ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Команда с «Русалки» принялась очищать берег от мусора. Затем матросы вбили в песок колышки, установили столбы, соорудили на высоте восемнадцати дюймов от земли платформу. Над ней они натянули навес. Посреди берега вырос огромный гриб, он продолжал увеличиваться и увеличиваться, и наконец взору Малкольма открылась палатка, достаточно просторная для шейха с целым гаремом. Такая ассоциация была вполне уместна, ибо Эштон получил свое будущее жилище от человека, который когда-то торговал с бедуинами и подарил ему палатку в благодарность за помощь в одном деле. Эштон долго не знал, куда бы ее пристроить. А теперь она пригодилась и даже оказалась даром судьбы, ибо это роскошное зрелище было как соль на раны врагов.
Малкольм наблюдал за строительством с нижней веранды, и на сей раз не Роберт, а он сам то и дело прикладывался к виски. Когда к нему на веранде присоединились Ленора и ее отец, он искоса посмотрел на них, как бы провоцируя на замечание, которое сорвало бы клапан с его едва сдерживаемых эмоций. Но они благоразумно промолчали.
Чем дальше, тем больше берег обживался. К первой группе присоединились другие члены команды. С корабля и из города доставлялись все новые вещи. Появилась красивая мебель, персидские ковры, зеркала, личные вещи Эштона. И даже ванна! Когда ее выгружали из фургона, Ленора едва удержалась от смеха, а Малкольм еще больше помрачнел. Казалось, у него сейчас дым из ушей пойдет от злобы.
Неподалеку установили палатку поменьше для Хикори и лошадей. Он появился ближе к полудню с двумя фургонами. В одном был изрядный запас сена, в другом — доски для загона. Проходя мимо дома, Хикори растянул рот до ушей в улыбке. Малкольм издали разглядел обнажившиеся белоснежные зубы и буквально задохнулся от переполнявшего его возмущения.
— Нельзя здесь держать этого грязного ниггера, прошипел он. — Он нас до нитки обчистит.
Изумрудные глаза посмотрели на него с откровенным презрением, а губы изогнулись в мягкой улыбке:
— Хикори — честнейший человек, Малкольм. Вам нечего его опасаться.
Малкольм кисло отмахнулся.
— Да, он вроде тех, кого Уингейт нанял в свою команду. Одна шайка. Страшно подумать, что они могут сотворить. Шериф Коти должен предпринять что-то, пока здесь эта банда, — он кивнул в сторону «Русалки», затем перевел взгляд на палатку, — и этот болван Уингейт.
Ленора легко могла представить, какую за ней устроят слежку, пока Эштон неподалеку. Если бы это не было так грустно, пожалуй, это было бы смешно.
— Надеюсь, вы не будете чрезмерно утруждать себя, Малкольм?
— Помилуйте, мадам, о чем вы говорите? — Он словно бы не заметил сарказма. — Вы слишком дороги мне, чтобы подвергать вас малейшему риску. — Он подумал, как свежо и элегантно выглядит Ленора в этом своем кремовом платье с кружевной оборкой, и особо отметил алый румянец на щеках. Можно было бы объяснить столь тщательный туалет близостью того, другого мужчины, только ведь она всегда отличалась безупречным вкусом в подборе нарядов, точно зная, что ей идет. Правда, румянами она до появления этого типа не пользовалась.
— Похоже, вы оправились, мадам, — заметил Малкольм.
Ленора испытала сильное искушение ответить, что ей было бы куда хуже, если бы Эштон не пришел ей на помощь в то утро. Но вместо этого она благонравно улыбнулась в знак согласия.
— Да, сегодня мне куда лучше, чем было в последнее время, благодарю вас, Малкольм.
В глазах Малкольма вспыхнула искра ярости, он даже не успел прикрыть веки, чтобы было не так заметно. Сомертон, зажав в руке бинокль, указал зятю на матросов с «Русалки».
— Кажется, Уингейт устраивается тут надолго.
Ленора облокотилась о перила. Было видно, как, следуя указаниям Эштона, его люди высаживают вокруг палатки кустарник. Дубовые бочонки использовались для растений побольше, а по всему периметру вырастали низкие кустики, издали похожие на жасмин в цвету. Все вокруг зазеленело, и вскоре посреди этой зелени был врыт железный стол, расставлены стулья. Сцена была готова.
Истекая потом, матросы скинули рубашки, туфли, закатали брюки. Эштон, который оставался в желтых бриджах, шляпе, высоких ботинках и расстегнутой до пояса рубахе с широкими рукавами, выглядел принцем среди нищих. Все время отдавая указания и отвечая своим людям на вопросы, он ни на минуту не присел. К закату он со своей командой построил жилище, от которого, наверное, никто бы не отказался. Стало ясно, что Эштон собирается оставаться здесь столько, сколько понадобится.
Унылый вечер вполне отвечал настроению Малкольма. Ленора заметила это сразу же, как вошла в гостиную. Муж дулся, как капризный ребенок, и прикладывался к виски не реже тестя. Он то и дело выходил на веранду, поглядывая в сторону городка, который построил себе Эштон. Он угадывался в темноте по мерцающим огонькам. Впрочем, виски начало оказывать свое воздействие, настроение у него постепенно поднялось. В конце концов Малкольм нарушил настороженную тишину язвительным замечанием:
— По крайней мере, этот проходимец будет сегодня ужинать в своих роскошных покоях в одиночку.
Роберт был еще достаточно трезв, чтобы оценить эти наблюдения, и в свою очередь добавил:
— А если с океана подует сильнее, может, все это сооружение свалится ему на голову.
И Малкольм с Робертом принялись строить предположения, какие еще несчастья могут свалиться на голову нового соседа. Леноре этот зловещий юмор совершенно не нравился, и она старалась пропускать их шуточки мимо ушей. Но это было нелегко, даже когда они вышли на веранду.
— Смотри! — донесся из-за открытых дверей оглушительный голос Роберта. — Что там стряслось у этих мореходов? Отбой ли бьют иль к новому готовятся сраженью?
Шекспира эта декламация напоминала мало, но в то же время и совершенно пустой болтовней не была, так что движимая любопытством Лирин взяла бокал с шерри и вышла на крыльцо, откуда было все хорошо видно. Выбрав место подальше от мужчин, она облокотилась о перила и посмотрела в сторону океана.
От «Русалки» отчалил лихтер и, погоняемый приливом, бойко побежал на огонек, указывавший местоположение Эштона. Когда лихтер приблизился к берегу, стало слышно, как поскрипывают уключины. На веслах сидели двое. Вскоре суденышко коснулось песчаного дна, и гребцы вытащили его на берег. Судя по униформе, это были стюарды. Достав откуда-то из носовой части огромный серебряный поднос, они быстро понесли его к палатке. Принявшись за работу, они укрепили по краям платформы светильники, так что вся сцена, к великой досаде Малкольма, озарилась ярким светом. Была расстелена белая скатерть, стол был сервирован на двоих, вслед за приборами появились серебряные канделябры — словом, готовился настоящий ужин. Всех, в том числе и Ленору, снедало любопытство — а кто же второй?
В ночном воздухе послышались первые мягкие звуки виолончели, и все прислушались. Ленора старалась ничем не выдать своих чувств. Малкольм смотрел на нее пристально и сурово. Поначалу звуки никак не складывались в стройную мелодию, а потом зазвучала пьеса, которую они с Эштоном любили играть вдвоем. Малкольм беспокойно мерил шагами веранду. Вот он остановился в дальнем ее конце, вглядываясь в ярко освещенную сцену. Ленора немного наклонилась вперед, жадно впитывая музыку, которая пробуждала в ней сладкие воспоминания о Бель Шен и ее хозяине. Музыка наполнила ее сердце непередаваемым блаженством. Но тут вернулся Малкольм, и настроение у нее разом упало.
Он раздраженно посмотрел на Сомертона и скривился в презрительной усмешке.
— Ты что, собираешься слушать это пиликанье? Да это же визг кота, угодившего в капкан. И можно угадать, каким местом.
Роберт щедро отхлебнул.
— Да нет, парень. Это всего лишь кишки, которые они натянули на скрипку вместо струн.
— Это не скрипка, — сухо сказала Ленора, которую весьма раздражали эти грубые шутки.
Отец удивленно воззрился на нее.
— У тебя сегодня что-то с чувством юмора, девочка. Ты что, уже шутки понимать разучилась?
— Да это все тот несчастный хлыщ. Он ее прямо с ума сводит, — оскалился Малкольм. — Она бы хотела сейчас быть там, с ним вместе.
А почему бы и нет? Этот вопрос мелькнул у нее в голове. Она с большой радостью променяла бы кретинские ужимки этих двоих на общество Эштона, который — Ленора могла быть в этом уверена — окружил бы ее любовью и вниманием.
К палатке подошел слуга и обратился к кому-то внутри. Музыка оборвалась; у Леноры замерло сердце: появился Эштон. Он наклонился к жасминовому кусту, сорвал цветок и положил на блюдо. Усевшись напротив, он налил себе вина в серебряный кубок, отхлебнул, кивнул одобрительно. Начался настоящий ужин. Место напротив пустовало. И тут Ленора поняла, что должен был означать сорванный жасмин. Это было приглашение, посланное ей. Как бы ее ни звали — Ленора или Лирин, когда бы она ни пришла к нему — она всегда желанна, ее всегда ждут.
Малкольм, кажется, тоже угадал смысл происходящего и повернулся к Леноре с едва сдерживаемой яростью. Она смело встретила его взгляд и мягко улыбнулась. Тем не менее, когда на веранде появилась Мейган и объявила, что ужин на столе, Ленора возблагодарила судьбу, что удалось избежать выяснения отношений. На протяжении всей трапезы она холила в себе чувство нежности и любви, не обращая никакого внимания на яростные взгляды Малкольма и нахмуренные брови Роберта.
На следующее утро Ленора послала Мейган в столовую извиниться за то, что не может выйти к завтраку, и осталась в постели, любовно перебирая в памяти события вчерашнего вечера. Это, казалось, привело Малкольма в крайнее раздражение, ибо спустя короткое время Ленора услышала, как он, едва сдерживаясь, выскочил из дома, оставив на посту Роберта, чтобы тот следил за влюбленными: Ленора должна оставаться дома, Эштон у себя в палатке. Физически они были разделены, но душой — вместе, ибо в тот самый момент, когда Ленора вышла на верхнюю веранду подышать утренним воздухом, откинулся полог, и из палатки появился Эштон. Он повернулся в сторону дома, и тут как раз она появилась у перил. Какое-то мгновенье они, хоть и не видя, смотрели друг на друга. И каждый знал, что другой здесь, рядом. Даже на таком расстоянии Ленора чувствовала, что Эштон ласкает ее взглядом, и сама восхищенно смотрела на него. На нем были только плавки, он демонстрировал все свое мужское великолепие. Эштон возвышался, как бронзовокожий Аполлон, и Ленора почувствовала, как щеки ее вспыхивают. Чего не было видно, то дополняла память. Волосы на груди, спускаясь вниз, вытягивались в полоску, ведущую к животу, плоскому и твердому. Это она хорошо знала. Ноги у Эштона были длинные, стройные, мускулистые, как и торс.
Она почувствовала, как все тело охватывает знакомая истома. Интересно, а он тоскует по ней? Было видно, как Эштон взял со спинки металлического стула большое полотенце, перекинул его через плечо и широко зашагал к берегу, где лениво набегали одна на другую волны. Ленора завороженно следила за ним. Бросив полотенце у самой кромки, Эштон вошел в воду. Окунувшись, он сделал шаг, другой и нырнул. Не стараясь выдерживать направления, Эштон бешено колотил руками по воде. Ленора почти физически ощущала, что он ищет способ хоть как-то разрядиться. У нее самой болело где-то внизу живота, и можно было только мечтать, чтобы таким вот образом, как он, дать выход своим чувствам. Но вместо этого ей приходилось просто подавлять страсть и желание и надеяться, что придет время, и Малкольм заменит ей Эштона.
Она потерла бровь, словно стараясь пробить брешь в стене, за которой укрылась ее память, и заглянуть в нее поглубже. Вот если бы удалось найти нишу, в которой скрывается Эштон, вспомнить что-нибудь дорогое… Но, едва подумав об этом, она поняла, что все бесполезно. Он принадлежал настоящему, в том далеком прошлом его не было.
Солнце палило, и в сознании у нее постепенно соткался мираж. Она где-то далеко на берегу, залитом солнцем. Девочка с каштановыми волосами играет в песке. Это она. Или Лирин? Далеко она разглядеть не могла, словно тоннель, сквозь который она смотрела, был слишком короток. Однако Ленора точно знала, что ей приходилось играть с этой девочкой, которая так на нее похожа. Дети, пожалуй, лет шести, смеялись и визжали, гоняясь друг за другом. Тут откуда-то издали донесся женский голос:
— Ленора!
Девочка повернулась и прикрыла от солнца глаза.
— Лирин!
Тут стало видно лучше, и перед ней возникла женщина, звали ее, кажется, Нэнни. Она стояла на бугорке, поросшем травой. Позади виднелся большой дом.
— А ну-ка, живо, обе сюда! — крикнула румянолицая женщина. — Пора поесть, а потом вздремнуть, пока не вернется ваш отец.
Тут мираж померк, и Ленора, помигав, вернулась к действительности. Она почему-то боялась вновь вызвать это видение. Ее жег один вопрос: все это происходило в ее прошлом или она напридумывала все это, пытаясь выдать желаемое за действительное? Она прохаживалась по веранде, пытаясь разобраться во всем этом. Нужен хоть какой-то намек. Какой-то ключ. Что-то, что выведет ее к свету.
— Ленора!
Она вздрогнула, как от удара, и обернулась. Глазам ее предстала реальность в виде щегольски одетого мужчины, торопливо поднимавшегося по лестнице. Щеки у Роберта Сомертона разгорелись, а причина его оживления не вызывала сомнений.
— Нельзя выходить в одном ночном халате, девочка. Тебя же все могут увидеть, — сказал он назидательно. — Пойди оденься, пока беды не случилось.
Ленора собралась было последовать этому совету, но тут заметила, что отец нервно шарит глазами по берегу. Ей стало любопытно, она повернулась и сразу же обнаружила причину его беспокойства. Из воды выходил Эштон, и если перед купаньем он выглядел хорошо, то теперь великолепно. Волосы у него намокли, а капли воды, сверкая на солнце, покрывали все тело, придавая ему глянцевый блеск. Она вполне могла понять, что более всего смущало и тревожило отца: намокшие плавки почти совсем спустились, едва прикрывая его спереди.
— Он, видно, вовсе спятил, — оскорбленно воскликнул Роберт. — О чем он думает, разгуливая перед тобой нагишом? За кого он тебя принимает? За потаскушку какую-нибудь? Нет, перед благородными дамами в таком виде появляться нельзя!
Ленора воздержалась от насмешливой улыбки, но, перед тем как уйти с веранды, бросила сквозь ресницы восхищенный взгляд на эту высокую, мускулистую фигуру.
Роберт Сомертон был оскорблен подобной вольностью и поспешил вниз, собираясь высказать этому бесстыднику все, что он о нем думает. Одно дело — видеть женское тело в… местах с дурной репутацией, и совсем другое — когда мужчина демонстрирует себя в таком виде перед благородной дамой. Да еще перед такой красавицей! Это уж слишком!
Сомертон свирепо закрутил кончики усов и поспешно двинулся наперерез бесстыднику, который направлялся к своей палатке.
— Эй! Мне надо вам сказать пару слов, — крикнул он. Эштон удивленно поднял брови и остановился, ожидая Роберта. Остановившись напротив Эштона, он укоризненно погрозил пальцем.
— Это же надо! В таком виде разгуливать перед моей дочерью. Хотелось бы напомнить вам, сэр, что она — благородная дама.
— Это мне известно, — любезно откликнулся Эштон, несколько умеряя тем самым пыл оппонента.
Седовласый зашел с другого конца:
— А вы, сэр, не джентльмен, вот что я вам скажу! — Он взмахнул рукой, как бы охватывая единым жестом фигуру Эштона. — Вы только посмотрите на себя! Да на вас же почти ничего нет! И являться в таком виде перед моей дочерью!
— Но ведь она замужняя женщина, — терпеливо улыбнулся Эштон.
— Да, но только замужем она не за вами! — крикнул Роберт. — Ну какие еще доказательства вам нужны?
— От вас или Малкольма — никаких, — откликнулся Эштон и, вытерев волосы, пошел к палатке. Шаг у него был крупный, и Роберту, который был намного ниже ростом, пришлось почти бежать, чтобы не отстать. Хоть до огороженного двора было буквально два шага, Роберт, когда дошел до него, раскраснелся еще больше и охотно принял предложенный Эштоном прохладный напиток. Он сбросил пиджак, ослабил воротник, с благодарным вздохом опустился на предложенный ему стул и припал к стакану. Эштон, извинившись, отошел на минуту, и, пока его не было, гость осмотрелся. У архитектора столь быстро выросшего жилища достало смекалки поставить его под развесистыми ветвями огромного дерева, так что оно утопало в благословенной прохладе. Раздумывая о том, что этот молодой человек далеко не дурак, Роберт выпил почти весь стакан. Тут как раз вернулся Эштон. На сей раз он был одет.
— Вы тут неплохо устроились, — Роберт обвел руками лагерь. — Кажется, едва ли не все предусмотрели.
Удивленный неожиданным комплиментом, Эштон посмотрел на гостя. Злость явно прошла, и, оглядываясь по сторонам, тот выглядел почти приветливо. Объяснение этой перемене надо было, наверное, искать в успокаивающем воздействии напитка, и Эштон, когда его попросили, охотно вновь наполнил пустой стакан.
— Когда-то и я был молод, — помолчав, заметил Роберт. Сделав глубокомысленную паузу, он ухмыльнулся, одним глотком осушил стакан и снова попросил добавки. — Не одной даме я вскружил в свое время голову. Хотя, может, и не так, как вы той, что живет здесь. — Он махнул в сторону дома. — Она без ума от вас, а Малкольм хочет вернуть ее любовь.
— А она любила его когда-нибудь? — В вопросе Эштона прозвучала ирония, но седовласый ее не уловил.
— Он считает, что любила… до того, как потеряла память. — Роберт задумчиво поскреб подбородок. — Иногда я думаю, чем все это кончится. Она хорошая девочка, право слово. Иногда немного несдержанная. Она прямо стеной встала на мою защиту, когда Малкольм набросился на меня за то, что я напился.
Вспомнив кое-что, Эштон улыбнулся.
— Да, это на нее похоже.
— Честно говоря, я заслужил эту взбучку, но она прямо-таки выставила его из комнаты. — Роберт надолго погрузился в молчание. — Она заслужила лучшего, чем я, отца, — сказал он и кивнул, словно соглашаясь сам с собой. — И может быть, может быть, говорю я, лучшего, чем Малкольм, мужа.
У Эштона удивленно взлетели брови.
— С этим я вполне мог согласиться, если бы был уверен, что он действительно ее муж.
— Вы упрямец, Уингейт, — криво улыбнулся Роберт. — Впрочем, иначе вас здесь бы и не было.
— Этого я не отрицаю, — с готовностью откликнулся Эштон. — Малкольм отнял у меня самое дорогое, и мне все еще нужны доказательства, что у него есть на это право.
— Да какие еще доказательства вам нужны?! — воскликнул Роберт. — Неужели вы думаете, что отец может перепутать своих дочерей?
— Да вообще-то не должен бы, — заметил Эштон, глядя, как Роберт одним глотком осушает очередной стакан.
— Ну, слава Богу, хоть с этим согласны. — Роберт икнул, откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на пустой стакан. Жара и виски начали оказывать свое действие. — Я знаю, о чем вы думаете. — Он поднял уже изрядно покрасневшие глаза и попытался сфокусировать взгляд на собеседнике. — Вы думаете, что я слишком много пью и потому запросто могу ошибиться. Ну что ж, я открою вам секрет, мой друг. Чтобы напиться по-настоящему, мне нужно много. Малкольм это хорошо знает, а вы еще нет. Я знаю себе цену! — Подчеркивая эти слова, он стукнул стаканом по железному столу и тут же скривился от боли: стакан разбился, и осколки впились ему в ладонь. Повернув руку, Роберт со страхом посмотрел на выступившую кровь. Лицо его перекосилось, словно он увидел у себя на ладони лик дьявола. — Прочь отсюда, нечистая сила, — закричал он. — Прочь я говорю! О, ад, он страшен… Измерить кто его глубины способен, тот…
Эштон изумленно смотрел на Сомертона и, перегнувшись через стол, принялся собирать осколки, затем высыпал их в бочонок с пальмой. Взглянув на ранку, Эштон принес из палатки свежий платок и крепко перевязал руку. Стараясь привести Сомертона в чувство, он требовательно сказал:
— А теперь сожмите руку в кулак и подержите так немного, ясно? — Тот повиновался, и, подхватив Роберта под локоть, Эштон поднял его на ноги.
— Идемте, я отведу вас домой. Лирин промоет вам рану.
— Она хорошая девочка, — невнятно пробормотал Сомертон и пошатнулся, едва Эштон перестал поддерживать его. — Она заслуживает лучшего…
Видя, что он едва держится на ногах, Эштон, крепко придерживая его за руку, довел до дома. Даже это короткое путешествие оказалось непосильным для изрядно захмелевшего Сомертона. Когда они добрались до парадной двери, он бессильно привалился к Эштону. Войдя в холл и никого там не обнаружив, он окликнул:
— Лирин? Лирин, где ты?
— Эштон? — Удивленное восклицание и звук шагов привлекли его внимание к верхней балюстраде, где из-за угла появилась Ленора. На ней было бледно-сиреневое платье. Не в силах оторвать от нее глаз, Эштон улыбнулся. Она тоже, широко раскрыв от изумления глаза, загляделась на него, но тут ее внимание привлекли пятна крови на отцовском пиджаке.
— Что случилось? — воскликнула она и, не дожидаясь ответа, побежала вниз по лестнице.
— О, Эштон, ты ведь ничего ему не сделал? — задыхаясь, проговорила она.
— Ну что вы, мадам, клянусь честью, — слегка усмехнулся Эштон. Ленора, подбежав к ним, расстегнула отцовский пиджак и стала лихорадочно шарить, ища пораненное место, но Эштон остановил ее.
— Твой отец всего лишь порезал руку, Лирин. Право, ничего страшного.
— Руку? — Она с облегчением выпрямилась, сняла повязку и, сморщив нос, принялась осматривать порез.
— Наверное, надо промыть, — сказал Эштон, склоняясь рядом с ней. Он искал любой предлог, чтобы быть поближе. Ноздрей его коснулся душистый аромат, а глаза задержались на шее, которую он так любил целовать.
— Отведи его в гостиную, — скомандовала Ленора. — Я скажу Мейган, чтобы она принесла таз с водой и промыла порез. Сейчас вернусь.
Эштон повиновался и усадил Сомертона в кресло. Тот снова прижал платок к кровоточащей ладони.
— Она займется мной, — капризно, как ребенок, проговорил он, — Как ангел чистый, ну а я презренное ничтожество… — Он смахнул выступившие слезы, глубоко и торжественно втянул воздух и положил здоровую руку на колено.
— Хорошее дитя. Согласны?
— Уже явно не дитя, — пробормотал Эштон, глядя на Ленору, которая как раз входила в комнату. Он пожирал ее жадным взглядом, пока она опускалась рядом с отцом на колени и перевязывала ему руку.
Послышался стук копыт. Все трое прислушались, Ленора и Роберт с явным беспокойством. По привычке Малкольм подскакал к самому дому и, спешившись, взбежал по ступенькам.
— Лишь забудусь я на миг, как за дверью грозный стук, — продекламировал Сомертон. — Бам, бам, бам, кто там?
Малкольм распахнул дверь и вошел в гостиную. Увидев происходящее, он круто остановился, прищурил глаза, уловил смущение на лицах Леноры и Роберта и резко повернулся к Эштону. Тот снисходительно улыбался.
— Какого черта вам нужно в моем доме? — прорычал он, швыряя в угол шляпу. Малкольму очень хотелось накинуться на Эштона и как следует отделать его, но, вспомнив недавнее поражение, он удержался от этого опрометчивого шага.
— Отец Лирин порезал руку, и ему понадобилась помощь, — пояснил Эштон. — Я и оказал ее.
— Хорошо, а теперь убирайтесь! — Малкольм театральным жестом указал на дверь. — Немедленно!
Эштон лениво пошел к двери и бросил:
— Я пришел без приглашения, так что не стоит упрекать Лирин или отца…
— Ленору! — заорал Малкольм, с силой ударяя кулаком по столу. — И она моя жена! Не ваша!
Снисходительно улыбнувшись, Эштон повернулся и вышел. Очутившись на крыльце, он заметил, что к дому направляются двое всадников. Того, что повыше, он вроде когда-то видел, но где именно, Эштон вспомнить не мог. Может, это матрос с одного из его кораблей? Он пожал плечами. Всех не упомнишь. Их ведь так много.
— Стоило мне выйти… — Малкольм на секунду замолк и дал выход своей ярости: — Стоило мне выйти, как этот негодяй появился в доме! Я не потерплю этого, ясно вам? Я нанял охранников. Теперь этот дом и все, кто в нем находятся, будут надежно защищены от этого типа!
Ленора решила, что уже достаточно долго сидит в экипаже, дожидаясь Малкольма. Было жарко и душно, и кто знает, когда он вернется. Над верхней губой выступили капельки пота, муслиновое платье прилипло к телу. Ландо стояло у тротуара, в точности там, где Малкольм велел ждать себя, но здесь не было и намека на тень, и лошади тоже изнемогали от жары. Они помахивали хвостами, отгоняя назойливых мух, и нервно переступали ногами, порой резко дергая вперед, когда оводы кусали их в морду.
Не в силах терпеть долее и даже забыв в экипаже шляпку, Ленора вышла наружу и велела Генри сказать мистеру Синклеру, если он вообще появится, где ее искать. Малкольм всегда злился, когда его заставляли ждать, и она честно терпела, но больше уж сил нет. Кучер послушно кивнул, а Ленора, обмахиваясь платком, ступила на деревянный тротуар и направилась в ближайший магазин. Стоило ей переступить через порог, как хмурость сменилась улыбкой.
— О, миссис Синклер, доброе утро, — приветствовал ее хозяин. — Как поживаете? Бог знает сколько времени прошло, как я вас не видел!
Ленора попыталась вспомнить этого человека, но, как обычно, у нее ничего не получилось.
— А вы разве знаете меня? — неуверенно спросила она.
— Ну как же, конечно… То есть я хочу сказать… — хозяин заколебался. — Я принял вас за миссис Синклер. Неужели я обознался?
— Да нет, — ответила Ленора. — Наверное, нет.
Смущенный ответом, он пристально вгляделся в нее.
— Вам нехорошо, мадам?
Она снова стала обмахиваться платком, на сей раз более методично.
— Наверное, жара.
Хозяин гостеприимно указал на стулья, стоявшие у стены в дальнем углу магазина.
— Может, отдохнете немного?
— Да нет, я и так слишком много сидела. — Ленора благодарно улыбнулась. — Я ждала в экипаже мужа. Похоже, он задерживается.
Хозяин сочувственно кивнул.
— Бывает.
Ленора оглянулась. Как бы спросить у хозяина, как его зовут, и при этом не раскрыть секрет своей болезни? Он и так явно сбит с толку ее вопросами.
— Я тут собираюсь составить список всех своих знакомых в Билокси. — Ленора и впрямь имела это в виду, чтобы проверить память. — Разумеется, вы должны быть в нем. Не напомните, как пишется ваше имя?
— Блэквелл. Бе, эл… — Он горделиво продиктовал по буквам свою фамилию. — Джозеф Блэквелл.
Слегка покраснев, Лирин снова обмахнулась платком и рассмеялась. Пожалуй, лучше бы у него было имя потруднее, а то она немного боялась произвести на него впечатление полной тупицы.
— Ну да, так я и считала.
— Если вы заводите такой список, то, видно, собираетесь надолго осесть здесь, — заметил хозяин.
— Совершенно верно, — ответила она. — По крайней мере, муж ничего не говорил о том, что собирается куда-то переезжать. К тому же с нами живет мой отец.
— Ах, вот как? — Джозеф удивленно поднял кустистые брови. — И как же вам удалось уговорить его оставить Англию? Мне казалось, вы говорили, что он ненавидит Штаты и по-прежнему называет их колониями?
Ленора слегка пожала плечами.
— Похоже, он несколько переменил свое мнение.
Хозяин понимающе кивнул.
— Наверное, ему трудно быть вдали от семьи. Иногда отцам трудно примириться с тем, что у детей своя жизнь. Должно быть, для него было настоящим ударом, когда вы решили перебраться сюда из Англии и жить своей жизнью. Между прочим, а как поживает ваша сестра?
Девочка из воспоминаний вновь мелькнула в сознании Леноры, и улыбку сменило выражение боли.
— Она умерла.
— О, прошу прощения, миссис Синклер, — сочувственно отозвался хозяин. — Я не знал. — Он печально покачал головой. — Сначала муж, а потом жена. Остается только восхищаться вашим мужеством.
Ленора изумленно уставилась на него.
— Муж?
Джозеф явно удивился.
— Ну да: Вы ведь вдовствовали, когда впервые появились здесь, — Джозеф задумчиво почесал в затылке. — По крайней мере, мне кажется, вы так говорили. Впрочем, я могу и ошибаться. Мы ведь никогда подолгу не разговаривали, так, перекинемся словом-другим… Я всего месяц назад узнал, что вы вышли за мистера Синклера…
У Леноры голова кругом пошла, в сознании замелькали смутные фигуры. Одна из них, инстинктивно почувствовала Ленора, принадлежала ее отцу. Хоть черты его расплывались, он явно протягивал в ее сторону руки, как бы призывая подойти. Рядом возникла еще одна фигура, она вроде подталкивала ее к отцу. Это был Малкольм.
— Ага, вот ты где! — Откуда-то сзади донесся знакомый голос.
Ленора обернулась и увидела Малкольма. На какое-то мгновенье фантазия и реальность переплелись, и трудно было отделить одно от другого. Возникло видение: чья-то сильная мужская рука опускается на спину Малкольма.
— Что это тебе вздумалось выходить из экипажа? — грубовато спросил он. — Я уж было забеспокоился.
— Прошу прощения, Малкольм, — негромко произнесла Ленора. — Я не хотела волновать вас, но мне стало очень жарко.
Малкольм заметил, что хозяин в некотором недоумении смотрит на них, и неохотно пояснил.
— Жена не вполне здорова. Надеюсь, она не слишком вас обеспокоила, — Малкольм предпочел не заметить удивленного взгляда, брошенного на него Ленорой. — В последнее время у нее что-то неладно с памятью, многое забывает.
— Весьма печально, — сочувственно откликнулся мистер Блэквелл.
Малкольм натянуто улыбнулся.
— Ну что ж, если не возражаете, мы тронемся. — Он вежливо поклонился. — Прошу прощения. Мы договорились о встрече с ее отцом, и я уже опаздываю. Всего доброго, сэр.
Крепко, почти до боли сжав Леноре руку, он вывел ее на тротуар и подсадил в экипаж. Садясь рядом с ней, он хмуро сказал:
— Я ведь просил тебя не выходить.
— Здесь было слишком жарко, — с трудом сдерживая раздражение, ответила она. — А вас слишком долго не было. И вообще, мне кажется, что вы взяли меня с собой лишь из страха, что Эштон появится снова, пока вас не будет.
— Я не боюсь этого подонка, — отрывисто бросил Малкольм.
— Не понимаю, почему вы так настаивали, чтобы я оставалась в экипаже. Мы очень мило поговорили с мистером Блэквеллом.
— В самом деле? — Взгляд его был холоден. — И о чем же? — Да кое-что интересное выяснилось. — Лирин слегка нахмурилась. — Почему вы не сказали, что женились на вдове?
Малкольм сдвинул брови.
— Я думал, если сказать тебе, будет только хуже. Вот почему я так старался оградить тебя от городских сплетен. Мне просто трудно было себе представить, как ты это воспримешь. — В голосе Малкольма зазвучали едва ли не прокурорские ноты. — И что этот милый джентльмен сказал тебе?
— Да ничего особенного. Из его слов я поняла, что мы не были слишком близко знакомы. Не так уж и часто разговаривали прежде.
С облегчением откинувшись на сиденье, Малкольм снял шляпу и стер пот со лба.
— Извини, что заставил тебя ждать. Никак не мог вырваться.
Ленора, однако, еще не удовлетворила своего любопытства.
— А что вам известно о моем первом муже? — осторожно спросила она.
Малкольм неопределенно пожал тяжелыми плечами.
— Вроде бы он умер от лихорадки вскоре после свадьбы. А больше ты мне ничего не говорила. Да, вот еще — он жил где-то на островах Карибского моря.
— А имя… Вы знаете, как его звали? — настаивала Ленора.
Малкольм снова вытер лоб и, взглянув на нее, ответил:
— Камерон Ливингстон.
— Ливингстон… Ливингстон… — Она покатала это имя по нёбу; вроде оно ей знакомо.
— Да, кажется, я слышала это имя. — Она задумчиво сдвинула тонкие брови. — Ленора Ливингстон? Ленора… Ливингстон. Ленора Ливингстон. Точно! Это имя я слышала! — Она засмеялась, довольная, что ей удалось вспомнить. — Кажется, память возвращается. Вот хорошо-то!
Повернувшись к ней, Малкольм слегка улыбнулся.
— После того несчастного случая прошло немало времени. Я уж начал бояться, что память вообще не вернется, и ты никогда не вспомнишь, как мы любили друг друга.
— Сейчас я помню куда больше, чем когда приехала сюда, — сказала она. — Пусть медленно, но дело движется.
Малкольм потянулся к чемоданчику, который он раньше бросил на сиденье напротив.
— Тут кое-какие бумаги. Твой отец хочет, чтобы ты их подписала. Он сейчас здесь, в городе. Ты как, готова?
— А нельзя ли нам немного отложить? — спросила Ленора. Она совершенно изнемогала от жары. — Я сейчас и прочитать толком не могу.
— А тебе и не надо читать, дорогая. Отец уже обо всем позаботился.
— Отец меня не так воспитывал. Он приучил меня взвешивать каждое решение. — Ленора встряхнула головой, пытаясь понять, как ей это вспомнилось.
Малкольм нетерпеливо вздохнул.
— Слушай, Ленора, в этих документах нет ничего такого особенного, что требовало бы детального изучения.
— И все же я предпочла бы немного отложить, — на сей раз более твердо сказала она. Ей не нравилась его настойчивость. — Если отец привезет эти бумаги домой, я займусь ими. Это единственное, что я могу обещать.
Малкольм насмешливо фыркнул.
— Ты что-то в последнее время стала слишком умничать. Особенно после того, как этот любитель черномазых расположился прямо против нашего дома. Только не забывайте, мадам, что ваш муж — я, а не Эштон Уингейт. И прошу оказывать мне должное уважение.
Ленора была поражена. Чего это он так разозлился? И все из-за того только, что она не хочет сразу подписывать бумаги, которые, по его же собственным словам, не имеют такого уж значения?
— Малкольм, я всего лишь прошу, чтобы мне дали возможность прочитать эти документы.
— Твое упорство оскорбительно. Получается, что ты не доверяешь мне… или собственному отцу. А мы только о твоем благе и печемся.
— Отец сызмальства учил меня саму заботиться о своих интересах.
— К черту твоего отца!
— Малкольм! — Она изумленно посмотрела на него. — С чего это вы так разошлись?
— С чего? Я скажу тебе! — выкрикнул он. — Я прошу тебя о сущей ерунде, а ты отказываешь. Спорю на что угодно, если бы на моем месте был твой драгоценный мистер Уингейт, ты бы на уши встала, лишь бы ублажить его.
— Нельзя быть таким ревнивым, — попыталась она урезонить его.
— Но разве это не так? — Его глаза были готовы выскочить из орбит. — Представься случай, ты непременно затащила бы этого недоноска к себе в постель.
— Малкольм, вы заходите слишком далеко! — В голосе Леноры зазвучали металлические нотки.
— В каком смысле? Что называю его недоноском или тебя сучкой?
Ленора вспыхнула и, потеряв терпение, заколотила зонтиком в стенку, за которой сидел кучер. Тот свесился со своего места и заглянул внутрь.
— Генри, остановитесь, пожалуйста. Я сойду тут. Мне надо еще кое-что купить.
— Оставайся на месте! — прошипел Малкольм, когда экипаж остановился. — Я отвезу тебя домой!
— Тогда тебе придется убить меня прямо на месте, ибо, если ты немедленно не дашь мне выйти, я устрою такой скандал, что в этом городе тебе уже не жить.
Слова упали медленно и веско, а в изумрудных глазах горела такая решимость, что Малкольм понял: она не шутит. Надо быть поосторожнее, иначе беды не миновать.
— Если так, то тебе придется идти домой пешком, — угрожающе сказал он.
— С удовольствием! — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Только дай мне выйти.
Лицо ее раскраснелось. Она рывком распахнула дверцу и вышла на улицу. Не оборачиваясь, она открыла зонтик и перешла через ухабистую дорогу, не обращая никакого внимания на движение. Мимо пролетел фургон, но она лишь искоса посмотрела на него, явно задевая самолюбие рысаков. Они здоровенных мужчин заставляли поспешно посторониться, а эта субтильная дамочка даже глазом не моргнула. Кучер натянул вожжи и резко подался в сторону.
— Вы что, с ума сошли, леди? Ведь так можно убиться, — сердито закричал он, проезжая мимо.
— Паршивая деревенщина, — бормотала про себя Ленора. — И как это я умудрилась выйти за него? Глаза бы мои его не видели!
Она ступила на деревянный тротуар и быстро миновала несколько магазинов. Высокий симпатичный мужчина, стоящий у витрины, заметил ее приближение и, выразив взглядом восхищение, сказал, приподнимая шляпу:
— Доброе утро, мисс. Не могу ли чем-нибудь быть полезен?
Не обращая на него внимания, Ленора проследовала дальше, но повеса, резко повернувшись на пятках, последовал за ней. Он впился взглядом в точеную спину девушки, словно модные одежды не мешали ему видеть прикрываемое ими тело, и широко улыбнулся, когда она бросила через плечо сердитый взгляд. Она миновала еще один вход. Цирюльник, проводивший бритвой по щедро намыленной щеке клиента, только протяжно свистнул.
— Свихнулась, не иначе, — прокомментировал он. — Да и то сказать, жарища адова.
Клиент поднял голову посмотреть, о ком идет речь. Даже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать этот профиль. Ошибиться Эштон не мог.
— Лирин! — Он вскочил с кресла и, сорвав с шеи полотенце, поспешно стер пену с лица. По пути к двери он отшвырнул несколько стульев и растолкал людей, один из которых — Эштон уронил ему на колени мокрое полотенце — бросился было за ним.
— Ваш сюртук, сэр! — крикнул ему вдогонку парикмахер. — Вы забыли сюртук!
— Я вернусь! — бросил Эштон через плечо. Он помчался вслед за быстро шагающей дамой, что не укрылось от мужчины, ее преследовавшего. Мужчина нахмурился и разочарованно всплеснул руками. Эштон промчался мимо.
Почувствовав прикосновение чьей-то руки, Ленора круто обернулась и уже готова была ткнуть зонтиком в зарвавшегося приставалу, как вдруг увидела смеющееся и такое знакомое лицо.
— Эштон! Ты что здесь делаешь?
— Я последовал за вами в город, — признался он, — а когда увидел, что ты села в экипаж, решил побриться.
Она засмеялась и смахнула засохшую пену с его лица.
— Похоже, ты не дал парикмахеру закончить его работу.
Эштон потрогал заросший подбородок.
— Прошу извинить, мадам. Утром я собирался впопыхах. — Эштон огляделся. — А ты-то что здесь делаешь? Где твой экипаж?
Ленора наморщила нос. Она все еще никак не могла прийти в себя после сцены в экипаже.
— Я отослала в нем Малкольма.
Эштон с интересом посмотрел на нее.
— Что, Малкольм оставил тебя одну?
— Да, вроде мой отец должен быть где-то здесь. — Она слегка пожала плечами. — Впрочем, мне все равно.
Немного отступив, Эштон предложил ей руку, согнув ее в локте.
— Если вы позволите мне сбегать за сюртуком, я буду счастлив, мадам, сопровождать вас, куда прикажете.
Красавчик повеса застыл посреди тротуара, расставив ноги и упершись руками в бока. Наверное, он был недостаточно расторопен. Так или иначе, за эту девчонку стоит поспорить. Он и с места не сдвинулся, когда они проходили мимо. Эштон твердо встретил его вызывающий взгляд и, немного посторонившись, провел свою даму мимо. Когда опасность миновала, Эштон выставил назад локоть и резко ударил нахала прямо под ребра.
— Чтобы твоего духу здесь не было, если шкура дорога, — негромко сказал Эштон. Не хватало еще этого типа. — Она моя.
Тот отдышался и, схватив Эштона за плечо, начал было:
— Я первым ее увидел…
Разноцветный зонтик мгновенно раскрылся, и в бок повесы уперся острый конец. Он вскрикнул от боли и, решив, что с этой парой ему не справиться, отступил.
— Ну что ж, если вам так угодно. — Он развел руками и пошел прочь, примирившись с тем, что эта очаровательная девица не про него. Ясно было, что она сделала другой выбор.