Ах, Вася, сколько интересного все же в этих снах (хотя и страшно)! Я говорю на незнакомых языках, умею, чего раньше и не знала, не говоря уже о событиях. (Правда, в этом смысле первые два сна содержательнее третьего. В третьем все как-то знакомо). Мне кажется, я старею с каждым сном. Например, дети, когда узнают новое, они взрослеют. А я — старею. Наверно, с ребенком могло бы случиться, если бы он родился уже с готовым опытом своих родителей. Правда, четвертый сон получился лукавый, не очень женский. Но ничего не поделаешь, одну такую красотку я знала в молодости. А теперь как будто узнала, что с ней было потом. Даже не знаю, жалко ли мне ее. Вот перескажу тебе и попутно этот вопрос обдумаю.

Сижу в компании — не очень красивая, долговязая, строго одетая не накрашенная. Не дай бог мне быть накрашенной, ведь я — комсомольская богиня. Это обо мне поет магнитофон: "Вот скоро дом она покинет, вот скоро вспыхнет бой кругом. Но комсомольская богиня…" Они меня так и называют — комсомольская богиня.

С ними я училась в университете, представь себе, на историко-филологическом факультете. Вместе занимались комсомольской работой. Но они, после защиты дипломов, занялись социологией, а я — вступила в партию и стала секретарем райкома комсомола. Продолжаю носить комсомольский значок. Он не со звездочкой, как ТАМ, а с золотым профилем Ленина. Но по форме такой же, в виде красного флажка. А рядом с ним, конечно, партийный значок — красный кружочек с золотым ободком и с двумя профилями — Ленина и Сталина.

Тут уж, Вася, не спутаешь: это явно ТАМ, но из далекого будущего. Это не "Человек-амфибия" и не "Человек-невидимка", это суровая действительность, только во сне. И стойкость нужна — неимоверная. Партия моя называется теперь СКП(б), то есть — Советская. Страну только что переименовали в СФСР — Советскую Федерацию Союзных Республик. Об этом и идет наш разговор. Друзья мои — Толя, Коля и Алеша — спорят, а я пока помалкиваю.

Пересказать их спор мне трудно, Вася. Во сне, чтобы понять, образования хватало, да там все и осталось. С моим учительским институтом могу только представить, что государственных режимов насчитывается четыре, от самого свирепого до самого свободного, и мы живем где-то в середине, где все особенно перемешано, потому что в чистом виде никакой режим никогда не существовал. (Заметь, для нас слово "режим" — сразу ругательное, а для них — научный термин, хотя в Лабирии он попросту не имеет смысла).

Суть спора примерно такая: какой режим в нашей смеси преобладает? Например, если посмотреть на мой партийный значок, то у нас все еще сталинская диктатура. Если почитать еще действующий учебник по научному социализму, то у нас все же диктатура пролетариата. А если послушать разговоры в очередях, то у нас бардак и безвластие, то есть демократия.

Продолжение спора: что такое демократия? Если буквально — власть народа, то не все ли равно — демократия или диктатура пролетариата?

Продолжение спора: народ и пролетариат — это одно и то же? Если нет, то кого включать в народ, а кого исключать? И если исключенные — не народ, то кто же? И не настанет ли момент, когда народ по отношению к исключенным окажется в меньшинстве? А может быть, признать, что народ — это этнос?

Продолжение спора: что такое этнос? Общая культура или сумма культур? Или общность только по языку? Или по месту проживания? И зачем вообще разделять эти два понятия — "народ" и "этнос", если они — калька друг друга?

Продолжение спора: ушли от темы, каков же все-таки наш доминирующий режим? Тотально-авторитарно-либерально-бардачный? (Хорошо помню название, но толково объяснить затрудняюсь). Или бардачно-тотально-либерально?.. Решают, что просто бардачный, и снова поднимают хай по этому поводу.

Тут я вмешиваюсь. Я спрашиваю, что здесь происходит: проводы меня в Партийную академию или заурядная обмывка очередного кухонно-политического бреда? Они с хохотом сообщают, что самое лучшее, когда кухарка управляет государством молча, и что проводы касаются не кухарки, а трех молодых энтузиастов, которые специально поспешили взять отпуска, чтобы завтра же выехать на место приземления НАО (Неузнанного Атмосферного Объекта), который упал или опустился где-то к северу от города, который (город) весь его (объект) видел, и тому подобный бред. Я им говорю, что их НАО — это не более, чем плод воспаленного субъективного идеализма. Они отвечают, что это моя Академия — плод коллективного идиотизма, за что ближайший из них получает подзатыльник, а меня заставляют выпить, чтоб скатертью дорога… Вот такая у меня компания. Хорошие ребята, только Алеша иногда смотрит на меня не как товарищ. По-мужски смотрит. И это меня злит, ты представляешь, Вася! Такая прелесть!

И сразу же я мечусь. По поезду, по вокзалу, по Москве и внутри себя: у меня с жакета кто-то свинтил партийный значок. А значок номерной, его утеря влечет кошмарные неприятности. Главный кошмар, конечно, в том, что в Академию без значка даже поглядеть не пустят. Тут я и не пытаюсь. Я размышляю, заявить сразу в ЦК или сделать вид, что я даже не приезжала в Москву, а мчаться домой в Лесогорск и — к Марии Захаровне. У самых ворот ЦК вспоминаю, что сюда без значка тем более не пустят. Вопрос решен: еду домой.

Новый кадр, как в кино: бегу, бегу, бегу, на мне все развевается, вокруг все качается, останавливаюсь у дома, где живут лесогорские партработники, дежурит, к счастью моему, знакомый милиционер, пропускает без вопросов, и вот я перед Марией Захаровной.

Это маленькая, опрятная, очень старая женщина с прямой спиной и короткой стрижкой. Когда оказываюсь перед ней, моя подчеркнуто простая одежда кажется вызывающей.

Ее первый взгляд — мне на грудь. Ее первый вопрос: "Где "кружок"? (Так мы, партработники, называем между собой партийный значок.) Она всегда попадает в самую точку.

Бросаюсь ей на шею и реву.

Дальше — короткие сценки, даже не успеваю оглядеться.

Стою перед большим полированным столом. (Стены — тоже полированные). За столом — пятеро строгих, все с "кружками". И красный флаг развевается.

Сижу в маленькой комнатке с решетками на окнах и на дверях. Но не арестована. Работаю здесь. Перебираю бумаги, что-то пишу и запираю в сейфы. И красный флаг развевается.

Опять у меня на груди "кружок", Мария Захаровна строго поздравляет. Комсомольский значок больше не ношу. И красный флаг.

И последнее: сижу в своей старой компании — с Толей, Колей и Алешей. Вот этот разговор помню подробнее. Но главное — где сидим! Круглый купол, понизу — балкон с перилами, на куполе колышется красный флаг, а мы все — в одинаковых голубых комбинезонах (помнишь, как в первом сне?), все с "кружками" на груди и за круглым столиком. На столике — вино, минеральная вода и ваза с виноградом. Виноград белый и без косточек. И арбуз, порезанный, тоже без косточек. Я спрашиваю, как же они размножаются без косточек, а Алеша смотрит мужскими глазами и отвечает, что у них (у арбузов, Вася!) половые отношения, как у животных. Мне это противно, но почему-то надо терпеть.

Ага, мы в гостях! Я думала, мы в летнем ресторане, а оказалось, купол — это дом чужой. Окна круглые, двери овальные — как на корабле. Подходят люди в голубых комбинезонах, разговаривают с нами, отходят. У всех на груди — "кружки". Зовут в одну из дверей, показывают фантастический фильм: полеты без крыльев, механические рабочие, все люди красивы, вместо ручного труда — физкультура. Опять выходим на веранду. Садимся за столик, рассказываем хозяевам о нашей жизни. Когда они узнают, что меня из-за украденного значка строго наказали, мне тут же приносят целую пригоршню таких же "кружков". Я говорю, что подделка не годится, но мне доказывают, что все значки — подлинные. Подают лупу. Да, действительно: вся эмаль просвечивает мелкими звездочками, как водяными знаками — это не подделаешь. И номер на всех значках один и тот же — мой. Они спрашивают, что означает слово "украденный".

И тут выясняется, что гости не мы, а они. Во время разговора начинает дуть ветер, но не порывами, как ему положено, а ровно и с постоянным усилением. Оказывается, мы незаметно полетели. Мои друзья смеются моему удивлению и говорят, что, пока я ездила в Академию и отбывала наказание на низовой работе, они нашли в лесу свой Неузнанный Атмосферный Объект и называют его теперь Летающей Шляпой. Я соглашаюсь: "Да, похож" и сомневаюсь: "А не шпионы ли они?" Друзья говорят, что этого подозрения наши гости тоже опасаются, попадали в переделку, их несколько раз пытались сбивать, поэтому они знакомятся только с теми, кто приходит к ним в лес. Сами они не земляне, их корабль — на орбите, очень большой.

Интересная особенность, Вася. Я сразу вспомнила тут свой первый сон и легко поняла, о чем они говорили, стала расспрашивать об устройстве корабля, о навигации и весьма этим удивила друзей: "Ты где же, комсомольская богиня, нахваталась таких терминов?" А я отвечаю: "Во сне". И красный флаг на куполе развевается.

А потом — несуразица. Они привозят нас в город и улетают. Алеша провожает меня домой, дерется с какими-то хулиганами, то ли налетчиками, у дома берет меня за руку, но я отказываюсь его впустить, и он уходит. Я захожу в свою комнату, сажусь на табуретку (опять табуретка!) между кроватью и газовой плиткой, смотрю на улицу и вдруг замечаю, что оконное стекло треснуло, а краска на подоконнике облупилась. Из-за этого у меня вдруг так портится настроение, что я открываю оба крана у газовой плиты и ложусь на кровать.

Дальше — весело. Уже засыпаю, как вдруг вламывается в закрытую дверь мой друг Коля, выключает газ, открывает окно, приводит меня в чувство пощечинами, заявляет, что он знает, чего мне надо, раздевает меня, раздевается сам, и — мне все это очень нравится.

Надо честно сказать, Вася, что в ту ночь я перед сном особенно скучала по тебе. Наверно, потому и приснилось все шиворот-навыворот.