— Мой отец как-то сказал, что о человеке всегда можно судить по темпераменту лошади, кото… — Она в явной растерянности оборвала себя на полуслове. Ведь только что отец сказал, что ничего не понимает в лошадях, так откуда же она взяла, что он говорил что-то в таком роде?

Хикори еще шире расплылся в белозубой улыбке.

— У мистера Уингейта полно великолепных лошадей, это я вам точно говорю, миссис.

Она потрепала лошадь по шее и взглянула на Хикори.

— Ведь ты любишь его, верно, Хикори?

— Да, мэм, — Хикори энергично закивал головой. — Очень люблю.

— И я тоже, — вздохнула Ленора. — И в этом все горе.

Хикори усмехнулся.

— Мне тоже казалось, что он вам нравится, мэм.

Эти слова заставили его усомнится, что ее чувства остаются еще для кого-нибудь секретом.

— Надеюсь, моей сестре больше повезло с мужьями, — грустно сказала она. От смеха у Хикори мелко затряслись плечи.

— Как говорит хозяин, миссис Уингейт, мы еще посмотрим, как все обернется.

«Русалка» пришвартовалась у самой пристани. Весь корабль был пышно украшен гирляндами и цветами, источавшими тонкий аромат. На нем собирались гости. Мужчины во фраках, дамы в шелках и ожерельях прогуливались по палубам, заходили в большие, залитые светом салоны; в одном играл оркестр, в другом — расставлены карточные столики.

Об руку с Малкольмом Ленора вошла в этот последний, и глаза всех присутствующих с любопытством обратились на эту пару. До близких знакомых Эштона доносились кое-какие слухи, и им было небезынтересно взглянуть на даму, которая их породила. Разочарованы они не были. Одетая в шелковое платье жемчужного цвета с кружевными украшениями на рукавах и туго затянутая в корсет, она выглядела как конфетка. Каштановые волосы были элегантно уложены, шею украшало бриллиантовое колье, в уши продеты жемчужные серьги. Драгоценности эти — недавний подарок Малкольма, нечто вроде пальмовой ветви мира, компенсация за ту историю с Красоткой. Ему очень хотелось, чтобы она увидела, что и щедрым он тоже может быть.

Глубокое декольте оставляло обнаженными плечи и приоткрывало безупречно белую грудь. Разумеется, Малкольма не оставляла равнодушным роскошь одеяний и драгоценностей, которыми была увешана Ленора, но с куда большим вожделением он смотрел на соблазнительные округлости, выступающие над вырезом платья. От них он глаз не мог оторвать.

Рядом с Ленорой Малкольм выступал как надутый петух со своей курочкой, только в данном случае курочка куда превосходила блеском и роскошью петуха. Малкольм всячески демонстрировал свою нежность к жене и готовность услужить, при этом особенно откровенно он ласкал ее взглядами, обнимал за талию, поддерживал за локоть, когда вокруг было много народа, и Леноре трудно было, не привлекая всеобщего внимания, оттолкнуть его. Как раз такая ситуация возникла, когда они подошли к карточному столу. Прикидываясь, что следит за игрой, Малкольм обнял ее за плечи и как бы ненароком стал поглаживать своими длинными пальцами грудь. Ленора вспыхнула и незаметно огляделась, не смотрит ли кто на них. К счастью, все были поглощены игрой, которая шла по-крупному. То есть все, за вычетом Марелды Руссе, которая стояла позади игроков у дальнего конца стола. С нею, как обычно, был Хорэс Тич. Беспокойно оглядываясь по сторонам, он пытался отыскать Эштона, который еще не появлялся. Марелде не нравились те откровенные знаки внимания, которые Малкольм оказывал жене, но видеть, с каким неудовольствием воспринимает их молодая женщина, было забавно. И даже больше чем забавно. Все, что ей не по душе, для Марелды — как маслом по сердцу. Она довольно усмехнулась, увидев, как померкли зеленые глаза соперницы, а когда они отыскали ее и расширились от удивления, высокомерно подняла брови. Марелда снисходительно улыбнулась и едва заметно кивнула. Позволить себе нечто большее значило бы намекнуть, что сердце ее смягчилось, а это было не так.

Вошел Эштон, и настроение у Леноры разом поднялось. Не обращая внимания на то, как при виде его Малкольм весь напрягся и помрачнел, она приветствовала его радостным взглядом. Выглядел он, в темно-синем костюме, сером жилете и полосатом галстуке из чистого шелка, потрясающе. На фоне крахмальной, идеально отутюженной белой рубахи особенно выделялся бронзовый загар, который сделался еще темнее с тех пор, как Эштон приехал в Билокси. Остановившись на пороге, Эштон обежал глазами зал и быстро нашел, что искал. Темно-карие глаза неспешно впитывали излучаемое Ленорой очарование и, встретившись взглядом, он послал ей улыбку, тепло которой невозможно было не почувствовать. Если бы любовь можно было уподобить ощутимой и доступной созерцанию субстанции, то именно она воплотилась в этот момент в его взгляде. Он нежно обволакивал им возлюбленную, а Ленора сразу ощутила, как обострились все ее чувства. Она любила его, отрицать это было так же бесполезно, как и смысл его безмолвного послания.

— Наверное, этот дурак думает, — прошипел Малкольм, — что раз ты у него на корабле, он может затащить тебя к себе в каюту. Наверное, ему не терпится показать тебе, какой красивый там потолок.

Ленора поперхнулась вином и, отвернувшись, слегка откашлялась, чувствуя, как краска заливает ей лицо. Она все еще не могла набраться мужества и сказать Малкольму, что у нее уже был случай, и не один, оценить лепку этого потолка.

Насмешливый голос вновь отвлек Ленору.

— Наверняка Уингейт затеял прием только для того, чтобы положить конец этой истории, но только ничего у него не получится. Уж я об этом позабочусь. — Малкольм посмотрел на нее потемневшими глазами. — Весь вечер вы будете подле меня, мадам. Я не забыл, как вы целовались с ним на берегу, и не позволю, чтобы вы бегали за ним здесь, позоря меня.

— Я ни за кем не собираюсь бегать, Малкольм, — сухо откликнулась Ленора.

— Ага, голубка, я, вижу, задел ваши перышки. — Он невесело рассмеялся. — Только если я еще хоть раз поймаю вас с ним, это будут уже не перышки. Я кастрирую этого типа… у вас на глазах.

Ленора в ужасе посмотрела на него, заранее страшась того дня, когда придется сказать ему, что ждет ребенка от Эштона. Почувствовав его руку у себя на плече, она содрогнулась и опустила глаза, чтобы скрыть отвращение.

Отпивая вино, Эштон наблюдал, как широкая ладонь скользнула по руке любимой. Издали было трудно сказать, как она воспринимает эту откровенную ласку, но в сердце ему впилось жало ревности. Ведь это он должен сейчас быть рядом с ней, это он должен называть ее своей женой. Он заметил, что к Малкольму и Леноре приближается Марелда, и рассеянно подумал: какую новую каверзу она затевает?

Брюнетка остановилась около пары и протянула руку Малкольму, который сразу же любезно заулыбался.

— По-моему, мы незнакомы, сэр, — мягко произнесла она. — Меня зовут Марелда Руссе. — Повернувшись, она представила своего спутника: — Это мой добрый друг, мистер Хорэс Тич.

Малкольм галантно прикоснулся губами к пальцам Марелды.

— Малкольм Синклер, к вашим услугам, мадам, — сказал он и, выпрямившись, положил Леноре руку на спину. При этом он почувствовал, как она вся напряглась. — А это моя жена Ленора Синклер.

Марелда бросила на Ленору быстрый взгляд. Губы ее тронула насмешливая улыбка.

— С вашей женой я имела удовольствие встречаться, когда она была в Бель Шен. Только тогда все, то есть почти все, считали, что она жена Эштона. — Она оценивающе посмотрела на Ленору и коротко кивнула. — У вас великолепные камни, дорогая. Нечто в этом роде мне приходилось видеть, только те были потеряны… либо украдены. — Она бросила эту насмешку, как перчатку, как вызов, и, отвернувшись от Леноры, возобновила разговор с Малкольмом: — Конечно, я уже тогда понимала, что утопленница воскреснуть не может, но Эштон как будто с ума сошел и уверял всех, что это его жена.

— Да, нелегкий он человек, — заметил Малкольм, бросая холодный взгляд на того, о ком шла речь.

— У вас ведь вроде с ним какие-то нелады? — Получив в ответ согласный кивок, Марелда весело рассмеялась и пожала плечами. — Впрочем, у кого их нет. — Она кисло улыбнулась Леноре. — Разве что за исключением вашей жены. Эти двое как будто вполне находят общий язык. Остается удивляться, как это вы с Эштоном еще не вызвали друг друга на дуэль.

Взглянув на жену, Малкольм удивленно поднял брови.

— Боюсь, мистер Уингейт воспользовался пребыванием моей жены в своем доме, но сейчас, она, разумеется, и в мыслях не имеет, что может быть его женой. — Темные глаза встретились с неуверенным взглядом зеленых. — Я был счастлив, когда она вернулась домой.

— Но я слышала, будто Эштон не смирился. — Марелда искоса взглянула на Хорэса, который был рад любому знаку внимания с ее стороны. Взгляд его тусклых водянистых глаз разом оживился. Марелда продолжала: — Надо, чтобы кто-нибудь сказал, что здесь ему нечего делать.

Хорэс открыл было рот, чтобы заранее отказаться от такой миссии. Меньше всего он хотел открытого столкновения с Эштоном, но, видя, как в глазах Марелды появилась жестокость, он почувствовал, что весь покрывается потом, и застонал про себя. Неужели он еще мало для нее сделал?

— Я пытался, — сказал Малкольм голосом почти жалобным. — Но этот человек упрям и отказывается слушать, даже если это отец Леноры.

— М-да, мне кажется, прислушиваться к другим он не горазд, — нервно вставил Хорэс.

— Ну так надо его проучить, — сказала Марелда. — Слепым нужны поводыри.

— Он не очень любит, когда его водят, — сухо заметил Малкольм.

— Да ну, оставьте, — небрежно бросила Марелда и, видя, как краска сбегает со щек Леноры, презрительно улыбнулась. Она не могла поверить, что этой девчонке так дорог Эштон, что их разговор может по-настоящему расстроить ее. — Что-то всегда можно придумать.

— Я… гм… пожалуй, выйду, глотну свежего воздуха, — сказал Хорэс и быстро ретировался. Вытирая обильно струящийся по щекам пот, он пошел через холл. Разумеется, он, Хорэс, будет только счастлив, если Эштон Уингейт получит свое. Он надеялся, что скоро это произойдет… но только без его участия.

Пройдя мимо немногочисленной группы людей и очутившись в относительно безлюдном месте, Хорэс неожиданно столкнулся с Эштоном. Тот остановил на нем несколько удивленный и одновременно насмешливый взгляд.

— Добрый вечер, мистер Тич, — в знак приветствия Эштон поднял бокал.

Хорэс почувствовал внутри неприятный холодок и, бегло кивнув и весьма неловко извинившись, проследовал дальше.

— Мне тут надо поговорить с одним человеком по делу.

Он выскочил из комнаты, в которой вдруг сделалось душно, и, оказавшись в безопасности, прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он никак не мог избавится от страха, что в один прекрасный день Эштон отомстит за все то, что он, Тич, ему сделал.

Тем временем Ленора всячески пыталась побороть брезгливость, которая возникала всякий раз, когда Малкольм прикасался к ее обнаженным плечам. Но тошнотворное чувство не проходило, а наоборот, усиливалось. Марелда перевела разговор на погоду и, наблюдая за тем, как заигрывает Малкольм со своей женой, с увлечением толковала о знаменитых штормах, которые налетали некогда на это побережье. Почти равный по силе шторм бушевал сейчас в ее душе. Она не могла вынести любовного спектакля, который разыгрывался на ее глазах. Эштон тоже без ума от этой потаскушки, а когда она, Марелда, предложила ему бесценный дар — себя самое, он холодно отверг ее, словно она ничего не стоит в его глазах. Она не находила себе места от ревности. Иное дело, что, пытаясь разговорить Малкольма, она в какой-то момент заметила некий оттенок сладострастия в его улыбке — он явно начал проявлять к ней интерес. Мысль, что неплохо бы пококетничать с этим мужчиной, показалась ей привлекательной. Пусть эта гордячка почувствует, каково это, когда тобою пренебрегают ради другой женщины.

— Скажите-ка, мистер Синклер…

— О, к чему эти формальности, — перебил он ее с улыбкой. — Меня зовут Малкольм.

— Ну хорошо, Малкольм, — согласно кивнула Марелда.

— Вот так лучше. Так что вы собирались сказать?

— Я хотела спросить, приходилось ли вам раньше бывать на «Русалке»? — На лице ее появилось зазывное выражение. — Тут есть что посмотреть. Много симпатичных уголков… милых… укромных. Я могла бы, если хотите, показать их вам. И разумеется, миссис Синклер тоже. Я уверена, что Эштон не будет против.

Малкольм вопросительно посмотрел на жену, но Ленора на протяжении всего разговора стояла, вся напрягшись, в надежде, хоть и слабой, что тошнота пройдет. Марелда физически вызывала у нее позывы к рвоте.

— Прошу прощения, Малкольм, но я что-то неважно себя чувствую, — медленно произнесла она. Воздух в комнате был душный и спертый, и ей трудно было делать вид, что все в порядке, когда желудок ее каждую минуту готов был взбунтоваться, особенно после рюмки крепкого вина. Даже Малкольму должно быть понятно, чем вызвана ее бледность. — Но почему бы вам не пойти вдвоем?

Малкольм с охотой согласился. Он ясно видел, что Ленора нездорова, и сомневался, что даже такой человек, как Эштон Уингейт, будет оказывать знаки внимания женщине, которую вот-вот вырвет. Ну а он тем временем хорошо проведет время и, не исключено, заведет новый роман.

Когда Марелда с Малкольмом удалились, Ленора медленно начала прокладывать себе путь в толпе. Она направлялась к ближайшей двери, ей было неважно, куда та вела. Ленора даже голову не осмеливалась повернуть, чтобы найти глазами Эштона, ибо малейшее движение могло вызвать приступ тошноты. Ночной воздух немного освежил ее. Откуда-то издалека донесся смех Марелды, прерываемый громким токованием Малкольма. Ленора пошла в другую сторону.

Эштон смочил носовой платок и медленно пересек зал. Он вышел через ту же дверь, остановился на палубе и прислушался. Ему показалось, что неподалеку мелькнул Хорэс Тич, который явно избегал встречи с ним. Но той, которую он искал, не было видно. Он пошел по палубе, до боли в глазах вглядываясь в места, куда не достигал свет бортовых огней, и в конце концов в самом отдаленном уголке парохода заметил бледное пятно. Это была Ленора. Она стояла, прислонившись к перилам. Он подошел к ней и положил руку на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на Эштона широко раскрытыми глазами.

— Не волнуйся, все в порядке, — прошептал он.

Совершенно обессилев, Ленора приникла к его сильной груди. Он гладил ее лицо, а она наслаждалась исходящим от него теплом, чувствуя, как неприятные волны, подкатывающие из желудка, постепенно утихают.

— Ну как, лучше? — спросил он спустя несколько минут.

— По-моему, да, — робко кивнула она.

— Хочешь полежать у меня в каюте?

— Нет, нет, Малкольм наверняка разозлится. — Она засмеялась было, но тут же резко оборвала смех, чувствуя, как снова к горлу подступила тошнота. — Он вроде боится, что ты захочешь показать мне убранство своей каюты.

Эштон мягко приподнял ее подбородок и заглянул прямо в глаза. В них отражался лунный свет. Эштона захлестнула волна нежности.

— Ты пил, — сказала Ленора. Запах коньяка был настолько ощутим, что она сама могла почувствовать опьянение. — И больше своей обычной пары рюмок.

— Когда происходит такое, еще и не так запьешь, — криво усмехнулся Эштон.

— А что такое происходит? — Ленора вопросительно посмотрела на него.

— Малкольм, — прерывисто заговорил Эштон, — его руки у тебя на плечах… ваша жизнь с ним водном доме… а я должен стоять в стороне и наблюдать.

— Послышались шаги, они обернулись и увидели Малкольма, который стремительно приближался к ним. Галстук куда-то исчез, жилет и рубашка были расстегнуты, широкая грудь обнажена. Он явно не терял времени даром.

— Что-то подсказало мне, что я вас тут найду. — Шагнув вперед, Малкольм вцепился Эштону в плечо и толкнул его к перилам.

— К черту! Оставьте наконец мою жену в покое!

— Это вы оставьте мою жену в покое! — взорвался Эштон, отталкивая руку противника. Сегодня ему изменило обычное хладнокровие.

Малкольм угрожающе помахал кулаком перед носом Эштона.

— Она моя!

— А я говорю — нет, — усмехнулся Эштон, — и, если угодно, мы можем решить спор сегодня же ночью.

Малкольм проворно сунул руку в карман пиджака и вытащил небольшой «дерринджер». Не обращая внимания на испуганный возглас Леноры, Малкольм сунул его Эштону прямо под подбородок.

— Не надо думать, что вы можете так быстро сделать ее вдовой, мой друг.

Он надеялся, что хотя бы в такой же мере, как тогда, на берегу, Эштон испугается, но тот только улыбался. Может, у него, неопределенно подумал Малкольм, в жилах не кровь, а вода из северных рек? Такое безмятежное спокойствие было ему не менее ненавистно, чем сам этот человек.

— Попробуйте только пошевелиться, и я снесу вам голову. Я бы не прочь отправить вас на корм рыбам.

— У вас есть свидетель, — спокойно напомнил Эштон. — Разве только вы и с ней собираетесь разделаться тем же способом.

— Я уверен, что она будет счастлива избавиться от вас, — злобно оскалился Малкольм.

— Малкольм, немедленно прекрати! Прошу тебя! И спрячь эту штуку, пока ты никого не задел! — Видя, что он не обращает на нее никакого внимания, Ленора не на шутку перепугалась, и это заставило ее перейти в наступление.

— Убери эту штуку, Малкольм, или, клянусь тебе, я немедленно иду в каюту к Эштону и нашим с тобой отношениям конец.

Эштон высоко поднял брови и насмешливо улыбнулся:

— Итак, что прикажете этой даме делать?

— Эштон! — воскликнула Ленора, напуганная его равнодушием к угрозе. — Он же убьет тебя!

Малкольм судорожно обхватил перламутровую ручку пистолета и уперся дулом в горло Эштону. Чего бы он только ни дал, чтобы избавиться от этого врага, но Малкольму было что терять, а когда дело доходило до вещей серьезных, дураком он отнюдь не был. И тем не менее он весь дрожал от искушения покончить с этим делом… как вдруг раздалось громкое «клак» и в живот ему уперлось что-то маленькое и жесткое. Малкольм быстро посмотрел вниз, и глаза у него расширились от страха: в руке у Эштона он увидел пистолет.

— Мне надоели ваши угрозы. Теперь моя очередь.

Слова Эштона впечатывались в Малкольма, как мощные удары. Или, может, это сердце так громко стучало в груди?

— Я начинаю считать, — сказал Эштон, — и, если до счета «три» вы меня не убьете, другого шанса у вас не будет. — Свободной рукой он мягко оттолкнул Ленору, не обращая внимания на ее мольбы и призывы к разуму. — Раз… — Пистолет Малкольма еще теснее вдавился Эштону в горло, и глаза у Малкольма заблестели. — Два…

Громко выругавшись, Малкольм рывком убрал пистолет и, встретив насмешливый взгляд соперника, заскрежетал зубами. Отступив, Эштон сунул свой пистолет обратно в карман, а взамен вытащил длинную сигару и с наслаждением закурил.

— На вашем месте я был бы поаккуратнее с угрозами, Малкольм, — сказал он. — Я ведь ненароком могу оскорбиться и расколотить вашу пустую башку.

Малкольм не воспользовался советом.

— Посмотрим, чем все это кончится, мистер Уингейт. — Взяв Ленору под руку, он быстро зашагал по палубе. Эштон остался стоять на месте.

Некоторое время спустя он медленно тронулся вслед за ними. Вот если бы Лирин позволила избавить ее от Малкольма. Без такого согласия ему ничего не остается, как издали наблюдать за ним, а это неблагодарное и трудное занятие.

У входа в игорный зал Малкольм остановился и; приводя в порядок одежду, взглянул на жену.

— Ваш галстук куда-то делся, — спокойно сказала она вдруг и резко спросила: — Ну как, Марелде понравилась лепка на потолке? Или за такое короткое время она успела не слишком много увидеть? Похоже, вы установили рекорд по части быстроты соблазнения.

— Ха-ха-ха! — громко засмеялся Малкольм. — Как раз в тот самый момент… — Он поискал подходящее слово, но так и не нашел ничего, что можно было бы произнести в присутствии жены. — И тут меня как обухом по голове ударило, и я увидел тебя с ним… и ничего больше… вы хорошо проводили время…

— Марелда, наверное, была разочарована, что вы не смогли кончить того, что начали. — Ленора презрительно подняла брови. — Право, мне жаль, Малкольм, что я не дала вам насладиться мигом победы. Насколько я понимаю, все дело в том, что вы не могли примириться с тем, что я занимаюсь тем же, чем и вы? Я нахожу это довольно забавным. — Малкольм довольно грубо подхватил ее под руку и, кисло улыбаясь, вошел в танцевальный зал. Они закружились в вальсе, двигаясь, впрочем, довольно скованно, раздраженные друг другом. Малкольма выводило из себя то, что не было в их танце той легкой грации, которую он наблюдал, когда Ленора в тот памятный день танцевала с Уингейтом в павильоне. Не слышно было и восхищенного шепота, хотя незамеченным их появление не осталось.

— По-моему, я не говорил еще, как божественно вы сегодня выглядите, мадам, — начал Малкольм, стараясь разбить лед. — Вы здесь первая красавица.

Боковым зрением Ленора заметила, что в зал вошла Марелда, и по ее раскрасневшемуся лицу и взгляду, который она бросила на Малкольма, поняла, что происходящее доставляет ей мало удовольствия.

— Марелда вернулась, — спокойно сообщила она. — И она вроде чем-то недовольна. Может, хотите продолжить то, что не удалось довести до конца?

— Да наплевать мне на нее, — проворчал Малкольм. — Просто надо было отвести душу, пока ты наконец не соблаговолишь уступить мне.

Ленора посмотрела на него с удивлением.

— Неужели вы думаете, что я уступлю вам, если вы ведете себя, как мартовский кот? А уж после этой истории с Марелдой тем более.

— Ты что, ревнуешь? — Это предположение явно позабавило Малкольма.

— Да нет, скорее боюсь ложиться с вами в одну постель. Подхватишь еще чего-нибудь.

— Вы холодная женщина, Ленора Синклер. — Мужское самолюбие Малкольма было оскорблено.

Она отвернулась, вспомнив, как затеяла однажды любовную игру с Эштоном, когда он пустился за ней вдогонку в хозяйских покоях Бель Шен. Смеясь и сбрасывая одежды, она убегала от него, а он, казалось, нарочно не спешил поймать, пока на ней еще что-то оставалось. Наконец он вытянул руку и привлек ее к себе. Обняв Эштона, она дразнила его легкими поцелуями, а затем отстранилась и пустилась в танец, какой и Саломее присниться не мог. Неужели она действительно холодна? Или тут дело в партнере?

Почувствовав, что Малкольм крепче прижимает ее к себе, Ленора напряглась. Тут в зал вошел Эштон, и, заметив это, Малкольм наклонился и прикоснулся губами к плечу Леноры. Он знал, что Эштон не сводит с них глаз, и со сладострастием думал, как тот, должно быть, сейчас мучается.

— Если твой мистер Уингейт решил преследовать тебя по пятам, дорогая, что ж, придется ему пострадать, — прошептал он ей прямо в ухо, обдавая теплым дыханием.

— Что вы хотите сказать? — Было видно, что Ленора не на шутку перепугалась.

Малкольм немного ослабил хватку, и Леноре удалось слегка отстраниться. Ведя ее по кругу, Малкольм выглядел на редкость самодовольным.

— Совершенно очевидно, что этот мерзавец хочет затащить тебя в постель, но ты — моя, и придется напомнить ему об этом.

Он слегка надавил пальцами ей на поясницу и взглянул угрожающе, заставив Ленору внутренне содрогнуться.

— Смотри, любовь моя. Если ты вздумаешь сопротивляться, я дорого заставлю тебя заплатить.

— Заплатить? — тревожно повторила она. — О чем вы, собственно, говорите?

Он кивнул в сторону Эштона.

— Я хочу, чтобы этот шут наконец понял, чья ты жена, и я сделаю так, что он пожалеет о том, что затеял всю эту игру. Уже здесь, на «Русалке», тебе придется позволить мне все.

— Вы, кажется, угрожаете мне? — саркастически бросила Ленора.

— Вы достаточно долго, мадам, держали меня на расстоянии, и мне это надоело, — договорил Малкольм. Выглядел он при этом в точности как избалованный кот. — С раздельными спальнями пора кончать, и скоро я восстановлю наш брачный статус… хотя бы чтобы ты вспомнила, как это у нас было раньше. — Опустив взгляд, он жадно посмотрел на ее грудь. — Доныне я заботился о твоем здоровье, но, похоже, ты уже вполне поправилась, чтобы принимать знаки внимания от него. Так чем я хуже? В конце концов, я твой муж.

Поймав сладострастный взгляд, который Малкольм устремил на полуобнаженную грудь Леноры, Эштон напрягся и, остановив проходящего мимо официанта, взял с подноса рюмку коньяка. Он ненавидел губы, прикасавшиеся к ее плечам, и руки, обнимавшие ее за талию. Может, напрасно он затеял все это преследование? Пока, похоже, удовольствие от него получает один только Малкольм.

Ленора возмущенно посмотрела на Малкольма.

— Вы что, собираетесь накинуться на меня в присутствии всех?

— На всех, дорогая, мне наплевать, — уголками губ улыбнулся Малкольм. — Меня интересует только тот болван, который упорно твердит, что твое имя Лирин.

Ленора мрачно кивнула. Теперь она поняла его игру. Не страсть и не любовь к ней им двигала, а ненависть и ревность к Эштону.

— А если я не соглашусь, вы принудите меня силой?

Малкольм слегка пожал плечами.

— Поскольку ты не допускала меня до себя и отказывала мне в супружеских правах, приходилось утешаться с уличными девками. Но они мне что-то надоели. — Малкольм пристально посмотрел в широко раскрывавшиеся изумрудные глаза. — Потянуло на свеженькое.

— Словом, так или иначе, деться мне некуда, — угрюмо произнесла Ленора.

— Выбор за вами, мадам.

— Полагаю, он вам известен.

Он вспыхнул от этой легкой насмешки, а затем презрительно усмехнулся.

— Думаешь, он в постели лучше меня? В таком случае ты плохо знаешь мужчин.

— Я многое забыла, это верно, — вкрадчиво начала Ленора. — Но я многое узнаю заново, и теперь мне кажется, что выходила я за вас, наверное, будучи не в себе. Либо видела то, чего не было.

В зале возникло какое-то движение. Вошел шериф Коти, подталкивая перед собой Хорэса Тича. Доведя его до Эштона, шериф остановился. Все замерли.

— Вот, привел вам воришку, мистер Эштон. Я поймал его с поличным, когда он хотел улизнуть со своими сообщниками. Ну, некоторых мы схватили… как и этого. — Он оторвал Хорэса от пола и встряхнул его, как котенка, к вящему негодованию последнего.

— Вы идиот! — Хорэс словно бы повернулся на носках, которыми теперь не доставал до пола. Но так он хотя бы отчасти освободился от унизительной позы, в которую поставил его шериф. — Говорю же вам, что меня самого обокрали. И заставили пойти с ними.

— Ну, конечно, конечно, мистер Тич, а эти драгоценности просто случайно оказались у вас в кармане. — Шериф Коти полез в пиджак и вытащил бриллиантовое колье.

— Мы обнаружили, что нескольких гостей заперли в одной из кают носовой части корабля и обворовали. Они вышли прогуляться по палубе, и тут его люди, — он кивнул в сторону Тича, — неожиданно напали на них и обчистили. Со временем они бы и сюда добрались.

— Но я тоже была на палубе, — сказала Ленора, судорожно хватаясь рукой за шею.

— Тогда вам просто повезло, мадам, — вежливо сказал шериф Коти. — Должно быть, кто-то вас оберегал.

— И я выходила на палубу, — заявила Марелда, пробираясь через толпу гостей.

— Марелда, скажите им, что я никакого отношения не имею к этой истории, — взмолился Хорэс.

— Он что, ваш приятель, мадам? — осведомился шериф.

— Да, — помолчав, ответила Марелда, соображая, в какую переделку она неожиданно может угодить.

— Что ж, теперь понятно, почему вас не тронули, мадам. Мистер Тич, должно быть, велел своим бандитам оставить в покое своих друзей.

— Что за чушь! — возмущенно крикнул мистер Тич.

— Я тоже так думал, когда мистер Уингейт попросил меня присмотреть за пароходом на случай, если кому что-нибудь подобное придет в голову. Можете представить мое удивление, когда я и мои люди увидели, как из укрытия на пристани высыпала эта компания и двинулась на пароход. Похоже, они неплохо все продумали. Только мистер Уингейт перехитрил их.

— Никто из гостей не пострадал? — обеспокоенно спросил Эштон.

— Да нет, может, их слегка помяли, но ничего серьезного, — ответил шериф и снова кивнул в сторону Тича. — А этого я посажу за решетку. Мне надо задать ему пару интересных вопросов!

— Да заставьте же кто-нибудь его выслушать меня! — Хорэс умоляюще вытянул руки. — Ничего я не брал! Говорю же вам, что воры положили колье мне в карман, чтобы отвлечь от себя внимание.

— Все это очень мило, мистер Тич, да только один из этих типов сказал, что вы из их компании. Вы встретились здесь, на корабле, и он получил от вас деньги.

Хорэс немного подумал.

— Я и не знал, что это жулик. Мы встретились с ним в таверне, и он сказал, что ему нужно сказать мне пару слов здесь, на «Русалке».

— Зачем бы это?

— Понятия не имею. — Хорэс пожал плечами. — Да он и не сказал мне ни слова. Он просто обворовал меня.

— Ну что ж, если так, вам скорее повезло — ведь вы вышли из этой переделки с бриллиантовым колье в кармане… то есть вышли бы, если бы не мы.