В Каире яростно задувал хамсин, но похоронная процессия, провожавшая гроб Джамала Рашида, была исключительно многолюдной – приехал проститься даже сам президент Саадат. От семьи Рашидов присутствовали только двое не пораженных болезнью мужчин – Захария и Ибрахим. Захария с душевной болью следовал за гробом человека, который украл у него Тахью… Она лежала больная в доме Рашидов, где заболели холерой все поголовно. Захария просиживал у изголовья Тахьи сутки напролет; ей уже стало легче.

Добрый и кроткий Захария не хотел радоваться смерти мужа Тахьи, но он считал, что Бог выполнил свое обещание. Когда Захария умирал в Синайской пустыне и Бог взял его в рай, Он дал Захарии обещание соединить его с Тахьей и вернул его на землю. Захария будет наконец вместе с Тахьей, он женится на ней до следующего Рамадана.

Хамсин продолжал неистовствовать, люди закрывали лица носовыми платками, ветер нес песок навстречу похоронной процессии, состоявшей, по обычаю, только из мужчин.

Ибрахим по-прежнему пребывал в мучительном раздумье. Почему холера поразила его дом? Оставалось загадкой, почему не заболели Захария и он сам. Непонятно было и то, что холера поразила всех в доме Рашидов, но при этом случаев заболевания не было ни в одном из соседних домов, ни во всем городе.

Хамсин, ветер пустыни, по-прежнему порывами налетал на процессию и бросал в лица песок. Ибрахим посмотрел на идущего рядом с ним Захарию. Все в этом юноше вызывало у мнимого отца раздражение. Он такой немужественный, странный. Омар тоже участвовал в войне с Израилем, доблестно сражался, получил рану. А Захария вернулся с какими-то россказнями о том, как он умер в пустыне и попал в рай.

Вот и кладбище; носильщики опустили гроб в яму, завалили камнем. Ибрахим вспомнил, что, провожая умершего, надо настроить себя на благочестивые мысли. Он стал думать о судьбе вдовы Джамала, Тахьи, которая еще не оправилась от болезни и даже не знает о смерти мужа. Забота о племяннице ляжет на Ибрахима – пять ртов, шестой на подходе. А доходы с хлопковых плантаций сокращаются, цены растут. Как он с этим справится? Надо снова выдать Тахью замуж за состоятельного человека. До следующего Рамадана надо сыграть свадьбу.

Ибрахим взглянул на небо и увидел странное явление, сопутствующее иногда сезону хамсина в Египте – «синее солнце».

Ватага репортеров ожидала в каирском аэропорту прибытия Дахибы, знаменитой танцовщицы Египта. Ходили разные слухи о причинах ее поездки в Ливан, вплоть до тайного аборта, но многие знали, что она ездила добиваться там публикации своей книги, которая в Египте была запрещена.

Не отвечая на вопросы журналистов, Дахиба, улыбаясь и кивая им, прошла к своему мужу, Камилии и маленькой Зейнаб. Она обняла Рауфа, подняла на руки и поцеловала Зейнаб и обратилась к Камилии:

– Ну, что же случилось в семье? Камалия рассказала ей о холере.

– Помогают только медсестра отца и медсестра из министерства здравоохранения. Умма не хочет никакой помощи. И меня не допускает. Хотя сама она тоже больна, но в постели не лежит.

– Мать всегда хотела делать все сама, – заметила Дахиба, и они заторопились к лимузину.

– А где Ибрахим?

– На похоронах Джамала Рашида. А потом он собирался в больницу к Элис. Она в частной клинике – заболела первая, и отец решил ее изолировать. Но потом заболели все, и дом на карантине. Столько народу – ведь вся семья собралась на праздник Шамм эль-Нессим. Ни одной кровати свободной!

– А где больница? – спросила Дахиба. – Поедем туда!

Элис открыла глаза; у постели ее сидел Ибрахим. Она чувствовала себя очень слабой. Ибрахим был в белом халате и прорезиненных медицинских перчатках; он показался ей усталым и даже постаревшим.

– Что со мной было? – тихо спросила она.

– Ничего, родная, теперь уже нет опасности.

– Я давно в больнице?

– Три дня. На шестой день болезнь уже проходит.

– А чем я больна?

– Холерой. Но все будет в порядке. Я назначил тебе курс антибиотика.

– Холера! – вскричала она в ужасе. – А вся семья? Мухаммед? Мой внук жив?

– Наш внук уже поправился, Элис. Все переболели, кроме Захарии, некоторые в слабой форме. Министерство здравоохранения исследует пищу и воду в нашем доме, потому что пока он единственный в Каире поражен холерой.

Он сжал ее руки:

– Аль хамду лилла – благодарение Богу, – что я сразу сделал тебе анализ. Когда холеру захватывают в самом начале, с ней нетрудно справиться.

– Когда мне можно будет вернуться домой?

– Как только ты окрепнешь, – он погладил ее волосы, жалея, что не может ощутить через перчатку их шелковистость.

Когда Элис стало плохо в приемной Ибрахима, он почувствовал, как боится ее потерять. Он поместил ее в дорогую частную клинику, а не в государственную больницу, где няньки не дозовешься, дежурил около нее каждый день. Элис почувствовала его нежность и прижала его руку.

– Смотри, сколько цветов прислали тебе друзья, – сказал он. Элис почувствовала нежность в его голосе, вспомнила встревоженное лицо у ее изголовья, когда она была в полузабытьи. Значит, любовь не умерла или Ибрахим вообще так добр с больными?

– Теперь я оставлю тебя, – сказал он, целуя ее в лоб. – Да хранит тебя Бог.

В приемной он с изумлением увидел Камилию и Дахибу. Ибрахим уставился на сестру с изумлением.

– Что ты глазеешь, как осел, сделай мне инъекцию против холеры, – сказала она, закатывая рукав.

Хамсин окутывал Каир пыльным облаком, почти не были видны минареты, с которых неслись традиционные, неизменные на протяжении тринадцати веков призывы к молитве:

Медсестра Ибрахима Худа торопилась вынести подкладное судно; проходя мимо открытой двери спальни Амиры, она увидела старую женщину, распростертую в утренней молитве. Это зрелище не вызвало у девушки благоговейного чувства – точно так же пять раз в день простирались в молитве ее отец и братья, шестеро бездельников, сидящих весь день в кафе, а вечером садящихся за стол дома и поедающих обед, приготовленный Худой после целого дня работы в клинике. То-то они повозятся эту неделю с кастрюлями и сковородками – она целыми сутками работает теперь в доме доктора Ибрахима, и он, наверное, хорошо ей заплатит, а может быть, еще и подарит какую-нибудь красивую вещь. Но работы было много, и она устала. Вот сейчас закапризничал, отказываясь от завтрака, десятилетний Мухаммед. Он требовал, чтобы его кормила бабушка Нефисса, а той было плохо. Некоторые женщины уже почти поправились и могли ухаживать за больными, но Худе приходилось за ними все время наблюдать, чтобы они тщательно дезинфицировали судна, кипятили грязные простыни и так далее. Несоблюдение всех необходимых правил могло привести к распространению холеры за пределы дома Рашидов.

Трудно было сладить с упрямством миссис Амиры: она не позволяла открывать в доме окна, чтобы хамсин не принес в своем дыхании джиннов пустыни. Все-таки Худа была довольна, что согласилась помогать в доме доктора Ибрахима: она давно была в него влюблена и хотела увидеть, как он живет. Оказалось, что его дом – настоящий дворец!

Она поглядела на цветную фотографию красивой женщины над кроватью Мухаммеда. Мальчик похож на свою мать, только смуглый, а глаза синие – видно, что вырастет красавцем. Худа встала, чтобы унести тарелку– Мухаммед решительно отказывался от еды.

– Не будешь есть – не поправишься, – сердито сказала она и потянулась за подносом, но вдруг почувствовала боль в животе, колени ее подогнулись, и она упала с приступом рвоты. Мухаммед закричал, вбежала Амира.

– У тебя была тошнота?

– Нет, – еле выговорила Худа. Рвота без тошноты – признак холеры. Худа тоже заразилась.

Черный лимузин, утративший свой блеск в песчаном вихре хамсина, подъехал к дому на улице Райских Дев; Камилия и Дахиба ворвались в дом, даже не постучав, и увидели в холле Амиру, увязывающую в тюк грязные простыни.

– Святая Зейнаб дома на улице Райских Дев! – прошептала Дахиба и, быстро подойдя к матери, спросила: – Мама, почему вы не разрешаете открывать окна?

– Фатима, дорогая моя… – Амира не могла говорить, но справилась с собой и ответила: – Болезнь приносит ветер. Джинны пустыни проникнут в дом…

– Не джинны, а микробы, можешь увидеть в микроскоп брата.

– Джинны невидимы. Уходи, дочь, а не то заболеешь.

– Ибрахим сделал нам прививки.

– И Худе сделал, а она заболела.

– Иногда не действует, но очень редко. Пойдем, мама, я уложу тебя в постель.

– Нельзя тебе здесь оставаться, – неуверенно сказала Амира.

– Нет уж, мамочка, именно сейчас мне надо снова стать членом семьи. Не бойся, я возьму все в свои руки и справлюсь. Начнем с тебя, – нежно и властно обняв мать за плечи, Дахиба отвела ее в спальню и уложила в постель.

Амира больше не спорила. Откинувшись на подушки, она с облегчением вздохнула и прошептала:

– Благодарю тебя, Боже, что ты вернул мне мое дитя.

Когда Ибрахим приходил домой из клиники, он сразу обходил все спальни, проверяя состояние больных, раздавая таблетки тетрациклина. Хотя он и предупреждал Худу, что прививка дает гарантию только на восемьдесят процентов, он был огорчен, увидев, что болезнь ее не миновала.

Сегодня он прошел и на кухню, где женщины кипятили воду для питья и гладили выстиранные простыни, а Захра, бледная и усталая, готовила ленч для больных. Она уже переболела – у нее был легкий случай, потому что Ибрахим дал ей тетрациклин в первый же день болезни.

Обойдя всю кухню, Ибрахим и здесь не нашел следов «джинни», как сказала бы его мать, – источника болезни. Ибрахим и доктор Кхейр, районный инфекционист, ломали голову над «загадкой дома Рашидов». Почему не заболели Захария, Ибрахим и грудные дети? Это было совершенно непонятно. Но теперь можно было предполагать, что источник инфекции находится вне дома на улице Райских Дев, хотя и неподалеку, – доктор Кхейр зарегистрировал еще шесть случаев холеры в том же районе.

– Захра, – мягко спросил Ибрахим, – вы моете руки с мылом, как я вам сказал?

– Да, хозяин. Сто раз в день! Посмотрите, – она протянула ладони.

Ибрахим заглянул в большую глубокую миску, из которой Захра уже начала раскладывать кушанье на тарелки на подносах, которые разносились в спальни больным.

– Что это за блюдо? – спросил он.

– Это киббех, хозяин. Очень хорошо для больных. Вам тоже это блюдо всегда нравилось.

Ибрахим нахмурился:

– Здесь все вареное?

– Нет, это по новому рецепту, хозяин, мясо не варится. Мне посоветовал сириец, новый продавец мясной лавки. Это сирийский рецепт. Мясо очень свежее, понюхайте.

Ибрахим наклонился над миской и вдохнул запах баранины, лука, перца и пшеничной каши.

– Это замечательное блюдо, хозяин, – с беспокойством сказала Захра. – Прошлый раз я готовила, так все съели, ничего не осталось.

– А когда вы прошлый раз готовили?

– Четыре дня назад, хозяин, когда гости приехали на праздник… Я решила сделать что-нибудь особенное…

– И на следующий день моя жена заболела?

Она молча кивнула. Ибрахим вдруг вспомнил, что в праздничный вечер он не обедал дома – его срочно вызвали к больному. А Захария никогда не ест мяса. Вот и разгадка.

Ибрахим кинулся к телефону. Доктор Кхейр сразу снял трубку.

– Я собирался звонить вам, доктор Рашид. Мы нашли бациллоносителя. Это мясник-сириец, приехал в Каир неделю назад из Дамаска. Проверьте, покупали ли у него мясо для вашей семьи.

Ибрахим побежал на кухню, вырвал миску из рук Захры и вывалил ее содержимое на пол.

– Я тысячу раз говорил вам, что мясо надо варить! Вы могли убить нас всех!

– Простите, хозяин, – Захра отпрянула от Ибрахима, в глазах ее был ужас. – Я хотела… новое блюдо для праздника… Этот мясник…

– Он бациллоноситель, Захра. Из-за этого все у нас заболели.

– Но он же не болен!

– Бациллоноситель не болен, Захра, но он разносчик инфекции. Вы всех нас могли убить, Захра!

Она начала плакать:

– Простите, хозяин. Я ничего плохого не хотела. Он запустил пальцы в волосы, почувствовав себя вдруг слабым и беспомощным.

– А теперь заболела моя медсестра. И моя мать тоже…

– Саида больна?

– Хорошо, что у нее мы захватили болезнь вовремя. В ее возрасте это могло плохо кончиться.

Захра залилась слезами.

Захария встал очень рано. Он знал, что сегодня Ибрахим должен сообщить Тахье о смерти мужа, и боялся за нее. Поэтому он решил опередить отца и сказать ей сам. Спустившись на кухню, чтобы взять завтрак для Тахьи, он застал прислугу в смятении. Печи не были растоплены, Захры на кухне не было. Захария бросился в ее комнатку – и там ее не было. Комната опустела, Захра забрала всю свою одежду и подаренную ей Амирой фотографию семьи Рашидов, висевшую на стене.