Глава 22
После долгих споров с начальством Шувалов добился разрешения привлечь Зину к операции "спящий красавец". Во время следствия, кроме как на очной ставке, подельникам общаться не положено — закон непреложный, многократно проверенный. "Ну и что, что одна из подследственных "ни при делах"?", — отвечали ему, имея в виду Розу. Это, мол, исключительно ваша недоработка. "Вербовка эвенкийки, конечно, ход сильный, но мы-то с вами понимаем…", — намекали ему, не желая делить с ним ответственность. Аргумент "Зина любит Егора и только она может его позвать" Шувалов, разумеется, не приводил, да и сам в нем сомневался. В итоге, свел девушек в неопределенном "следственном эксперименте", якобы "для воссоздания обстоятельств". Генералы, заранее сверлившие себе дырки под ордена, облегченно вздохнули. Если и полетит чья-нибудь голова, то только Шуваловская.
— Позвоните брату и отцу, он вернулся, — приказал Шувалов Зине, положив перед ней её телефон. — Успокойте их. Они с ног сбились, вас ищут. Скажите, что находитесь в Москве в закрытой клинике с раненым Егором. Надеюсь, не станете нести отсебятину про арест?
Зина, судорожно кивнув, сглотнув слюну, внезапно ставшую вязкой, схватила мобильник.
— Я это, Сережка, точно я! Я с Егором в Москве. Да здорова, не переживай. Да точно тебе говорю, не вру! Это он в клинике лежит, а я за ним ухаживаю. Егор, Егор. Раненый он, без сознания. Да будет он жить, точно тебе говорю! Потом объясню при встрече, в двух словах не расскажешь. Да не могла я раньше позвонить, прости! Потом… Ну… в каком-то смысле из-за Змея… — неуверенно произнесла Зина, просительно глядя на следователя. Шувалов, сурово сдвинув брови, отрицательно покачал головой.
— Ой, Сережка! — заторопившись, заговорила скороговоркой. — Меня врач зовет, потом перезвоню. Клиника за городом, связь плохая, я сама, ты не набирай. Папке привет и Эльке. Нет, денег не надо! Ты что, забыл? Все-все, пока! Не надо приезжать, не вздумай! — выпалила и быстро нажала на отбой.
— Фу-у-х, — выдохнула, расслабляясь. На лице её было написано разочарование. — Ну что за скотство, Александр Сергеевич? Не как следователь, а как человек вы меня понимаете? Как отец? — Шувалов молча забрал из руки девушки телефон. Он выглядел абсолютно непробиваемым.
О деньгах Александр Сергеевич особо не пытал. Нашли и нашли, наследство, так наследство. Оформлять его как клад не стал — слишком мелочно для такого дела, пусть пользуется, тем более неизвестно когда она выйдет отсюда. Следователь не собирался отпускать её раньше, чем Егор придет в себя или умрет окончательно.
— Отлично, Зинаида Ивановна, вы справились, — холодно похвалил он девушку. — Теперь послушайте меня внимательно. Роза Верхотурова утверждает, что позвать душу Егора может только любящая его — вы.
Шувалова говорил сам себе не верил. Неужели это его уста произносят слова "о душе", "о любви", которая всемогущая? Еще месяц назад об подобных вещах он не задумывался, а сейчас на полном серьезе вещает. Пусть мировоззрение переменилось — доказательства сверхъестественного были очень весомыми, но открыто высказываться об этом было все еще непривычно. Да и неприятно.
— Поэтому вы поступаете к ней на обучение. Под нашим присмотром, разумеется.
— В камере? — упавшим голосом уточнила Зина, до которой смысл сказанного Шуваловым доходил медленно..
— Зачем же, на воле. В Подмосковье есть одно местечко… — Зина, наконец-то понявшая, что ей предстоит вернуть Егора к жизни, не дала договорить, бросилась через стол обниматься. Шувалов, не ожидавший такой бурной реакции, лишь растерянно её отталкивал.
"Черт, совсем расслабился, форму потерял. А если бы это был подготовленный агент? Готов заложник. Надо в форму входить. Вот скотство, все записывается! Засмеют…", — с досадой подумал опытный следователь ФСБ.
— Спасибо, миленький Пушкин, я знала, что вы добрый! — тараторила Зина сквозь слезы.
Выпускают из опостылевшей камеры, да еще и спасать Егора! Девушка чуть с ума не сошла от счастья. Как именно придется "звать" любимого, она не задумывалась.
— Внимательно повторяй движения, слушай ритм, — втолковывала Роза своей "ученице". — И пой. Главное, держи тональность.
Они уже неделю жили в каком-то охраняемом особняке с примыкающей к нему закрытой парковой территорией. Его выделил лично Директор, посмотрев обработанную специалистами запись с камланием Розы. У самых закоренелых скептиков она сняла все возражения. Двигаться с такой скоростью в течение часа, выделывать такие невозможные по анатомическим причинам па — мистика. А удивительно мощный горловой звук, который, тем не менее, далеко не расходился? Решение экспертов было на редкость единодушным, и руководство окончательно определилось — шаманку поддержать. Произошла небольшая заминка в связи с бюрократической волокитой и Зину приписали к Розе с пометкой в деле "следственный эксперимент".
Зина в детстве занималась эстрадными танцами, поэтому с чувством ритма и выполнением движений больших проблем не было, но петь совершенно непонятные слова, даже не совсем слова, а набор монотонных гудков не умела. Горло ломалось, дыхание терялось и после начинала сипеть.
— Хватит, Зина, сойдет.
Роза, скептически качая головой, отмахнулась, останавливая танец. Третий день без улучшений. Танец за четыре дня освоила, последовательность обряда уловила и застыла. Горловое пение — никак. Ну да ладно, не на конкурс исполнителей народного танца готовятся, надо чтобы духи откликнулись.
"Только бы не падальщики! — с ужасом думалось девушке. — Нет, с Зиной попадем куда надо". — Она твердо верила голубой силе.
Что это за Сила (с большой буквы) юная шаманка до сих пор не поняла, но то, что она вступилась за Белого Шамана, добавило тому еще больше уважения, почти до благоговения. За обучение Зины, его любовницы, а вовсе, как оказалось, не жены, девушка взялась со всей страстью.
— Ты занимаешься очищением души, как я говорила?
— Каждый день спрашиваешь, — устало ответила Зина, — занимаюсь.
— Показывай.
Зинаида со вздохом села на желтую траву и руками скрестила ноги. Связки растянулись и почти не болели. На занятия они одевались в ритуальные зимние костюмы. Меховые штаны, длинные мохнатые запашные куртки с капюшонами и вышитые этническим орнаментом суконные нагрудники. На ногах легкие унты. Жарко в подмосковном климате было неимоверно, но зато можно было запросто сесть или вовсе упасть на холодную землю. Отдохнуть, расслабиться, не задумываясь о последствиях.
Очищение души, в понятии Розы, — это изгнание из головы посторонних мыслей. Должно звучать только одно желание — вернуть Егора. Ни страхов, ни сомнений, только горячее всепоглощающее стремление к нему. Тогда духи предков, привлеченные танцем и пением, непременно откликнутся и унесут душу шамана туда, куда он всем сердцем рвется. Так было в теории. В реальности получилось не совсем так, но Роза не унывала. Оказывается, для призыва души с порога мира мертвых нужно еще и любить того человека. Зина любит. Роза не рассказала ни ей, ни другим о неимоверной Силе, которая приказала (иначе не скажешь) позвать Зину на следующее камлание. Шувалову и остальному начальству она объяснила, что встретила души предков и те поведали ей, что вернуть человека, заблудившегося на грани мира мертвых, может только другая живая искренне любящая его душа. И сразу подсказала, что это Зина и никто больше. Ни мать, ни отец, ни дети, а только она, за спасение которой Егор жизнью своей расплатился, не задумываясь. Эвенкийская девушка была романтична, как большинство её сверстниц других национальностей. Ей поверили.
Когда лицо Зины полностью расслабилось, дыхание выровнялось и замедлилось, Роза с силой хлопнула в ладоши у одного уха, через несколько секунд у другого. Позже повторила. Реакции — ноль. Прогресс — вчера веки немного вздрагивали. Хлопки в ладоши — это ерунда, дед перед учеником из карабина стрелял. Еще два дня на оттачивания танца с пением и можно камлать. Игре на бубне Роза учить и не пыталась, слишком долго. Сама за двоих постучит. Для сопровождения совсем юных шаманов, в их путешествии по миру духов, это позволялось.
— Хватит, жена, возвращайся. Твоя душа достаточно чиста, — прошептала Роза. Еще один тест: не уснула ли? И женой назвала специально, зная, что это её нервирует. Как поведет?
Повела нормально. Спокойно открыла глаза и ни намека на недовольство не выразила. Действительно очистилась от всего лишнего, хоть завтра камлай. Нет, через две ночи как раз будет полная луна. Роза решила придержаться даже такой мелочи, о которой шаманы обычно не вспоминали.
Ритуал начали после первой звезды в том же парке, где и тренировались. Роза не обращала внимания на операторов, а вот Зину они раздражали.
— Успокойся. Ты хочешь вернуть Егора? — сказала ей Вальчикан (сегодня она требовала обращаться к ней только так) — Относись к ним, как к моим хлопкам в ладоши, как к писку комаров.
— Не люблю комаров, — проворчала Зина. Но, помотав головой, как бы вытряхивая из головы лишние мысли, словно песок из волос, закрыла глаза и медленно выдохнула. Распахнув веки, вымолвила:
— Все, я готова, — произнесла решительно, без тени сомнения.
Вальчикан пристально посмотрела на неё и кивнула. Камлание началось.
Для стороннего наблюдателя отличие от первого ритуала было одно: горловой звук в этот раз был самым обычным, человеческим, от пения двух шаманок. Танцы в бешеном ритме продолжались так же, как и в прошлый раз примерно час. После завершения камлания в шкуры завернули обеих бледных девушек. Они были удивительно холодными. И это после большой физической нагрузки, да в меховых одеждах. Одно слово — мистика.
В самый интересный момент секса Зина вдруг взвизгнула, заозиралась вокруг и завопила благим матом. Откинула меня от себя, вскочила и заметалась, пытаясь прикрыть голыми руками собственную наготу. Точно курица в курятнике, от петуха убегающая и не знающая куда от пакостника скрыться. Только перья летят, да крылья кудахчут. Лиза сидела в кресле и спокойно наблюдала за беготней товарки, то есть вела себя как обычно — молчала. Неохота мне было писать для них тексты.
— Эй, подруга, я так не играю, — нашелся я после секундного замешательства.
Зина застыла и уставилась на меня со страхом, постепенно переходящим в удивление. Глаза из орбит едва не вылезали, челюсть едва до груди не доставала.
— Хорошо, я понял, встретимся позже, — сказал и развеял весь бордель.
Дело проходило в безумно шикарной обстановке старинного публичного дома: с золотыми подсвечниками, безвкусной лепниной, огромной кроватью с балдахином и всем в этом роде. Теперь же я очутился на золотом песке пляжа, но к моему удивлению не один, а с Зиной. Она, кстати, успела обмотаться газовой портьерой с балдахина, что только подчеркивало её наготу, скрывая интимные места полупрозрачной тканью. Надо было раньше её так одеть, сексуально смотрится.
— Не понял, а ты как здесь? — спросил я у неё, осознавая, что говорю явную глупость. Как она сможет ответить? Но она ответила!
— Егор?! ты… здесь… это где?! Как я… почему? — говоря эту сумбурную речь, она осматривала себя, ощупывала, поправляла ткань и в конце концов рассеяно опустилась на песок, не зная плакать или радоваться.
— Зиночка, ты говоришь?! Как здорово! — я схватил растерянную девушку на руки и закружился с ней. — Как достало меня ваше молчание, если бы ты знала!
— Егор! — услышал я пораженный возглас Игоря. — Роза заговорила!
Я обернулся и увидел разъяренную Розу, которая хлестала Игоря по щекам, а он уклонялся, пребывая в совершенном довольстве. Роза была в полюбившихся Игорем топике и шортах.
— Представь себе, а у меня Зина! — с этими словами я поставил все еще не соображающую девушку на землю.
Роза отстала от Игоря и обратила внимание на меня, попутно оглядывая изменившийся пейзаж. Только что она была… бог его знает где. Я никогда не интересовался, а Игорь мне докладывал.
— Белый Шаман? — неуверенно спросила она.
— Точно! — обрадовался я. — Ты меня так называла. Вот здорово, что вы заговорили! Эх, еще бы и Лиза! А почему она молчит?
— Егор, я не могу её развеять, попробуй ты, — обратился ко мне Игорь, показывая на Розу.
Я попробовал. Ничего не вышло. Тогда мы перенеслись в мой замок, но перенеслись вместе, а я хотел только с Игорем. Мы с ним переглянулись и сказали почти одновременно:
— Девочки, пожелайте исчезнуть. — Лично мне стало нехорошо от первого местного "облома", это перекрыло радость от возможности поболтать с Зиной.
— Белый Шаман, опомнись! — взмолилась Роза, заламывая руки. — Что с тобой случилось? Ты ведешь себя как… — не сумев подобрать слова, резко повернулась к Игорю и неприязненно спросила. — Кто этот человек?!
— Тебе же всегда нравилось! — возразил древний, оптимизма нисколько не потерявший. — И вдруг с кулаками полезла!
— Роза, Роза, спокойно, сейчас разберемся. И ты, Зиночка, приди в себя. — Я попытался рассуждать здраво. — Значит, вы себя осознали. Отлично! Теперь станет гораздо веселее. Лизу научим, правда? А сейчас пожелайте исчезнуть, хорошо? А потом мы вас вернем, честное слово! Попробуйте. Раз, два, и…
— Ты не понял, Белый шаман, мы пришли за тобой, а совсем не "осознали" себя, и кто этот блондин? Почему он лез ко мне под… — девица растерялась в описании "этого" и только одернула топик.
— Позвольте представиться, мадемуазель, я не блондин, я — Игорь. Оператор пси-поля, а по-нынешнему маг. — Древний щелкнул каблуками форменных сапог. Он оделся в форму гусара. Когда успел — я не заметил. — Я не приставал, а занимался тем, чем занимался с вами всегда, до вашего самосознания. Надеюсь, я прощен? — с этим словами сверкнул улыбкой наглости и самолюбования.
— Егор! Любимый! — Зина, наконец, окончательно опомнилась и бросилась мне на шею. — Мы к тебе, мы за тобой! Если бы ты знал, что мы пережили! Егорушка, пойдем со мной, идем отсюда, скорее!
— Куда ты меня зовешь? — возмутился я, освобождаясь от её захвата. — Никуда я не пойду, мне и здесь хорошо.
— Действительно, барышни, зачем бежать? Давайте поедим и все спокойно обсудим. — Игорь показал на возникший стол, ломящийся от изобилия, с непременным Шампанским в серебряном ведерке. — Прошу к столу! Вам понравится, леди, не побрезгуйте простой гусарской пищей.
— Белый Шаман, Егор, опомнись! Ты на пороге мира мертвых, тебе надо срочно возвращаться на Землю, тебя там ждут. — Роза, не обратив внимания на расшаркивания Игоря, подошла к нам с Зиной.
Зина уже не висела на мне, а стояла рядом, судорожно вцепившись в мою футболку с какой-то крикливой надписью. Попытки избавиться от футболки ни к чему не приводили. Похоже, все, чего касались девушки, переставало принадлежать нам с древним всецело.
— Ты… мы к тебе… я думала, что ты страдаешь, а ты! — говорила Зина сквозь текущие по щекам слезы и трясла меня за майку. У меня невольно дергалась голова. — Хорошо здесь устроился. Спишь и со мной и с женой. Это же она там была, да? И никакого выбора не надо. Удобно. Но тебе придется, слышишь, придется выбирать! И ты пойдешь со мной! — последние слова выкрикнула и впилась в мои уста поцелуем. Я не успел отшатнуться.
Получилось точно как в сказке о спящей красавице. В данном контексте более уместен "спящий красавец", как и была названа эта фсбэшная операция. Я вспомнил все. Нет, я и раньше не забывал, но ко мне вернулись чувства, стремления, воля и… жажда настоящей жизни.
Я был кроликом в клетке. Меня кормили, поили, подсовывали крольчих, развлекали и я был довольным. Занимался главным кроличьим занятием и в ус не дул. Жил, потакая любым своим прихотям, осуществлял самые прихотливые и пошлые желания. Пошлые — во всех смыслах этого слова, без стремлений, без страсти и без размаха. Даже фантазия притупилась, вкупе с чувствами. Бездушной жизнью я жил, и я это понял.
Словно пелена с глаз слетела. Досада, сожаление, стыд — вихрем пронеслись по моей голове, очищая мозги от остатков бездушия. Надо возвращаться, срочно!
— Роза, подойди ближе и обними меня, мы возвращаемся. — Решительно скомандовал я.
— Стой, Егор! — возмутился Игорь. — А как же я? Меня снова не станет. Вернее, я не смогу с тобой общаться, а для меня это одно и то же! Здесь же так здорово и это будет продолжаться вечно! Одумайся! Хотя бы ради меня…
— Здесь смерть. Мы мертвы, понимаешь? Здесь я мертв вместе с тобой. Тебе не привыкать, а мне это невыносимо. Обещаю, что свяжусь с тобой при первой же возможности!
— Знаю я твои обещания, ты их никогда не выполняешь! — выдал он насупившись, не скрывая обиды. Точно мальчик перед прилавком, которому мама не хочет покупать игрушку. Причем, она логично обосновывает, мол, денег нет, сынок. Но ему-то какое дело, ребенку? Ужасно же хочется…
— Я постараюсь, Игорь. Ты жди. Тебе, в конце концов, не привыкать. — ответил я твердо. — И… спасибо тебе. За все спасибо. Ну и прости, если что…
Закрыл глаза и пожелал вернуться в собственное тело. Это было мое последнее желание в Нигде. Оно исполнилось.
Утром девушек отпаивали горячим чаем. Несмотря на ночевку в теплейших медвежьих шубах, они дрожали. То ли от холода, то ли от возбуждения. Немного отогревшись, Зина разомкнула уста:
— К-как он? — спросила со страхом и надеждой.
— Уже знаете? — переспросил Шувалов, переведя взгляд на Розу. Та кивнула. — Теперь он просто без сознания. Начал дышать, сердце забилось по нормальному и, простите, первые отходы жизнедеятельности вышли. Медики говорят, что теперь он в "обычной" коме. С прогнозами осторожничают.
— Все у него теперь будет хорошо, — уверенно заявила Зина, на глазах расцветая. — Пустите меня к нему?
— Это не мне решать. — Поспешил откреститься следователь. — А теперь вы поделитесь рассказом. Как вам это удалось?
Непосредственный руководитель проекта "Мерлин" приехал на спецдачу вчера вечером, но не показывался главным исполнительницам до сего момента, дабы лишний раз не нервировать. Он и сам чувствовал себя неуютно.
Женщины переглянулись.
— Расскажи ты, — отмежевалась Роза, у которой образ Игоря не выходил из головы, вызывая противоречивые чувства. — У тебя красивей получится.
Зина пожала плечами и поведала обо всем, без утайки. Она забыла о своем статусе арестованной, не анализировала речь, и следователь ей сейчас представлялся чуть ли не самым родным человеком. Подполковник правильно подгадал с визитом, взял тепленьких. Ни Зина, ни Роза не желали ломать головы над выстраиванием каких-либо теорий и не хотели скрытничать; они находились в самом благодушном расположении духа.
Про жену Егора Зина рассказывала особенно горячо, употребляя эпитеты "тупая" и "блондинистая"; живописала средневековый замок "с камином, Александр Сергеевич!"; Игоря назвала "Ржевским".
— Значит там… — Шувалов не знал, как назвать то "место", где побывали… сознания девушек. — На пороге мира мертвых, — нашелся, повторив слова Розы. — Егор был не один, а с другим магом?
— Он так назвался, — нахмурилась Роза. — И очень не хотел, чтобы Егор уходил. Скучно ему там будет, что ли. Я не поняла.
— Да, — подтвердила Зина. — Они там развлекались вместе. Только он не магом назвался, а каким-то оператором какого-то поля… пси. Точно, оператор пси-поля!
— Вот даже как… — Александр Сергеевич задумался. Подуло научной фантастикой. "Может, пришельцы? Ни черта не понятно… скорей бы Егор этот поднимался!", — думал он, пытаясь разложить повествование Зины по полочкам.
В её рассказ он поверил от первого до последнего слова. Кое-какие пробелы в летнем трехнедельном отсутствии Игоря-Егора заполнились. Другая планета, параллельный мир или звездолет пришельцев. Неизвестно где, но вне Земли — это почти точно. Многие неувязки сходятся и наличие жены и друга это подтверждает. Точнее только он сам разъяснить может. Если захочет, конечно. Как на него давить и надо ли это делать, Шувалов пока не имел ни малейшего представления.
Зину отвезли в камеру, Розу в общагу. Потянулись дни.
В своей одиночке Зина раз за разом вспоминала, как она отделялась от тела, как летела в окружении шепчущих разные мерзости теней, как было страшно, а в итоге почувствовала на себе мужчину. Как в ужасе завизжала, не поняв, что это. Изнасилование? Раз за разом она выскальзывала из-под тяжелого тела, окидывала взглядом средневековую обстановку и в упор смотрела на красивую голую девушку, на жену Егора.
Вот и свиделись. Конкурировать бесполезно. Там было только тело, а если вместе с душой? До ужаса обидно! Она впервые почувствовала себя ущербной. Никогда не завидовала высоким красавицам, а тут воочию, в двух шагах от себя встретила шикарную женщину и сердце защемило.
"Может, он её приукрасил в своей фантазии, а не самом деле она чучело? — с надеждой думала девушка и обрывала себя. — Не глупи, Зинка, успокойся. Вспоминай лучше о том моменте, когда ты сама оказалась на том широком ложе. Тебя он тоже нафантазировал, значит, тоже любит! Борись, Зинка!..", — так, в муках ревности, сжимая-разжимая кулаки, Зина томилась в ожидании. О ней словно забыли.
Я пришел в себя классически, пролетев по лабиринту из труб прямоугольного сечения. Постукался в гулкие стенки при поворотах и, открыв глаза, вылетел в свет. Веки были свинцовыми.
Дежавю — я снова в больнице. Плохая привычка. Освещение тусклое — ночник. Писк кардиомонитора. В пределах видимости только потолок. Голова не поворачивается, руки-ноги не шевелятся. Нет сил. Ничего не болит. Нет, в животе слева что-то тянет. Там, куда болт попадал. Вроде. Нет, точно туда, не зажило еще. А сколько прошло? Попытался оценить продолжительность своего отсутствия и испугался: совершенно потерял чувство времени в том проклятом Нигде! И устыдился. Если бы были силы, то застонал бы и зубы сточил от досады. Я вел себя как дорвавшийся до наркотика наркоман, как психопат пустоголовый, только об удовольствиях и думающий. Сладко пожрать, пьяно попить, поспать, потрахаться и развлечься; причем тупо и лениво, как пресыщенный недоросль или кот, которого "и здесь неплохо кормят". Если это и есть прообраз рая, то такой парадиз нафиг не нужен. Какая Зина все-таки молодец, вытащила! Кстати, а почему она, а не Лиза? Понятно, что она далеко, понятно, что Эгнор — мир закрытый, однако сомнения волей-неволей закрадываются, они — обратная сторона любви. Надо набраться сил, выяснить поточнее и домой… а все ли я здесь завершил? С этим необходимо разобраться в первую очередь. Очень уж у "серых" все было правильно устроено, без Высшей помощи обойтись никак не могли. Чувствуется, что та группа была далеко не одинока…
С такими невеселыми мыслями я уснул обычным сном без сновидений.
Валялся я около месяца. Последнюю неделю пытался вставать и делать зарядку. В последний день двигался уже вполне уверенно. Капельницы и уколы перестали ставить еще раньше и сегодня обещали выписать… в камеру. В постоянном медицинском наблюдении больше не нуждался, оставалось просто кушать и шевелиться.
Чего я только не передумал за это время! Самым обидным было то, что я упустил великолепную возможность учебы у древнего мага. Но что теперь сделаешь, время назад не вернешь. Или можно? Должна существовать возможность с Игорем пообщаться, раз он во мне устроился. Но подождать придется. Сначала до стихий надо добраться, "свободное сознание" заново освоить. Странно, при прошлых ранениях подобного не было. И "девочек" видел, и сознанием гулял. Причина либо в том "сером" плетении на наконечнике болта, либо в полнейшем истощении, либо… фиг знает в чем. Как мне вообще выжить удалось? Игорь тоже этого не понимал.
О колдовских способностях в данный момент особо не переживал — ауры видел прекрасно и совершенно неважно за счет каких сил, значит, восстановятся.
Один раз приводили Зину. Я тогда почти не разговаривал. Она поплакала надо мной, обцеловала, затребовала ножницы и подровняла бороду. Похвалила, что я хорошо выгляжу, на древнюю развалину уже не похож. Напоследок призналась в любви. А я только хлопал глазами, отвечая "да — нет". Я был ей искренне благодарен, мне было её жалко, но не любил. На её месте для меня стояла Лиза.
Как она там. Чувствую, что с ней все хорошо. Поволновалась, но сейчас успокоилась настолько, насколько это возможно при такой неопределенной разлуке. Удивительно! Знания о её чувствах словно сидят где-то в укромных уголках сознания и совсем не мешают. Даже наоборот, стимулируют к жизни. Я это сейчас понял, после Нигде, а до того не задумывался. Надо было прочувствовать отсутствие этих знаний, чтобы понять.
Несколько раз появлялся следователь, Александр Сергеевич Шувалов. Везет мне на Пушкиных — Верес также именовался. Несмотря на запреты врачей, он пытался со мной общаться. Я поначалу не мог, а после молчал специально. Успеем побеседовать, потерпит. В камере и начнем. Ставлю сто против одного, как любят говорить американцы, что он сам ко мне заявится, а не вызовет в кабинет. Я здесь "вери импотент персон", в моем присутствии только шепотом изъясняются, боятся, что подслушаю. Зря. Я сейчас слабее младенца, но никому этого знать не обязательно.
Из комфортабельной палаты в стиле "люкс", за которую состоятельные больные бешенные бабки платят, меня перевели в мрачные подвалы Лубянки.
— Встать! — раздался голос из прорезанного в двери зарешеченного окошка и почти сразу лязгнул засов.
Я сел на застеленные чистым бельем нары. В целом, камера была уютной. Параша, умывальник, стол, табуретка и откидные нары. В подобной Ленин трудился, из хлебной чернильницы на бумагу молоко наносил, революцию организовывал. Я же ничего написать пока не успел. Но пари выиграл: вошел следователь собственной персоной.
— Не вставайте! — с ходу заявил Шувалов, улыбаясь очень к себе располагающе. Я подниматься и не думал, поэтому на его приказ-просьбу внимания не обратил.
Одним слитным движением, с каким-то полу-уголовным шиком Александр Сергеевич сел на табурет как раз напротив меня.
— Вас как называть: Игорем, Егором? — погнал он с места в карьер.
— Егором. Родители знают? — я тоже решил обойтись без политесов.
— Нет. Стоит сообщить?
— Не стоит.
— Я сам пришел поговорить, без протокола.
— Ценю. За что я здесь, не напомните?
— Убийство двух и более лиц. Спланированное, хладнокровное, с особой жестокостью.
— Вот оно как! Сознаюсь во всем, не раскаиваюсь, могу подтвердить все на следственном эксперименте, рассказать о своих действиях с точностью до поворота головы. Довольны? — "горбатого лепить" мне было ни к чему.
— Сотрудничество со следствием всегда приветствуется и принимается во внимание судом… — заучено произнес он и замолчал. Побарабанил пальцами по столешнице, отбивая ритм "мос-ков-ский-спар-так" и глядя на меня с задумчивым прищуром, и выдал:
— Вы совершенно не боитесь? — спросил с подкупающей искренностью.
— А вы? Рядом со мной… — переспросил я как мог более зловещим тоном, придвинувшись к следователю чуть ближе.
Хотел резко, но получилось беспомощно, как-то по-клоунски. Не в той я форме, ой не в той. Тем не менее, короткая волна страха по его ауре промелькнула, но виду он не подал.
— Нет, не боюсь. Мы изучили вас вдоль и поперек, и я уяснил, что вы муху без причины не обидите. А сейчас и вовсе… не в форме.
Внешне я снова выглядел молодым, но телесная слабость неимоверно бесила. Меня не побрили и не подстригли, мне наоборот, резинку подарили, чтобы было чем волосы в хвост перетянуть. Футболки, рубашки, белье, джинсы — всю одежду, кроме уличной, вернули. Правда, ремень зажилили и теплые кроссовки выдали без шнурков.
— А вас скорей всего посадят надолго, если не пожизненно. Не опасаетесь?
— Нисколечко! Не посадите вы меня. По крайней мере в обычную зону. Я вам нужен.
— О как! До такой степени, что мы готовы закрыть глаза на массовое убийство?
— Даже если бы там были невинные младенцы, закрыли бы. Возможно, относились бы по-другому, содержали не так, но в целом, закрыли бы.
— Вот вы какого мнения о нашей службе! — искренне возмутился он. — Да я бы не посмотрел тогда на все ваши умения!
— Другие бы нашлись, — сказал я, безразлично пожимая плечами. — И я их понимаю. Представляете, что сулит государству изучение меня? Будь я хоть дьяволом во плоти. — При этих словах Александр Сергеевич еле заметно вздрогнул. Я криво усмехнулся. — Но я не такой, успокойтесь. Существование той личности вообще подлежит сомнению. — Здесь я слукавил. Например, Вартараара, темного божка, вполне можно поименовать этим словам. — В общем, располагайте мной. Отдаюсь, так сказать, в руки Родины. Надеюсь, они чистые.
Шувалов расслабился, немного ссутулившись, и скрестил руки, невольно глянув на ладони. Словно именно его верхние конечности олицетворяли тот светлый образ, который был сформулирован еще первым чекистом — Феликсом Эдмундовичем.
— А вы наглец! Кто вы такой? Только честно. — Спросил заинтересованно, незаметно изучая меня с ног до головы, будто заново открывая.
— Оператор пси-поля, — ответил неожиданно для самого себя.
— О-го-го! Не маг, не колдун, не шаман, а просто "оператор"?
— Представьте себе. Но те названия мне тоже подходят, не вижу разницы. Кроме шамана, конечно.
— А чем вам шаман не угодил? — поинтересовался с хитринкой.
— А тем, что вы уже знаете его работу. Кстати, спасибо вам за Розу с Зиной, они реально меня спасли. Так вот, шаманы камлают, призывают духов, занимаются предсказаниями и так далее. А мы, волшебники, колдуем потихоньку, без камланий.
— Вы их сами поблагодарите, позже. А еще хочу вам напомнить, что вы, волшебники и людей иногда в сердце закалываете. Не по злому умыслу, разумеется, а чтобы сил набраться.
Уел он меня этим заявлением. Не объяснять же ему сейчас все различия между мною и "серыми"? Разговор долгий.
— Знаете что, Александр Сергеевич, я вам потом все объясню. Я таких колдунов больше вашего ненавижу, мне есть за что. А сейчас я устал и хочу есть. Аппетит у меня, знаете ли, повышен, сил набираюсь. Мне тем более сказали, что у меня особое довольствие — по просьбе.
Шувалов шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.
— Хорошо, хорошо. Но в следующий раз я приглашу вас к себе. Не возражаете? — последнее с издевочкой.
— Буду рад, — ответил я полностью серьезно.
— Конвой! — позвал, стукнув кулаком по двери. — До встречи, Егор Михайлович.
— Ронович, — поправил я его. — Если Егор, то отчество — Ронович. Михайлович — для Игоря. Запомните, пожалуйста.
Перешагнув порог тюремной камеры, Шувалов словно пересек невидимую черту. Лицо его резко изменилось: там, рядом с Егором, оно излучало благожелательность, искренность и любопытство, а здесь, "на свободе", мгновенно стало мрачным. Точно подметил молодой нахал: будь на месте Егора один тех, кто занимается жертвоприношениями, с ним носились бы не меньше. Больно заманчивые последствия это сулит для страны. Да что страна, для всего человечества в целом. Разрешили бы тогда принести жертву в этих стенах? Если бы это зависело лично от него, то нет, а руководство… Ну, Егор, надавил же на больную мозоль!
Дни потекли за днями. Я постепенно набирался сил, по мере возможности тренировался, медитировал. Астрал так и оставался для меня закрытым. А без него я теоретик. Я и теоретизировал. Читал лекции в отделе "П" и ждал, когда ко мне вернутся стихии.
Меня неоднократно обследовали. Прокрутили во всевозможных приборах, по сравнению с которыми новейший компьютерный томограф казался древней рухлядью; проанализировали все, что можно, и что недопустимо; одной только крови высосали столько, что стадо вампиров подохло бы от зависти. Кроме этого, меня изучали мои же "слушатели" из отдела "П" и двое гражданских уфологов из Питера. По их отчетам я был "обычным" экстрасенсом, видящим ауры. Правда, очень хорошо видящим, все их представители были намного слабее меня в этом плане. Зато переплевывали в других областях. Особенно меня поразил пожилой мужик — телекинетик. Он действительно двигал спичечный коробок, не потребляя ни капли маны и "жизненную энергию" не тратя. По крайней мере без "свободного сознания", которое мне было так же недоступно как астрал, я не замечал в нем никаких изменений.
Объяснил, как действуют амулеты "серых". Настолько, насколько сам разобрался. Рассказывал по памяти из того времени, когда осматривал их "свободным сознанием".
Техномагическое устройство "подчинения", в условиях невозможности создания "пелены разума", на меня подействовало. Не так безусловно, как на других, но все же. Чувства приглушались, точно уши на высоте закладывало, и в ответ на команды "хозяина" возникало желание их выполнить. Тяжело, но я мог сопротивляться. Не знаю, сколько бы я выдержал — не проверяли. Прибор быстро выключали, потому что силу в нем экономили — мана утекала буквально ручьем. Я навскидку придумал несколько вариантов уменьшить потери, но, разумеется, промолчал об этом.
Про старинную брошь поведал, что она примерно такое же устройство, но действует исключительно в руках "серого" мага, оно гораздо экономичней и качественней современного техномагического прибора. После этого рассказа, во взоре одного молодого экстрасенса с неплохими зачатками мага жизни расцвел такой букет вожделения, что я решил еще раз прочесть лекцию о сути "чернокнижия".
— Понимаете, в чем дело. Сам факт жертвоприношения безнравственен, с этим никто из вас, надеюсь, спорить не будет. — В небольшой аудитории собрался весь отдел "П" и несколько экспертов из других служб. — Не буду говорить о том, что убийство — грех, это вы и без меня знаете… Не ухмыляйтесь, я серьезно. Да, я сам грешен, но я никогда не лишал человека жизни просто так и тем более ради удовольствия и получения силы. Там, — это слово произнес задушевно, многозначительно кивая на потолок, — мои поступки взвесят… честно скажу — не ведаю кто это будет делать, но будут однозначно и посмертие мне обеспечат такое, какое я заслужил… — последнее прозвучало грустно.
Я чуть ли не впервые задумался о судьбе своей души. Пример Рона, который доволен своим посмертием, вселял надежду, однако… мысли о смерти не бывают веселыми. Если только это не "юмор висельника", который есть нарочитая бравада перед неизбежностью, игра на публику.
Я кашлянул в кулак и возобновил проповедь:
— Да черт с вами, о себе думайте сами, но решать судьбу души человека никто не вправе. А вовремя жертвоприношения именно это и происходит. Душа однозначно отправляется к демонам на вечные муки. Это наихудшее посмертие. А оно, посмертие, ждет всех нас, вне зависимости от нашего верю-не верю в какой-то там загробный мир.
Большинство взглядов было заинтересованными, но… сильно сомневающимися. А Фарид, тот молодой экстрасенс, так и вовсе кривился.
— Отправляется к демонам независимо от земной жизни, хоть муху за всю жизнь не обидел, хоть сознательно сто беззащитных детей погубил, — четко проговорил я, обращаясь большей частью к Фариду.
Он отвернулся. Но своего мнения, как мне показалось, не изменил. Не отказался бы он попробовать, когда на кону такие возможности и в первую очередь — власть.
"Что ж, я ему не родитель, пусть сам воспитывается…", — подумалось мне огорченно.
— Кроме того, — продолжил я тоном усталого проповедника, который старается не обращать внимания на царящий в помещении скепсис. — Получая часть жизненных сил жертвы, вы посвящаете свою душу божеству, которое освятило это жертвоприношение. Пусть вы не будете знать его имени, но только бог может разрешить использование силы Смерти, и после этого ваша душа будет всецело принадлежать ему. Он станет определять ваше посмертие. Захочет — отправит к демонам, которые перерабатывают прану — так называется субстанция, добываемая из души человека, богам очень нужная — и она становится как бы "слаще". А захочет… не знаю, что сделает. Да что угодно!
— Но главное, и это важно для всех! С каждой жертвой открывается канал к нижнему миру, миру демонов и в один прекрасный момент они явятся сюда во плоти и крови. И Земля со всем своим оружием ничего им противопоставить не сможет. Попируют они здесь всласть, хорошенько проредят человечество. А для оставшихся людишек установят свои законы и станут разводить нас, как кроликов. Чтобы плодились и размножались на их радость и силу. Такой вот апокалипсис… Не верите? По ехидным шепоткам вижу, что нет. Увы, подтвердить свои слова ничем не могу, но дожидаться их прихода не советую. — Закончил, остро жалея о потерянных магических способностях. Я бы "жизненной энергией" пожертвовал, но показал бы этим Фомам неверующим иллюзию того демона, которого я в батвийском храме замочил, да Фиона бы еще ужаса добавила. А так…
Задав мне разные каверзные вопросы, "слушатели" разошлись. Конечно, все понимали жуть и аморальность самого акта жертвоприношения, но сила "чудесных" амулетов перечеркивала мои слова, и я не мог предложить им альтернативы. Почему я раньше не наделал амулетов с "щитами жизни"? Они тоже держат пули! Амулеты "исцеления" хороши, но… военное применение магии, к сожаленью, гораздо нагляднее и впечатляет гораздо острее, на уровне инстинкта; охотника или хищника — кому как нравится.
Однажды при встрече с Розой, которая мои лекции иногда посещала, она быстро прошептала, когда мой "сопровождающий" отлучился буквально на несколько секунд:
— Белый Шаман, что за дух просил за тебя?
— Не понял, какой дух? — прошелестел я в ответ.
— В первый раз я попадала в место, где меня окружил очень могучий дух. Он и посоветовал мне пригласить Зину, чтобы она вытащила тебя.
— Откуда я знаю! Что, так и сказал, Зину?
— Нет, сказала того, кто искренне тебя любит, а я только Зину знала.
— Подожди… "сказала", я не ослышался?
— Да, голос был женский.
— Как выглядел дух, — я заинтересовался. Очень любопытно! — И еще! Именно про меня сказала или просто о том "кого хочешь спасти".
— Про тебя. Спросила, откуда я знаю Егора Горкомеса. Я поняла, что это ты.
— Стой! Может ор'Комеса? — сердце бешено заколотилось. — Как выглядел дух?!
— Точно, ор'Комес! А выглядел… — Роза задумалась. — Никак не выглядел. Ярко-синий свет вокруг меня и чувство огромной силы, прямо давящей, как огромный сугроб. Точнее, голубой свет. Очень сильный дух! Дед о таких не рассказывал.
— Я понял, спасибо, Роза, — имя девушки я уже прошептал, отвернувшись.
Вернулся "сопровождающий" и подозрительно посмотрел на слишком близко подошедшую эвенкийку. Здесь её иногда дразнили "чукчей". За глаза, конечно. В смысле, когда её рядом не было, не за разрез век.
Вечером в камере меня как по голове стукнуло: голубой сгусток света — Богиня, в которую превратилась Лиона! Такой она возникла в алтарном зале, сгустком ярчайшего небесно-голубого света, и отвлекла Вартараара. Я успел собраться и дотянулся-таки до "абсолютной энергии". Без богини, мы бы все погибли.
"Молодец, Лиона! Прав был Рон, не умерла наша графиня и действительно у неё какие-то отношения с той богиней, причем очень тесные, раз смогла уговорить. Вот только как она обо мне узнала?!", — подумал я недоуменно.
Почти каждый день были допросы. Допрашивали: Шувалов в одиночку, он же с компанией и компания без него. Я рассказал об инициации, об Эгноре, о своих действиях на Земле. Умолчал об умных стихиях, об астральных метках, об "абсолютной" энергии, о битве с Вартарааром… о многом не поведал, раскрыл лишь общие сведения. Объяснил, что кино в Закутке снимал при помощи заклинаний иллюзий, которые в данный момент продемонстрировать не могу. Увы, жду воссоединения со стихиями. Почему до сих пор не получается — не знаю и сам по этому поводу беспокоюсь. Во время повествования о событиях в Эгноре, попросил пригласить Зину. Шувалов согласился. Она кусала губы, когда я рассказывал о Лизе, твердо глядя девушке в глаза. Жестоко, но необходимо. Пусть не питает надежды.
В конце этого допроса я набрался наглости и прямо попросил следователя отпустить Зину. К моему удивлению, он согласился. Тут же, "не отходя от кассы", взял у неё подписку о неразглашении и объявил Зину свободной. Более того, разрешил нам проститься!
Зина обняла меня, поцеловала и закрыла своим пальцем мои губы.
— Молчи. Я знаю, ты меня не любишь, но я люблю тебя, и моей любви хватит на двоих. Я еще поборюсь за тебя, так и знай. До встречи.
На следующем допросе я удивленно сказал Шувалову:
— Как это вы так, Александр Сергеевич? Неужели расписке поверили?
— Надоели её брат и отец. — Отмахнулся Шувалов. — С ними мы провели беседы и взяли подписки. Зачем она здесь нужна? Девушка она не болтливая, проблем не будет.
— А чего же так долго держали?
— А то вы не понимаете! На вас хотели надавить, — откровенно признался следователь. — Но после вашего рассказа, да специально в её присутствии, понял, что это бесполезно.
— Как-то вы подозрительно откровенны, Александр Сергеевич.
— Да, Егор Ронович, — усмехнулся он. Шувалов звал меня Егором и обращался на "вы", но по имени-отчеству — крайне редко. — Могу себе позволить и вам настоятельно это рекомендую. Правда — лучшее оружие. Я хорошо к вам отношусь, поверьте мне, но есть руководство, которому мало от вас только теории. Понимаете меня?
— Не очень. Нет, понимаю конечно, но… в чем смысл?
— Смысл в том, что вы после больницы почти месяц у нас нары греете, а отдачи от вас — ноль.
— ??? — беззвучно вопросил я, подняв брови.
— Проект "Мерлин" могут закрыть за неимением самого Мерлина, то бишь вас. Ваше удивительно воскресшее тело продолжат изучать и совсем не обязательно на Лубянке. А некоторые наши горячие головы считают, что убийца обязательно должен понести наказание. Вам есть что возразить?
— Полностью согласен насчет убийц и сразу подсказываю: как только поймаете хоть одного из "сатанистов", подозреваемого в жертвоприношениях, пригласите меня на допрос. Очень прошу.
— Это все, что вы можете мне сказать?
— Нет. Еще прошу позволить мне заниматься в спортзале. В камере места не хватает, а на прогулках охрана не одобряет. Тело просит, прихожу в форму.
— Хорошо, Егор, я учту. И о спортзале хорошо, что напомнили. Вы говорили, что на мечах сражались, вот и проверим вашу подготовку.
