Глава шестидесятая

На песчаном берегу оказывается куда меньше народа, чем я того ожидала. Это момент перерыва между двумя малыми заездами, и на пляже только те кабилл-ушти, которые участвуют в следующем заезде. Все зрители, которые незадолго до того находились внизу, уже толпятся на утесах, подбираясь к краю обрыва настолько близко, насколько у них хватает храбрости. Небо над ними очистилось и теперь такое темно-темно-синее, каким бывает только в ноябре, а океан справа от меня выглядит как ночь.

Я не могу думать о том, что вскоре и мне придется скакать бок о бок с другими; если начну об этом думать, я не сдвинусь с места.

Я быстро нахожу стол распорядителей бегов — он стоит под прикрытием утесов; двое мужчин в шляпах-котелках сидят за ним, а на столе лежат свернутые, дразняще разнообразные цвета бегов.

Я торопливо шагаю по песку и подхожу к столу как можно ближе, чтобы не пришлось повышать голос.

— Мне надо получить мои цвета, — говорю я.

Я узнаю человека справа; он обычно сидит рядом с нами в церкви Святого Колумбы.

— Для вас ничего не осталось, — отвечает второй распорядитель.

Он складывает руки на стопке тканей.

— Простите, не поняла? — вежливо произношу я.

— Ничего не осталось. До свидания. — Он поворачивается ко второму распорядителю и говорит: — Что вы думаете об этой погоде? Сегодня достаточно тепло.

— Сэр, — окликаю я его.

— Я бы не стал жаловаться на жару, это уж точно, но мошкары наверняка не будет, — отвечает второй.

— Вы не можете просто сделать вид, что меня здесь нет, — говорю я.

Но они могут. Они продолжают говорить о пустяках, игнорируя мое присутствие, пока я наконец не проглатываю свои гнев и унижение и не сдаюсь. Я говорю им, что они — настоящие мерзавцы, но они и на это никак не реагируют, и я возвращаюсь обратно той же дорогой. На полпути к утесам я сталкиваюсь с Гэйбом. Ветер превратил его волосы в настоящее воронье гнездо.

— А где твои цвета? — спрашивает он.

Мне совсем не хочется признаваться ему в поражении, но приходится.

— Они не хотят давать их мне.

— Не хотят?!

Я складываю руки на груди.

— Да неважно. Буду скакать так, без цветов.

Но это все же важно. Пусть и не очень.

— Пойду-ка я сам поговорю с ними, — заявляет Гэйб.

Мне приятно видеть его праведный гнев, хотя я и не думаю, что он чем-то поможет. Но иногда помогает уже то, что кто-то разделяет твои чувства, — это просто глупо!

Я наблюдаю за тем, как Гэйб подходит к столу, но уже по лицам распорядителей, смотрящих на него, мне понятно, что и он другого ответа не дождется. Я повторяю себе, что это не имеет значения. Незачем быть похожей на них. Незачем становиться одной из них.

— Чтоб им… — говорит Гэйб, вернувшись. — Глупые индюки!

Кто-то неподалеку от нас кричит, что все, кроме заявленных участников, должны покинуть пляж, потому что скоро уже начнется последний заезд.

То есть наш.