Глава 3
Еще не затих звук шагов Дэниела, а у Сьюзан задрожал подбородок.
Не нужно было прогонять его.
Но она не могла позволить ему остаться, особенно после того, как он поцеловал ее.
И снова Сьюзан все вспомнила. Она хотела, чтобы кто-то обнял ее. Хотя бы раз она должна была испытать, что такое объятие мужчины. Она страстно желала узнать, на что похож поцелуй. Она надеялась, что это будет чудесно, божественно.
И вот это произошло. С Дэниелом. И оказалось ужасным. Не потому, что он обидел ее, не потому, что изменился, а потому, что оставил ее жаждущей того, чего она не могла получить. Дэниел! Друг детства! Как такое возможно, что одним-единственным поцелуем он вызвал в ней такой всплеск чувств?
Она видела перед собой образ Дэниела так ясно, будто он стоял перед ней. Страх не рассеялся полностью. С тех пор как она видела Дэниела в последний раз, он стал резким и злым. Как может человек так сильно измениться? Годы стерли все, что было ей знакомо в нем. Она не узнала этого чужого человека с длинными волосами и резкими чертами лица. Ей были незнакомы широкие плечи и крепкая фигура. Его суровая работа взяла свое, лишив Дэниела смеха и радости.
Но, если быть честной, жизнь не слишком-то изменила его за последние десять лет. Она, Сьюзан, просто не захотела поверить своим глазам. Она помнила Дэниела подростком и не пожелала расстаться с этой картиной. До сегодняшнего вечера, когда она прикоснулась к нему, почувствовала его запах, впитала его низкий голос. Теперь она уже не сможет опровергнуть свидетельства своих чувств.
От запоздалой реакции у Сьюзан задрожали руки, и она крепко сцепила их перед собой. И она смела надеяться, что когда-нибудь сможет вступить в нормальные отношения с каким-нибудь мужчиной. Одним поцелуем Дэниел разбил эту мечту. Сьюзан всегда знала, что Дэниел был единственным существом мужского пола, которому она могла бы поведать свои тайны. Но вместо того чтобы помочь ей обрести уверенность в себе, Дэниел напугал ее еще больше. Она с готовностью доверилась бы прежнему Дэниелу, но не тому, кем он стал. Этот человек страшил ее. Его присутствие подавляло. Она чувствовала себя незначительной, слабой, растерянной.
Настоящим победителем оказалось время. И в данный момент Сьюзан чувствовала свое поражение. Ее последняя надежда на нормальную жизнь была уничтожена, растворилась во тьме.
Прохлада в комнате заставила ее двигаться. Если она не затопит, то не сможет заснуть.
Ящик с ненужной бумагой для растопки стоял рядом с прикроватным столиком, поэтому она направилась сначала туда. Потом, решив, что яркий свет прибавит ей бодрости, добавила в лампе пламени.
Пальцы сделались липкими, влажными. Нахмурившись, она смотрела на красные пятна на кончиках пальцев. И хотя ее сразу охватили дурные предчувствия, Сьюзан понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это такое.
Кровь.
Озабоченность сразу же преодолела непривычный страх. Сьюзан с беспокойством осмотрела комнату, уверенная, что наткнется еще на какой-нибудь ужасный знак. Но ее жилище оказалось таким, как всегда. Маленьким, тесным и пустоватым.
Страх заполнил сердце. Она оттолкнула Дэниела, трепыхалась, как перепуганная птица, а потом выгнала на холод, не предложив поесть или немного отдохнуть.
Но она же не знала, что он ранен! Если бы знала, то… Что? Одно его присутствие заставило ее растеряться. А когда он дотронулся до нее, она вообще перестала соображать. Но в этом нет его вины. Это все из-за нее. Из-за нее и ее глупых, не поддающихся логике страхов. Почему ей не удается найти способ совладать с ними или полностью изгнать их?
Угрызения совести быстро сменились стыдом. Дэниел нуждался в ее помощи, а она прогнала его. Из-за того лишь, что у нее разыгрались нервы. Глупые женские нервы.
Надо найти его. Нельзя оставлять его в таком состоянии! Может, он всего лишь уколол палец, но она должна найти его и успокоиться. А самое главное, надо загладить резкие слова, которые они наговорили друг другу. Он сдержит свое обещание никогда больше не видеть ее. Этот человек может быть упрямым, как мул. И она никогда не простит себе, что они расстались в гневе.
Рывком распахнув дверь, Сьюзан выбежала в темный коридор, ища, каким путем он ушел. Она подумала обо всех возможных выходах, проверив задний коридор и все окна. Ни единого следа. Ни единого свидетельства пребывания здесь Дэниела Крокера. Он словно растворился в воздухе, если бы не пятно крови у нее на пальцах.
Он напугал ее. Он видел, как страх затушил ее дух. И он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.
Дэниел прислонился к стене в укромном уголке коридора, соединяющего церковь и жилую часть здания монастыря. Зажмурился — отчасти из-за ноющего бока, но в основном из-за того, что натворил.
За двадцать лет он сотню раз видел, что делается со Сьюзан в присутствии мужчин. Совсем маленькой она начинала кричать, едва в комнату входил мужчина. Подростком она научилась сдерживать свои чувства, но отвращение к мужскому прикосновению и затравленный вид при этом сохранились.
И вот теперь она впервые была такой с Дэниелом. Поцеловав ее, он напугал Сьюзан еще больше. Он стал для нее таким же, как все остальные. Превратился в угрозу.
Проклятье.
Проклятье, проклятье, проклятье! Дэниел выбрался из укрытия и зашагал по гулкому коридору школы, собираясь найти свою лошадь и покинуть это место. Он приехал сюда с единственной целью — остановить Сьюзан. Но это ему не удалось. Он вел себя, как идиот. Не отговорил Сьюзан, а лишь укрепил девушку в ее намерении. Ошибочном намерении!
Монахиня. Его маленькая Сьюзан — монахиня! Эта мысль жгла его огнем, наполняя горьким раздражением, какого он никогда не знал, усиливавшимся оттого, что он познал сладость ее губ и податливость ее тела. Он никогда не думал, что захочет ее, как мужчина жаждет женщину, но уже не мог забыть этого желания.
Дэниел не имел ничего против монахинь или церкви. Последнее время они с Богом не жаловали друг друга, но он никогда не мешал другим верить. Очевидно, он смог бы примириться с решением Сьюзан, если бы оно имело достаточно оснований. Но он знал, что она просто спасается от действительности.
Если бы только у него была возможность показать Сьюзан, что жизнь гораздо больше каменного убежища св. Франциска. Если бы она могла дать себе чуть больше времени.
Если. Какое бесполезное, нелепое слово. Она не захочет иметь с ним дела. Не станет даже слушать. Все, что он скажет, отдалит ее еще больше.
В конце коридора Дэниел приоткрыл тяжелую дубовую дверь и скользнул внутрь. Проделал он это с привычной легкостью. Толстые доски пола приглушали шаги в крошечной комнатке. Вошел Крокер так тихо, что мог побиться об заклад, что коленопреклоненная в молитве женщина не услышала его приближения. Но когда он открыл рот, чтобы заговорить, она подняла руку, прося помолчать и продолжила:
— Благослови, Господи, сестру Мэри Кэтрин, сестру Мэри Симон и нашу достопочтенную матушку. Благослови Сьюзан, Милли и Макса…
Недовольный задержкой, Дэниел собрался уйти, но замер при следующих словах:
— Благослови, Господи, Дэниела и помоги ему не совершать глупостей сверх того, что он уже сделал…
Прислонясь к стене, Дэниел склонил голову в ожидании. Он знал, что эта женщина так или иначе скажет свое слово. Придется остаться и выслушать.
Сестра Мэри Маргарет закончила молиться, перекрестилась и, поднявшись с колен, повернулась к Дэниелу. Присмотревшись к нему, она с уверенностью произнесла:
— Вы поссорились.
— Трудно было не поссориться. Сьюзан отказалась слушать доводы разума.
— Ты пытался убедить ее или потребовал, чтобы она ушла из монастыря?
Дэниел не потрудился ответить.
— Так я и думала. — Она вздохнула и принялась за завязки своего головного убора монахини. — Но, полагаю, это моя вина. Мне не следовало поручать мужчине такое деликатное дело.
Дэниел бросил на сестру Мэри Маргарет ледяной взгляд.
— Ты хочешь сказать, что я не способен заставить ее рассуждать разумно?
— Я лишь думаю, что тебе иногда недостает… такта.
Монахиня сложила тяжелую ткань на край придвинутого к кровати сундука и начала снимать с головы апостольник — монашеский плат.
— Я ухожу.
— Конечно.
— Она полна решимости принять постриг.
— Я сказала тебе об этом в телеграмме.
— Проклятье, Белл!
Она горестно покачала головой, уголки губ приподнялись в только ей понятной улыбке.
— Я на годы забываю о своем прошлом, а ты небрежно брошенным словом воскресаешь его в одно мгновенье.
— Я думал, что святая обитель выбила из твоей головы воспоминания о клубе «Старлайт соушл».
— Некоторые воспоминания никогда не тускнеют.
Глядя на сестру Мэри Маргарет, Дэниел едва узнавал девушку, которую давным-давно знал в Пенсильвании. Дэниел забрел в клуб «Старлайт соушл», пытаясь раздобыть еды для своей малышки сестры. Он испугался, обнаружив, что это не кафе, а публичный дом. Но Белл, милая, одинокая Белл, взяла его под свое крыло и спрятала в сарае за домом. Два-три раза в день она приносила еду, воду и молоко для него и девочки, пока ее мать, мадам этого заведения, не раскрыла тайной деятельности своей дочери и не наказала ее за расход драгоценных в военное время запасов. И хотя Дэниел с сестренкой был вынужден уйти, он поддерживал связь со своей подругой и спасительницей. И когда мать Белл отправила ее в Денвер, в школу при монастыре, Дэниел не забыл о ней.
Сестра Мэри Маргарет сняла апостольник, явив взору Дэниела красивое лицо, ставшее за прошедшие двадцать лет еще краше. Длинная, стройная шея, очень черные волосы, остриженные так коротко, что сквозь них просвечивала кожа головы.
— Боже, Белл, что они сделали с твоим волосами?
— Я была бы очень признательна, если бы ты не поминал имя Господа нашего всуе.
— Про…
— И не сквернословил бы, — спокойно прервала она Дэниела. Когда он закрыл рот, она молча одобрительно кивнула. — А теперь расскажи мне, что произошло. Сьюзан по-прежнему намерена принять постриг?
— Уперлась, вот как это называется. Твердолобая, пустоголовая, запутавшаяся. — Он обвиняюще глянул на Белл. — Это все ты.
— Я?
— Я привел ее сюда учиться.
— Она осталась, чтобы учить.
— Тогда ты заставила ее принять это решение.
— А где был ты, Дэниел, когда она нуждалась в ответах на свои вопросы? — Он хранил молчание. — Ты и правда так плохо обо мне думаешь? После наших общих испытаний?
Крокер неловко переступил с ноги на ногу.
— Я помогла тебе и Энни, когда ты был еще мальчишкой. А когда через несколько лет ты убежал из приюта и поехал за мной в Денвер, я прятала тебя там, хотя знала, что поступаю нехорошо. Когда ты привез в школу Сьюзан, я только что стала монахиней, но все равно присматривала за ней… и продолжаю делать это до сих пор. Думаю, я не заслужила твоих упреков.
Часть злости Дэниела улетучилась, но осталось еще достаточно. Она кипела внутри него, вырывалась наружу.
— Ей здесь не место.
— Возможно. Но если ты сейчас уедешь, кто остановит ее? — Слова прозвучали, как вызов, как брошенная в лицо перчатка.
— И что же мне делать? Ночь за ночью пробираться к Сьюзан в комнату?
Дэниел сжал зубы, чтобы гримасой не выдать боли.
— Едва ли это необходимо, поскольку завтра утром она уезжает в Эштон на встречу воспитанников приюта. Поезд отходит в семь часов. — Она сунула руку в глубокий карман своего одеяния и вынула небольшой конверт. — Я уже купила тебе билет.
— Я не собирался там быть. В любом случае, ничего путного не выйдет. Она не станет меня слушать.
Он вспомнил, что оставил ее замерзшей и трясущейся.
— Может быть, тебе стоит испробовать какой-нибудь другой способ убеждения. Если ты поедешь на праздник, у тебя будет достаточно времени, чтобы поговорить со Сьюзан. Поработай с ней бок о бок. Познакомься с женщиной, в которую она превратилась. Это одна из причин, по которой я послала за тобой. Ты слишком давно ее не видел.
Дэниел насмешливо фыркнул, не желая признаваться ни себе, ни Белл в том, что она права.
— Она предложила украсить дом и помочь присмотреть за детьми. У тебя будет время поговорить с ней, если ты вызовешься помочь ей.
Дэниел покачал головой.
— Я не имею ни малейшего представления об этой работе.
Глаза Мэри Маргарет сверкнули.
— Насколько я помню, ты всегда умел найти применение своим рукам. А тебе тогда было от силы пятнадцать…
Он понял, что она говорит о неделях, проведенных им в Денвере, когда он сбежал из приюта. Белл была непокорной ученицей. Противясь ограничениям, налагаемым церковью, и стыдясь своего собственного прошлого, она познакомила Дэниела с некоторыми способами достижения чувственного наслаждения.
Часть потрясения при этих словах Белл, видимо, отразилась на лице Дэниела, потому что монахиня усмехнулась:
— Я открою тебе одну тайну, Дэниел. Я исправилась, но не умерла. И помню все, что было между нами. Хотя, уверена, большинство людей пришли бы в ужас от того, что у монахини может быть такое прошлое, особенно с мальчиком на пять лет ее младше.
На щеках Дэниела проступил румянец.
— А если Сьюзан не захочет изменить свое решение?
Мэри Маргарет похлопала его по руке и подошла к двери.
— Не принимай мои действия за неодобрение намерений Сьюзан, Дэниел. Из нее выйдет прекрасная монахиня. Но это не литературный кружок или чаепитие. Это духовное призвание. Если Сьюзан не совсем уверена в своем решении, служение не принесет ей того удовлетворения, которого она заслуживает. Она будет обманывать себя. И Бога.
Дэниел вышел в коридор, но, прежде чем Белл закрыла дверь, он повернулся и погладил сестру Мэри Маргарет по шелковистой щеке.
— Ты когда-нибудь сожалела о своем выборе?
Его взгляд скользнул по ежику остриженных волос.
Мэри Маргарет осветилась внутренним светом.
— Я единственно жалею, что не сделала его раньше.
— И у тебя нет чувства… что ты задыхаешься?
— Нет. Ничуть.
И по страстному трепету голоса Белл — сестры Мэри Маргарет — Дэниел понял, что она никогда никого не обманывала своим решением. Даже Бога.
