– У меня для тебя сюрприз, – сказал он, и она тихо застонала, почувствовав, что он вновь овладел ею. Они занимались любовью, казалось, уже многие часы, он отличался замечательной мужской выносливостью и был очень изобретательным. Так, значит, у него для нее сюрприз?

– Какой же? – спросила она, задыхаясь, извиваясь под его тяжестью на атласных простынях, влажных от их полуденной страсти.

Когда он скатился с нее на свою половину кровати, она посмотрела на него вопросительно. Она подумала, что они собираются начать все сначала.

– Закрой глаза, – шепнул он и стал ласкать ее между ног, вдруг она вздрогнула от внезапно пронзившего ее током прикосновения. Ее удивило, что спустя столько времени она все еще сексуально возбудима. Есть ли пределы ее влечению? Только не со Сэнфордом, подумала она, засмеявшись тихим горловым смехом. Только не с величайшим любовником в мире.

– Какой же сюрприз? – спросила она.

– Подарок на дорогу, чтобы ты помнила обо мне, когда уедешь. Упаковал его по-особенному, – шепнул он, губами щекоча ее ухо, в то время как его рука совершала вращательные движения между ее ног. – В самую красивую упаковку, какую только мог найти, только для тебя, моя прекрасная кинозвезда.

Она почувствовала легкую горечь в его словах. Не хотелось, чтобы он ее так называл.

– Где? – спросила она. – Где он?

Он притронулся к ней.

– Здесь.

Она открыла глаза и посмотрела вверх. В зеркальном потолке над кроватью она увидела себя, лежащую на атласных простынях персикового цвета, и его, вытянувшегося рядом с ней, одна рука подпирает голову, другая – между ее ног. Она видела его мускулистые руки, темные волосы на груди и ниже и эрекцию. Его способность к восстановлению была настолько же удивительной, как и мужская выносливость.

Ее взгляд остановился на руке, скрытой между ее ног. Что он делает? У нее перехватило дыхание. Она почувствовала…

Он улыбался, наблюдая испуганное выражение ее лица, в то время как он медленно вытягивал ожерелье.

– Когда ты… – недоумевала она по мере того, как жемчужины появлялись одна за другой. Она не почувствовала, как ожерелье оказалось внутри, но сейчас, пока они мучительно медленно выходили, ей казалось, что она тогда чувствовала, как каждая твердая круглая жемчужина вдавливалась в нее, будто это были кончики пальцев.

Когда ожерелье вышло все, она посмотрела на Сэнфорда, в его серые, полные удовольствия глаза, которые когда-то показались ей опасными, и вновь подивилась тому, как он сумел после стольких лет сохранить живое очарование близости.

Она потянулась за ожерельем, но он сказал:

– Подожди, – и опустил его сначала в хрустальный бокал с шампанским, стоявшим возле кровати на ковре персикового цвета. Затем стянул нитку из крупных матовых жемчужин вокруг ее шеи, шепча: – Для моей кинозвезды, моей прекрасной кинозвезды.

Он наклонился поцеловать ее, и она обвила его руками, тесно прижалась, чувствуя кожей жар его тела.

Их поцелуй был долгам, и она пыталась не закричать, не думать о том, что она собиралась сделать. Она любила его очень сильно, так сильно, что он никогда не сможет узнать, что она задумала.

Пока белый длинный лимузин мчался по пустынному шоссе навстречу зимним сумеркам, Кэроул Пейдж достала бутылку шампанского из серебряного ведерка для льда и долила свой стакан. Она заметила, что руки у нее трясутся, и невольно подумала: обратили ли на это внимание ее спутницы. Кэроул не знала двух женщин, с которыми ехала в машине. Они пробормотали вежливые, но короткие приветствия друг другу, когда машина «Стар» подобрала их у гостиницы в Беверли-Хиллс часа два с половиной назад. Во время долгого переезда из Лос-Анджелеса по пустыне не было произнесено ни слова. Тревожные мысли не оставляли Кэроул Пейдж, кинозвезду, недавно переступившую внушающий ужас рубеж с отметкой 40. Ее преследовала мысль о сексе – не о сексе-удовольствии, которое она испытала несколько часов назад со Сэнфордом, когда он изумил ее жемчужным ожерельем, а о сексе-бизнесе. Она посмотрела на золотые часики от Картье, подаренные мужем, когда она закончила свою третью картину, и поняла, что прибудет на место назначения уже скоро. Осталось совсем немного времени, чтобы изменить свое решение и вернуться назад. Но ведь потому она и в автомобиле «Стар», напомнила она себе, потягивая холодное шампанское и морщась при этом от боли: губы все еще не отошли после инъекций коллагена. Она не взяла свою машину, потому что не смогла позволить себе поддаться панике или отступить в последний момент, развернуться и отправиться домой. В звездном лимузине она не отступит. Когда Сэнфорд спросил, почему бы ей не взять их «роллс-ройс» с шофером, она пробормотала, что, мол, автомобиль может понадобиться, пока ее не будет. Кроме того, поскольку она будет на горе и остановится в «Стар», ей больше не понадобится машина. Она внимательно вглядывалась в его лицо, стараясь понять, поверил ли он. Он поверил. Это случилось сразу после того, как она украдкой вынесла из ванной презервативы и положила их в сумочку и Сэнфорд едва не застукал ее. Чтобы отвлечь его, чтобы он не заметил и не поинтересовался, для чего ей нужны они, она торопливо сообщила, что отправляется в «Стар», поскольку крайне нуждается в отдыхе после последнего, изнурительного фильма. Она поняла, что беспокоиться не о чем. Сэнфорду и в голову не придет что-либо заподозрить в ее действиях. Доверие было одной из опор их продолжительного брака. Так же, как и секс. Кэроул не знала ни одного любовника, которого можно было сравнить со Сэнфордом. Она почувствовала жемчужины, скатившиеся в ложбинку между ее грудей, и вновь восхитилась необычным способом подношения подарка. Потом они еще раз занялись любовью, и лишь после этого она подготовилась к длинному переезду в «Стар».

Кэроул внезапно вспомнила о своих двух молчаливых спутницах: интересно, кто они, почему едут в «Стар» и не считают ли, что она пьет слишком много (в конце концов, «Дон Периньон» предназначен для них троих, хотя до сих пор только она позаботилась о себе). Кэроул взглянула через дымчатое стекло окна и засмотрелась на проносящийся пейзаж. Предвечерняя пустыня выглядит мрачно, подумала она, почти грозно; тени, сливавшиеся между песчаными дюнами и кактусами, казались такими глубокими, такими темными, и чудилось, что за ними кроется нечто. И старое шоссе, на которое они свернули с автострады, было необычно пустынным. Когда Кэроул осознала, что уже давно им не встречается ни одна машина, ее внезапно охватила паника.

Как выглядел их шофер? Она не могла вспомнить его лицо, только свое смутное впечатление, что он – симпатичный молодой человек в черной униформе с блестящими серебряными пуговицами. И эмблема «Стар», вышитая на груди серебром слева. Но кто был он? Назвал ли он свое имя, когда помогал ей садиться в машину? Он показал ей шампанское, хрустальные графины с виски, джином и водкой в специальном отсеке – баре, плитки шоколада «Годива» в золотой фольге, но она, разумеется, не разглядывала молодого человека и не интересовалась им.

Кэроул оторвала взгляд от призрачной унылой пустыни и уставилась на прочную перегородку, отделяющую переднее сиденье от пассажирского салона. Подавляя желание нажать на кнопку, опускающую перегородку, чтобы увидеть шофера и дорогу, по которой они ехали, она снова глотнула шампанского и подумала, что пьет слишком много. Но это было ей необходимо для храбрости, уговаривала она себя, чтобы выполнить намеченный план.

Еще она подумала, как необычно, что трое людей, пусть и незнакомых, едут в одной машине столько времени и совсем не разговаривают. Но что она могла бы сказать своим спутницам? «Видите ли, леди, на самом-то деле я еду в «Стар» не отдыхать после моей последней картины, хотя именно это твердит всем мой прессагент. Я еду туда, чтобы соблазнить ничего не подозревающего мужчину, человека, которого я едва знаю. И я делаю это, чтобы спасти свой брак».

Нет, этого она, конечно, не может сказать. А вот выпить… Она осушила стакан шампанского, вновь взяла бутылку и заплетающимся языком пробормотала:

– Обычно я столько не пью, просто сейчас очень волнуюсь.

Те двое посмотрели на Кэроул так, как будто она только что материализовалась в их присутствии. Сидевшая напротив женщина лет пятидесяти в очках в черепаховой оправе и со старомодной стрижкой «паж» глянула на нее:

– Волнуетесь?

– Да, – ответила Кэроул, откидывая со лба прядь пепельно-светлых волос и показывая в сторону покрытых снегом вершин гор, которые, казалось, надвигались все ближе и ближе. – Я ужасно боюсь фуникулеров.

– Фуникулеров? Каких фуникулеров?

Кэроул посмотрела на нее с удивлением.

– Как каких? Да тех, что поднимут нас к «Стар». Курорт как раз там, – сказала она, указывая на огромные снежные вершины, которые все время их путешествия казались такими далекими, но вдруг приблизились почти вплотную, смутно вырисовываясь впереди и будто чем-то угрожая.

– На вершине Маунт-Сан-Джесинто. До «Стар» нет никакой другой дороги, кроме фуникулера.

Дама в очках выглянула в окно, вытягивая шею, чтобы разглядеть вершины гор.

– Да, я знаю, «Стар» как раз там, – сказала она, – но думаю, должна быть и другая дорога. – Она помолчала, изучая взглядом покрытую снегом гору. – Боже мой! Они так похожи на Альпы! Я не подумала, что там может быть снег, – с грустью в голосе добавила она. Потом подняла атташе-кейс, стоявший между ее ног, и прижала его к груди, как бы защищаясь.

Посмотрев на светлые льняные брючки, синтетическую блузку и открытые туфли этой женщины, Кэроул представила себе небольшой чемоданчик, засунутый в багажник автомашины, – единственный багаж этой женщины. Тогда, у отеля в Беверли-Хиллс, шоферу пришлось проявить смекалку, чтобы уложить в багажник весь комплект чемоданов из кожи угря, принадлежавших Кэроул: она ведь собиралась провести в «Стар» несколько дней. Шоферу пришлось повозиться также с багажом третьей пассажирки, сидевшей рядом с Кэроул и не сказавшей ни слова. Она тоже взяла с собой на удивление много чемоданов, правда, разнокалиберных, а кроме того среди ее багажа были лыжи и большая спортивная сумка, которую засунули на переднее сиденье, рядом с шофером. С собой в салон эта пассажирка взяла только небольшой черный портфель, напоминающий медицинский саквояж. Кэроул разглядела выдавленные на коже золотые буквы: Дж. Айзекс, Д. М.

Вновь наполнив свой стакан и сдерживая желание опустошить его залпом, чтобы шампанское наконец сняло боль в ее распухших губах, Кэроул стала разглядывать лицо соседки и пришла к выводу, что она ее где-то видела. И вдруг вспомнила: она была актерским агентом и звали ее Фрида Голдман. Именно с ней они терлись локтями во время вечеринки по случаю вручения «Оскаров» в прошлом апреле. Миссис Голдман, должно быть, представляла одного из претендентов, коль попала в столь исключительную компанию. Кэроул пыталась вычислить, кто был этот претендент. Увидев, как Фрида прижимает к себе кейс и беспокойно поглядывает в окно машины, при этом каждую минуту бросает взгляд на часы, Кэроул решила, что она, должно быть, едет в «Стар», чтобы заключить сделку. Горяченькую сделку. Поймав улыбку, играющую на губах Фриды, Кэроул сразу поняла: та словно переполнена хорошими новостями. Но что это за новости, Кэроул гадать не стала, ибо, закутавшись в свою роскошную шубу из черно-бурой лисы, полностью погрузилась в мысли о сексе, о том, как решить сложную проблему: забраться в постель Лэрри Вольфа.

Машина свернула со старого шоссе и поехала по разбитой дороге, петлявшей у подножия горы, а затем постепенно поднимавшейся все выше и выше над пустыней. Когда лимузин замедлил ход и остановился, все три пассажирки выглянули из окон и увидели домик охранника и ворота, перегораживающие дорогу. Это был первый из трех пропускных пунктов, служащих преградой для любых непрошеных гостей и разных писак. Вокруг было пустынно и тихо. Казалось, во всем мире только и есть эта дорога, по которой как будто годами никто не ездит, чахлый кустарник, растущий на покатых склонах, охранник в униформе, беседующий с шофером, да еще ветер из пустыни, листающий бумаги на планшете охранника…

Когда машина тронулась и Кэроул увидела указатель «Площадка для посадки на фуникулер – 2 мили», она с ужасом поняла, что всего через несколько минут назад пути не будет, и потянулась за шампанским.

Снег! Фрида Голдман размышляла, в который раз глядя на часы с тех пор, как покинула Лос-Анджелес. Конечно, следовало ожидать этого, поскольку отель находился на вершине горы и был декабрь. О, да, думала Фрида, с трудом сдерживая возбуждение, я могу справиться со всем, даже со снегом, если это сулит ухватить величайшую сделку в Голливуде. Да, за последние несколько лихорадочных бешеных дней Фриде пришлось справиться со многим. Она не могла поверить, что преодолеет такие сложности. Для начала Банни непонятно почему предложила ей отдохнуть в «Стар» еще четыре месяца назад, когда она планировала провести там пару недель. Затем, однако, ее необъяснимый отказ поговорить с Фридой по телефону, а теперь эта бешеная скачка навстречу снежной горе. Не так-то просто было получить комнату в «Стар»: места здесь бронируют за несколько месяцев. Лишь случайное аннулирование брони в последний момент выручило Фриду. Она позвонила Сиду Стерну, режиссеру, и пообещала ему, что сумеет заставить Банни «подписать и скрепить печатью» и доставит ее ему к завтрашнему дню.

Утром, когда Фрида торопливо собиралась, она думала о Палм-Спрингсе, расположенном у подножия гор, этом оазисе с пальмами и солнцем. Она побросала туалетные принадлежности, кое-что из косметики, запасную блузку и смену белья в небольшой чемоданчик, поймала такси и отправилась в Беверли-Хиллс. Но сейчас, задумчиво вглядываясь в очертания горы, которая, казалось, росла на глазах, она представляла себе сугробы, мороз и сосульки.

Фриде не терпелось увидеть курорт, о котором болтали без умолку. «Стар» был окутан тайной, подобно огромному рождественскому подарку, упакованному в золотую фольгу и серебристые ленты. Об этом месте нельзя было прочесть в журналах или газетах, редко появлявшаяся его реклама ничего не разъясняла, а агенты по туризму не предоставляли проспектов. О нем можно было узнать по разговорам киношной колонии или от тех, кто побывал в «Стар», пользуясь привилегиями, которых у других не было. Фрида вспомнила, что один из ее клиентов рассказывал ей о «Стар», о возможности расслабиться, которая там предоставляется, – некий сорт ненавязчивых услуг как для мужчин, так и для женщин. В частности, эти услуги представляли собой партнера или партнершу для обеда, для танцев, но услуги могли быть по вашему желанию предоставлены и для спальни. Это напомнило Фриде о ее последней поездке в Нью-Йорк, когда она в одиночестве сидела в баре гостиницы, а смазливый молодой человек в униформе коридорного спокойно обратился к ней. «Вы посещаете Манхэттен одна? – спросил он вежливо. – Вы здесь гостья, в гостинице? Вот что я вам скажу: если что-нибудь понадобится, днем или ночью, позвоните администратору и попросите Рамона. Я достану вам. – Он наклонился ниже и, заговорщицки подмигнув, добавил: – Что пожелаете».

Тогда Фрида ужаснулась, как и сейчас, при мысли о занятии сексом с совершенно незнакомым человеком. Она не была с мужчиной со времени смерти Джейка, – шестнадцать лет слишком долгий срок для воздержания, – но Фрида верила, что секс проистекает из любви, особенно для женщины в пятьдесят три года с двумя взрослыми детьми и пятью внуками. Представляя, какими могут быть «услуги» в «Стар», она подумала о шофере, сидящем по другую сторону перегородки, о том, как он улыбнулся за ее спиной у гостиницы, когда она наклонилась за чемоданчиком. Блеск белых зубов, ямочки на щеках, квадратной формы подбородок и длинные, длинные черные волосы. Занимается ли он «услугами», подумала она, когда не водит лимузин «Стар»?

Фрида выбросила эту мысль из головы. Она взбирается на этот айсберг не для того, чтобы улечься под кого-то, напомнила она себе, она направляется туда, чтобы найти Банни. И поскорее. Дело не ждет, она должна добыть подпись Банни на этих бумагах за двадцать четыре часа, как она и обещала Сиду Стерну. Пока машина, шурша, катила сквозь пустынный закат, увеличивая расстояние между своими пассажирами и цивилизацией, Фрида вновь задумалась над тем, что же случилось с Банни. Бедная девочка, казалось, забилась в эту горную глушь, как в нору, поскольку раны от потери «Оскара» в апреле все еще не затянулись. Не поэтому ли Банни не отвечала на ее звонки? В какой бы хандре крошка ни пребывала, она собирается вырвать ее отсюда, и как можно скорее. Фрида с трудом сдерживала себя – так была взволнована. Почему они едут так медленно?

Звон стекла заставил Фриду взглянуть на Кэроул Пейдж, которая приканчивала бутылку «Дон Периньон», предназначавшуюся для всех троих. Фрида не возражала, она откладывала выпивку на потом, приберегая для торжественного момента, когда покажет Банни, что лежит у нее в кейсе. Фрида захватила с собой бутылку «Мандарин Наполеон», любимого ликера Банни. Они разольют его по бокалам, добавят лед и поднимут тост друг за друга, за мир, за прекрасную красивую жизнь.

Когда пустая бутылка шампанского вернулась на место в ведерко со льдом, Фрида вдруг подумала, что Кэроул Пейдж пьет не из-за страха перед фуникулером. Похоже, у нее есть более серьезные поводы для этого. Фрида слышала ходившие на киностудии слухи, что последний фильм Кэроул – бомба, сенсация, но уже четвертая по счету, что свидетельствовало о движении карьеры к закату. Фрида не пыталась пристально разглядывать красивую актрису, но не могла не уловить знакомого выражения затравленности в глазах Кэроул. Такое выражение встречаешь в Голливуде повсюду. Взгляд женщины, охваченной паникой от неминуемого близкого старения. Кэроул Пейдж была очень эффектна в свои двадцать, да и в тридцать с небольшим, заполняя экран живостью и блеском, присущими только ей. Но затем мало-помалу живость увядала, блеск тускнел, пока наконец в этих сапфировых глазах не появился страх. За годы работы агентом Фрида снова и снова наблюдала этот процесс. Он был столь же стар, как сама индустрия. Красивым женщинам стареть запрещается.

Чувствуя, что сейчас чихнет, она в поисках платка открыла сумочку из крокодиловой кожи. Не успев подавить чих, заглушила его щелчком сумочки и, как бы извиняясь, улыбнулась сидящей рядом с Кэроул женщине, которая коротко взглянула на нее. То, что эта женщина врач, было ясно по ее медицинскому саквояжу с вытесненным на нем именем. Да она и выглядела как врач, подумала Фрида. Никакой косметики, каштановые волосы собраны в тугой пучок на затылке, сильные, видимо, умелые руки с коротко подстриженными ногтями. На вид ей было лет под сорок, но никаких признаков замужества, и Фрида подумала: интересно, что привело эту женщину на заснеженный курорт.

Машина остановилась у вторых ворот. Опять охранник проверил список пассажиров. Машина продолжила путь по дороге, становившейся по мере приближения к подножию горы все более узкой и крутой. Вдруг солнечный свет померк – словно ночь опустилась на пустыню. Высокие гранитные стены как бы сжали машину на дне каньона, загроможденного гигантскими валунами и скальными отложениями доисторического периода. Длинные тени протянулись от ущелий и оврагов, кустарники уступили место низкорослым соснам, воздух становился ледяным, хотя на этой высоте снега еще не было. Фрида теперь могла представить, каким окажется курорт: ужасающе захолустным, со множеством кинематографических снобов, платящих огромные деньги за отдых, полный лишений и неудобств. Но ее грела мысль о пятнадцати процентах от миллионной сделки, которые она получит, как только Банни подпишет документы. Ради этого стоило потерпеть.

«Так и должно было быть, – сказала себе Кэроул, когда лимузин, подкатив к небольшому некрасивому зданию без окон, остановился. Возле неказистого здания была крохотная автостоянка, заполненная «ягуарами», «БМВ», «корветами» и двумя ярко-красными «феррари». Охранник в униформе похаживал вдоль площадки. Прямо над плоской крышей здания виднелась первая опора для троса и угол ангара, где находились огромные механизмы фуникулера.

Когда шофер открыл дверцу машины и порыв ледяного воздуха ворвался в салон, Кэроул инстинктивно откинулась на сиденье. Мелькнула мысль, что сейчас у нее еще есть шанс отказаться от безумного плана и вернуться домой, к Сэнфорду. Но, напомнив себе, что все, что она делает, делает для него, Кэроул протянула шоферу руку, улыбнулась ему своей самой очаровательной улыбкой и направилась к двери здания. Фрида Голдман вышла следом, крепко держа свой кейс, и сразу ощутила, как холодный горный воздух пронизывает ее летнюю одежду. Шофер одарил ее интимной улыбкой, и она заметила, как крепка его рука. Фрида поспешила за Кэроул, молясь, чтобы в здании оказалось тепло. Их спутница вышла последней, одной рукой запахивая жакет на груди, в другой руке она несла свой саквояж. Не приняв руку шофера, она не заметила его улыбки и не улыбнулась в ответ, потому что глаза ее были устремлены на гору, исполненную таинственности и неясных обещаний. Последовав за Кэроул и Фридой, она за дверью здания вновь уперлась взглядом в гору, вид на которую открывался сквозь стеклянную стену комнаты, противоположную двери. Это маленькое здание было посадочной станцией фуникулера и совсем не походило на негостеприимную природу, окружающую его. Роскошные буфет и бар с богатым выбором напитков, в которых толпились люди, напомнил Джудит Айзекс зал ожидания британской авиакомпании в Нью-Йорке, где она ожидала посадки на «Конкорд», когда летела в Лондон на съезд врачей. Но зал «Конкорда» был отделан в приглушенных черных тонах, а зал ожидания «Стар» для посадки на фуникулер претендовал на романтический стиль американского Запада: покрытые льняными чехлами диваны, подушки, индейские коврики, скульптура доколумбовой эпохи, пальмы и кактусы в массивных вазонах.

Джудит быстро огляделась: детей не было. Ей обещали, что в «Стар» детей не будет. Она немного расслабилась.

«Семидесяти процентам ваших пациентов в «Стар» понадобится только пластическая хирургия», – заверяли ее во время собеседований при найме. Сейчас она рассматривала ожидавших вагончик гостей в собольих манто и куртках из рысьего меха, среди лыжных палок и сумок для гольфа, выглядевших узнаваемо или так, будто их должны знать. И она задавалась вопросом: что хотят эти красивые, стройные люди усовершенствовать в себе с помощью хирургии? Но, может быть, ее пациентами станут лишь некоторые, немногие из них. Может быть, и Кэроул Пейдж, которая так нервничала в машине, что выпила все шампанское и беспрерывно трогала губы. Джудит решила, что актриса прибегала к изменению формы губ – беловатая неестественная линия и слегка растянутый рисунок верхней губы выдавали признаки инъекций коллагена. Возможно, Кэроул и в «Стар» приехала для косметической операции, хотя в какой косметической операции нуждалась эта стройная высокогрудая красавица? Впрочем, это было безразлично для Джудит. С какими бы просьбами эти богатые и известные люди ни пришли к ней – подтяжка лица или «теннисные» локти, изменение формы носа или лыжные травмы, – они никакого отношения к настоящей медицине не имели. Доктор Айзекс поклялась больше никогда не заниматься настоящей медициной.

Она подошла к холодной стеклянной стене и взглянула на заснеженную гору, темнеющую в сумерках. Самая вершина Сан-Джесинто была скрыта в тумане, и поэтому курорта не было видно, что придавало ему больше таинственности и вызывало смутное, но растущее чувство неприязни к работе на месте, которое она никогда раньше не видела. Острые выступы и резкие контуры ущелий были окрашены в странные, почти ненатуральные цвета, яркие и насыщенные. Санта-Роза Рейнфс сверкала золотом там, где пурпурные тени заполняли бездонные каньоны и русла речек. Этот пейзаж напомнил Джудит картину Максорлида Пэрриша, висевшую в спальне ее учителя. Когда-то висевшую.

В стеклянной стене отражались ожидающие пассажиры и Джудит, не оборачиваясь, наблюдала за ними. Некоторые пары сидели, прижавшись друг к другу, тихо болтая за бокалами, некоторые сидели в одиночестве, нервно отбивая пальцами дробь, украдкой бросая друг на друга оценивающие взгляды. Джудит интересно было бы знать, сколько тайных свиданий состоится сегодня ночью. Взять хотя бы темноволосую актрису, что стоит у бара. Она известна по своей роли, исполняемой кое-как в ночном телесериале. Сейчас она разглядывает светловолосого парня, сидящего в углу и делающего вид, что читает «Голливудский репортер», но отвечающего на быстрые призывные взгляды актрисы. В воздухе витали романы, подумала Джудит, но если быть точной, то воздух пропитан сексом. Неожиданно раздавшийся смех, казалось, подтвердил ее предположение. Она увидела на противоположной стороне зала шофера, несшего ее багаж, такого молодого, высокого, широкоплечего, и призналась себе, что он-то как будто создан для секса. Затем она увидела в стекле Кэроул Пейдж, отходящую от бара со стаканом в руке, и подумала: «Как прекрасно вписывается в эту красивую толпу стройная актриса с великолепными густыми пепельносветлыми волосами, рассыпанными по широким плечам ее манто из чернобурки».

Кэроул, тревожно оглядываясь вокруг, прошла через зал ожидания и остановилась рядом с Джудит у окна. Обе в молчании рассматривали выглядевшие непрочными тросы фуникулера, тянущиеся от станции у подножия горы, затем среди отвесных, поросших соснами скал и исчезающие в облаках, окутывающих вершину. Наконец Кэроул, сбросив оцепенение, проронила:

– Говорят, там есть привидения. – Она сказала это так, будто продолжала беседу с Джудит.

– Извините?

– Дом в «Стар», – ответила Кэроул. – Он принадлежал той королеве немого кино, что таинственно исчезла в тридцатые годы. Дом называли «Звездная гавань», и здесь произошло сенсационное убийство одного режиссера, который страдал сексуальными отклонениями. Они называют это «убийство в ванной для непристойных утех». Главным подозреваемым была сама Марион Стар, которая исчезла. Они так и не нашли убийцу.

Джудит на мгновение уставилась на Кэроул, затем опять посмотрела на гору, быстро поглощаемую ночью. Она снова вспомнила собеседование, которое проводил главный управляющий курорта несколько недель назад. Ни разу не было упомянуто ни имя хозяина «Стар», ни имя нанимателя Джудит. Теперь она подумала, как странно собираться работать на кого-то, кого ни разу не встречал и даже имени не знаешь. И спросила Кэроул:

– А вы знаете, кто владелец курорта?

– Нет, не знаю, я не думаю, что кто-то вообще знает. У меня есть друзья, бывавшие здесь, но никто из них хозяина не встречал. Ходят слухи, что он или она имеют темное прошлое, но я не знаю.

Они опять замолчали смотрели, как похожий на игрушку вагончик фуникулера медленно спускается с горы. Казалось, он слишком мал, чтобы вместить всех этих людей, а тросы не выглядят достаточно прочными.

Кэроул думала, что, вероятно, она просто боится фуникулера, а потому сделала хороший глоток шампанского. Джудит думала, что трос просто обязан быть крепким, чтобы поднять ее на гору, потому что вниз она уже больше никогда не спустится.

В буфете Фрида Голдман обследовала весь обширный выбор закусок и остановилась на огромном грибе, фаршированном крабами. Принявшись за него, она невольно стала подсчитывать, сколько калорий проглотит, и одновременно рассматривала зал ожидания, который явился для нее сюрпризом. Она узнала многих пассажиров. В большинстве это были люди кино, и все они выглядели какими-то наэлектризованными. Воздух словно был пропитан возбуждением и предвкушением, а когда ее глаза уловили яркий блеск бриллиантов и золота, ее представление о горном курорте изменилось к лучшему. Пусть снег и холодно, но зато там должно быть чрезвычайно элегантно и роскошно. Она начинала догадываться, почему пребывание Банни здесь затянулось. У нее здесь слишком много развлечений. Возможно, рассуждала Фрида, поймав взгляд чертовски красивого шофера, что невзрачная маленькая Ковальски из Скрэнтона наконец нашла любовь и у нее роман.

Через весь зал Фрида отправилась туда, где стояли Кэроул Пейдж и доктор.

– Боже мой! Прямо Северный полюс… – Она тряхнула головой, но ее металлического серого оттенка волосы привычно улеглись в безукоризненную стрижку «паж».

– Я слышала, что «Стар» точно уменьшенная копия «Замка лани», – тихо, как будто опасаясь нарушить покой горы, сказала Кэроул. – С ней связана удивительная, неправдоподобная киноистория. Множество людей приезжает сюда посмотреть, где произошло убийство. Но я приехала сюда отдыхать. – Это было ложью. Кэроул приехала сюда потому, что Лэрри Вольф собирался писать историю Марион Стар. Кэроул надеялась обольстить его, получить то, что хотела, и спуститься с горы как можно быстрее.

Джудит сказала:

– В следующую субботу здесь состоится рождественский бал. Думаю, получить приглашение будет очень трудно. Но как гости вы, конечно, обе будете приглашены.

– Я не останусь на бал, – сказала Фрида, сдерживая волнение. – Я уеду раньше.

– Я тоже, – с надеждой откликнулась Кэроул. Они обе ошибались.