Год 2004

Планету Леониду завалило снегом… Потом синоптики скажут про месячную норму осадков, а если честно, то норма вполне тянет на полугодовую. Трамваи стоят: рельсы заметает сразу же после трактора с метелками, машины чистят не щеточками, а дворницкими лопатами, движение в городе небольшое и медленное, потому что под слоем снега — лед. Матушка Метелица выбивает свои снежные перины.

Оно бы все ничего, но идти приходится по узкой тропке, по лошадиному высоко вскидывая ноги и с трудом вытаскивая их из снега. Шаг вправо, шаг влево — сугробы по пояс. Сразу вспоминаются рассказы, как до войны, пять километров в гору, в школу, через лес, и младших тащить на закорках…

Варвара сильно обрадовалась подвалившей стихии: можно буриться по снежной равнине, представляя себя ледоколом. Чем она и занималась первые пятнадцать минут. Я в это время шла вперед через снега, протаптывая для своего цветочка аленького легкие пути. А цветочек, дочь койота, наскакавшись по сугробам, потом бежала за мной, весело помахивая хвостом.

Выносят на руках цверга. Потому что самому цвергу не пройти. Доносит, значит, добрая хозяйка собачку до газона и, оставшись стоять на проложенной колее, ставит цверга в сугроб — «дела делать». Цверг проваливается вместе с ушами. Визг, писк, прыжок вверх, к маме на ручки. Какие дела — домой! Домой! Под теплое одеяло!

Тропка упирается в горку. Варвара радостно взлетает и растворяется в тумане. А я не могу забраться! Под снегом — лед. И «лесенкой», и «елочкой» пытаюсь, и боком — не могу! Скатываюсь вниз. Тонны снега скатываются вслед за мной.

Зову Варвару, цепляюсь за ошейник, команда «вперед!». «Классная игра!» — сказала Варвара и начала вихлять по склону. С наскоками, отскоками и прыжками в сторону воображаемого противника.

Помотавшись за собакой несколько минут и чуть ее не задушив, принимаю решение: встать на коленки, а если понадобится, то и лечь, и ползком забираться. Время позднее, людей практически нет, а если появятся, им предстоит такая же задача: другой-то дороги нет. Встаю на четвереньки… Скатываюсь… Еще раз… Скатываюсь… Думаю — ну, черт с ним, лягу и по-пластунски заберусь, иначе придется тут ночевать или идти в обход семь верст. Легла, ножками отталкиваюсь, ручками загребаю… Половину проползла.

Вдруг слышу голоса. Оборачиваюсь — машина мимо проезжает. «Надо ж, — говорят, — так нализаться! Еще и с собакой!» — осуждающе.

Ничего не сказала им рыбка. То есть я. Придет зима, думаю, попросишь ты у меня снега, гад! Оборачиваюсь: собака валяется в снегу, раскинув лапы. Наслаждается, значит, природой. Нежится на мягком снежном матрасе. А что, действительно, со стороны могло показаться, что мы попраздновать не промах.

Бредем через засыпанный снегом стадион. Уже напролом. Уже дыша ртом и потеряв варежки. Уже лишь бы выйти на ровную дорогу из зыбучих снегов. Вдруг у ближайшего сугроба обнаруживаются глаза и черная пипка носа.

У Варвары шерсть дыбом, глаза по пять евроцентов. А это южнорусская овчарка отдыхает!… Хозяин спрятался от метели за трибунами, покуривает в ладошку… А собака носилась, носилась, да и прилегла. А цвета она белого-белого, как теперь, после прогулки, прядь моих волос.

Все, домой. Не прогулка, а издевательство! Твердой земли нет. Весь мир — белая колючая пустыня с островками заснеженных многоэтажек. В тренажерный зал можно не ходить неделю. Если бы еще можно было не возвращаться домой, а лечь, подгрести под бок собаку и позволить пурге сделать из нас снежный шалашик! До оттепели перекантовались бы.

Но шалашики и гаражи-ракушки у нас сносят. А не хотелось бы встретить капЕль на свалке.

Собрав последние силы, думая о высоком — о том, что похудею, вспоминая кадры из фильма — Ломоносов идет в Москву, наклонившись вперед, придерживая шапку от ветра, с трудом передвигая ноги, — выходим к жилью.

Одновременно с нами к подъезду лихо проталкивается соседский джип. Вылезает красавец: «С Новым годом вас! Отличная погодка! Гулял бы да гулял!». И, не замарав замшевых ботиночек, взлетает по лестнице. А у нас снег был не только в валенках и в дырках ошейника, но почему-то даже в карманах. И даже в носках.

Примечательный диалог, участницей которого я стала сегодня.

— Это у вас как собака называется?

— Мастиф.

— Ротвейлер?

— Мас-тиф.

— Но помесь с ротвейлером?

— Нет, не помесь. Такая порода. Отдельная.

— Как, вы сказали, называется?

— Мастиф.

— Это который наполетано?

— Нет, английский.

— Это который на слонов?

— …Каких слонов?! На слонов, я слышала, испанские…

— Кто?

— Ну, мастифы… Испанские мастифы.

— Какие мастифы? У вас же ротвейлер…

Мы прибавили шагу. Вроде месяц еще до весны… А обострения уже начинаются. Но мастифы здесь ни при чем!

Еще не вышла из образа мамы Цили — большой доброй тетки, которая одна за всех и всех одна голыми руками. Добрые — они такие. Их семеро держать не должны, они всех накормят, исцелят, всем придумают занятие.

Это я такая иногда бываю на работе. Энергичная — такая вся такая, что сама от себя устаю.

И сижу потом, как рыба: прозрачные пустые глаза — в одну точку, не мигая.

Время полночь.., странное такое время — 00.00 — то ли вчера, то ли сегодня, то ли завтра… Сила пребывает со мной.

После работы — погуляли. На стропе, но что ж делать! Руки изрезаны, истерты и перчатки не спасли. Учу Варвару подлетать по команде, без раздумий. Пятнадцать метров парашютной стропы — ходим по Ботанике, как безработные альпинисты.

Телефонные деньги ушли на корм, да и ладно. Без телефона проживу — пока, без корма — нет. Купила свой любимый фасончик — 13 килограммовый пакетик, доперла до дому, ох, мои руки, рученьки…), полечили наши многострадальные уши (если каждый день лечиться, оказывается, процедура может быть недолгой — минут 30-40. Так, не пора ли снова составлять Режим дня?), попели песенки (сегодня в репертуаре «Бременские музыканты» и Розенбаум), вымыли пол (а как же… хозяйственный раж надо ловить, он же как птица: упустишь и — не поймаешь), погрызли косточку (гулять так гулять), сходили даже на форум. Там темы сегодня интересные — про заводчиков, про русский язык, про то, кто на форуме самый умный.

При всем своем образцовом материнстве я все-таки не играю с собакой, сколько ей хочется… Да и вообще почти не играю. У нее такие специфические игры… С когтями и зубами. Мы их, не зубы, а игры, быстро сворачиваем.

Про радости напишу. Кобелячьи.

Есть у нас знакомец — доберман Дон, лет 7 ему. Огромный такой пес, плохо воспитанный, но в общем безобидный. Я ни разу не видела его на поводке. Обычно пес гуляет сам по себе, а хозяин — метров за… много, ходит по своему маршруту. И все бы ничего, если бы Дон не запал на Варвару, как видит — сразу пристраивается сзади. Но и это тоже ничего: Варвара последнее богатство честной девушки блюдет. Хуже другое: у этой честной девушки сейчас течка, по причине чего мы гуляем поздно, недолго и в глубине «сибирских руд».

И вот, на днях идем вечером с прогулки. Я замерзла, устала и мечтаю о чашке горячего чаю, а лучше — ванной. На одной из тропинок-лужаек встречаем Дона, как ни странно, с хозяином. Но, как всегда, без поводка. Дон прямой наводкой бежит к Варваре и начинает к ней — даже не приставать, а делать вполне конкретные «садки». Хозяин, не говоря ни слова, разворачивается и удаляется от нас на хорошей крейсерской скорости. Видимо, подразумевая, что Дон рванет за ним. А Дону — до лампочки. У него глаза большие, увлеченные, задница ходуном ходит, и слюна от счастья капает. Варя ему не дается, выворачивается. Он на нее, она от него. Моя — в строгаче, я боюсь за его зубы. Растаскиваю. Хозяин усвистал куда-то в ж…

Ну, думаю, и пошел к черту, волочу компашку в сторону нашего дома. Причем я знаю, где их дом, а они нашего — не знают. Соответственно, где потом искать своего «ходока» хозяин не сориентируется.

Совесть загрызла: уведу, думаю, собаку — потеряется. А собака просто с ума сошла, на меня скалится, с Варвары не слезает, Варвара мечется. Беру кобеля за ошейник, оттаскиваю, поводочком — пару раз вдоль спины. Ноль реакции. Растащила их: одного в одну руку, другого в другую. Держу двух больших мечущихся псин. Хозяина нет. Ночь. Встали около их дома. Подъезда не знаю, квартиры не знаю… Чума. Стоим. Дергаемся. Но я собак держу, как могу, и железным голосом обоим: СИДЕТЬ! ТИХО! Моя-то села… А этого пришлось снова стаскивать.

… Ждем. Мечемся по двору. Ночь. Никого. 5 минут, 10 минут… Холодно, поздно… Раздражает!

Думаю, сейчас привяжу этого… Дона к турнику во дворе нашим поводком, пускай сами разбираются. Не можем же мы всю ночь тут колбаситься! А собаки — точно — колбасятся. И все на одну тему…

Я почему еще дергалась-то. Дон известен своими «внеплановыми вязками», причем даже с теми девицами, которые и не текли. Не знаю — может так быть или нет, но проверять мне не хотелось. А Варвара все чаще делала задумчивое лицо.

Я сломала в «боях» два ногтя. Для нас, красивых девушек, — не пустяк! Не забуду этого ощущения — две обезумевшие сильные собаки, их надо держать.

Хозяин нарисовался минут через… дцать. И метров за пять так — мне: «Держите его, держите! А то он у нас бойкий мальчик…»

Тут без комментариев. Хотя я ничего не сказала. Мы просто гордо, но быстро смотались оттуда. Руки у меня теперь до колен. И нелюбовь к озабоченным мужикам — хоть собачьего роду-племени, хоть не собачьего…

Может, кто-то это назовет радостями…

Не бить же в самом деле чужую собаку… Я не смогла. Так, тычками, рывками…

Вот.

Но все чаще удивляюсь разным типам. Психологическим. Хозяев.