Глава 10

Солнце, стесняясь смотреть на землю, закрылось тонкою пеленой облаков, точно легкой вуалью. Было безветренно. В небесах парили важные птицы, над тусклой травкой носились суетливые мухи, выискивая вкусную гнилость, от каменистой почвы медленно поднималась невесомая пыль. Увидеть её глазами было невозможно, можно было только учуять. Она пахла специфически, ароматом, знакомом многим. Пыль пахла запустением.

На большую гравийную площадку, неподалеку от полуразвалившихся стен судоремонтного завода, с противоположных сторон, навстречу друг другу, въезжали разномастные джипы. По её периметру: в редких кустах, на кучах мусора и гравия, в здании ремонтного цеха, давно скучали молодые люди, прибывшие сюда еще засветло. Часто парами. Каждая пара располагалась в пределах прямой видимости от другой. Ребята в двойках держались друг от друга подальше, не общались. Иногда смотрели на невольного напарника презрительно. Только одна парочка общалась между собой. Это были старые школьные знакомые волею судьбы раскиданные по разным преступным группировкам.

— Блин, в такую рань подняли, болею, как падла. У тебя случаем похмелиться нет, Толян?

— Нет, конечно, кто с пойлом на стрелки ездит? Пить надо было меньше. Будто вчера не знал.

— Не знал! Телефон сдох, утром не успел включить — звонок. Эх, не надо было на зарядку ставить! Сейчас бы дома спал, — закончил говорить парень через зевоту.

— Ага. Тебя бы потом Паровоз съел.

— Тебя бы Седой может и съел бы. А наш папа добрый. Справедливый.

— Ой, не смеши меня, добрый! Ты его еще Папой Римским назови. Да знаешь, что он с Тимохой в свое время сделал?

— Тихо, едут. Все, теперь в оба глаза за шухером смотреть надо. — Остановил товарища "Сельский". Простонал и проворчал, не скрывая досады. — Ну почему им обязательно с утра разборки устраивать, а, Толян?

— Кто раньше встает, тому бог подает. Слышал? Поэтому.

— Наш папа тоже пословицы да поговорки любит.

— Тоже мне, нашли отца родного! Слушать противно.

— Вот и не слушай. Ты, небось, со своим Седым и не разговаривал ни разу. Да он тебя и не знает, зуб даю.

— Зато он всяко круче твоего Паровоза. Тоже мне, "Вор в законе"! Плюнуть и растереть это звание, их время ушло! — Высказывался с экспрессией, словно пар травил. Чужие слова озвучивал, это чувствовалось.

— Что ты сказал?! А ну повтори! Плюнуть и растереть, говоришь?!

— Эй! Ты чего это, Серый, ствол от меня отведи! Не дай бог…

Со стороны поляны грянули выстрелы. Сначала три пистолетных хлопка, потом еще, еще и все перекрыло треском автоматных очередей. Знакомые, забыв о неожиданной ссоре, ошалело переглянулись. Разом оббежали мусорный завал, бросив наблюдение за проселком, и уставились на площадку, превратившуюся в поле битвы.

Там было на что посмотреть. В центре лежали тела пятерых человек, среди которых пацаны узнали лидеров обоих группировок. Остальные бойцы попрятались за джипами и кучами гравия. С противоположных концов поляны глухо стучали автоматы, хлопали пистолетные выстрелы. Пули вспарывали землю, пробивали радиаторы, двери, стекла машин. В перерывах между треском очередей отчетливо звучала ругань и стоны раненых. Один джип, от "Седовских", попытался сдать задним ходом, но был остановлен злым огнем со стороны "Сельских". В открытую дверку выпал раненый водитель. Воя, пополз к ближайшему укрытию. Из других дверей выскочили двое. Отстреливаясь, попытались убежать, но были срезаны удачными выстрелами.

Не зря именно эту поляну избрали для стрелок. Открытое пространство, где невозможно устроить засаду. Но и убежать отсюда оказалось проблематично. Сейчас все зависело от количества стволов и боеприпасов.

— Назад никто не дергается, — донесся до пацанов голос Лёнчика. — Все не уйдем, а оставшихся быстрей покромсают. Берегите патроны, братки, не палите в белый свет как в копеечку!

Сергей с Толиком переглянулись и, без договоренности, синхронно поползли назад. У них вероятность уйти — почти сто процентов. О принадлежности к разным кланам они благополучно забыли.

Внезапно, с двух сторон на поляну ворвались два ПАЗика. Из них сноровисто высыпали бойцы в бронежилетах и касках. Быстро заняли позиции в тылах группировок. Заорал мегафон:

— Граждане бандиты, прекратите огонь, работает ОМОН. Повторяю, работает ОМОН! Всем сложить оружие, лечь на землю и не рыпаться. Стреляем без предупреждения!

Бандиты словно этого и ждали. Тишина пролетела над поляной, как облегченный вздох. На открытое место упал первый пистолет. Следом за ним еще, через пару секунд еще, а вскоре оружие посыпалось как из рога изобилия. Неожиданно один из "Сельских" братков, с криком "Суки!", попытался выстрелить в омоновца, но не успел и упал с двумя пулями в груди. Прервавшаяся сдача оружия возобновилась с новой силой.

Анатолий с Сергеем в этот момент, скрываясь за редкими кустами, бежали к лесу. Оттуда до города всего-то километров тридцать, к ночи доберутся.

Я сидел за рулем Зининой машины в лесочке недалеко от трассы. Только что вернулся из астрала, где наблюдал увлекательный фильм из жизни бандитских разборок. Смотрел в реальном времени одновременно с пяти меток: Славик, Седой, двое его телохранителей и "Сельский" бандит по имени Ржевский, рядовой бычок. Вчера я случайно с ним столкнулся. Сергей шепнул мне кто это и Фиона сразу "срисовала" его образ.

Вчера был очень насыщенный день. Сначала мы с Сергеем узнали, кто из прокурорских дежурит в воскресенье. Дежурным оставался следователь Мережко. Сергей скривился, как от лимона.

— Все, Егор, не видать нам арестов.

— Это почему же? Факты будут не просто на лицо, а на огромную морду!

— Есть подозрение, что он стучит Седовским. Доказательств, сам понимаешь, — сказал, с сожалением разведя руки. — Скорей всего он и слил Седому информацию о твоей возможной причастности к убийству сына. Так что, извини, я могу их только в ИВС, а оттуда прокуратура их махом выдернет.

— Даже так? Это мы еще посмотрим, поехали в прокуратуру.

Сергей недоверчиво на меня посмотрел, но ничего не сказал. После вчерашнего концерта со Славиком, он стал относиться ко мне очень серьезно. Я бы даже сказал с опаской.

— Если будешь меня слушаться, я навсегда уйду из твоей жизни, — внушал я Славику, сидя на пассажирском месте. — Ты этого хочешь?

Славик совсем не сопротивлялся. Фиона сравнила его с трехлетним ребенком, который до ужаса боится бабайку — меня. Он на все готов. Можно было не мучиться с неудобным кожаным плащом Зининого отца.

— Хочу, больше жизни хочу! — выдохнул Славик, облизывая пересохшие губы.

— Слушай меня внимательно и запоминай. Завтра Паровоз соберет… — я не знал, как называется собрание верхушки группировки. Сходняк, что ли? — Собрание всех ваших старших. Там пойдет речь о встрече с Седовскими. Ты выскажешься за неё и попытаешься убедить остальных. После собрания позвонишь мне с чужого городского телефона и сообщишь точное время и место стрелки. Запоминай, диктую.

Я медленно проговорил номер. Славик преданно кивнул.

— Как только Седой с Паровозом начнут говорить, убей первым выстрелом Седого, вторым Паровоза, а дальше пали в кого вздумается или сразу падай. Возможно, жив останешься. Лидеров вали в голову. Ясно?

— Ясно! Мне бы Тотошу, — попросил совсем жалобно.

— Держи своего ненаглядного, я сегодня добрый, — с этими словами передал бандиту его разряженный пистолет. — Обоймы кладу в бардачок. Слышишь?

Славик любовно гладил прижатый к щеке ТТ. Совсем как девочка, которой вернули любимую куклу.

— Конечно! Я все понял. Ты от меня отстанешь? Честно — честно? Больше не будешь мне сниться?

— Когда сделаешь все, как я сказал, обещаю отстать и не являться во сне. Ты мне веришь?

— Верю. — Прошептал завороженно, тоскливо-преданно смотря мне в глаза. Как побитая собака, ей богу! Это начало раздражать.

— Закрой глаза и посиди так пять минут, поспи. Когда откроешь, ты полностью забудешь нашу встречу. Поедешь, как ни в чем не бывало в прекрасном расположении духа. Я пошел, закрывай глаза, — с этими словами захлопнул дверку.

Потом вспомнил, и обработал спящего бригадира "исцелением" первого уровня. Он мне полностью здоровым нужен. Дай бог, жив останется. Но сядет точно.

Я специально закончил разговор таким длительным внушением, как в нормальном гипнозе. Слишком сильно я засел в Славике. Пусть поспит пять минут "нормально", отойдет от стресса.

Седой на роль "застрельщика" не годился. Без прямого воздействия Фионы он не пойдет на такую явную глупость, своя жизнь дороже. Отвергнутый муж с безмерной злостью, с ревностью; по сути, потерявший смысл жизни, да к тому же напуганный до полусмерти — идеальный камикадзе. Моя совесть, закаленная эгнорскими событиями, тихо сопела в тряпочку, лишь немножко поскуливая. Земные комплексы я загнал еще глубже. Не время рефлексировать.

В течении пяти минут, пока Славик прилежно закрывал глаза, подъехал Сергей. Увидев застывшего за рулем бандита, он посмотрел на меня с изрядной долей настороженности. Я объяснил, что Славик погружен в гипнотический сон и это была чистая правда. После этого Сергей и стал относиться ко мне с опаской. Я поначалу морщился, сожалел. Надо было вызвать Зининого брата позже, после того, как Славик уедет. А потом подумал: "Какого черта? Я говорил, что обладаю гипнозом? Говорил. Вот он и убедился. Боится — его проблемы".

В прокуратуре я легко узнал адрес Михаила Ивановича. Он сам открыл дверь квартиры, не спрашивая "кто там".

— Что надо? Брошюры и библии не беру, разговаривать не намерен. Все, до свиданья, — сказал следователь, принимая меня за сектанта, но вместо закрытия двери — застыл на месте.

— Михаил Иванович, вы завтра во всем поддержите действия Сергея Ивановича Хрома, честно выполните свою работу, не взирая на обстоятельства и личности задержанных. Вы меня поняли?

— Конечно! Хром очень профессиональный следователь, не вижу причин препятствовать его работе, — "согласился" и сам же обосновал согласие.

— Вот и прекрасно. Еще, если узнаете сведения, которые могут заинтересовать Седого или Паровозика, не сообщайте их им. Хорошо? Прекрасно. О моем визите забудьте. До свиданья, — попрощался и спустился по лестнице.

Мережко поморгал, пожал плечами, услышав крик жены из кухни "Ты чего там застыл, Миша? Кто пришел?", закрыл дверь.

Действие конкретно этого внушения продержится не больше трех-четырех дней. По прошествии этого времени меня все равно не вспомнит, а просто "очнется" и поразится собственному поведению. Слава богу, что вмешательство в психику обратимо! Человеческий разум всегда сопротивляется чужой воле и рано или поздно обязательно побеждает. Или сходит с ума, что так же является "освобождением". Ведь если дать волю буйной фантазии о "вечном" подчинении, то какая жизнь тогда получится? "Черный властелин" напрашивается, который будет управлять людьми, как куклами. Фиона уверила меня, что о подобном не слышала. Воспитание, убеждение, пропаганда, "кнут и пряник" — вот струнки, на которых играют политики всех известных миров и наша цивилизация не исключение. Это гораздо надежней.

— С прокуратурой решено. — Доложил я у Сергею, сев в машину. — Он во всем тебя поддержит и ничего не расскажет ни Седому, ни Паровозу, даже если о чем и пронюхает.

— Как у тебя все просто, — задумчиво произнес следователь, минуту просидев не шевелясь, пристально глядя в лобовое стекло. — Раз, и чиновник стал честным. Как в сказке. Ты прямо волшебник. Так может, всю власть так исправить, хотя бы только в нашем городе?.. Сможешь? — спросил с надеждой и одновременно со страхом; желая и боясь услышать ответ "Могу".

Не ожидал я такого вопроса от Зининого брата, от большого, рассудительного, умного человека. Достали парня выкручиванием рук, не иначе. В милицию он пришел с несправедливостью бороться, честно защищать людей от бандитов, а оказалось, что главные преступники наверху сидят, в служебных кабинетах.

— Я не волшебник, я только учусь, — отшутился я известной фразой. — К счастью, не могу. Это обычный гипноз, скоро постгипнотическое внушение пройдет. Дня через три.

— К счастью? — недоверчиво переспросил он, косясь на меня одними глазами, головы не поворачивая. В вопросе слышалось разочарование и в то же время облегчение, и неизвестно, что перевешивало.

Я грустно вздохнул и принялся втолковывать взрослому человеку азбучные истины.

— А ты представь, что будет, если не пройдет. Представил? По глазам вижу, что надеешься таким образом разрешить все проблемы. Бамс! Взятки брать перестали, о крышевании и думать забыли, всех злодеев пересажали. Мелочь, конечно, осталась, но с ней азартно борются, себя не жалея, на работе горя. А что, если пойти дальше? И ты, и многие, и я грешным делом об этом подумывал: коррупция исчезла, как класс, законы принимаются для людей, а не для чиновников, и главное, исполняются неукоснительно! Да чего там! — я повернулся к Сергею всем корпусом и заговорил уже горячо.

— Идем дальше. А зачем тогда вообще законы? Кто-нибудь наколдовал, людскую природу исправил и пожалуйста! Ни тебе воровства, ни убийств, ни драк, ни насилий. Все живут честно, радуются, самостоятельно налоги платят ничего не скрывая. Красота! Все одинаковые. Утром на работу, со службы в семью. Подростки вежливо друг другу кивают: "Ах, простите, я не хотел… нет, только после вас, увольте!". Рай, а не жизнь. Замечаешь, что как-то это… не по-людски выходит, противно как-то. Куклы или роботы, а не люди. Ты это понимаешь. Понимаешь так же, что все начинается с малого и боишься. Боишься, что и в твои мозги влезть могут. Конкретно я — могу, меня опасаешься. И правильно делаешь, в этом я с тобой соглашусь…

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— К счастью, Сергей, именно "к счастью"! Все внушения недолговечны. — Говорил спокойно, стараясь вложить в голос как можно больше убежденности. — Есть кое-какие ментальные "закладки", которые могут "выстрелить" через год или пятьдесят лет, но на поведение жертвы, до их "включения", они не влияют. Чем и опасны. Я такой техникой не владею, только временное постгипнотическое внушение, которое действует сразу после сеанса. А есть умельцы, я уверен… Ни к тебе, ни к Зине я своих способностей не применял и применять не собираюсь. Хочешь верь, хочешь не верь.

Оба помолчали. Я надеялся, опасения Сергея развеял.

— Все к завтрашнему подготовили? — наконец, спросил я, решив, что лекция усвоилась.

— А? Нет, — очнулся милиционер. Прокашлялся, полностью "возвращаясь в реальность". — В судье не уверен. Участок, к которому относится судоремонтный, ведет Ольга Андреевна. В её материальной заинтересованности я сомневаюсь, из рук Седого и тем более Паровоза она не кормится, но испугаться последствий — может. Ей постановление о взятии под стражу выносить надо будет и лучше не ждать до понедельника. Сам понимаешь, какой вой наши власти поднимут.

— За адресом в суд поедем? Там наверняка в выходные секретарь какой-нибудь дежурит или у сторожа адреса должны быть.

— Охранник там сидит и ты прав, у него телефоны и адреса судей, но мы сразу к ней домой поедем, я знаю, где она живет, подвозил однажды.

Дома, в новой двуподъездной двухэтажке нестандартных размеров, для "слуг народа", судьи не оказалось. Дочь — тинэйджер с пирсингом в нижней губе, вальяжно ответила:

— На даче они с отцом все лето живут, там и ищите. Вот еще! Я и не собиралась ей звонить и говорить ничего не стану. Пусть сама со своими проблемами разбирается. Пойду я, меня девчонки ждут. А может, и вы с ними? — Спросила с интересом, продолжая жевать резинку, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. — Приглашаю, вы прикольный. Ремешок на лбу вам очень идет, и бородка — отпад!

Из-за полуоткрытых дверей громко играла клубная музыка. Оттопыриваются девчонки пока родителей нет. Спиртным не пахло, коноплей тоже. Слабо несло сигаретным дымом.

— Спасибо, девушка, но мне некогда. Счастливо повеселиться! — Фиона девочку обрабатывала по самому минимуму: на доверие и снижение критического восприятия.

— Ага. Пока. Может, передумаете? — крикнула вдогонку.

Садовый участок выделялся заботливой ухоженностью. И дом, такой же, как и многие соседские — одноэтажный с мансардой под пузатой крышей, отличался вкусным окрасом и аккуратной, любовной отделкой. Наличники, резная веранда и множество едва заметных мелких деталей, говорили от том, что живут здесь часто и подолгу, и живут с удовольствием.

Гостей на участке и в доме не было, и я смело открыл калитку. Болонка, один раз тявкнув, подбежала ко мне, виляя хвостом. Муж, вышедший из-за бани, не обратил на меня внимания и отправился дальше по своим важным дачным делам. Женщина средних лет, одетая в старые джинсы, ковбойку и выцветшую до неузнаваемости оттенка панаму сидела на корточках перед грядкой. В доме играло радио, слышался звонкий детский голос.

— Ольга Андреевна? — уточнил я. Дождался утвердительного кивка и продолжил. — Завтра за вами заедут, пригласят на работу. Езжайте, не споря. Смело выполните свой долг, не бойтесь никого и ничего. Стойте на своем решении, невзирая на лица подозреваемых, невзирая на возможные проблемы с властью. Запомните: вам лично и вашей семье ничто и никто не угрожает. Вы — власть, вы — сам закон, а преступники должны понести неотвратимое наказание. Вы это лучше меня знаете. К тому же, предстоящее дело наверняка подстегнет вашу карьеру. — Закончить надо было пряником.

— Молодой человек, не говорите мне прописных истин, я все знаю. Надо выйти на работу — выйду, не переживайте, и сама приму решение, исходя из требований закона. Я не боюсь. Вы, наверное, наслушались обо мне гадостей. Скорей всего от людей, неудовлетворенных моими решениями. Так на всех не угодишь. В суде всегда есть две стороны, и одна всегда проигрывает, и обычно она остается недовольной. И победившая, бывает, не радуется результату. Не верьте сплетням, молодой человек. Взяток не беру, угрозы и намеки игнорирую. Вы довольны?

Оба-на! Первый человек, не поддавшийся внушению. Разве что легкая дезориентация, как во сне бывает, где вполне нормально разговаривать с неизвестно откуда взявшимся собеседником, да еще и на такие необычные темы.

— К ауре приглядись повнимательней, — подсказала Фиона.

Выдающимися размерами тонкая оболочка не отличалась, зато фиолетовый цвет, отвечающий в ауре за связь со стихией Разума, чуть ли во все стороны брызгал и нить от Фионы не образовала вокруг головы сеть, а слабо растеклась по поверхности, постепенно сходя на нет. Естественная защита! И силы Разума с Жизнью совсем чуть-чуть, но имеюлись. Меньше, чем у Вереса, но все же.

— Ты прав, Егор, она почти инициирована. Про тебя будет помнить, как о вещем сне, который, надеюсь, сбудется.

— Она правду сказала?

— Сама в свои слова верит, точнее подсказать не могу.

Мой диалог с отражением стихии Разума длился не больше секунды.

— Ольга Андреевна, одна просьба, не отлучайтесь завтра никуда, хорошо?

— Хорошо, — недоуменно согласилась она. — Мы, правда, по грибы собирались, ну да ладно, отложим. Чаю хотите?

— Спасибо, некогда. Я пошел, не надо меня провожать.

— Заходите еще, я всегда рада таким гостям.

— Непременно.

По дороге к машине, продолжил говорить с Фионой.

— Лиона кучу магов — черных подчиняла и ни одной осечки!

— Сравнил! Кто Богиня, а кто я. И людей с такой оригинальной аурой я впервые вижу. Заметил, она не замкнута, как у всех, а открыта.

— Заметил. Эх, жаль некогда, но позже попытаюсь изучить.

— Тебе всегда некогда, — проворчала Фиона.

— Теперь все? — спросил я у Сергея, едва мы тронулись.

— Все. С командиром ОМОНа договорился. Он мой старый товарищ, готов рискнуть. Не подведет, как в себе в нем уверен. Вечером сообщит бойцам, что завтра с утра учения. Им не привыкать, их часто в выходные гоняют. Ребята надежные, но на всякий случай он скажет, что комиссия главка на подходе и полигон надо облагородить. А полигон от города на противоположной судоремонтному стороне. Даже если узнают об учениях, стрелку отменить не должны.

— Не должны, — произнес я как заклинание, сжав кулаки.

— И сам поменялся дежурством на завтра. Я во вторник по идее дежурю.

— Без вопросов?

— Кроме жены — без. Кому охота в выходной на работе торчать. Осталось только ждать… — почти пропел он на минорной ноте; с грустью, надеждой, нетерпением; с выражением былинной задумчивости на лице. Эдакий Илья Муромец безбородый.

— Все срастется, Сергей, я же волшебник!

Он усмехнулся:

— Хорошо бы.

Срослось. Седой отмахнулся, когда ему доложили, что на пути к дачам и обратно видели мужчину запоминающейся внешности — меня. Продолжил готовиться к завтрашнему разговору с Паровозиком. Подбили с финансистом цифры, приплюсовали оборот золота "Сельских", сам выбрал бронежилет и сделал еще кучу полезных дел. Я периодически наблюдал за ним через астральную метку.

Джипы въехали на гравийную площадку одновременно с двух сторон, по пять штук в каждой колонне, слажено развернулись в полукольца. Как в голливудском боевике. Дальше пошло не так красиво. Двери хлопали вразнобой, братки вываливались и выпрыгивали не синхронно, возле машин расположились безобразно. Ни общий, ни крупные планы не удались. Седой, с двумя знакомыми мне секьюрити, первым направился к центру площадки. Паровозик с Щербой и Славиком отстал на несколько десятков секунд. Из-за перепалки:

— Славик, у тебя рука болит, зачем лезешь поперед батьки в пекло, — возражал Сема — Паровозик.

— Ты мне не доверяешь, Папа?! — возмутился Славик. — Да я тебя голым телом прикрою! Ты мою реакцию знаешь.

— Верю я тебе и реакцию знаю, — успокоил его Паровоз. — Но у нас есть ребятки поздоровее, тебе еще руку долечивать. Не приведи господь, упадешь, и руку тогда повредишь, мне стыдно будет.

— Не упаду, Папа. Не могу я сзади оставаться, после того, что ты для меня сделал…

— И обещал сделать, — перебил Славика Щерба с наиграно серьезным лицом.

Славик скрипнул зубами, это и решило дело.

— Успокойся, Слава, со мной пойдешь. А ты угомонись, — сказал, повернувшись к Щербе. — Я в его храбрости не сомневаюсь и тебе не советую. Ты, вроде, малый — не дурак, но и дурак — не малый. Идем, благословясь, негоже нашего главного депутата заставлять ждать, я голосовал за него. Что уставились? Шучу я.

С метки Славика я прекрасно видел и слышал все, что бывший муж Зины не только лицезрел, но и о чем имел четкое представление. Немного мутно выходили задние планы, причем, при наблюдении с любого ракурса; плохо прорисовывались лица малознакомых людей, на которых Славик не обращал внимания.

Были еще чувства, отличающие изображение от банального тридэ: запахи, вкус, тактильные ощущения и отголоски эмоций. Когда я впервые прошел через астральную метку Зины, она спала. Поэтому тогда мне показалось, что наблюдение через астрал хуже, чем "свободным сознанием". Но сейчас, при использовании одновременно пяти меток, я испытал впечатление было не просто "полного присутствия", но и… невозможно объяснить словами! Словно я, призрачный, нахожусь там лично, в пяти разных местах одновременно. Гляжу сверху, снизу, сбоку. Вижу очень четко и абсолютно достоверно, без дискомфорта от "разпятирения" личности.

Лидеры остановились точно посредине. Между ними метра три и чуть впереди них охрана. Стволы заткнуты за поясные ремни.

"Эх, Славик, все-таки ты идиот! Под правую руку пушку засунул!", — быстро подумал Паровозик, снова обратив внимание на забинтованную правую руку верного пса, правда, уже не подвешенную на перевязь.

— Долгих лет тебе, Витя, — язвительно поздоровался Паровоз.

— И тебе не хворать, Семен, — не менее иронично ответил Седой.

И вдруг… Славик был очень быстрым, но сейчас превзошел себя. Громкий хлопок мощного ТТ, хруст, как от лопнувшего арбуза, и из затылка Седого вынесся фонтан крови с ошметками плоти. С задержкой в доли секунды второй хлопок и лопается висок Паровозика. Не успели оба тела коснуться земли, как прогремел еще выстрел — Щерба с пистолетом в руке, не успев выстрелить, падает на окровавленный гравий, снова выстрел — спотыкается первый телохранитель Седого с мощным магнумом, который, отзываясь на судорогу сведенных пальцев, рявкает. Выстрел второго охранника сливается с грохотом автоматных очередей. Славик, пытаясь уйти от пуль, падает, но не успевает: по пути на землю тело несколько раз вздрагивает. И Седой, и Паровоз как-то нелепо шевелятся. То ли от посмертных конвульсий, то ли от "метких" попаданий.

Я потерял троих себя. С каждым исчезнувшим "мною" мир становился беднее. Я не ощущал боли, не метался в кошмарах. Лишь легкие всполохи уходящих эмоций (почему-то наполненных удивленным недоумением, а совсем не ужасом, словно каждый из них искренне считал себя бессмертным) немного напрягали. Окончание фильма наблюдал с двух меток, а финал и вовсе с одной. Ржевский, тот, который бросился на омоновцев, глупо погиб, а второй бодигуард выжил. Он удачно спрятался за упавшими телами и даже обошелся без ранений.

Что ж, выжившие бандиты в тюрьме, картина заснята, осталось оцифровать. То есть работы — непочатый край.

Завел машину и поехал домой. Чувство выполненного долга не принесло удовлетворения, оно было придавлено тяжестью содеянного. На душе было муторно. Если бы сам убивал подонков, было бы не так горько. А исподтишка… очень неприятно, противно. Но нельзя было оставлять в живых Седого! Паровоз "паровозом пошел" — на нем крови, как на трактористе солярки, — а Славик… не успел он, сожалею. Как и об остальных убиенных. Хотел подумать "безвинно", но лишь усмехнулся…

Странное дело. В Эгноре мне убивать приходилось, а совесть так не шевелилась. Там я чувствовал Справедливость, особенно при столкновениями с чернокнижниками; знал, что я в своем праве. А здесь… Родная "современная" цивилизация с "равноправием", с "верховенством закона", с "ценностью человеческой жизни", с "монополией на насилие" только лишь Государства, — правила, впитанные с молоком матери, давали о себе знать. В колдовском "средневековье" мне жилось гораздо проще и, я бы сказал, честнее. Причина была не только в полноценной магии, от отсутствия которой я страдал, но и в достоинстве, в праве и ответственности; когда на кону стоят жизнь и смерть, здоровье и посмертие, которое может оказаться гораздо хуже банального умерщвления твоей бренной плоти; когда можно выбирать пути защиты или нападения: либо сам решаешь свои проблемы, либо доверяешься сеньору, то есть государству, либо отдаешься служителям Церкви (о чернокнижниках не упоминаю). Возможность такого выбора, как выяснилось, дорогого стоит. Я лишь сейчас осознал это в полной мере.