– Ты не хочешь, чтобы я заказала тебе ленч из ресторана? – спросила Робин.

– Я не голодна, – ответила Катринка, просматривая накопившиеся за время ее отсутствия телефонограммы.

– Тебе нужно что-то поесть.

Катринка была утром у врача, и он сказал то же самое.

– Салат, – согласилась она, – и черный кофе.

– Чай, настоенный на травах, – возразила Робин. – Ты пьешь слишком много кофе.

– Чай на травах, благодарю тебя, – быстро согласилась Катринка. Она оторвала взгляд от телефонограмм и спросила:

– Больше ничего не просили передать?

Почти у двери Робин обернулась, и улыбка осветила ее веснушчатое лицо.

– Тебе все еще мало? Мне казалось, что ты хочешь как можно раньше освободиться от всего этого сегодня.

Марк должен был вернуться днем из Сиднея, и поэтому Катринка решила навести красоту, начиная с головы и кончая ногами – волосы, ногти, массаж лица и тела, – чтобы быть во всем великолепии к их встрече. Ей предстоял сложный вечер, и она хотела выглядеть и чувствовать себя как можно лучше.

– Мне кажется, что надо начинать отвечать па звонки, – сказала она со вздохом, поднимая трубку телефона. Ей хотелось чувствовать себя счастливой при мыслях о Марке, но вместо этого она чувствовала тревогу.

– Я позабочусь о ленче, – сказала Робин, выходя из комнаты и пытаясь понять, кто же этот Кристиан Хеллер, который привел Катринку в такое состояние. Все, что она знала о нем, – это то, что она должна была найти Катринку, где бы она ни находилась, как только он позвонит. Не похоже, чтобы это был новый дружок. Она слишком влюблена в Марка ван Холлена, и кто может ее осудить за это? Любопытство погубило кошку, напомнила она себе, утешась тем, что если Катринка доверяет ей не все свои секреты, то, по крайней мере, она не доверяет их больше никому.

– Вам звонит ваша мать, – сказала ей Люси, одна из помощниц секретаря, когда Робин вошла в офис.

– О Боже! – пробормотала она. – Сейчас последует еще одна нотация по поводу Крейга. Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как они начали жить вместе, и мать могла бы привыкнуть к этому. – Люси, пожалуйста, попросите, чтобы из ресторана прислали салат из тунца для миссис Грэхем, и позвоните мне через пять минут с сообщением о важном телефонном разговоре.

– Но, – Люси смутилась, – если никто не позвонит вам?

– Просто сделайте мне одолжение, Люси. Ладно? Позвоните мне!

Катринка еще раз проверила список, хотя знала, что не могла пропустить его имя. Кристиан не позвонил. Во всяком случае, пока еще не позвонил. В последний день ее пребывания в Кицбюэле она не пошла кататься на лыжах, а прождала его в своей комнате, пока не подошло время уезжать в аэропорт. Она надеялась, что за несколько часов он оправится от шока и все обдумает, что у него возникнет такое же, как у нее, желание наладить какие-то отношения. Но он не позвонил ей тогда, и спустя четыре дня тоже. И Катринка подумала, что он может вообще не позвонить, поскольку ему не нужен родитель, который бросил его сразу после рождения.

Катринка еще не решила, что сна будет делать, если он не позвонит. Она нашла его, попыталась убедить, что ее волнует его судьба, что она хочет, чтобы он был в ее жизни. Остальное решал он. Ему было двадцать три года, он взрослый человек. Как она может настаивать, чтобы у них были какие-то отношения? Как она сможет заставить его любить ее, если он не захочет этого? Катринка так долго искала его, так много лет ее жизни ушло на эти поиски… Она знала, что ей будет тяжело, если их отношения прекратятся. Но сидеть и ничего не делать – было не в ее характере.

Катринка позвонила по телефону в несколько мест, потом присутствовала на совещании и ознакомилась с новыми показателями, которые, к всеобщему удовлетворению, медленно улучшались, затем уладила спор между руководителями финансового и рекламного отделов. Ее клонило в сон, необходимо было хоть немного вздремнуть.

– Я скажу, что нам следует сделать, – обратилась она внезапно к участникам совещания. – Фонд помощи обездоленным детям планирует отпраздновать Рождество. Мы бесплатно предоставим детям зал и попросим, чтобы какая-нибудь знаменитость – Сильвестр Сталлоне, Лучано Паваротти или кто-то еще – переоделась в костюм Санта-Клауса. Газеты обязательно напишут об этом, и мы сэкономим в этом месяце на рекламе. Убьем двух птичек одним камнем.

Никто не посмел ей напомнить, что именно такой «камень» не раз кидал Адам. Все поддержали ее идею.

– Мне это нравится больше, чем простой плакат в холле, – сказал Майкл Ферранте с улыбкой.

– Это интересная мысль, – заметил руководитель отдела рекламы с видом, будто ему только что подарили мешок золотых монет.

Парикмахер уложил ее волосы вверх, изобразив свободный каскад кудрей, но Катринка решила, что ей больше пойдет, если они будут зачесаны книзу. Так ее прическа лучше сочеталась с кремовым шелковым брючным костюмом от Вики Тиль, который она собиралась надеть. Она исправляла прическу, когда зазвонил телефон. Думая, что это Марк, она быстро вышла из-за туалетного столика, схватила трубку и услышала, как незнакомый голос произнес ее имя.

– Кто говорит? – осторожно спросила она.

– Вы не узнали мой голос, – с нарочитой грустью ответили на другом конце по-немецки.

– Кристиан! О, я так рада, что ты позвонил!

– Вы уже думали, что я могу не позвонить?

– Я надеялась, но я не была уверена!

Катринке всегда казалось, что, когда она найдет своего сына, между ними сразу же возникнут контакт и понимание. Все проблемы будут несложными, и их будет легко разрешить. Но сейчас все было не так. Она уже поняла это, хотя провела с Кристианом не так уж много времени. С ним было нелегко, он ускользал от нее, в нем были странности, которые удивляли ее: раздражающие вспышки озлобленности и неожиданная ранимость, почти постоянная открытость и очарование и вызывающая поза. Ей казалось, что она сражается с ним на шпагах. Она спрашивала себя, что еще можно ожидать от человека, который рос в его условиях. Она собиралась каким-то образом исправить все это, если только он позволит ей сделать это.

Они разговаривали в течение тридцати минут, и каждый описывал другому неуклюжими, отрывочными фразами, как ему было нелегко в последние дни, какую бурю чувств он пережил. Кристиан переходил от потрясения к озлоблению – в этом он признался. Потом появился интерес, он внимательно слушал ее. Испуг и надежда – вот что чувствовала Катринка. Но разговор, по крайней мере для нее, не принес удовлетворения. Ей нужно было видеть его лицо, изучать, как менялось выражение его глаз. На расстоянии ей было трудно ощутить, что думал или чувствовал Кристиан. В любом случае она хотела видеть его еще раз, и как можно скорее. Несколько часов, которые они провели вместе, только воспламенили ее душу.

Так как в университете все начали разъезжаться на рождественские праздники, Катринке удалось его убедить приехать в Нью-Йорк и провести с ней несколько дней. Когда они обговорили все детали, она спросила:

– Что ты скажешь своим родителям?

– Ничего, – коротко ответил он. – Я буду с ними на Рождество, как я им обещал. А потом, что я буду делать – это мое дело.

– Ты не считаешь, что должен им рассказать обо мне?

– Для чего? Пока еще нечего рассказывать! Катринка была глубоко расстроена разговором. Кристиан приедет, в этом она была уверена. Но когда он приедет? Она вздохнула. Разговор с сыном, объяснение с Марком – все было слишком сложно.

Она посмотрела на часы и быстро повернулась к туалетному столику, взяла позолоченную пудреницу от Кановы и слегка попудрилась, привела лицо в порядок после того, как поплакала. Она еще раз причесалась и тут увидела, как в комнату входит усталый, но счастливый Марк. Вскоре после того, как они стали любовниками, он арендовал квартиру в том же доме – самый лучший способ, как они считали, предотвратить сплетни. Он мог приходить к ней в любое время – у него был свой ключ. Но они редко показывались вместе на публике.

– Вот что мне нравится, – заметил он, и улыбка осветила его красивое лицо, – так это прийти домой и обнаружить, что моя женщина уже ждет меня в спальне. Но если бы ты лежала обнаженная в кровати, было бы еще лучше!

Катринка засмеялась и подбежала к нему.

– О, я так рада, что ты вернулся! – сказала она, обнимая его. Она, как школьница, ждала первого поцелуя. Какое счастье, что она может чувствовать все это снова, – волну возбуждения, прилив чистой радости, какое удовольствие – просто видеть лицо мужчины, которого любишь! А когда он касается ее! Тогда все ее тело начинает вибрировать, как будто его охватывает небольшое приятное землетрясение.

– Ты купил газету?

– Не-а. Слишком дорого. Я немного подожду. О-о-о, они стали больше, мне так кажется, – сказал он, лаская ее грудь. – Дай я посмотрю. – Он снял верх ее шелкового костюма через голову, расстегнул бюстгальтер и освободил ее груди. – Вот они. – Он наклонился и стал нежно о них тереться. – Они действительно стали больше. Это все плотная австрийская кухня!

– Разве ты не устал? – поддразнила она его.

– Устал, – согласился он, в то время как его руки начали гладить ее обтянутую шелком попку. – Пошли в кровать!

– А что будет с прекрасным обедом, который приготовила Анна?

– Мы съедим его позже, – сказал он, расстегивая «молнию» у нее на брюках, шелк скользнул на пол. Он коснулся пальцами тонкой полоски ее бикини, затем его пальцы двинулись дальше внутрь. – Мы будем обедать, когда я отдохну!

Позже они лежали в объятиях друг друга, и его голова была у нее на груди.

– Ты знаешь, они действительно стали больше, – заметил он сонно. – Я могу в этом поклясться! – Его рука пропутешествовала по ее бедру и остановилась у нее на животе.

– Ты пополнела. Я никогда бы этому не поверил. Это не жалоба, если тебя это волнует. Мне это нравится!

– Прекрасно, потому что я беременна!

Он сел и уставился на нее.

– Ты всегда так сообщаешь подобные новости? У меня мог начаться сердечный приступ!

– Я пыталась сообразить, как лучше сказать тебе. Я собиралась сделать это нежнее, за обедом. А ты не захотел обедать.

– Никаких обедов! – ответил он, заставив себя улыбнуться. Он был как бы на автопилоте, его реакция была инстинктивной, а мозг пытался переварить то, что она ему сказала.

– Ты уверена? – Она кивнула. – Сколько уже?

– Три месяца!

– Три месяца! И только сейчас ты собралась сообщить мне об этом?

– Я была у врача только сегодня утром.

– О, милая! – сказал он, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать.

– Сколько лет я пыталась забеременеть, и у меня ничего не получалось. Я даже сначала ничего не поняла. – Он налегал на нее всем телом, голова касалась ее шеи. Она касалась его шелковых волос – смесь золота и серебра. – Ты счастлив?

– Счастлив? – прошептал он, не глядя на Катринку. – Я бы сказал, что просто испуган.

– Я так хочу этого ребенка, – сказала она. Он приподнялся на руках и посмотрел на нее.

– Я хочу быть счастлив ради тебя, Катринка. Но ты не знаешь, что это значит, потерять ребенка. Это может привести к тому, что ты будешь бояться снова полюбить.

Она слегка оттолкнула его, и когда он отодвинулся, она встала с постели. Он смотрел на нее несчастными, испуганными глазами; она же пошла в ванную и вернулась через несколько минут. Надев шелковый халат, села на кровать рядом с ним, улыбнулась и сказала:

– Я все понимаю, но я прошу тебя попробовать.

– Мне бы хотелось это сделать, милая, – сказал он, – но я не могу лгать тебе по поводу того, что я чувствую.

– Я должна сказать тебе еще кое-что.

– Что-то не в порядке с ребенком? – спросил он, и в его голосе послышался ужас.

– Нет, нет, – быстро произнесла Катринка. Она глубоко вздохнула. – Я понимаю, что тебе нелегко. От всех этих новостей.

– Боже мой, Катринка, скажи ты мне все, наконец!

– У меня есть еще один ребенок. Сын.

– Что? – У него было ощущение, что он попал в горный обвал, на него скатывались все более крупные камни, и перед ним не было никакого пути к спасению.

– У меня есть сын. – Она рассказала ему все с самого начала до конца. От встречи с Миреком Бартошем и до ее разговора с Кристианом несколько часов назад.

Тот страх, который она скрывала всю жизнь, куда-то улетучился, вся ее осторожность, постоянная готовность защитить себя – все пропало. Никогда прежде она не была ни с кем так откровенна, даже с родителями. Не то чтобы она совсем ничего не боялась, но теперь она могла выстоять перед любыми последствиями. Она хотела, чтобы Марк знал о ней все и продолжал ее так же сильно любить! Ей не хотелось, чтобы между ними оставались какие-либо секреты. Она, как и ее Чехословакия, завоевала свободу.

У Марка кружилась голова от откровений этой ночи. Он сидел, облокотившись на подушки, и слушал ее. Разные эмоции боролись в нем. Он не произносил ни слова и ждал, когда полностью осознает свои чувства. К тому времени, когда она закончила, он возвысился над страхом, отвращением, злостью, которые только что испытывал, и сейчас только недоумевал, что она так долго скрывала от него эти важные факты, что она лгала не только ему, но и всем остальным. Сейчас он только жалел молодую одинокую девушку, которая была в ужасе от того, что она совершила, он жалел молодую женщину, которая отчаянно пыталась защитить себя, боялась потерять то, чего она добивалась так долго и трудно. Он прижал ее к себе.

– Бедная моя малышка, – сказал он, – что тебе только пришлось выдержать!

Она разразилась рыданиями.

– Я никому не могла верить. И это продолжалось так долго! Никому, пока не встретила тебя!

– Тебе нравится этот парень? – спросил он. – Этот Кристиан?

– Я не знаю. Я люблю его. Он мой. Но он очень сложный мальчик. Мне будет с ним нелегко.

– Я сделаю все, что в моих силах, если ты хочешь этого.

– О, Марк, миленький, я так боялась! Я так люблю тебя! Что бы я делала без тебя!

– Ты справишься, – сказал он, загадочно улыбаясь и поглаживая ее спину. Ему нравились прикосновение шелка ее халата, ее бархатная кожа.

– Не очень-то у меня все получилось, – сказала она и, наконец, улыбнулась.

– Моим мальчикам было бы сейчас четырнадцать и двенадцать. – Он никогда не говорил о них.

– Мы должны сильно любить друг друга, – добавила она.

– Я люблю тебя! – Он развязал пояс ее халата, и его руки скользнули внутрь, притягивая ее тело к себе. – Я очень тебя люблю. Вместе мы выстоим. Я попытаюсь, Катринка, клянусь тебе!