5. Столица Колымского края
Машинально Краснов запел тихонько, глядя в стол:
По курсу вставал Магадан,
Столица Колымского края…
Светлана толкнула его в бок:
— Вась! Эта тетка на меня пялится.
И закуталась покрепче в ватник.
Пожилая пассажирка — видимо, из женского любопытства — села так, чтобы видеть Светлану, и теперь откровенно ее разглядывала.
— В этой фуфайке, — Краснов усмехнулся, — ты сама рядом с ней — тетка.
Светлана насупилась и отвернулась к окну, в которое уже вползал город.
Краснов, конечно, ожидал увидеть не тот Магадан, который знал по редким посещениям, но действительность ошеломила и подавила его несходством. Если бы даже сам нарком, то есть уже министр, самый грозный из всех министров, потребовал от капитана дать описание увиденного, Краснов лучше дал бы себя сразу расстрелять за молчание, чем потом мучиться на допросах ("Чьей разведке ты продался?") и кончить жизнь в сумасшедшем доме. Улицы-сады, дома-свечи, дома-грибы, дома-пирамиды, дома — невесть-что-такое, бесшумные яркие автомобили без колес, неописуемое разнообразие одежд у совершенно невероятного, разноцветного разнолюдья… И это только мельком, на лету.
Его тронули за плечо. Это подошла пожилая попутчица.
— Пожалуй мне свою спутницу, если можно. Очень прошу.
Она просила вежливо и весело улыбалась. Когда Краснов толкнул Светку и та оторвалась от окна, тон женщины сделался почти заискивающим:
— Хозяечка, боюсь не увидеть тебя больше, я не в городе живу. Отойдем на женский разговор.
Светлана пожала плечами, выбралась в проход и, вертя головой от окна к окну, отошла с женщиной.
Староверы переглянулись, усмехнулись, и Иван сказал:
— Конечно.
Скорость вагона быстро падала. Краснов увидел, как Светлана прошла мимо и остановилась у двери, спиной к нему. Другая села рядом, толкнув его бедром к окну. Тогда он понял:
— Махнулись куртками! Ну, бабы!
— Она просила адрес, — объяснила Светлана. — Хотела снять выкройку, чтобы сшить себе фуфайку. Говорит, на ферме удобно очень. Я и предложила сменяться: адреса-то не знаю. Да и глазеть на улице не будут… Зато она пригласила в гости, вот!
Светлана сунула Краснову под нос карточку пожилой дамы: "Ольга Селянина. Оленеферма. Оротукан".
Вагон остановился. Дверь сдвинулась. Под веселый потолочный голос: "Приехали, хозяева, здравствуйте!" счастливая женщина в фуфайке приветливо махнула рукой и исчезла. "Через десять минут обратно", — сообщил машинист. В вагон начали входить новые пассажиры. Женщины оглядывались — на фуфайку, мужчины выкрикивали: "Привет!".
На платформе пятеро подпольщиков задержались. Вид с высоты эстакады стоил внимания. Светлана ахала объяснениям хозяев и не забывала коситься на шикарную обнову, отделанную и утепленную натуральным лисьим мехом. Шепнула: "Вася, я в ней изжарюсь!" и терлась голыми коленками друг об дружку, потому что в Магадане оказалось гораздо холоднее, чем в полутора тысячах километров к северу.
— Пойдем, — сказал ей Краснов. — Верх изжарится, а низ отмерзнет.
— Ценю ваше беспокойство! — Светлана прыснула. Но вниз не спешила, а повернулась к хозяевам: — Мальчики, что такое Слияние?
На глухой стене огромного портового элеватора был выложен мозаикой портрет симпатичной пожилой женщины, очень похожей на Ольгу Селянину. Глядя приветливо, но строго, она одной рукой указывала на зрителя, а другую простирала к изображенному за ее спиной цветущему пейзажу. Мозаичный текст легко было прочитать за версту: "Хозяин! Чем ты помог Слиянию?"
— Это значит — жить в соответствии с Принципом Природосообразия, — пышно объяснил Иван.
— Слияние с природой, — упростил Такэси. — Чем ближе, тем лучше. — И тоже предложил: — Пойдем отсюда. Внизу не дует.
По широкой бетонной лестнице они сбежали с эстакады. Сразу потеплело. Резкий ветер из бухты не мог сюда прорваться сквозь дома и раздраженно свистел на разные голоса в конструкциях эстакады. Густой свисток вагона перекрыл на секунду все звуки, вагон двинулся обратно и быстро исчез в гуще домов.
— У него что, нет колес? — спросила Светлана.
— Магнитный зазор, — объяснил Иван. — Электромагнитное поле. Можно сказать, летит по воздуху.
— Понятно, — сказала Светлана без малейшей уверенности.
Иван улыбнулся:
— Если захочешь, потом нарисую.
Она немедленно ответила, что захочет, и Краснов поморщился: ему хотелось теперь одного — не наблюдать за Светкиными проделками, а быть хотя бы немного уверенным, что в эту авантюру стоило ввязываться. Офицеру, коммунисту, начальнику ответственнейшего объекта стратегической важности — и вдруг вот так легкомысленно исчезнуть с боевого поста. Долг терзал Краснова тем сильнее, чем глубже он тонул в этом незаконном мире.
Как быть с партучетом и взносами? С воинским учетом? Со спецучетом? Да и какой к чертям учет, когда с тобой ни одного документа?! Даже личное оружие — в сумке у этого Такэси. Только и доблести, что армейский нож за голенищем да орден Красной Звезды на суконной гимнастерке второго срока, случайно не перевинченный на новую… Да чего там случайно — перед Светкой форсил.
Подошли к автостоянке. В несколько рядов стояли на сером асфальте яркие машины без колес.
— Эти тоже на магнитном зазоре? — деловито справилась Светлана.
Хозяева пришли в восторг. Иван ответил:
— Нет, на аэродинамическом. Но тоже летят по воздуху.
— Поняа-а-атно, — уже увереннее протянула Светка, а Краснов опять поморщился: чего умную изображать?
Иван тронул несколько ручек на автомобильных дверцах, повторяя: "Занято, занято…" Наконец нашел свободную, и они забрались внутрь. Краснов отметил про себя, что номерные знаки на машинах есть, из чего сделал вывод, что имеется автоинспекция, а следовательно — милиция. Осложняло это выполнение долга или…? Он еще в вагоне перестал задавать вопросы, стараясь делать выводы самостоятельно. Отметил про себя, что в его группе первым номером стала Светка. Пусть. Так ему легче анализировать обстановку.
В машине все было расположено как в "эмке", только просторнее, потому что была она почти круглая. Иван устроился за рулем, рядом села Светлана, остальные забрались назад, где хватило бы места еще для троих. Вещи побросали на свободные сиденья, и Краснов отметил, что сумка Такэси оказалась рядом с ним. Шнур был затянут неплотно.
— Под сиденьями электрические батареи, — объяснял Светлане Иван, что-то включая и проверяя на пульте, — а по кругу — система поддува. Оттолкнемся от воздуха и полетим.
— Высоко? — Светлана забеспокоилась. — Я не летала.
— Боишься? — Иван улыбнулся заботливо. — Если постараться, можно загнать ее выше домов. Но мы — низом, у самой земли.
— Вот это правильно, — одобрила Светлана.
Что-то зашумело у них под ногами, руль в руках Ивана качнулся, крутнулся, их приподняло, под полом стало скользко и зыбко.
— Ой, — сказала Светлана. Иван весело сообщил: — В Минспрос, хозяева! Пристегнуться!
И они помчались, придерживаясь правой стороны дороги, почти касаясь каменной стенки, охраняющей тротуар, толстым резиновым бампером, который опоясывал машину со всех сторон.
— Отодвинься, — посоветовал Ивану Такэси, — напылишь.
— Уборщик следом идет, — хулигански ответил Иван и чиркнул бампером по граниту. Краснов оглянулся и увидел большой зеленый автомобиль на толстых колесах, который медленно двигался за ними и был окутан облаком водяной пыли. Впереди он увидел такую же машину, которая ползла по другой стороне улицы им навстречу. Ее обгоняли такие же, как у них, летающие лимузины, задевая друг друга, но не останавливаясь и даже не сигналя. Краснов отметил, что держались они строго на одной высоте, так что при столкновении резина ударялась о резину. Машину Ивана тоже задел какой-то торопыга, машина слегка дернулась, но направления не потеряла.
— Я думала, мы завертимся, — сказала Светлана, переводя дух.
— Гироскоп не даст, — ответил Иван.
— Понятно, — сказала Светлана.
— Это маховичок такой, — пояснил Иван, улыбаясь.
— Конечно, — ответила Светлана.
Улыбнулись все, кроме Краснова. Капитан думал о своем пистолете.
— Это твоя машина? — Светлана продолжала мешать водителю. Иван пожал плечами: — Сейчас наша. Освободим — будет чья угодно.
— А мы?
— А мы другую возьмем, когда понадобится.
— Ва-а-ася! — Она повернулась к Краснову. — У них коммунизм!
— Ты полегче, — хмуро предупредил Краснов.
— Что такое "коммунизм"? — спросил Ганс.
— Это когда все общее, — ответила Светлана. — И всего навалом.
— Нет, — сказал Такэси, — у нас не коммунизм.
— А как называется ваш общественный строй?
— Общественный строй? — Такэси сосредоточился. — То есть, ты имеешь в виду… Объясни, пожалуйста.
Краснов прислушивался к разговору, вертя головой от окна к окну и незаметно приближаясь вплотную к сумке Такэси. Улица вокруг порядком распахнулась, вбок от нее плавно ушли несколько ответвлений, а полотно, по которому вел машину Иван, поднялось на высокую эстакаду. В просветах между домами заблестела морская вода, соединенная с тяжелым облачным покровом несколькими столбами солнечного света, которые, казалось, только и не давали тучам упасть на вершины домов. Эстакада взбиралась на гористый полуостров, который на памяти Краснова довольно неприступной массой уходил в Охотское море от маленького деревянного Магадана. Теперь же по горным складкам в обе стороны опускались пологие эстакады, а между ними, будто выросли из голых скал, там и сям торчали белые, розовые, голубые, разноцветные здания по многу этажей, разделенные — Краснов был потрясен — стеклянными оранжереями с тропической растительностью и парками местных каменных березок, лиственниц, кедрового стланика. Все было ухоженным, везде копошились человеческие фигурки, будто не к первому снегу готовились, а к майским праздникам.
Краснов даже усомнился. На секунду представилось, что они вообще не в северном, а в южном полушарии, в далеком, на картинке однажды виденном Рио-де-Жанейро, и сейчас действительно начинается весна… Он тряхнул головой: нет же, черт побери! Колыма, Дебин, Оротукан — это вам не Рио…
— Общественный строй, — Светлана объясняла учительским тоном, — это система взаимоотношений между классами… — Увидев новый вопрос на лице Такэси, торопливо поправилась: — ну, между людьми вообще. Какая форма собственности, какие производительные силы… М-м-м… Не понимаешь?
— Прости, — Такэси улыбнулся виновато, — не совсем. Мы уже подъезжаем. Потом договорим.
— Лекцию нам прочтешь, — сказал Иван.
Перед огромным, сложным, как баобабовая роща, комплексом зданий он на полном ходу свернул, машина прошла по лабиринту колонн, зависла рядом с вертящейся дверью и мягко опустилась на гранитный монолит, в который уходили основания колонн.
— Библиотека Минспроса, — объявил Иван. — Кто выходит? Кому дальше? — И первым выскочил из машины, чтобы помочь выбраться Светлане.
Краснов схватил было сумку Такэси, но тот остановил: "Не будем вещи брать. Сейчас вернемся". И тогда Краснов решительно сунул в сумку руку: "Личное оружие оставлять не имею права". Такэси усмехнулся и пожал плечами: "Носи с собой". Краснов, краснея и суетясь в чужой сумке, нащупал свой ТТ, извлек его, увидел пустоту в рукоятке, полез в сумку снова и выудил оттуда обойму. Одиночный патрон разыскивать уж не стал.
— Разряди, — голос Такэси был бесстрастен, но Краснов понял, что пререканий не допустят. Он вылущил на ладонь патроны, высыпал их в карман, толкнул пустую обойму в рукоятку и отправил пистолет вслед за патронами. На душе полегчало.
Его опять потянуло в родной тоннель, к обыкновенным людям, среди которых он был первым. Но все, и Светка, уже шли к стеклянной вертящейся двери, он должен был догонять. Краснов задержался у водительской дверцы летающего автомобиля — удовлетворить любопытство. В матовой черной ручке он увидел окошко, а в нем — красными буквами — слово "Занято". Он понял: если нажать вот здесь, табличка перевернется, и будет: "Свободно". Краснова передернуло: "Как в поездном туалете". И он пустился вслед делегации, сожалея, что не умеет водить эту чертову машину: "Взлетел бы сейчас над домами и — на север! Небось, горючки не хватило бы".
На первом этаже, в обширном холле с зимним садом, они нашли нужную дверь и оказались перед длинным пультом с несколькими клавиатурами, как у пишущих машинок, только кнопочки квадратные. На вертикальной панели перед каждой "машинкой" располагался стеклянный экран приятного зеленоватого цвета. Такэси нажал клавишу, экран почти не изменил цвета, но ОЖИЛ. Такэси уселся на вертящийся табурет и забегал пальцами по набору, как заправская машинистка. На экране стал появляться яркозеленый текст:
КОЕРКОВА СВЕТЛАНА зачисляется футурографом в группу Т. Кампая.
КРАСНОВ ВАСИЛИЙ зачисляется футурографом в группу Т. Кампая.
— Ой, — прошептала Светлана, — я не знаю, что такое "футурографом".
— Работа интересная, — сказал, поднимаясь, Такэси. — Описывать возможное будущее на основе настоящего. Направлений множество, людей всегда не хватает.
— А почему? — спросила Светлана.
— Потому что каждый хочет попробовать что-то САМ. Например, изучил как следует звероводство и вдруг видит — возможно вывести красивого пятнистого рысеволка… Это пока считается невозможным, но я просто для примера. Естественно, что человек, знающий, как это сделать, захочет сам и попробовать. Он бросает футурографию и устремляется в лесотундру, на какую-нибудь звероферму… На его место приходят другие.
— А через год, — вставил Иван, — кто-то из них бросается выводить молочную породу белок!
— Не говори глупостей, — строго сказал Такэси. И продолжал: — То же — в технике. Всегда остра проблема емкости электрических батарей. Их совершенствуют по три раза в году. И, как правило, новички из Минспроса.
— Странно, — сказал Краснов. — Всегда считалось, что изобретения — дело лучших среди профессионалов.
— Это неверно, — Такэси мягко улыбнулся. — У дилетанта ум свежее, не заторможен стереотипами. Для него главное — желание и талант. Сами убедитесь… Направления работы сами себе выберете потом, а теперь — мыться и наряжаться.
Он выключил экран, и все двинулись наружу.
— Ну, мы вас оденем, — приговаривал Ганс Христиан. — Ну, мы на вас полюбуемся.
Они мчались по эстакаде обратно, Краснов успокоенно ощущал правой ягодицей неудобство от пистолета в заднем кармане и уже более внимательно приглядывался к городу.
Сумерки только собирались где-то над Камчаткой, на юго-западе все так же крепко стояли в море солнечные столбы, подпирая облачную массу. Один такой столб опустился и на Магадан. Солнце бежало по высоким стеклянным стенам, прыгало с одного здания сразу через несколько других, отскакивало прямо в глаза от выпуклых стекол встречных лимузинов. Машины поражали совершенством, но были — ничьи! Еще одно грызло Краснова уже давно. Ни за проезд, ни за напиток в вагоне, ни за пользование этой машиной они не рассчитывались. Собственно говоря, он таким и представлял себе коммунизм. Но поскольку хозяева на вопрос о коммунизме ответили пожатием плеч, оставалось предположить, что все траты каждый делает здесь в кредит, а в конце месяца или еще когда-нибудь у него высчитывают все разом. Что ж, если так, то это довольно удобно, решил Краснов. Чем меньше всякой волынки, тем больше свободного времени.
Не встретив ни одного перекрестка, машина свернула куда-то в нижнюю часть города и помчалась по уличному желобу. За гранитными бортами проезжей части мелькали плечи и головы прохожих. Яркость их одеяний все еще резала Краснову глаза.
— Ваня, — Светлана опять начала мешать водителю. — А если нам сейчас понадобится сойти туда, на тротуар?
— Видишь, — Иван кивнул на барьер, — кое-где выемки наверху? Возле каждой можно остановиться. Только не опускаться на дорогу, а на этой же высоте зависнуть. С той стороны за выемкой — ступеньки. Так же можно оттуда подняться на барьер, помахать рукой — и тебя подвезут.
— Что, каждый обязан подвезти?
— М-м-м, ну, конечно, не каждый остановится. И что значит — "обязан"? Кто может, тот и подвезет.
И тут же полет машины замедлился, потому что впереди на барьере выросла женская фигурка. Иван завис прямо перед ней и опустил стекло, нажав кнопку на дверце.
— Привет, хозяева! — красивое девичье лицо опустилось к окну. — Два километра прямо.
— Садись, — сказал Иван.
Такэси сдвинул для нее дверь, она села напротив него и огляделась.
— Никого не знаю. Меня зовут Роза Крис.
Все представились, и она, похоже, всех запомнила.
Ехали с полминуты молча. Ганс Христиан смотрел на Розу, она смотрела на Такэси, пока не встретила его взгляд. Тогда она спросила:
— Как сегодня?
Он ответил: "Прости" и обвел рукой своих спутников. Другой рукой достал из кармана свою карточку и подал ей: "Не знаю, как завтра. До обеда найдешь меня? Сможешь?"
— Сегодня! Пожалуйста! — Она покраснела и похорошела. Подала ему свою карточку. — У меня.
— Конечно, — Такэси улыбнулся. — Обязательно.
Она радостно улыбнулась в ответ и тронула Ивана за плечо: "Здесь". Иван остановил машину, она коснулась пальцами руки Такэси, сказала всем: "Здравствуйте!" и выпрыгнула на барьер.
— Счастливчик! — сказал Ганс Христиан. — Такую вышку получил!
— Передать ей твою карточку? — вежливо спросил Такэси.
— А ты хочешь?
— Нет, — признался Такэси.
— То-то же, — Ганс улыбнулся.
Такэси развел руками и тоже улыбнулся.
Светлана выразительно оглянулась на Краснова:
— А ты, Краснов, как сегодня? — И первая засмеялась. Потом спросила: — Ребята, у вас всегда так все просто?
Такэси с Гансом переглянулись.
— А как иначе? — Такэси пожал плечами. — Выбирает всегда женщина. А мужчина не может отказывать. Все естественно.
— А если мужчина хочет выбрать? — спросил Краснов.
— Он только может предложить. Выбор — за женщиной.
— И никаких проблем? — Светлана сощурилась недоверчиво.
Такэси с Гансом вновь переглянулись.
— Эти отношения, — сказал Такэси, — самые проблемные. Вот сейчас мне повезло, все взаимно. Если бы нет, возникло бы столько сложностей, что и не перечислишь. Неудовлетворенность, обиды, ревность…
— Вплоть до убийства, — вздохнул Ганс.
— Не пугайте людей, — сказал Иван.
— Их не испугаешь, — ответил Ганс. — Для них убить, что воды испить.
— Так оно и для вас, как я погляжу… — возразил Краснов.
— Не скажи, — ответил через плечо Иван. — Все знают, что эти отношения проблемны, поэтому все тут особенно осторожны. Каждый старается уступить…
— По мере сил, — добавил Ганс.
— Кстати, — сказал Такэси, — вот вам и направление для работы. На этой теме немало голов сломалось.
— Подумаем, — сказала Светлана, — стоит ли голову ломать.
Лимузин уже тормозил у гигантской стеклянной пирамиды.
— Мы живем здесь, — представил Такэси.
Оставили машину свободной, потому что перед домом всегда их полно, только подключили к кабелю, который Иван вытащил прямо из стены. И поехали вверх на почти таком же эскалаторе, какой возил Краснова в московском метро. Лента ступенек шла вдоль ребра пирамиды до самой вершины. Ей навстречу вниз текла другая. Такэси объяснил, что в доме четыре пассажирских входа по углам и четыре к ним эскалатора. И еще есть два въезда посередине, которые ведут низом в центр пирамиды, к мощному грузовому лифту.
Пока объяснял, уже приехали, не успев насмотреться на окрестности сквозь стеклянную стену.
Прошли по коридору в глубь здания. Такэси толкнул дверь с номером "137".
— Мое жилье.
— Почему не запираешь? — Светлана осмотрела дверь. — Вообще нет замка!
— Это ведь не машина — Такэси рассмеялся, — на ходу не откроется.
— Кстати о машине, — вспомнил Краснов. — На сколько километров хватает полной заправки?
— Полной зарядки? — Иван вежливо поправил, будто переспрашивая. — Эта машина — городского типа, энергия всегда под рукой. Полная зарядка — на пятьсот километров. За три часа — полное восстановление. Пока спишь — машина готова.
— А если проспишь? Не перегорит?
Иван засмеялся.
— Она сама отключится, когда надо.
Пока они таким образом беседовали, усевшись прямо на ковер, Ганс зашумел посудой и водой на кухне, а Такэси увел Светлану в ванную комнату.
Посидев минуту, Краснов отогнул край толстого ковра и потрогал пол.
— Точно, греет! Весь пол греет! Паровые трубы?
— Кошмар! — Иван удивился. — Зачем?
Он сильно отвалил ковер и показал:
— Видишь, весь пол из панелей. Панели нагреваются электричеством. Устройство не буду объяснять: если займешься этим, сам узнаешь, а не займешься — нечего голову забивать. Перестала греть панель — меняем, и все дела.
— Сами?
— Зачем? Специалисты в доме есть. У них склад, все инструменты… Вон там, у двери, домовая связь. Нажимаешь, говоришь, что надо, приходит домовой и все делает.
— Домовой?
— Хорошее название, правда? Емкое. Одно для всех, а специальности разные — по воде, по электричеству, по отделке, по мебели… Раньше их называли монтерами, но наскучило. Теперь — домовые.
Краснов понял, что с нечистой силой Иван либо не знаком, либо знает для нее другие названия, поэтому молча кивнул. Потом сделал замечание:
— Не экономите электричество.
Иван насмешливо сощурился, но тут подошел Такэси и с ходу спросил, опускаясь рядом:
— А как ты себе это представляешь?
— А вот как, — Краснов уже собрал в систему свои наблюдения. — Вы гоняете эскалатор круглые сутки, а можно точно рассчитать, когда люди идут массой на службу, со службы — тогда и включать. Одиночки — так добегут. Вагон гоняете тоже круглые сутки на тысячи километров, а возит он — всего никого. Можно сделать раз в сутки, зато будет полная нагрузка, а энергия сэкономится… Дальше…
— Погоди, — Такэси поднял руку, — уже ясно. Я не буду тебе доказывать, что это некомфортно и отнимает на бездарное ожидание часть жизни, — это лежит на поверхности. Но я хотел бы знать, куда ты соберешь и как сохранишь сэкономленную энергию. И ветряки, и генераторы на реках, и морские электростанции, и электроустановки утилизаторов — они ведь крутятся круглосуточно. Если энергию не использовать, она пропадает…
Такэси смотрел серьезно и вопросительно. Краснов растерялся. В самом деле, экономия того электричества, которое дает лагерный дизель-генератор, — это ясно: как только рассвело, вырубай движок, чтоб солярка зря не горела, ибо ее возят аж из Магадана, с танкеров и сухогрузов. А здесь?.. Пока он думал, Такэси все понял и продолжал:
— Для нас емкость аккумуляторных батарей — одна из главных тормозящих проблем. Энергию запасать некуда. Экономить ее сейчас — все равно что останавливать ветер и реку, выключать солнце, потому что есть еще солнечные генераторы, отменять приливы и отливы. — Он прислушался к плеску и счастливым стонам в ванной. — Ты еще предложи воду экономить! Но какой смысл? Гонит ее та же электроэнергия. Из канализации — на станцию очистки, оттуда — в море. По пути к морю река заглядывает к нам. Где проблема? Можешь на стоках поставить генераторы. Но это не экономия, это добавка. Вот и все.
— Ладно, — сдался Краснов, — пока уговорили. Но вот как вы за весь этот комфорт рассчитываетесь? За квартиру, за воду, за свет, за отопление, за транспорт?
Такэси с Гансом переглянулись.
— Объясни, — сказал Такэси, — с кем и как надо рассчитываться?
Они не понимали! То ли нет денег, то ли оно здесь называется как-то иначе. И делается иначе. Но быть — должно.
— Вот пример, — Краснов нашел самое наглядное. — Сейчас мы поедем в магазин… Или как у вас называется — где одежда, обувь, все такое?
— Рынок, — сообщил Такэси. — Все, чего нет в доме, берем в рынке.
— Хорошо! — Краснов обрадовался знакомому слову, хотя и не был уверен, что по значению оно подходит полностью. — Вы идете на ры…, то есть в рынок и берете себе одежду. А взамен что вы должны отдать?
— Кому?
— Ну, кто там, продавец или кассир, я не знаю.
— Никого там нет, — Иван удивленно поглядел на Такэси. — Прихожу, выбираю, что подходит… А если моего размера нет, заказываю по связи, тут же. Через три минуты высылают.
— Откуда?
— Из хранилища.
— Люди?
— Люди.
— Но ты — им что-нибудь отдаешь за это?
— Они присылают сразу несколько вещей моего размера, я беру нужную, остальные вешаю или ставлю на свободные места, говорю этим людям: "Здравствуйте" и ухожу.
— М-да… Ну, ладно. А почему "здравствуйте", если уходишь?
— Как почему? Принято. Я желаю им быть здоровыми. Раньше говорили: "Будьте здоровы"… При встрече говорим: "Привет", завтра можем начать говорить: "Салют", послезавтра — "Вигвам" или какой-нибудь "Сиблаг". Язык-то, слава гену, без костей…
— "Сибла-а-аг"? — Краснова бросило в жар. — Что такое "Сиблаг"?
— Н-ну, — Иван смутился, — я сам не знаю. Само сложилось на языке — вот и все. То же, что "Вигвам", наверно. — Он повернулся за поддержкой к Такэси.
— Поисхождение слов, — пояснил Такэси, — имеет отношение к староверству, то есть к тому, что Светлана называет "историей". Этим давно никто не интересуется.
— Почему?
— На этот вопрос тебе любой ответит вопросом: "А зачем"? — Такэси увидел, что Краснов готов спорить, и поднял руку:
— Не спеши. У тебя другая культура. Попробуй вникать постепенно. Горячий противник легко превращается в горячего сторонника. Подвергай сомнению все, в том числе и самого себя.
— О чем говор? — подошел Ганс Христиан.
— Обо всем сразу, — ответил Иван. — Начали о тряпках, теперь — о происхождении слов.
— А-а-а, — зарычал Ганс, — староверы!? По три месяца без работы! Верхнюю меру!
— Год без работы, — вспомнил Краснов. — А еще выше — неужели нет?
— Есть, — сказал Ганс. — Крайняя называется. За убийство.
— "Вышка", — уточнил Краснов.
Такэси удивленно поднял брови. Ганс ответил:
— О нет! "Ящик"! А "вышка" — это…
— "Ящик", — перебил его Такэси, — это пожизненное заключение. Чаще всего одиночное. Работу позволяют любую, физкультура — само собой, межбиблиотечный абонемент по всем знаниям, такая же пища, как у всех… Только никуда не выпускают и одежда полосатая. Ну и карточка, конечно, не нужна. Да, и окна очень высоко, не достать, а на окнах — железные решетки. Ужас.
— Обычная тюрьма, — сказал Краснов.
— "Ящик", — повторил Такэси. — Так и называется: "Сыграть в ящик". Разрешена переписка, есть телефон, видеоновости. Бывают свидания, но без контакта, через две решетки.
— А "вышка", — все же договорил Ганс, — это высшее внимание. Вот как у Такэси только что.
— Зависть — украшение мужчины, — проворчал Такэси.
— Побеги из "ящика" бывают? — деловито спросил Краснов.
— Без помощи не убежишь, — ответил Ганс. — А кто поможет? Все же знают, что ты больной. Тебе помоги, а ты снова убьешь.
— Вот как, — пробормотал Краснов. — Даже не тюрьма, а вроде психушки. Как их там охраняют?
— Ясно мыслишь, — одобрил Ганс. — Это тоже проблема, можешь заняться. Сам понимаешь, на такое дело кого попало не поставят. Да и желающих мало. Надо иметь несовместимые качества — природную доброту и неумолимость. Они же там все просятся на волю. Клянутся, что больше не будут. А у охранника есть право отменять наказание. Ты представляешь, какая нужна квалификация?
Он врет, а ты не веришь. Он симулирует помешательство, а ты его насквозь видишь. А другой никуда не просится, и вдруг ты ему говоришь: "Если сам себя простил — свободен".
— Даже не психушка, — Краснов растерялся.
— Самое главное, самое трудное, — продолжал Иван, — это вовремя заметить, если человек начинает необратимо ломаться. То есть по-настоящему сходит с ума. Или у него от нервного одиночества начинается хроническое заболевание… Если такое пропустил — все, ищи другую работу.
— Ужас, — вырвалось у Краснова.
— Именно, — согласился Такэси. — Проблема похлеще энергетической… Но хватит! Для начала и этого много. Ганс! Что там у тебя варится?
Из кухни доносился булькающий свист.
— Чай заварю, — предложил Ганс, вставая. — Или, может, кофе?
За последние три года Краснов слегка втянулся глушить сердце чифиром, не отказался бы и сейчас, но передумал, резонно предположив, что секрет приготовления этого северного напитка может быть хозяевам не знаком, и, поскольку все смотрели на гостя, предложил выпить кофе. Ганс вышел. Краснов вытянул по ковру ноги в грязных галифе второго срока и, расслабляясь, заметил:
— Да-а, сложно вы живете.
Хозяева молча покивали, чувствуя за его словами искреннее сочувствие и невысказанные тайны. Они, конечно, надеялись, что Краснов выложит все эти тайны, как патроны из левого кармана. А он как раз все меньше этого хотел…
Из ванной выплыла, нет, выделилась розовая Светка. На голове чалмой полотенце, все остальное прикрыто мужской рубахой, доходящей едва до середины бедер. А бедра у нее…
— Ма-а-альчики… Положите меня где-нибудь… Никуда я не поеду, ни за одеждой, ни за карточкой… Я умира-а-аю…
— Тебе худо? — Иван вскинулся.
— М-м-м… Мне просто чересчур хорошо… Ты знаешь, сколько лет я не лежала в ванне?..
— Ле-е-ет? — они сказали это хором и смятенно посмотрели на Краснова, который в своем странном мире почему-то не позволял любимой женщине пользоваться элементарными удобствами.
— М-м-м, — Светлана поняла свою оплошность. — Я выражаюсь фигурально.
— Эх, мы! — Такэси хлопнул ладонью по ковру и вскочил. Он быстро шагнул в угол у окна, где было установлено такое же печатающее устройство с экраном, как в Минспросе, потянул рядом с ним рычажок, и из стены вывалился диван. Из той же ниши Такэси извлек подушки и стопочку белья, бросил это на диван и занялся пультом. Что-то понажимал и подвигал, экран стал цветным, и со всех сторон потекла незнакомая Краснову мелодия, ласковая, чуть печальная, непонятным образом вместившая и "Элегию" Глинки, и народную мелодию "Матушка моя, что во поле пыльно?", и вызывающая еще множество музыкальных воспоминаний, быстро сменяющихся и неуловимых. Окраска экрана менялась в каком-то ладу с теми настроениями, которые несла музыка. Краснову такое воздействие показалось излишне сильным, и он отвернулся от экрана. Такэси между тем приговаривал:
— Мы все перепутали. Надо было без примерки набрать в рынке одежды и ехать сюда. А с карточками — уж как получится.
— У-у-ух-х-х! — Светлана постелила одну простыню, накрылась другой с головой, повозилась там и выбросила, бесстыжая, рубашку на ковер. — Умереть не жалко!.. И музычка!.. Сто лет не слушала. Вас-ся, мойся и поезжай без меня. Ты же знаешь все-все мои размеры…
— Да мы вообще без вас поедем! — Иван вскочил. — Мы с Василием одинаковой комплекции, а твои размеры…
Чертова баба слетела с дивана, туго замотавшись в тонкую простыню, подошла к Ивану вплотную, нахально глядя в упор:
— Запоминай!
Иван, не касаясь, провел в воздухе рукой от ее макушки до своего подбородка и заявил, что этого довольно, потому что по остальным размерам она в норме.
— Это как же? — Она стояла перед ним, наклонив голову к плечу, уронив чалму, рассыпав по голым плечам рыжие волосы.
— У одежды всего один главный размер, — Иван говорил серьезно, но Краснов не сомневался, что Светкины выходки оказывают на него развратное давление. — Указывается на язычке рост, а все прочее берется за норму. Если человек худощав, ставится минус или два, если полноват — плюсы.
— Я, значит, красавица? — сказала она требовательно. Он серьезно кивнул, и все рассмеялись, кроме Краснова. Капитан подобрал с ковра сырое полотенце и ушел мыться.
Он прикрыл дверь ванной неплотно и слышал, как они там пили кофе, договаривались попозже вечером осмотреть ночной город, проводить Такэси к Розе, а заодно и сделать карточки, Такэси — в том числе. Краснову подали через дверь кофе, но он все равно несколько раз задремывал в горячей воде, куда Такэси мимоходом плеснул зеленой жидкости с хвойным запахом.
Когда смыл благовония под душем и вышел из ванной в одном полотенце, Светлана сопела носом к стенке, заголив половину своего соблазнительного тыла, и не проснулась, когда Краснов, омываемый тихой музыкой и мягкими красками, вытащил из грязных галифе свой ТТ, зарядил, сунул его под подушку, улегся рядом, натянув на себя простыню, и задышал в затылок. Его рука задержалась на остывшем ее бедре да так и отяжелела.
Пришельцы из мира староверов сопели ровно и дружно. Через полчаса они не услышали, как вошли Такэси, Иван и Ганс.
Хозяева неслышно приблизились по толстому ковру и оставили у их изголовья два больших пакета, а сверху положили записку. Такэси пощупал брюки Краснова, покачал головой, и все трое вышли, не выключив музыку.
