Глава сорок шестая

Когда мне было восемь лет, октябрьский ветер как-то раз принес такой шторм, который закружил море водоворотом вокруг Тисби. За несколько дней до того, как начался дождь, тучи теснились на горизонте, а океан выпрыгивал на скалы, жадно стремясь к теплу наших домов. Моя мать вскрикивала и закрывала глаза, когда дранка на крыше выбивала дробь, словно стучащие зубы. Я слышал, как она плакала у окна еще до того, как тучи добрались до острова. Это было до наступления весны, до прихода следующего октября, до того, как поток унес ее на материк, а взамен дал моему отцу Корра.

Когда опустилась тьма, отец открыл дверь и вывел меня из дома в просоленную ночь. Луна была круглой, полной, дерзкой. Пляж, куда пришли мы с отцом, выглядел плоским и похожим на стекло, и во влажном песке отражалась луна. Океан тянулся к нам, тянулся к нам, тянулся к нам, и от этого зрелища у меня болело сердце.

Отец подвел меня к расщелине в утесе. Нам пришлось карабкаться через огромные камни, чтобы добраться до ее конца, до самой глуби пустоты в утесе, куда много лет назад яростное море выбросило одинокую белую раковину и кость человеческой ноги. Здесь было темно, и луна не могла нас видеть, хотя мы видели ее. Пляж раскинулся внизу под нами.

Я не помню, чтобы отец велел мне вести себя потише, но я молчал и старался не издавать ни звука. Луна ползла по небу, прилив медленно поднимался все выше. Прибой был безумно бурным и пенистым.

Они вышли вместе с высокой водой. Луна освещала длинные линии пены, когда волны набегали, и набегали, и набегали на берег, а когда они наконец разбивались о песок, кабилл-ушти выходили на берег вместе с ними, слегка спотыкаясь. Лошади энергично встряхивали головами, чтобы избавиться от соленой воды. Когда они начали выходить из океана, отец стиснул мою руку так, что у него побелели костяшки пальцев.

— Замри, — только и сказал он мне...

Но я и так уже застыл, как камень.

Кабилл-ушти катались по песку, затевали мелкие стычки между собой и взбрыкивали, отряхивая морскую пену с грив и воду Атлантики с копыт. Они громко кричали, обращаясь к тем, кто еще оставался в воде, — это был высокий вой, от которого у меня волосы вставали дыбом, а по коже ползли мурашки. Они были стремительны и опасны, дики и прекрасны. Эти лошади были огромны, в них соединились океан и наш остров, и именно тогда я полюбил их.

И вот сейчас, под темно-синим небом, мы с Пак вели моего жеребца на утесы. Выражение лица Пак было упрямым и бескомпромиссным, девушка была полна отваги, как маленькая лодочка в неспокойном океане. А над нами висела все та же полная луна, освещающая океан, — та же, что и многие годы назад.

Я помню руку отца, крепко сжимающую мое предплечье. «Замри».

Пак стоит рядом с Корром, глядя на него снизу вверх.

Мне хочется, чтобы она полюбила его.