Глава 16. Опрос общественного мнения
— Сегодня мы пришли сюда, на Малую Конюшенную улицу, для того, чтобы задать нашему обществу один, но очень важный для нас вопрос: как мы относимся к тому, что среди нас живет людоед, который, словно тигр, обитающий вблизи какого-нибудь индусского селения, время от времени выбирает себе жертву? — Оживленные лица горожан, заинтригованные видом видеокамеры, плыли по экрану, сопровождаемые озорным голосом Лолиты Руссо. — Мы не случайно начинаем наш разговор здесь, около статуи Городового, символизирующей порядок и законность.
Журналистка по-хозяйски осмотрелась и протянула микрофон в сторону пожилой женщины, определенно выражавшей готовность сообщить что-то действительно важное.
— Скажите, как вы относитесь к тому, что рядом с вами — простите, не дай, конечно, бог, — среди ваших друзей или даже родных живет людоед? — Лолита радушно предоставила женщине объемный микрофон.
— Как отношусь? — пенсионерка повторила заданный ей вопрос, как делает большинство застигнутых врасплох или шокированных людей. — Я вот, старуха, свое, мне Богом отпущенное, можно считать, прожила, отмаялась, но мне бы очень не хотелось, чтобы на меня где-нибудь напал этот выродок! Да это и не человек вовсе! В фашистскую блокаду, дело прошлое, такие ужасы, говорят, случались. Кто-то не выдерживал, ну и… — Женщина скорбно склонила голову.
— Пожалуйста, представьтесь нашим зрителям. — Лолита с ласковым выжиданием соизмеряла ветеранку.
Свальная Евфросинья Виленовна, да просто баба Фрося. — Пенсионерка попыталась завладеть микрофоном, но ведущая мягко отстранила ее распухшие руки. — Человек я простой, без затей, всю блокаду в городе прожила, как уцелела, только Господь Бог знает. А про блокадных людоедов что я могу сказать? До многих из них, я думаю, никто и не докопался, как они до такого греха докатились. Так что если кто из этих людей дожил, то и сейчас, наверное, телевизор смотрит. Но то ж, доченька, война! Одно слово — блокада! Сейчас вспомнить, что мы тогда ели, так молодежь нам и не поверит! Нынче-то, вон, через каждый метр ларек продуктовый воздвигли! Так вот, для нашего мирного времени это — форменное безобразие! Ну ладно, я, пожалуй, свой век подытожила, но у меня двое внуков растут: парню шестнадцать и девочке скоро десять, — ну как же я могу без нервов к такой угрозе относиться?! — Лицо Евфросиньи задрожало, казалось, она готова заплакать. Но женщина вдруг обрела суровый вид и закричала: — А вот такие люди, как мой зять, Корней Ремнев, бывший зять, — уголовник он, мошенник, — утром смотрю: он к овощебазе на иномарке подъезжает. Откуда такая машина? Откуда такие доходы? Чем налоговая инспекция занимается? Да этот нехристь на все способен, он и дочери моей всю жизнь испоганил, и сейчас никому покоя не дает…
— Спасибо вам большое, Евфросинья Виленовна, за мнение и интересное выступление! Извините, у нас еще очень много желающих высказаться. — Лолита мягко отвернулась от распалившейся пенсионерки и нацелилась на пожилого мужчину с остроугольной седой бородкой. — Простите, к вам удобно обратиться?
— Конечно. — Пенсионер слегка поклонился, выражая готовность к общению. — Чем могу быть полезен?
— Спасибо. Только для начала позвольте вас еще раз представить нашим зрителям, которым, конечно, вы уже хорошо знакомы. — Журналистка повернула микрофон в сторону мужчины, сама же она пользовалась радиомикрофоном, деликатно закрепленным на лацкане ее кожаной куртки.
— Князь Волосов, Эвальд Янович, ветеран блокады и войны. Снайпер, имею шесть штыковых атак, награды. — Князь с достоинством посмотрел в камеру. — Этот человек — а это, конечно, всего лишь человек, а не какое-то сверхъестественное создание, изделие изобретателей или даже пришелец, каковым нам его пытаются представить, — это человек, которого необходимо как можно скорее уничтожить, потому что он уже никогда не остановится в своих злодеяниях. Я на войне видел много зверств со стороны наших врагов, и это бы не прекратилось, фашисты бы никогда не остановились, если бы мы их не победили. Я хочу сказать, что этого людоеда, или, может быть, целую шайку маньяков, которые орудуют в нашем городе, — их надо было уничтожить за одно самое первое преступление, а они их совершили за это время мы и сами не знаем сколько!
— Хорошо, уважаемый Эвальд Янович! — вернула себе право ведущего популярная в городе журналистка. — Значит, вы считаете, что людоеда или целую существующую группировку людей, одержимых каннибализмом, можно только уничтожить. А если попробовать изолировать? Разве это не станет для них более суровой карой? Мы ведь знакомы с судебной практикой Запада, когда в тех же Соединенных Штатах Америки за особо тяжкие преступления людей осуждают не на одно столетие? Ведь это только вдуматься: не на десять или даже сто лет, а на тысячу! Разве этого мало?
— Нет, милая барышня, ни один пожизненный срок не может быть суровее смертного приговора. — Волосов вновь властно посмотрел в объектив камеры. — Вы поймите главное: если враг не уничтожен, то он всегда имеет возможность вернуться, и тогда он тут всех вас, простите, как куриц, перережет! Вы скажете: этого не может быть? Еще как может быть! Завтра наши многоуважаемые законодатели внесут кое-какие либеральные изменения в Уголовный кодекс, объявят амнистию, или пожизненно осужденный сам добьется медицинского переосвидетельствования, которое признает его душевнобольным, его переведут в больницу, там он пройдет курс лечения, получит отличные характеристики и может быть отпущен домой на долечивание. Вот вам уже два варианта возвращения людоеда. Третий — побег. Четвертый… Нет, об этом, наверное, сейчас не стоит говорить.
— Почему же не стоит? — Руссо с капризным разочарованием покачала головой. — Я полагаю, что не только мне, но и всем нашим телезрителям будет очень интересно знать, какие у людоеда есть еще шансы на возвращение?
— А такие, что его могут использовать в своих интересах определенные силовые структуры. Такой человек для них — просто находка. — Волосов повернулся в сторону журналистки, и в его тоне зазвучало назидание. — Вы, милочка, сами представьте, для каких целей его можно использовать. Но есть еще и пятый вариант, о котором я сейчас в любом случае не буду рассказывать.
— Спасибо вам и за четыре. Я обязательно подумаю над тем, чем же может силовикам пригодиться Людоед Питерский. — Лолита гостеприимно окинула взглядом толпу и остановилась на молодой особе лет восемнадцати. — А теперь, я думаю, настало время предоставить слово молодежи. Скажите, какие у вас оформились чувства по отношению к новому символу нашего города?
— Вообще-то, довольно сложные. — Девушка покраснела и опустила желто-зеленые глаза. — Во-первых, я думаю, было бы неплохо понять, почему люди становятся такими. У меня тоже имеется кое-какой жизненный опыт, и я вам скажу, что люди никогда не бывают в обществе такими, какие они есть на самом деле. А мне — не знаю, как сказать, — то ли посчастливилось, то ли наоборот, но я заставала людей такими, какими они бывают без прикрас, и у меня сложилось впечатление, что очень многие из нас, даже стоящие сейчас здесь, согласились бы на самые разные преступления, если бы у них на это хватило духу. Или за это не пришлось бы никогда отвечать. А так, по жизни, вокруг одни притворы.
— Спасибо. — Журналистка уже готова была убрать микрофон, но вновь поднесла его девушке и сказала: — Вы нам не представились.
— Офелия Засыпная, студентка. Я бы еще добавила — но это, может быть, личное, — наверное, интересно, какой он, этот людоед. Как мужчина… Или его интересует только человеческое мясо? — Офелия улыбнулась и помахала в камеру рукой. — Привет, Лю! До встречи!
Спасибо, Офелия, еще раз. Будем надеяться, что вы если еще не встретили своего принца, то скоро встретите и все у вас будет гораздо лучше, чем у классика английской литературы: он не станет притворяться сумасшедшим и никому вас не даст в обиду. А с Людоедом вы не встретитесь никогда, разве что в учебнике по судмедэкспертизе. — Лолита всмотрелась в толпу. — Я вижу среди вас, уважаемые гости нашей передачи, человека в одежде священнослужителя. Будем надеяться, что это как раз тот случай, когда сам Бог посылает нам своего посредника, который сможет внести необходимую ясность в нашу сегодняшнюю встречу. Простите, батюшка, не могли бы вы сказать несколько слов. Уважаемый и почитаемый в нашем городе князь Эвальд Янович Волосов считает, что таких людей, как Людоед Питерский, и им подобных необходимо уничтожать. А как же мораторий на смертную казнь, связанный с либерализацией нашего общества, а как же известная всем нам заповедь «Не убий»?
— То, что касается либерализации нашего общества, то в чем же она, по-вашему, заключается — в сохранении жизни тем, чью потребность составляет отнятие чужих жизней? Что же тогда означает само понятие «либерализация общества»? Или мы здесь что-то не договариваем, или чего-то не понимаем. Ведь эти люди, потерявшие все святое, удовлетворяют свои страсти, доставляя боль и мучения другим людям: они любят кровь, любят пытки. — На лице священника играл румянец. Руссо уже встречала похожий румянец на картинах русских мастеров прошлых веков, который, конечно, свидетельствовал об отменном здоровье этих людей. Лолита замечала, как с наступлением двадцатого века румянец на холстах художников стал уступать место белизне, желтизне и даже синеве изображаемых персон. — То, что касается библейской заповеди, то ее тоже надо правильно понимать, а ее, к сожалению, многие пытаются трактовать в том ключе, в котором им это в данный момент выгодно, или так, как это принято в существующем обществе. Но могут ли библейские заповеди менять свое толкование в зависимости от общественного мнения? Конечно нет. Так вот, заповедь «Не убий» относится к тому человеку, перед которым стоит выбор: бороться ему со злом или нет, а если бороться, то каким образом?
По возрасту священник, наверное, был ровесником журналистки. Под его облачением угадывалась крепкая, спортивная фигура. Руссо подумала, что, возможно, особое внимание к своему телу не очень приветствуется в среде священнослужителей, но ей, например, давно согласившейся с привычным стереотипом отъевшегося и опившегося попа, было очень приятно созерцать этого стройного и подтянутого молодого человека. Ей нравилось не только смотреть на нового героя ее передачи, но и слушать его обдуманную, понятную речь. Единственное, о чем не забывала ведущая, это о том, что вскоре придется прервать это интересное выступление, по скольку сегодняшний прямой эфир ограничен, а ей еще предстоит адресовать зрителям несколько слов от своего собственного имени.
— Вы думаете, наши православные святые, такие, как святой благоверный великий князь Александр Невский, покровитель града святого Петра, не сталкивались с этим вопросом? Еще как сталкивались! — Священник обратил в камеру свои ясные голубые глаза. — Разве мало Александр Невский перебил народу? Но он каждый раз, собираясь на поле брани, обращался к Господу Богу примерно так: Господи, прости меня за то, что мне придется убивать людей. Но я не могу иначе, я делаю это во имя святой Руси, во имя своего народа!
— Простите, батюшка, можно вас представить нашим зрителям? — Руссо воспользовалась своим правом ведущей и выжидательно посмотрела на людей, окруживших спонтанную съемочную площадку.
— Отец Серафим. — Священник кротко посмотрел в камеру. Он был в черной рясе, на его шее висел массивный крест, из-под клобука выбивались русые вьющиеся волосы. Очевидно, отец Серафим шел со службы, возможно даже из Казанского собора, но задавать по этому поводу вопросы у журналистки уже не оставалось времени, да это и не умещалось в рамки иссякающего эфира.
— Спасибо вам, отец Серафим, за ваше выступление. Будем надеяться, что ваше мнение будет учтено при аресте Людоеда Питерского. — Лолита приветливым взглядом проводила священника и обратилась к зрителям: — Четыре человека, четыре мнения, и большинство из них сходится на том, что это человекоподобное существо, по кличке Людоед Питерский, должно быть задержано и хотя бы изолировано. Тогда мы с вами сможем спать спокойно, тогда мы перестанем бояться за наших родных и близких, которые в любое время могут стать жертвой особо опасного и жестокого маньяка. Но пока мы должны постоянно помнить о том, что он все еще находится среди нас, может быть, именно в этот момент он смотрит в мои глаза и готовит свое очередное злодейство.
Договорив, Руссо еще какое-то время смотрела в камеру, потом устало моргнула оператору и подняла руки: съемка окончена. Наиболее любопытные горожане интересовались, по какому каналу они смогут увидеть себя в эфире, и, когда им отвечали, что их эфир только что окончился, они уныло улыбались и отходили. Окна окружающих домов призывно светились. К больнице, рядом с которой высился Городовой, подъезжали машины «скорой помощи». С Невского доносились рокот транспорта и реплики прохожих. Город жил своей жизнью.